Народное ополчение

Легкий ветерок неспешно скользил по пустынным улицам, луна скрывалась за облаками.

Полночь настала, и городская суета растворилась в тишине.

Скрип...

На пустынной, залитой мраком улице внезапный звук тормозов прозвучал громче, чем обычно. Под мерцанием красно-синих отблесков полицейских мигалок старенькая Сантана с блестящим синим полицейским гербом выглядела особенно внушительно.

— Что за шум? — недовольно буркнул кто-то из машины.

— Капитан, кажется, что-то происходит, — быстрым тоном отозвался молодой полицейский Сяо Чжан. Он поспешно распахнул дверь автомобиля и бросился к тротуару за ограждением.

— Чёрт! — выругался капитан Ли, мгновенно покидая машину. Его рука уверенно легла на ремень, где покоилась кобура. Тем временем Сяо Чжан уже был почти лицом к лицу с подозрительной фигурой.

— Не двигайся! Руки за голову! — выкрикнул он.

Хлоп!

Тень перед ним вздрогнула и молча подчинилась. Руки послушно легли на затылок, а из рук выпал какой-то свёрток.

Судя по телосложению, это был мужчина ростом около 175 сантиметров, с плотным телосложением. По внешнему виду — обычный взрослый человек. Но появление в столь поздний час на этом перекрестке, да ещё и с таким поведением, явно не сулило ничего хорошего.

Сяо Чжан внимательно изучал спину мужчины, готовый к любому неожиданному движению. Услышав за собой уверенные шаги, он почувствовал себя спокойнее — капитан Ли с его заряженным оружием уже был рядом.

Лёгкий хлопок по плечу заставил Сяо Чжана сработать слаженно. Сжимая в руке телескопическую дубинку, он медленно обошёл мужчину, чтобы взглянуть ему в лицо.

На вид примерно сорок лет, внешность ничем не примечательная, как и одежда. Однако взгляд Сяо Чжана быстро переместился вниз, на упавший красный пластиковый пакет.

Открытый край пакета приоткрывал содержимое — слой за слоем жёлтая бумага, а среди неё что-то золотистое...

— Всё ясно, — тихо произнёс капитан Ли, едва взглянув на уголок бумаги, и с ноткой раздражения бросил. — Сяо Чжан, чего так всполошился?

Затем он повернулся к мужчине, который всё это время молча стоял с руками на затылке.

— Послушай, такие вещи, конечно, у нас в стране не приветствуются, но мы всегда относимся к этому с уважением. Ты зачем так прячешься? Разве это нужно?

Мужчина опустил руки, облегчённо выдохнул и, смущённо почесав затылок, пояснил:

— Первый раз, знаете ли... немного неловко.

— Судя по акценту, ты местный. Так в чём же дело? — капитан Ли с лёгким удивлением указал рукой на перекрёсток.

— Ну, это... — мужчина замялся, затем протянул руку и спросил. — У вас сигаретки не найдётся? Я свои забыл взять.

— Ага, так тут целая история! — улыбнулся капитан, достав сигарету и протянув её мужчине. Сам он тоже закурил, зажигалка щёлкнула, и он с лёгкой усмешкой добавил. — Ну, рассказывай.

— Не надо, я сам, — мужчина достал из кармана зажигалку, прикурил, глубоко затянулся, а затем, выпустив облако дыма, заговорил:

— Вчера мой прадедушка вернулся.

— Твой прадедушка? И ты из-за этого среди ночи...

— Не перебивай, слушай до конца, — строго остановил капитан Сяо Чжана, подумав, что молодёжи ещё нужно учиться выдержке.

— Когда я был ребёнком, мой второй дедушка рассказывал, что прабабушка, умирая, всё вспоминала о нём. Тогда он ушёл на войну, чтобы прикрыть других, и с тех пор прошло уже семьдесят-восемьдесят лет. А теперь он наконец-то вернулся. Так я решил, что должен с ним как-то поговорить.

Капитан Ли и Сяо Чжан переглянулись. В их головах возник один и тот же образ. Семьдесят-восемьдесят лет назад, когда страна была охвачена войной, это место, где они сейчас стояли, хоть и не было стратегически важным пунктом, тоже не избежало разрушений.

Мужчина наклонился, поднял пластиковый пакет и медленно направился к перекрёстку. Теперь, когда он выговорился, его движения стали более уверенными. В пакете было не так много вещей: пачка жёлтой бумаги, несколько золотистых "монет" в форме юаней, а также немного фруктов.

Он аккуратно выложил всё это в угол перекрёстка, и зажёг жёлтую бумагу.

— Прадедушка, получи деньги! — сказал он, глядя на пламя.

Огонь разгорелся, и горящая бумага, кружа, поднималась вверх, превращаясь в дым, растворяющийся в ночном небе.

———

В начале ноября 1938 года
Южная часть города

Скрип!

Деревянная дверь резко распахнулась. В узкий дверной проём вошёл худощавый юноша лет шестнадцати-семнадцати и, переступив порог, громко крикнул в сторону двора:

— Мама, где отец?

— Тише ты, не ори!

Из одного из боковых помещений двора быстрым шагом вышла женщина лет сорока с небольшим. На руках у неё был ребёнок лет четырёх-пяти. Она тревожно посмотрела в сторону главного дома и с укором обратилась к сыну, который стоял в дверях, весь в поту.

В их положении следовало быть осторожными. Семья арендовала дом, и приходилось постоянно ходить на цыпочках, чтобы не вызвать недовольства хозяина. Особенно после того, как в прошлом году в соседнем посёлке японцы устроили резню прямо на рынке, убив больше сотни людей. С тех пор хозяин дома стал ещё более нервным и подозрительным. Любой шум или лишнее движение были поводом для недовольства.

— Отец в городе. Что случилось?

— Я только что слышал от учителя, что японцы уже пересекли Хуанхэ. Говорят, через пару дней они будут здесь, — юноша подошёл ближе и шепнул матери на ухо.

— Ну и пусть. Что это меняет? Мы — простые люди, беднее некуда. Какая им от нас польза? — с явным равнодушием ответила женщина.

Она не видела смысла беспокоиться: у них не было ни имущества, ни земли. Даже дом был не их. Они жили настолько бедно, что даже нищие старались обходить их стороной. Какая выгода могла быть японцам от их семьи?

— Ты... эх, — юноша покраснел от негодования, с трудом перевёл дыхание, затем спросил:

— Ты помнишь, что было два месяца назад на рынке в деревне Суньцзя?

— Конечно, помню. А что? Чего ты об этом заговорил?

— В тот день, когда был рынок, японцы сожгли все дома. А южная часть деревни — там, где была яма, — вся была залита кровью.

Женщина пошатнулась. Ребёнок едва не выскользнул из её рук. На её потемневшем лице проступило смертельное бледное пятно.

— И ещё... я слышал, что Ли Цайти вернулся. Да не просто так, а с японцами, — добавил юноша, снова склонившись к матери.

— Быстро иди за отцом! Пусть он пойдёт к деду Сюцаю поговорить. Мы ведь с ним одной фамилии, может, хоть чем-то поможет, — теперь женщина действительно встревожилась.

Ли Цайти был известен как глава банды, которая в своё время безжалостно грабила, жгла и убивала. Командир ополчения тогда выделил силы на его ликвидацию, и все думали, что он давно мёртв. Но теперь...

С японцами за спиной он, без сомнения, станет ещё более дерзким и беспощадным.

Этот проклятый мир... Быть бедным совсем не означало, что ты не представляешь интереса. Предатели и бандиты всегда находили способы использовать людей. Нет денег? Не беда. Война — иди на передовую. Не война? Отлично, есть тяжёлая работа, и платить за неё не придётся.

— Не нужно, я уже ходил, — произнёс мужчина, появившийся из дома.

— Муж, может, нам лучше бежать? — взволнованно спросила женщина.

— Куда? — ответил ей сын, глядя на скорбное лицо отца. — Сегодня я подслушал разговор учителя: вся страна воюет. Куда убежит такая большая семья, как наша?

Женщина перевела взгляд на мужа. Он сидел на пороге, будто раздавленный тяжестью ситуации. Мужчина мельком посмотрел на сына, который уже был ему по росту, затем перевёл взгляд на младшего, которого держала жена.

Он хотел пойти воевать. С того самого дня, когда услышал о резне на рынке, он не мог избавиться от этого желания. Но...

Тяжёлый вздох. Мужчина ничего не сказал. Он опустил голову, достал трубку и начал набивать её табаком. Только руки его заметно дрожали.

Есть старая поговорка: "Дети из бедных семей рано взрослеют".

Молодой человек заметил этот взгляд отца, полный беспомощности и горечи, когда тот смотрел на младшего брата. Он понял, что отец, да и вся их семья, в точности соответствуют словам учителя: "Мы, словно щепка в бурном потоке, не можем ничего изменить".

Из комнаты, откуда только что вышла мать, донёсся шум. Все трое — отец, мать и сын — инстинктивно обернулись. На пороге стояли две девочки, старшая и средняя дочери.

Сердце молодого человека болезненно сжалось. Он вспомнил рассказы беглецов о зверствах японцев, которые не щадили ни женщин, ни детей.

В тот момент в голове всплыли слова, которые он недавно подслушал у окна, когда учитель произнёс: "Когда родина погибает, это вина каждого. А у нас нет дома, если нет земли".

Прошлогодняя резня в Наньчжене, а теперь и резня на рынке в Суньцзя — эти трагедии были так похожи между собой. Чем провинились те люди? Чем они заслужили такую жестокость?

"Родина... Родина!" — эхом прозвучало в его сознании.

Он вдруг осознал: сначала должна быть страна, а потом уже дом. Если сейчас ничего не сделать, то в какой-то момент придётся стоять и смотреть, как вся семья погибает один за другим. И что тогда? Подобно Лю Цзыфу, который в отчаянии взял косу и ринулся на врага?

Брат и сестры ещё малы, родители уже пожилые. Отец не может идти, но он сам — он может! Если капитан Цзинь, женщина, смогла с железным жезлом сражаться с японцами, то почему он не может?

— Отец, мама, я хочу пойти воевать с японцами, — твёрдо произнёс он.

На этот раз его голос звучал уверенно, но тихо, понимая, что в нынешней ситуации в округе лучше не поднимать шум. Тем не менее, в его словах была такая решимость, что они не могли остаться неуслышанными.

— И что ты сделаешь? Бросишься грудью на амбразуру? — саркастично бросил отец.

— Да, если нужно брошусь! — твёрдо ответил юноша.

С этими словами он упал на колени и трижды ударил лбом о пол. От сильных ударов на лбу сразу вздулся большой синяк.

— Отец! Мама!

Его голос задрожал, слова застряли в горле. Он не мог продолжить. Отец уже немолод, младшие братья и сёстры ещё малы. Когда-то они всей семьёй бежали из родного места, чтобы не стать рабами у землевладельца. Отец и мать, преодолев многое, наконец-то нашли относительно спокойное место. А теперь...

Нет, он не может позволить себе сидеть сложа руки. Если прогнать японцев, он сможет вернуться, работать и заботиться о родителях. Да, он вернётся!

Переступив порог, он услышал за спиной хриплый плач матери. Отца он не слышал. Наверное, тот всё ещё молча курил свою трубку. Юноша боролся с желанием обернуться, но стиснул зубы, сделал шаг вперёд...

И вдруг почувствовал, как кто-то потянул за край его одежды.

— Брат!

Сзади раздался тонкий детский голос. Юноша сжал зубы ещё крепче, его глаза покраснели. Он начал снимать своё пальто. Это была зимняя одежда, на которую родители копили целый год, чтобы сшить для него. Это была его самая ценная вещь.

Не оборачиваясь, он протянул пальто назад и с дрожью в голосе сказал:

— Младший брат, отец уже стар, мать должна заботиться о брате и сёстрах. Теперь ты — опора нашей семьи.

Он глубоко вдохнул, затем добавил:

— Отец, мама, когда я прогоню японцев, я вернусь, чтобы заботиться о вас. Ждите меня!

После этих слов он, оставшись в лёгкой куртке, бросился бегом в сторону городского училища.

…

В начале декабря 1938 года, военные действия продолжались по всей стране.

10 января 1939 года, в сумерках, командир 386-й бригады 129-й дивизии, Чэнь Гэн, вместе с 688-м полком 115-й дивизии, достиг района западной части провинции Шаньдун. В ту ночь они совершили дерзкий ночной налёт на уезд Гаотан. Бой длился до самого рассвета следующего дня...

15 августа 1945 года, в день объявления капитуляции, японские войска, дислоцированные в уезде Гаотан, в панике подожгли город и бежали.

7 сентября 1945 года в уезде было образовано народное демократическое правительство.

———

На перекрёстке, под лучами блеклого света, догорала жёлтая бумага, и с каждой минутой прохожих становилось всё меньше.

Рядом с тлеющими остатками бумаги мужчина задумчиво произнёс:

— Вчера мне снился сон. Дорога из утоптанной земли вела сквозь заросли дикой травы. В траве витал дым, а вокруг беспорядочно лежали изуродованные тела...

Он сделал паузу, будто пытаясь проглотить осевший в горле комок.

— Я не видел, что лежало на носилках, но я знал — там был мой прадедушка. Он... вернулся.

Мужчина говорил тихо, глядя на пустынный перекрёсток, словно вспоминал, но одновременно объяснял свои слова двум полицейским, стоявшим рядом.

Повисла долгая тишина, нарушаемая лишь треском разлетающихся углей. Когда огонь окончательно угас, мужчина взял деревянную палку и, покопавшись в пепле, чтобы убедиться, что больше нет искр, поднялся.

— Ну, всё. Если ничего больше не нужно, я пойду.

Он посмотрел на полицейских с лёгкой улыбкой.

— Иди, иди! Что, ещё и провожать тебя? У меня, между прочим, патруль, — недовольно откликнулся капитан Ли.

Когда мужчина уже пересёк перекрёсток, младший полицейский, Сяо Чжан, вдруг окликнул его:

— Эй, а как звали вашего прадеда?

Мужчина на мгновение остановился, обернулся через плечо и с горькой усмешкой ответил:

— Его фамилия была Ду. Пришёл он в этот мир чистым, а ушёл, не оставив ничего, кроме этой фамилии.

Он помолчал, а потом добавил, покачав головой:

— Знаете, если бы он не был моим родным прадедом, то, скорее всего, даже эта фамилия бы исчезла.

Мужчина снова пошёл вперёд. Его фигура постепенно скрылась за зданиями, так, словно его никогда и не было.

Капитан Ли стоял неподвижно, глядя на пепел у перекрёстка. Его осанка была выпрямленной, как у солдата, а рука поднялась в честь того, что он делал уже бесчисленное количество раз за свою жизнь — он отдал честь.

Честь — всем тем, кто отдал свою жизнь за Родину.

Честь — всем героям, жившим в разные эпохи.

Жёлтый свет светофоров на перекрёстке спокойно мигал. Было уже раннее утро.

На юго-востоке, примерно в семистах метрах, когда-то была река, которую называли Защитной, а позже — Счастливой. Теперь на её месте стоял жилой комплекс, построенный семь-восемь лет назад. Когда-то здесь японцы привязывали мирных жителей и бросали их в воду, чтобы ради забавы смотреть, как долго они смогут продержаться.

На востоке, примерно в тридцати ли, на провинциальной дороге, японские солдаты закопали тела четырёх мирных жителей, чтобы засыпать разлом и пропустить танк.

На северо-востоке, в десятке ли отсюда, где теперь оживлённая коммерческая улица, двоих жителей облили бензином и подожгли на глазах хохочущих оккупантов.

На севере...

Сейчас люди в своих домах, возможно, погружены в сны. Но знают ли они, что их маленький городок когда-то видел человека, который с одной лишь косой сражался с врагом?

Знают ли они, что несколько десятков людей голыми руками бросались на вооружённые отряды японцев, чтобы отомстить за своих близких?

Знают ли они, что сотни мужчин и женщин отдали свою жизнь, ни разу не пожалев о своём решении?

Знают ли они, что тысячи людей, несмотря на танки и самолёты врага, не отступили ни на шаг?

Знают ли они, что десятки тысяч просто не пережили того времени?

Старая Сантана снова завелась.

Внутри машины зазвучала песня:

— "Под алыми знамёнами наши песни звучат громче ветра,
Мы поём о нашей родине, что идёт к расцвету..."

Сначала пел только капитан Ли, его голос звучал мощно и уверенно. Затем к нему присоединились два молодых голоса. Пусть они пели не в попад, но было в их пении что-то глубокое, пробирающее до самой души.

— "Широка и красива наша земля,
Это наш любимый дом.
Героический народ восстал,
И мы едины, как сталь..."

А знаете... В детстве, когда семья была бедна, мясо могли есть лишь раз в год, да и то не всегда. Но была одна странная вещь: иногда в доме появлялось мясо осла или его внутренности.

Только в Гаотане его называли не ослиным мясом. Его называли "мясом японцев".

И самым радостным событием для детей тогда было съесть "мясо японцев".

Вы можете назвать это проявлением "духа акьюизма", но я думаю, что старшие тем самым хотели нам сказать: "Кровавые долги можно оплатить только кровью".