Наказание для творца

1.

Он создал замок.

Высокие башни из серебристого камня, окна — витражные, играющие светом. Сад, где вечный закат плавно стекал по лепесткам цветов. Люди ахнули, когда впервые вошли внутрь. Кто-то заплакал. Кто-то встал на колени. Он улыбался. Это было ради них.

А потом пришли просьбы.

— Здесь сквозняк, — сказали одни.

— Стекло мутнеет, нужно мыть, — пожаловались другие.

— Отопление не работает на третьем этаже. Ты мог бы…?

Он чинил. Мыл. Заменял. Чистил. Платил по счетам, потому что замок же его. Хоть и создал он его для них.

Он построил машину.

Идеальную. Её рёв был музыкой, форма — поэзией. Она не ехала — она плыла, как мысль.

Люди стояли в очереди, чтобы просто прикоснуться.

А потом:

— Масло течёт, — сказал мужчина с темным пятном на ботинке.

— Ты разве не меняешь фильтры? — спросила женщина с упрёком.

— Плохо держит дорогу на льду, — буркнул кто-то, уходя.

Он снова чинил. Настраивал. Переписывал прошивки. Сидел в гараже до рассвета. Потому что это была его машина. Хоть и дал он её им. А они выдумывали правила движения.

Он нарисовал картину.

На ней — нечто странное: слёзы, превращающиеся в лестницу к солнцу. Люди молчали, разглядывая. Один человек заплакал. Другой обнял соседа. Он думал, что теперь может уйти.

Но нет.

— Почему лестница к солнцу, а не к луне? — спросил критик.

— Это оскорбляет тех, кто не плачет, — возмутилась женщина.

— Пыль на раме, неуважение к искусству, — сказал пожилой куратор.

Он смахивал пыль. Писал пояснительные тексты. Давал интервью. Извинялся. Потому что это была его картина. Хотя он отдал её им.

И вот однажды он отказался.

Сказал:

— Я создал. Вам. Я не обязан это всё обслуживать. Давайте-ка уже сами. Я — творец, не слуга.

Люди посмотрели на него с холодом.

— Гордыня.

— Безответственность.

— Эгоизм.

Они отвернулись. Замок заперли. Машину разобрали. Картину убрали в архив. Остались только упрёки: "плохой творец", "подвёл", "возомнил себя". Он стал врагом.

Он ушёл. Один, налегке.

И снова творил. Но уже — для себя.

И там, где никто не требовал, не указывал, не обязывал, — рождалось нечто странное, дикое, великолепное. Чистое. Ведь наказание для творца — не быть забытым.

А быть обязанным.

2.

Он долго шёл. Через леса, где птицы пели только ему. Через поля, где ветер вспоминал его имя. Он не знал, зачем идёт назад — только чувствовал: что-то изменилось.

Там, где раньше был замок, теперь стояла крепость.

Форма осталась. Башни, окна, сад — всё напоминало его творение. Но что-то было не так. Камень был гладким, слишком правильным. Сад — симметричным до абсурда, как будто природу подогнали под чертёж.

Витражи остались, но в них больше не играл свет — только отражение пустоты.

Он вошёл.

И увидел того, кто теперь правил этим местом.
Не строил. Не рисовал. Не создавал.

Он приказывал.

— Здесь ты поставишь колонну. Ты — распишешь потолок. А ты — займись формой для новых окон. Помни: в стиле великого творца. Мы должны быть верны его духу.

Люди кивали. Работали...

И любили того, кто приказывает.

Ссорились из-за оттенков и форм, соответствия чертежам проекта. Кто-то пытался предложить своё, и тогда командный голос становился льдом:

— Тоже мне, творец тут нашёлся. Хочешь повторить его ошибку?

Имя его — творец — стало клеймом.

— Вот опять как тот…

— Не будь как он.

— Помни, чем он кончил.

Картины стали похожи одна на другую. Лестницы шли только к солнцу в одном крыле бывшего замка. И к луне - в другом.

Машины были надёжны, но без музыки. Крепости были со строгим уставом службы и наставлениями по обслуживанию.

Он прошёл по улицам. Люди не узнали его. Он был старше, тише, без славы. Он видел лица — уставшие, ровные, одинаковые. Никто больше не ахал. Не плакал. Не стоял на коленях.

Он подошёл к девушке, что смахивала пыль с копии его картины.

— Тебе нравится?

— Это надо делать, — пожала плечами она. — Тогда чисто и красиво. Правильно. Нас так учили... А вот тут я бы перерисовала... но некогда.

Он хотел сказать: я её нарисовал. Но не сказал. Не осмелился. Он стал символом ереси. Его имя — страшилка для детей и проклятье для вольнодумцев.

Он поднялся на холм и посмотрел на город.
Подметенный. Аккуратный. Без жизни. Но его город.
Его не победили. Его забыли, и это было хуже.

И всё же… в одном окне он заметил странный свет. Цвета не поддавались описанию. Они жили. Там кто-то творил — по-настоящему. Потихоньку. В страхе, что его заставят смахивать пыль с творения.

Он улыбнулся.

Значит, не всё потеряно.