Напомнить

Профессор Вагин зашел в лабораторию со старинным телефоном в руках. В глазах его плясали чертинки.

— Знаешь, Миша, похоже мне все-таки удалось! — он поставил на стол своего сына телефон и огладил витой телефонный шнур.

— Что удалось, папа? — покорно спросил Вагин-младший.

За окном шел снег, хотелось кофе и спать, а не выслушивать очередную завиральную теорию.

Отец был стар, очень стар. Настолько, что последние пять лет руководил лабораторией, да и всем институтом он — Вагин-младший. Но отец продолжал числиться в штате. Почетный член, профессор, лауреат и так далее. И что бесило гораздо больше, сотрудники продолжали относиться к отцу, как к начальнику лаборатории. Та же Леночка, если что-то случалось, мчалась к нему: Иван Григорьевий, Иван Григорьевич…

— Установить связь с прошлым. Пока еще нестабильную, но лиха беда начало! — Иван Григорьевич подошел, и как в детстве взъерошил Михаилу волосы на затылке. — Пока еще удастся лишь один контакт, и я хотел, чтобы именно ты присутствовал при это, так сказать, эпохальном событии.

Михаил стоял лицом к окну, потому позволил себе страдальчески закатить глаза и лишь потом обернулся, нацепив на лицо доброжелательную улыбку.

Иван Григорьевич поднял трубку неподключенного никуда телефона. Руки у него крупно дрожали.

«Совсем сдает старик», — со смесью жалости и брезгливости, подумал Вагин-младший, — «Надо все-таки убирать его из института, пока чудить не начал».

Иван Григорьевич набрал номер. И из трубки, прекрасно слышимые даже на расстоянии, полились густые, как сироп, гудки.

— Але! — донесся сквозь треск и помехи какой-то полузнакомый мальчишеский голос. — Але, говорите!

— Мишенька! — сказал вдруг Иван Григорьевич, — Мишенька, у тебя Олимпиада по физике сегодня! Ты просил напомнить!

— Папа? — связь потрескивала, эфирные помехи, казалось заполняли всю лабораторию. Голос в них плыл и дробился.

Но Михаил вдруг сцепил ладони покрепче, чтобы они не задрожали, как у отца. Потому, что он вспомнил. И этот голос и номер, который набирал Иван Григорьевич. И о том, как он чуть не проспал Олимпиаду по физике, если бы не звонок отца.

— И еще Мишенька, — голос Ивана Григорьевича окреп, — помни, что у тебя все получится. И… — Иван Григорьевич воровато оглянулся на Михаила, но все же полушепотом закончил, — и я тебя люблю!
— Папа! — мальчишеский голос в трубке вспыхнул радостью. — Спасибо и я….

Связь оборвалась.

Иван Григорьевич еще немного послушал тишину в трубке, а потом бережно, как хрустальную, положил ее на рычаги.

— Ну вот, — торжественно и спокойно сказал он, — теперь все.

— Я помню этот звонок, — охрипшим голосом сказал Михаил, — я правда помню тот звонок!

И именно из-за него впоследствии я стал….

— Да, — Иван Григорьевич отошел к окну, рассматривая снежинки, кружившиеся на фоне оранжевых корпусов института, голос его подрагивал, — ты мне рассказывал. А я тогда забыл про твою Олимпиаду и про то, что иногда тебе нужно было говорить.