Бутылка с глухим стуком опустилась на стол. Логан отхлебнул еще пива, наблюдая, как Бобби неуклюже затягивается сигаретой. Парень закашлялся, глаза заслезились, но продолжил курить.
— Эй, Снежок, полегче, — хмыкнул Логан. — Не обязательно всё за один день осваивать.
— Отстань, — буркнул тот в ответ, делая большой глоток пива.
Джин вздохнула, ставя на стол поднос с кофе.
— Логан, не надо. Он и так... — она не закончила, забрав банку у Бобби. — Хватит с тебя.
— Мам, — неожиданно огрызнулся Айсмен, но тут же замолчал.
Скотт молча сидел у окна, постукивая пальцами по столешнице. Когда-то он бы уже отчитал их всех, но сейчас...
— Как думаете, скоро они прибудут? — вдруг спросил он, не поворачиваясь.
— Кто? — Логан нахмурился.
— Они. Остальные. С той стороны.
Бобби затушил сигарету в пепельнице:
— Не знаю. Может, пара дней? Неделя?
— Да какая разница, — Логан махнул рукой. — Придут и придут.
Тишину нарушил хруст вскрываемой банки пива. Бобби грустно улыбнулся:
— Знаете, я думал, после Стражей ничего хуже уже не будет. А тут...
— Не думай, — посоветовал Логан. — Просто пей.
Джин села рядом с Бобби, положив руку ему на плечо.
— Знаете, — она помолчала, подбирая слова, — я чувствую всех в этом доме. Сейчас. Каждый из нас... мы как будто побывали в другом измерении. И я не про физическое перемещение. Орро наверху молится. Впервые за все время, что я её знаю. Китти звонит родителям четвертый раз за час, хотя обычно созванивается раз в месяц...
— И что, по-твоему, мы должны делать? — спросил Скотт, не оборачиваясь от окна. — Притвориться, что ничего не произошло?
— Нет, я просто... — Джин откинула рыжие пряди со лба. — Помните тот раз, когда Стражи впервые напали на школу? Когда мы думали, что все потеряно? Тогда вы все были рядом, и это помогло. Может, и сейчас так же? Просто побыть вместе, не пытаясь все это... осмыслить.
Бобби хмыкнул, допивая пиво:
— Да уж, осмысли тут. Чувак с другой планеты воскресил Скотта как будто заказал пиццу. А эти... биджу? Они вообще что? Боги? Демоны? Покемоны размером с небоскреб?
— Уже есть версия с покемонами? — Логан усмехнулся. — Я ставил на Годзиллу.
— Вы вообще слышите себя? — Джин устало потерла виски. — Мы шутим про это, пьем пиво, курим... Как будто это обычный вечер после патруля. А ведь они придут. Сюда. Сотня человек и девять... существ.
— Вот именно поэтому и пьем, рыжая, — Логан покачал бутылкой. — Потому что когда они придут, шуточки кончатся. Профессор с Магнето там наверху строят планы, а мы... мы просто люди. Ну, почти люди. И нам надо как-то с этим жить.
Скотт наконец повернулся, сел за стол, откупорил пиво:
— Я вспоминал, когда в последний раз чувствовал себя... беспомощным. Наверное, в детстве, когда не мог управлять оптическими лучамм. И вот сейчас... Я контролирую свою силу, но не могу контролировать происходящее вокруг.
— Эй, Циклоп, — Логан легко толкнул его локтем, — ты же понимаешь, что мы про одно и то же говорим? Все мы. Орро молится, Китти звонит домой, снежок тут впервые пьет и курит, ты философствуешь, а я... ну, я всегда пью.
— И что это значит? — Бобби наклонился вперед.
— Это значит, что мы все в одной лодке, малыш, — Логан пожал плечами. — И либо мы выплывем вместе, либо... Ну, ты понял.
Джин встала, прошлась по кухне, остановилась у окна рядом со Скоттом:
— Помните, как было просто? Злодей недели, спасение мира до обеда, тренировки после... А теперь я даже не знаю, враги они или союзники. И главное — если это союзники, то от чего или от кого мы будем защищаться?
— От самих себя, наверное, — неожиданно сказал Бобби. — От нашего страха.
Все замолчали. Холодильник продолжал гудеть, часы на стене отсчитывали секунды. За окном окончательно стемнело, и кухню освещал только неяркий свет над плитой. Никто не спешил расходиться — было в этой тишине что-то утешительное, почти семейное.
— Знаете что, — Логан открыл еще одну бутылку, — давайте договоримся. Что бы ни случилось, когда они придут, мы остаемся собой. Людьми Икс. Семьей. Как там говорил профессор? "Защищать мир, который нас боится и ненавидит"? Ну вот, будем защищать. От кого — потом разберемся.
Скотт кивнул, поднимая свою бутылку:
— За Людей Икс?
— За нас, — поправила Джин, и все подняли свои напитки в неуклюжем тосте.
Где-то наверху скрипнула половица, послышались шаги. Очевидно, кто-то еще не мог уснуть этой ночью. Но на кухне царило странное спокойствие — как перед бурей, но уже с пониманием, что эту бурю они встретят вместе.
***
Тиканье настенных часов было единственным звуком в темной спальне. Джин лежала на боку, спиной к Скотту, обнимая подушку. Простыня была скомкана у ног, одеяло сползло набок. Она чувствовала, как матрас едва заметно колеблется от дыхания Скотта — слишком уж ровного, чтобы он действительно спал.
— Мм, — негромко протянула она, повернув голову к плечу, — жарко...
Скотт зашевелился, его рука неосознанно коснулась её спины.
— Открыть окно?
— Нет... — Джин медленно перевернулась, оказавшись лицом к нему. В сером свете от уличных фонарей его глаза казались почти черными. — Просто не могу заснуть.
Она придвинулась чуть ближе, невесомо касаясь коленями его ног под одеялом. Её пальцы нашли край его футболки, играя с тканью.
— Ты тоже, да? — прошептала она, глядя ему в глаза.
— Да.
Джин закусила губу, её рука скользнула под футболку, едва касаясь теплой кожи живота. Скотт накрыл её ладонь своей, но не останавливал.
— У меня в голове... такой шум, — она закрыла глаза, но не убрала руку. — Как будто все эти образы — Стражи, смерти, воскрешения — просто давят и давят... Не могу выключить.
— Я знаю, — Скотт обнял её, притягивая ближе. — Тоже самое.
Джин уткнулась носом ему в шею, вдыхая знакомый запах. Её губы случайно коснулись кожи у ключицы, и она почувствовала, как у него перехватило дыхание.
— Скотт... — она подняла голову, их лица оказались совсем близко. — Обними меня крепче. Пожалуйста.
Его руки сомкнулись на её талии, прижимая теснее. Джин чувствовала его сердцебиение через тонкую ткань пижамы. Она медленно провела ногой по его икре, как бы невзначай.
— Знаешь, что помогало в детстве, когда мне снились кошмары? — прошептала она, её губы почти касались его подбородка.
— Что?
— Я забиралась к маме в постель. Говорила, что хочу спать с ней. И она брала меня к себе, обнимала... и страх уходил.
Она легко поцеловала его в уголок рта, её рука скользнула по его груди.
— Я так устала бояться, Скотт. Так устала быть сильной...
Её голос дрогнул, и она прижалась к нему всем телом, переплетая ноги с его ногами. Скотт почувствовал, как по его футболке расползается влажное пятно — её слезы.
— Шшш, — он погладил её по спине, — я здесь. Я с тобой.
Джин подняла заплаканное лицо, и в тусклом свете он увидел что-то новое в её глазах — смесь уязвимости и решимости.
— Ты помнишь... — она облизнула пересохшие губы, — ту нашу первую ночь? После миссии с Церебро? Когда мы думали, что все потеряно?
— Конечно, — Скотт вытер большим пальцем дорожку слез на её щеке.
— Мы тогда тоже не спали. И ты... — она замялась, её пальцы нервно теребили ворот его футболки, — ты держал меня вот так же. И я почувствовала себя живой. Впервые за долгое время.
Её рука соскользнула на его живот, поглаживая через ткань. Скотт понял намек — после стольких лет вместе им не нужны были слова.
— Джин...
— Просто будь со мной, — прошептала она, придвигаясь еще ближе. — Как тогда. Чтобы я снова почувствовала себя живой. Чтобы мы оба почувствовали...
Она не договорила, потому что его губы накрыли её в долгом, глубоком поцелуе. Джин застонала ему в рот, обвивая руками шею. Её пальцы запутались в его волосах, притягивая ближе.
Когда они отстранились, оба тяжело дышали. Глаза Джин блестели уже не от слез, а от чего-то другого.
— Я люблю тебя, — сказал Скотт, его рука скользнула под её пижамную майку, поглаживая голую спину.
— Я знаю, — она улыбнулась сквозь слезы и поцеловала его снова, более страстно, более требовательно.
Их руки нашли друг друга в темноте, переплетаясь, исследуя знакомые изгибы и впадины. В этот момент не было ни прошлого, ни будущего — только настоящее, их тела, их потребность друг в друге.
Одежда медленно исчезала, оставляя лишь тепло кожи к коже. Джин тихо всхлипнула, когда губы Скотта коснулись её шеи, но это был уже не плач, а что-то совсем другое — освобождение от страха через близость, через любовь.
В полутьме спальни двое людей находили друг в друге то, чего не могли дать слова — жизнь, надежду, силу продолжать.
***
Стерильный холод командного центра ЩИТа на минус третьем уровне Трискелиона вызывал у Ника Фьюри острое желание закурить. Новые правила безопасности, внедренные после обнаружения крота на верхних этажах, запрещали даже электронные сигареты — системы вентиляции теперь анализировали состав воздуха в реальном времени. Он раздраженно постучал пальцами по столу, пока на главном экране мелькали изображения с дронов наблюдения.
— Объект «Альфа-17» зачищен, сэр, — доложила Мария Хилл, не отрывая взгляда от своего планшета. — Команда Дельта подтвердила ликвидацию всех целей и изъятие серверов. Начали деконструкцию здания.
Фьюри кивнул, не меняя выражения лица. За последние семьдесят два часа ЩИТ обнаружил и зачистил семнадцать активных объектов Гидры. Семнадцать осиных гнезд, каждое из которых могло выпустить своих шершней в любой момент.
— Что с персоналом? — спросил он, изучая тепловые сигнатуры на экране.
— Двенадцать пленных, девять ликвидированных при сопротивлении, — Хилл сделала паузу. — Трое из них... воскрешенные, сэр.
Фьюри резко поднял взгляд:
— Это подтверждено?
— Сканирование показало аномальные энергетические структуры в их телах. Идентичный паттерн тому, что мы обнаружили у всех вернувшихся. Лаборатория дала этой энергии кодовое название «Лазарь».
Он встал и подошел к другому экрану, где высвечивались трехмерные модели внутренних энергетических полей.
— Это третий случай за неделю, — произнес Фьюри, вглядываясь в странные светящиеся сети, пронизывающие тела воскрешенных. — Похоже, наша теория подтверждается. Гидра целенаправленно вербует воскрешенных.
— Потому что они нестабильны? — спросила Хилл, подходя ближе.
— Потому что им нечего терять, — ответил Фьюри. — Доктор Чо, покажите последние результаты.
Хелен Чо, стоявшая у лабораторного модуля в углу комнаты, активировала голографический дисплей. В воздухе материализовалась трехмерная модель человеческого мозга, испещренная красными точками воспаления.
— Наши исследования подтвердили первоначальную гипотезу, — произнесла она, увеличивая изображение лимбической системы. — У всех воскрешенных наблюдается повышенная активность в миндалевидном теле. Проще говоря, центр страха и агрессии постоянно перевозбужден.
— Я читал отчет, — Фьюри нахмурился. — Но как это связано с энергией «Лазарь»?
Чо переключила изображение, показывая странные энергетические нити, пронизывающие нервную ткань:
— Эти энергетические структуры концентрируются именно в эмоциональных центрах мозга. Мы полагаем, что это своего рода... побочный эффект воскрешения. При стрессе или сильных эмоциях эти структуры активируются, усиливая исходное состояние.
— Проще говоря, — вмешался Фьюри, — злой становится яростным, испуганный — паникующим, а отчаявшийся готов на самые радикальные меры.
— Именно так, директор, — кивнула Чо. — В обычном состоянии большинство воскрешенных справляются с этим. Но под давлением...
— Идеальные рекруты для террористической организации, — закончил Фьюри. — Гидра всегда умела находить слабые места. Проклятье.
Он повернулся к стене, где висела карта США с красными точками — последними обнаруженными базами Гидры.
— Мария, активируй протокол «Черный лед». Все воскрешенные, работавшие в государственных структурах, должны пройти немедленную проверку. Начните с военных и силовиков.
— Сэр, — Хилл выпрямилась, — это более тридцати тысяч человек. И юридически...
— Юридически страна все еще в чрезвычайном положении, — отрезал Фьюри. — Вице-президент подпишет все необходимые бумаги. У него нет выбора, после того, что случилось с задержанными.
Он активировал свой персональный терминал и вывел на экран изображения с камер наблюдения из разных тюрем. Тридцать четыре камеры, тридцать четыре тела в одинаковых позах, однако, без каких-либо следов насильственной смерти или классического самоубийства.
— Это нетипично для агентов Гидры, — проговорил Фьюри. — Ни один из ранее нами встреченных не сдался в плен. Смерть для них предпочтительнее предательства.
— По результатам вскрытия задержанные умерли одновременно от остановки сердца, — Хилл нахмурилась, изучая кадры. — Также у всех на левой стороне грудной клетки обнаружился стилизованный знак Гидры. Возможно, это как-то связано?
— Вполне возможно, однако у нас нет специалистов в данной сфере, — Фьюри повернулся к остальным аналитикам в комнате. — Я хочу полный отчет по всем контактам задержанных за последние шесть месяцев. Проверьте их счета, звонки, перемещения, привычки. Где они ели, с кем встречались, куда ходили. Всё может быть кодом или сигналом.
Он подошел к одному из наблюдательных экранов, отображающих ночной Вашингтон. Город медленно восстанавливался после нападения Стражей — строительные краны торчали между зданиями как металлические скелеты, а прожекторы освещали руины Капитолия.
— Самоубийство Траска многое усложнило, — произнес он, не оборачиваясь. — С уничтожением ИИ Прайм и смертью ключевых фигур Гидры, мы теряем возможность понять полную картину заговора.
— Есть теория, что многое было спланировано заранее, — ответила Хилл, подходя ближе. — Система самоуничтожения, цепочка отступления. Словно они готовились к провалу.
— Или это было частью плана с самого начала, — задумчиво произнес Фьюри. — Показать нам одну угрозу, чтобы мы не заметили другую.
Он повернулся к главному экрану, где снова появилось изображение оперативников ЩИТа, зачищающих базу Гидры.
— Продолжайте работу. Приоритет — найти всех нестабильных воскрешенных, завербованных Гидрой. Если они действительно эмоционально нестабильны и при этом обучены... — он не закончил фразу, но все поняли невысказанную угрозу.
— Что с остальными воскрешенными, сэр? — спросила Чо. — Обычными гражданами. Мы регистрируем всё больше случаев... инцидентов.
Фьюри ненадолго задумался.
— Создайте специальную группу реагирования. Медики, психологи, специалисты по деэскалации. Если энергия «Лазарь» действительно усиливает эмоциональные реакции, нам нужны люди, умеющие справляться с кризисами.
— А исследования? — уточнила Чо. — Нам нужно больше данных, чтобы понять природу этой энергии.
— Выделите ресурсы на исследования, — кивнул Фьюри. — Привлеките лучших специалистов, в том числе Хэнка МакКоя. У него опыт работы с энергетическими аномалиями. И... — он сделал паузу, — попробуйте найти способ связаться с этими двумя пришельцами. Узумаки и Учихой. Они, похоже, знают больше о природе этой энергии, чем кто-либо из нас.
Когда все разошлись выполнять поручения, Фьюри остался один в командном центре. Он снова посмотрел на экран с изображениями мертвых агентов Гидры. Их лица застыли в последней гримасе агонии — жуткое напоминание о фанатизме организации, готовой пожертвовать своими людьми ради сохранения тайн.
«Мы рубим головы, но на их месте тут же отрастает всё больше новых».
Фьюри выключил экран и устало потер переносицу. Впереди была долгая ночь, а утро обещало принести лишь новые проблемы.
***
Аналитический отдел ЩИТа размещался в специально построенном крыле Трискелиона, отделенном от остальных подразделений тремя уровнями защиты. Стены помещения, облицованные матовыми звукопоглощающими панелями, создавали ощущение нахождения внутри сейфа — массивного, герметичного, отрезанного от внешнего мира.
Фьюри сидел во главе овального стола, окруженный проекциями и голографическими дисплеями. Его черный кожаный плащ был небрежно брошен на спинку кресла — редкий признак готовности директора к долгому совещанию.
— Итак, — он медленно обвел взглядом присутствующих, — что мы знаем наверняка?
Доктор Эмма Филд, глава отдела парапсихолог, активировала центральную голограмму. В воздухе материализовалось изображение молодого блондина в оранжево-черном костюме, окруженного золотистым сиянием.
— Объект «Омега-1», известный как Наруто Узумаки, — начала она, расширяя проекцию, чтобы показать его в полный рост. — Впервые зафиксирован нашими системами наблюдения четыре месяца назад. Наиболее вероятная теория — внезапное появление в нашем измерении, подобно первому появлению Тора, но без сопутствующих атмосферных аномалий.
На экране появилась серия видеозаписей: Наруто, создающий сотни идентичных копий самого себя; Наруто, движущийся со сверхчеловеческой скоростью; Наруто, окруженный странной энергетической аурой, исцеляющий тяжелораненых.
— В отличие от большинства известных нам мутантов, — продолжила Филд, — его способности кажутся... многогранными. Не ограниченными одной областью. Наши эксперты выделили минимум двенадцать различных типов сверхспособностей.
— Но сам он не мутант? — спросил Фьюри.
— Нет, сэр, — ответил сидящий в конце стола доктор Стивенсон, генетик. — Мы получили образцы его ДНК с места битвы со Стражами. Генетический профиль... человеческий, но с существенными отличиями. Дополнительная цепочка в хромосоме X, нетипичные для Homo sapiens белковые структуры, повышенная митохондриальная активность. При этом никаких следов гена Икс. Он не мутант. Он... нечто иное.
— Пришелец? — предположил Фьюри.
— Возможно, — кивнул Стивенсон. — Но без сравнительных образцов инопланетных ДНК из этого конкретного мира сложно утверждать наверняка. По структуре генома он ближе к нам, чем, скажем, асгардцы или крии. Но определенно не "обычный" человек.
Филд переключила изображение. Теперь в воздухе висела проекция другого молодого мужчины — с черными волосами, одетого в темно-синее. Его левый глаз имел странный рисунок, а выражение лица оставалось холодным и непроницаемым.
— Объект «Омега-2», Саске Учиха, — продолжила она. — По нашим данным, прибыл одновременно с первым объектом. Анализ их взаимодействий указывает на давнее знакомство, возможно, дружеские или почти родственные отношения, хотя периодически фиксируются моменты напряженности.
Новая серия видеозаписей: Саске, манипулирующий электричеством; Саске, создающий черное пламя, которое не гаснет даже под водой; и, наконец, самое тревожное — Саске в демонической форме, окруженный фиолетовым сиянием, воскрешающий мертвых.
— В отличие от Объекта-1, — Филд заметно напряглась, — Объект-2 демонстрирует способности, выходящие за рамки известной нам науки. Особенно тревожат его... оккультные манифестации.
— Называйте вещи своими именами, доктор, — резко прервал её Фьюри. — Он буквально превратился в демона и воскресил тысячи мертвых. Это нечто, с чем мы никогда раньше не сталкивались.
Сухощавый мужчина с залысинами, сидевший справа от Фьюри, поднял руку. Это был Эрик Селвиг, ведущий специалист ЩИТа по межпространственным аномалиям.
— Директор, если позволите, — он дождался кивка Фьюри. — Наш анализ данных с момента их появления указывает на то, что оба объекта, вероятно, прибыли из параллельного измерения или даже параллельной вселенной. Энергетические остаточные следы сходны с теми, что были зафиксированы при первом прибытии Тора, но с существенными отличиями.
Он активировал свой планшет, и на общем дисплее появились графики энергетических колебаний.
— Видите эти пики? — Селвиг указал на резкие всплески. — Это характерный признак межпространственного перемещения. Но, в отличие от асгардского моста Биврёст, здесь нет следов контролируемого портала. Скорее, это похоже на... прорыв. Как будто что-то разорвало границу между мирами.
— И это что-то — объекты "Омега"? — уточнил Фьюри.
— Возможно, — Селвиг почесал затылок. — Или что-то вытолкнуло их сюда. Сложно сказать наверняка.
Фьюри откинулся в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику:
— Хорошо. Предположим, они действительно из другого измерения. Какова вероятность, что они — авангард вторжения?
В комнате повисла тяжелая тишина. Наконец Филд прочистила горло:
— Маловероятно, директор. Судя по их поведению, особенно Объекта-1, они, скорее, беженцы, чем захватчики. Наруто, в частности, проявляет сильные защитнические инстинкты. Они неоднократно помогали гражданским, вступали в бой только для защиты себя или других.
— А их истинный облик? — Фьюри кивнул на изображение гигантского девятихвостого лиса, которым Наруто стал во время битвы со Стражами, и крылатой демонической фигуры Саске. — Что мы знаем об этих трансформациях?
— Данных недостаточно, — честно ответила Филд. — Мы наблюдали их только во время кризисных ситуаций. Предположительно, это их истинные формы или проявление максимальной силы, но точной информации нет.
Фьюри активировал другой экран, где появились кадры битвы со Стражами — Магнето, использующий свои силы для перемещения Эмпайр Стейт Билдинг и Крайслер, пока Наруто и Саске сражались с роботами.
— Их альянс с мутантами тоже вызывает вопросы, — заметил он. — Особенно с учетом недавнего объединения Людей Икс и Братства. Мы видели, как Магнето, бывший враг человечества, сотрудничает с бывшими противниками.
— Общая угроза объединяет, — отметила Чо. — Стражи нападали на всех: и на обычных людей, и на мутантов, и на наших загадочных гостей. Возможно, это просто союз по необходимости.
— Или начало более глубоких изменений, — возразил Фьюри. — С Людьми Икс и Братством в качестве единого фронта, поддерживаемого существами с богоподобными способностями... баланс сил на планете может кардинально измениться.
Он активировал изображение Наруто, обнимающего мутанта Роуг.
— И теперь Объект-1 еще и сблизился с Людьми Икс. Особенно с этой девушкой. Что мы знаем об их отношениях?
— Романтическая связь, — ответила Филд. — Подтверждено нашими информаторами в Школе Ксавьера. Интересный момент: способность Роуг поглощать жизненную силу и способности через прикосновение не действует на Наруто. Это первый известный случай полного иммунитета к её силам.
— Из-за его происхождения?
— Предположительно. Наша рабочая теория: энергия, которую они называют "чакрой", каким-то образом нейтрализует её способность. Это вызвало... сильную эмоциональную привязанность со стороны Роуг. Учитывая, что вся её жизнь была определена невозможностью физического контакта.
Фьюри на мгновение задумался:
— Как это првлияет на наши отношения с Людьми Икс?
— Усложнит, — ответил Стивенсон. — Профессор Ксавьер, судя по всему, видит в них потенциальных союзников. Особенно после того, как они спасли Школу от Стражей. Если мы предпримем какие-либо действия против объектов "Омега", это может быть воспринято как враждебный акт.
— А нам нужно предпринимать действия? — прямо спросил Фьюри.
Эксперты переглянулись. Наконец, Филд ответила:
— По нашей оценке, Объект-1 представляет минимальную угрозу при отсутствии провокаций. Он демонстрирует высокую степень эмпатии, защитнические инстинкты и склонность к сотрудничеству. Можно сказать... героические наклонности.
— Объект-2, однако, — вступил доктор Берджесс, психоаналитик, — непредсказуем. Его периодические исчезновения с наших радаров, встречи с криминальными элементами... Все это указывает на более сложную мотивацию. И на потенциальную опасность.
— Контроль и сдерживание, — после долгого молчания произнес Фьюри. — Разработайте протоколы на случай, если объекты станут враждебными. И найдите способ нейтрализовать демоническую форму Объекта-2, если потребуется.
Он повернулся к своей команде:
— Вместе с тем, мы не будем совершать превентивных действий. Сейчас они на нашей стороне, и я предпочитаю, чтобы так оставалось. Доктор Чо, подготовьте исследовательский центр для изучения их способностей — с их согласия, разумеется. Предложите им помощь в адаптации, ресурсы, информацию.
— В обмен на что? — спросила Чо.
— В обмен на консультации об их силе, — ответил Фьюри. — Если эта энергия может нейтрализовать способности мутантов, она может оказаться ключом к стабилизации состояния воскрешенных. А может быть, и к пониманию природы мутаций в целом.
Он вернулся к столу и кивнул Стивенсону:
— Доктор, мне нужно углубленное исследование природы их трансформаций. Что вызывает превращение в эти колоссальные существа и, главное, каковы пределы их возможностей.
— На это потребуется время, — предупредил Стивенсон. — И добровольное сотрудничество с их стороны.
— Времени у нас мало, — Фьюри впервые за всё совещание проявил признаки усталости. — С такими силами они могут изменить весь мировой порядок, если захотят.
Он активировал последний экран, где появилось схематическое изображение особого пенитенциарного учреждения — массивной конструкции, погруженной глубоко под землю.
— «Черная тюрьма» завершена на 85%, — произнес он. — Теоретически, она сможет удержать существо уровня Джаггернаута. Надеюсь, нам не придется проверять, справится ли она с нашими гостями из другого измерения. Но мы должны быть готовы.
Когда совещание закончилось и эксперты покинули комнату, Фьюри остался один. Он подошел к голограмме, где все еще мерцали изображения Наруто и Саске в их боевых формах.
— Чужие боги, демоны и герои, — пробормотал он. — Как будто нам своих проблем было мало.
Он деактивировал проекцию, погружая комнату во тьму. И в этой тьме его единственный глаз казался особенно внимательным, будто всматривающимся в туманное будущее, полное неизвестных угроз и непредсказуемых союзников.
***
Стивен Стрэндж стоял перед массивным витражным окном, разглядывая улицы Нью-Йорка. Его аристократические черты, подчеркнутые тонкой бородкой и проседью на висках, не выдавали внутреннего беспокойства, хотя внутри него бушевал настоящий шторм. Плащ левитации слегка колыхался за спиной — верный артефакт всегда реагировал на эмоциональное состояние хозяина, даже когда тот мастерски скрывал его ото всех.
На мониторах, парящих в воздухе, мелькали одни и те же кадры — массовое воскрешение десятков тысяч людей. Мир сходил с ума.
— Не думал, что доживу до дня, когда кто-то осмелится на такое вмешательство в естественный порядок вещей, — произнёс Стрэндж, не оборачиваясь.
В его голосе сквозила горечь врача, слишком часто видевшего, как самонадеянность приводит к катастрофе. Когда-то давно, еще будучи нейрохирургом, он сам был полон такой самонадеянности. Наблюдая за иномирцами, вершащим судьбы тысяч душ, Стрэндж невольно видел в нем отражение своего прежнего высокомерия. И это заставляло его внутренне содрогаться.
Древний стоял позади него — невысокий, сухощавый азиат с абсолютно лысой головой и пронзительными глазами, в которых, казалось, отражались все тайны мироздания. Его присутствие всегда действовало на Стрэнджа двояко: с одной стороны, успокаивало, с другой — раздражало своей непоколебимостью. Сколько раз Стрэндж ловил себя на мысли, что завидует этому спокойствию, выработанному веками практики и медитаций.
— Нет ничего естественного в смерти от рук искусственных творений, — мягко возразил Древний. — К тому же, тебе ли говорить о невмешательстве в естественный порядок, Стивен? Сколько раз ты менял ход времени с помощью Ока Агамотто?
Стрэндж слегка поморщился. Эта способность учителя находить его слабые места и с хирургической точностью бить по ним всегда вызывала у него смешанные чувства. Уважение боролось с глухим раздражением — остатком его прежнего эго, которое так и не удалось полностью укротить, несмотря на все уроки смирения.
— То, что сделал Учиха - совсем другое, — возразил Стрэндж.
Он сделал замысловатый жест рукой, и в воздухе появилась проекция тончайших энергетических нитей, пронизывающих пространство. Магия давалась ему с удивительной легкостью — сказывались годы практики и врожденный талант, по словам Древнего встречающийся раз в столетие. Это была одна из немногих вещей, которыми Стрэндж по-настоящему гордился, хотя никогда не признался бы в этом вслух.
Многие из энергетических нитей были разорваны, их концы кровоточили потусторонним светом.
— Этот юноша насильно вырвал души из загробного мира, — объяснил Стрэндж. — Причем некоторые из них уже начали процесс реинкарнации.
В его голосе звучало не только профессиональное беспокойство, но и что-то похожее на священный трепет — он понимал масштаб содеянного лучше, чем кто-либо. Как врач, некогда державший в руках человеческие сердца, он почти физически ощущал боль разорванных душ.
Плащ левитации дёрнулся, словно от холодного сквозняка, хотя в комнате не было ни одного открытого окна. Иногда Стрэнджу казалось, что этот артефакт обладает большей эмпатией, чем он сам.
Древний задумчиво подошел ближе к проекции. В отличие от Стрэнджа, его лицо не выражало осуждения — лишь глубокую задумчивость человека, видевшего рождение и гибель цивилизаций. Для него действия Учихи были не столько моральной дилеммой, сколько новым поворотом в бесконечной спирали космической драмы.
— Ирония в том, — отметил Древний, — что мы столько лет наблюдали за пришельцами из другого измерения, но не смогли предвидеть союз одного из них с Мефисто.
Стрэндж мрачно усмехнулся, скрывая горькое признание в собственной недальновидности. Он, обладатель Камня Времени, способный заглядывать в бесчисленные варианты будущего, не сумел предсказать очевидное. Снова и снова самоуверенность оказывалась его же ахиллесовой пятой.
Он заметил, что появление Мефисто странным образом совпало с распространением информации о существовании Камня Пространства. Аналитический ум Стрэнджа, отточенный годами постановки сложнейших диагнозов, сразу связал эти события. Очевидно, демон возжелал Камни Бесконечности и теперь использует Учиху как инструмент их получения.
Древний согласился с этой оценкой. Взгляд старого мастера затуманился — он погрузился в воспоминания о прошлых столкновениях с Мефисто, о сотнях жизней, разрушенных демоном, о бесчисленных сделках, заключенных им с наивными или отчаявшимися смертными.
— Сейчас наш приоритет — устранить разрывы в ткани реальности, — подчеркнул Древний. — Пока через них не проникли существа вроде Дормамму или еще что похуже из неизвестных измерений.
Его спокойствие при упоминании таких угроз не было показным — оно происходило из глубокого понимания циклической природы бытия и уверенности в том, что свет и тьма всегда уравновешивают друг друга.
Стрэндж машинально коснулся груди, где под одеждой висело Око Агамотто, хранившее Камень Времени. Этот жест стал для него почти рефлекторным — так человек с больным сердцем время от времени прикладывает руку к груди, словно пытаясь убедиться, что оно все еще бьется. Ответственность за хранение одного из мощнейших артефактов вселенной давила на него постоянно, напоминая о себе в моменты сомнений и тревог.
— А Камень Пространства? Насколько он в безопасности? — спросил Стрэндж.
— После изъятия у Щ.И.Т.а Тессеракт надежно спрятан, — уверил его Древний. — В месте, недоступном даже для Мефисто. Но не это должно быть твоей главной заботой, Стивен.
В его словах крылась мягкая критика — Древний считал, что ученик иногда слишком зацикливается на технических аспектах проблемы, упуская из виду её человеческое измерение. Это было наследием его прошлой жизни — блестящий хирург Стивен Стрэндж мог абстрагироваться от пациента как от личности, сосредотачиваясь исключительно на физиологии. И хотя путь мастера мистических искусств во многом изменил его, некоторые привычки мышления оказались слишком глубоко укорененными.
Древний подошёл к одному из экранов, где транслировалось интервью с очевидцами воскрешения.
— Посмотри, как реагируют люди, — сказал он с нескрываемой тревогой. — Одни считают спасителей богами, другие — демонами. Религиозные системы трещат по швам, психиатрические клиники переполнены. Но еще больше меня беспокоит неизвестный эффект, который временная смерть может оказать на воскрешенных.
За этими словами скрывалась мудрость существа, которое многократно видело, как нарушение естественного хода вещей приводит к непредсказуемым последствиям, расходящимся как круги по воде и затрагивающим жизни бесчисленных поколений.
Стрэндж нахмурился. С момента обнаружения прорех в ткани реальности он не спал уже третьи сутки. Усталость сказывалась даже на таком дисциплинированном человеке, как он. Когда-то, еще будучи нейрохирургом, он мог оперировать по двадцать часов без перерыва, черпая силы в адреналине и гордости за свои уникальные способности. Теперь же, став Верховным Чародеем, он понимал истинную цену такого самоистязания — оно затуманивало разум и притупляло интуицию, столь необходимую для работы с тонкими материями мистицизма.
— Вонг подготовил ритуал восстановления границ измерений, — сообщил он. — Но для его проведения потребуется помощь всех мастеров мистических искусств, и даже этого может оказаться недостаточно.
Внутренне Стрейндж испытывал смешанные чувства — с одной стороны, гордость за подготовленность своего братства к кризису такого масштаба, с другой — тревогу, граничащую со страхом, при мысли о том, что даже объединенных усилий может не хватить.
Древний молча смотрел в окно на город, который, казалось, жил обычной жизнью. Люди спешили по своим делам, не подозревая о невидимых разломах над их головами. Эта картина наполняла его противоречивыми эмоциями — нежностью к людям, слепо верящим в незыблемость своего мира, и глубокой грустью от понимания, насколько хрупка на самом деле ткань реальности. На протяжении веков он был свидетелем того, как человечество раз за разом оказывалось на краю гибели, и каждый раз чудом избегало её. Но сколько еще таких чудес отпущено этому миру?
— Знаешь, Стивен, иногда я задумываюсь о том, что было бы, если бы ты тогда не пришёл в Камар-Тадж, — неожиданно произнёс Древний.
Этот вопрос был не просто риторическим — Древний действительно видел множество альтернативных путей, по которым могла пойти судьба Стрэнджа после аварии. В некоторых из них бывший нейрохирург так и не нашел дороги в Камар-Тадж и окончил свои дни в безвестности и отчаянии. В других — обретал свой путь к исцелению иными способами. И лишь в немногих становился тем, кем стал сейчас — Верховным Чародеем Земли.
— Вероятно, мир был бы обречён ещё тогда, во время атаки Кецилия, — пожал плечами Стрэндж.
Его ответ был лишен эгоизма — он действительно верил, что его вмешательство изменило ход событий в лучшую сторону. И всё же где-то в глубине души он допускал, что мир мог найти и другого защитника. Эта мысль одновременно утешала его и вызывала странную ревность.
— Возможно, — кивнул Древний. — А возможно, на твоём месте оказался бы кто-то другой. Кто-то, кто сейчас работает врачом, спасая людей. А ты?
Этот вопрос задел Стрэнджа за живое. Иногда, в редкие моменты слабости, он позволял себе задумываться о той жизни, от которой отказался. Об операциях, которые мог бы провести, о пациентах, которых мог бы спасти. О Кристин, которая могла бы стать его спутницей жизни, если бы не его самоуверенность и последовавшая за ней катастрофа.
Стрэндж опустил взгляд на руки — когда-то безупречные руки нейрохирурга, теперь покрытые тонкими шрамами. Руки, которые больше не держали скальпель, но научились создавать мандалы защиты и плести заклинания, способные изменять саму ткань реальности. Странная судьба для человека, который верил только в то, что можно увидеть под микроскопом.
— Я спасаю жизни иначе, — тихо ответил он.
В этих простых словах заключалась вся сложность его трансформации — от высокомерного врача, видевшего в пациентах лишь очередную возможность доказать своё мастерство, до хранителя мистических знаний, принявшего на себя ответственность за безопасность целого мира.
— Ценой собственной жизни, — заметил Древний. — Когда ты в последний раз был на свидании, Стивен? Выбирался в отпуск? Просто гулял в парке не по делам Святилища?
За этими вопросами скрывалась искренняя забота — Древний достаточно долго жил, чтобы видеть, как многие мастера мистических искусств сгорали, полностью посвящая себя служению и забывая о собственных нуждах.
Стрэндж хотел огрызнуться, но сдержался. Слова Древнего задели за живое. С тех пор, как он стал Верховным Чародеем, его жизнь свелась к бесконечной борьбе с угрозами, о которых обычные люди даже не подозревали. Кристин давно вышла замуж, родила детей. А он... он остался один. Иногда, в особенно темные часы ночи, когда даже самые страшные демоны пребывали в покое, его посещала мысль о том, не слишком ли высокую цену он заплатил за свое перерождение.
— У меня нет времени на личную жизнь, — наконец произнёс Стрэндж. — Особенно сейчас.
Эта фраза была не просто отговоркой — за ней скрывался страх. Страх позволить кому-то приблизиться слишком близко, стать уязвимым, дать потенциальным врагам еще одну точку давления. Страх потерять то немногое, что он мог бы назвать своим, в бесконечной войне с силами тьмы.
— Время - это иллюзия, Стивен, — с лёгкой улыбкой ответил Древний. — И ты, как никто другой, должен это понимать.
В этих словах заключалась мудрость веков — напоминание о том, что даже хранитель Камня Времени не должен становиться его рабом, позволяя сиюминутным кризисам полностью поглотить себя.
Внезапно один из мониторов замигал красным. Стрэндж быстро подошёл к нему, вглядываясь в данные. Профессиональный режим включился мгновенно — все личные переживания отошли на второй план, уступив место сосредоточенности и решительности.
— Разрыв в Центральном Парке расширяется, — напряженно сообщил он. — Я чувствую, как что-то пытается проникнуть через него.
Взмахом руки Стивен сформировал кольцо портала.
— Будь осторожен, — предостерег Древний. — После действий Учихи следует ожидать существ из самых темных уголков мультивселенной, а не только демонов Мефисто.
В глазах старого учителя читалась тревога — не за судьбу мира, к возможной гибели которого он относился с философским спокойствием человека, видевшего рождение и смерть бесчисленных вселенных, а за Стрэнджа, которого он, несмотря на все их разногласия, искренне любил как ученика и преемника.
Стрэндж кивнул, проверил Око Агамотто на шее и шагнул в портал.
Над головой светила полная луна, но её свет казался тусклым по сравнению с пульсирующим разрывом, зависшим в воздухе на высоте трёх метров над землёй.
Разрыв походил на рану в ткани реальности — рваные края, сквозь которые просматривалась бездонная тьма. Но не это привлекло внимание Стрэнджа. Вокруг разрыва кружили тени — бесформенные, но явно разумные. Их движения напоминали ему хищников, выжидающих момент для атаки. За годы службы Верховным Чародеем он повидал множество обитателей иных измерений, но эти существа вызывали инстинктивный, почти первобытный страх.
— Таких я ещё не встречал, — пробормотал Стрэндж, поднимая руки для создания защитного заклинания.
В эти моменты он особенно остро ощущал свое одиночество. Древний был прав — цена его служения оказывалась слишком высокой именно в такие минуты, когда между ним и неведомым ужасом не было никого, кроме его собственных знаний и артефактов.
Одна из теней заметила его и метнулась вниз. Стрэндж едва успел выставить магический щит, когда тень ударила в него с неожиданной силой. По щиту пробежали трещины, но он выдержал. Внутренне Стрэндж содрогнулся, представив, что случилось бы, приди он на минуту позже — когда эти сущности успели бы полностью проникнуть в мир и добраться до заполненных людьми районов города.
Он попытался использовать несколько атакующих заклинаний, но ни одно не сработало эффективно. Кнуты Ситторака проходили сквозь тени, не причиняя вреда, а огненные печати лишь ненадолго отпугивали их. В такие моменты Стрэндж особенно остро ощущал границы своих знаний — несмотря на все изученные гримуары и свитки, вселенная все еще могла подбросить ему загадки, к которым он оказывался не готов.
Разрыв пульсировал всё сильнее, медленно расширяясь. Через него просачивались новые тени. Стрэндж почувствовал нарастающее отчаяние — эмоцию, которую он давно научился подавлять, но которая всегда таилась где-то в глубине, готовая вырваться в моменты кризиса. Что если он не сможет закрыть этот разрыв? Что если это лишь первый из тысяч подобных? Мысль о том, что он может оказаться бессильным перед лицом надвигающейся катастрофы, была для него страшнее любого демона.
Поняв, что обычная магия неэффективна, Стрэндж достал из кармана амулет с символом Вишанти и произнёс заклинание на древнем языке. Амулет засветился зеленоватым светом, и тени отпрянули, но он понимал, что это временная мера. Всегда приходилось прибегать к все более мощным средствам, чтобы сдержать растущие угрозы. Где был предел этой эскалации? И что случится, когда даже самые могущественные артефакты окажутся бессильны?
В критический момент Стрэндж коснулся Ока Агамотто. Использование Камня Времени всегда было рискованным решением, но сейчас у него не было выбора. Каждый раз, прибегая к силе артефакта, он чувствовал почти наркотическое искушение — власть над самой тканью времени пьянила, заставляя забыть о рисках. Именно поэтому он обращался к Камню только в самых крайних случаях, опасаясь, что зависимость от его силы в конце концов приведет к катастрофе.
Открыв Око, он наполнил поляну зеленым сиянием и сложными движениями рук создал временную петлю вокруг разрыва, замедляя его расширение. Тени завыли — беззвучно, но Стрэндж почувствовал их в сознании. Это был вой существ, лишенных возможности вырваться из своего измерения в мир, полный живой энергии, которой они так жаждали.
Стивен извлек из кармана фиал с серебристой жидкостью — концентрированной энергией астрального плана — и разбил его о свою ладонь. Боль от осколков, впившихся в кожу, была почти приятной — она напоминала о том, что он все еще человек, все еще смертен, несмотря на свои способности. Позволив серебристой энергии подняться в воздух, чародей начал плести сложное заклинание, направляя силу на разрыв. Энергия окутывала края, постепенно сшивая их.
Тени отчаянно пытались атаковать Стрэнджа, но Плащ Левитации защищал хозяина, отбрасывая их с неожиданной для ткани силой и маневренностью. В такие моменты он особенно ценил артефакт — не только за его практическую помощь, но и за молчаливое присутствие, напоминающее о том, что даже в самых темных уголках мультивселенной он никогда не бывает абсолютно один.
С каждым движением рук Стрэнджа разрыв становился всё меньше, пока не превратился в тонкую линию, а затем исчез полностью. Оставшиеся в мире тени растворились в воздухе, испустив последний беззвучный крик, отозвавшийся в сознании Стрэнджа странной мешаниной образов — существа из выжженных реальностей, для которых этот мир был последней надеждой на спасение. На мгновение он ощутил странное сожаление — кто знает, возможно, не все из них были враждебны? Может быть, среди них были и те, кто просто искал убежища от еще большего зла? Но такова была цена его обязанностей — иногда приходилось принимать решения, основываясь на необходимости защиты своего мира, а не на сочувствии к чужакам.
Стрэндж тяжело опустился на колени, закрывая Око Агамотто. Использование Камня Времени всегда истощало его не только физически, но и духовно. После каждого такого применения он чувствовал себя немного менее человечным, словно артефакт забирал что-то важное.
— Это был лишь один из десятков разрывов, — пробормотал он, поднимая взгляд к ночному небу. — И их становится всё больше.
В эти слова он вложил всю тяжесть своей ответственности. Каждый закрытый разрыв был лишь временной победой в бесконечной войне — войне, в которой не могло быть окончательной победы, а только бесконечное сражение за сохранение порядка в хаосе мультивселенной.
Он поднялся на ноги, пошатываясь от усталости. Плащ Левитации поддержал его, не давая упасть. Этот простой жест заботы от магического артефакта порой значил для Стрэнджа больше, чем все слова сочувствия от живых людей.
— Спасибо, дружище, — с лёгкой улыбкой сказал Стрэндж своему верному спутнику.
Создав новый портал обратно в Святилище, он на мгновение оглянулся на место разрыва.
— Понимает ли Учиха, что его благое намерение может уничтожить гораздо больше жизней, чем он спас? — тихо спросил он в пустоту.
В этих словах не было осуждения — лишь усталость человека, слишком хорошо понимающего, как благие намерения могут вымостить дорогу в ад. Разве не с благими намерениями он сам когда-то сел за руль в грозу, уверенный в своей способности контролировать ситуацию?
С этой тревожной мыслью Стрэндж шагнул в портал, оставляя после себя лишь пустую поляну. Ему предстояло еще много таких сражений — одиноких битв с силами, о существовании которых обычные люди даже не подозревали.
Стрэндж сидел в своём кабинете, окружённый десятками древних книг. Тексты на забытых языках, гримуары тёмных эпох, свитки из цивилизаций, о которых не знали даже историки — всё это содержало крупицы знаний, которые могли помочь в предстоящей битве. Работа с этими текстами напоминала ему диагностику особо сложных случаев — такой же анализ разрозненных симптомов, такой же поиск соответствий в редких исследованиях. По иронии судьбы, навыки, которые он развил как нейрохирург, оказались удивительно применимы к его новой роли хранителя мистических знаний.
Вонг, верный хранитель библиотеки и его друг, молча поставил перед ним чашку с чаем.
— Даже Верховному Чародею нужен отдых после трех бессонных суток, — заметил он.
В голосе Вонга звучала не просто забота друга, но и практичность опытного воина, понимающего, что усталость может стать смертельной слабостью в решающей битве. Его присутствие всегда действовало на Стрэнджа умиротворяюще — Вонг был своего рода якорем реальности, напоминанием о простых человеческих нуждах, которые Стрэндж в своем стремлении защитить мир часто игнорировал.
Стрэндж отмахнулся, не отрываясь от древнего фолианта. Типичная для него реакция — даже в мелочах он не любил, когда ему указывали на его ограничения. Эта черта характера не раз подводила его в прошлом, но изменить её было так же сложно, как изменить направление течения реки.
Но Вонг не отступал. В отличие от многих других, он никогда не боялся противостоять Стрэнджу, когда считал это необходимым.
— Если мы не найдем первопричину разрывов, — указал он на очевидную проблему, — новые будут появляться быстрее, чем мы успеваем закрывать старые. Простое латание дыр в реальности — не решение.
В этом была его сила — способность видеть общую картину, не увязая в деталях, которые так часто поглощали внимание Стрэнджа.
Подняв взгляд от книги, Стрэндж понял, к чему клонит его друг.
— Ты предлагаешь поговорить с ними? — спросил он. — Особенно с тем, кто использовал силу Мефисто для воскрешения.
— Он должен понять последствия своих действий, — кивнул Вонг.
В глубине души Стрэндж знал, что Вонг прав, но признать это означало пойти на компромисс со своей гордостью — качеством, которое он так и не смог полностью искоренить в себе, несмотря на все уроки смирения, полученные в Камар-Тадже.
Стрэндж откинулся в кресле, массируя виски. Жест усталого человека, привыкшего к мигреням — наследие бессонных ночей в нейрохирургии и новых бессонных ночей на страже мира. Идея встретиться с пришельцами из другого измерения, особенно с тем, кто принял силу от Мефисто, вызывала у него скептицизм, смешанный с тревогой. Стрэндж не был склонен к доверию — слишком часто в прошлом его надежды оборачивались разочарованием.
— Они могут быть опасны, — высказал он опасения.
Но в его словах звучало не столько рациональное обоснование, сколько нежелание признавать собственную беспомощность перед лицом нарастающего кризиса.
— Или могут стать союзниками, — возразил Вонг.
Он указал на монитор с новостной сводкой. Титры под видео говорили сами за себя: мировые державы вводили чрезвычайное положение после массового воскрешения, религиозные культы росли в геометрической прогрессии, а сообщения о "чудесах" и "знамениях" поступали со всех континентов. Вонг всегда умел поставить точные диагнозы не только мистическим, но и социальным болезням. Его опыт хранителя знаний помогал видеть исторические параллели там, где другие замечали лишь хаос текущих событий.
— Когда рушатся основы мировоззрения, люди ищут новые ориентиры, — сказал Вонг. — И не всегда выбирают правильные.
В этих словах была квинтэссенция мудрости, приобретенной за долгие годы изучения как книг, так и человеческой природы. Вонг понимал, что угроза может исходить не только от демонов иных измерений, но и от обычных людей, чьи умы и души оказались неподготовленными к столкновению с непознанным.
Стрэндж вздохнул. Он знал, что Вонг прав. Нестабильность в обществе, вызванная столкновением с непознанным, всегда приводила к хаосу. А там, где хаос, там и благодатная почва для тёмных сил. История человечества была полна примеров того, как страх перед неизвестным порождал ненависть, а ненависть приводила к кровопролитию. И в мире, где обитали существа, питающиеся негативными эмоциями, такой хаос мог стать катализатором для еще большей катастрофы.
— Я найду их, — согласился он. — Но прежде хочу поговорить с Древним.
Это было типично для Стрэнджа — несмотря на свой статус Верховного Чародея, он всегда искал подтверждения своих решений у наставника. Не из-за неуверенности в своих способностях, а из уважения к мудрости Древнего и глубокого, почти подсознательного страха совершить ошибку, которая может стоить миру слишком дорого.
Вонг кивнул и вышел из комнаты, оставив Стрэнджа наедине с его мыслями. В этом была его сила — знать, когда нужно настоять на своем, а когда — оставить человека наедине с собой, позволяя ему самостоятельно прийти к нужному решению.
Подойдя к окну, Стрэндж смотрел на просыпающийся город. Люди спешили по своим делам, не подозревая о том, как хрупок их мир. Не зная, что тонкая грань между измерениями трещит по швам из-за действий пришельцев из другой реальности. Эта картина всегда вызывала у него странное щемящее чувство — смесь зависти к их неведению и острой, почти отеческой заботы о тех, кто никогда не поблагодарит его за спасение. Именно в такие моменты он особенно ясно понимал, почему выбрал этот путь — несмотря на все жертвы и потери, возможность защитить этих людей стоила каждой бессонной ночи, каждой капли пролитой крови.
Он вспомнил, как они с Древним впервые ощутили появление Наруто и Саске в их мире. Это было подобно землетрясению в астральном плане — такой выброс энергии невозможно было не заметить. Но они решили не вмешиваться, наблюдая за развитием событий. И вот к чему это привело. Горечь сожаления кольнула сердце Стрэнджа — еще одно решение, за последствия которого теперь приходилось расплачиваться. Сколько таких решений он принял за время своего служения? И сколько еще предстоит принять?
— Я должен был действовать раньше, — пробормотал Стрэндж.
Око Агамотто на груди слегка пульсировало, словно соглашаясь с ним. Или предупреждая о чём-то. Иногда Стрэнджу казалось, что артефакт обладает собственным сознанием, что он не просто инструмент, а своего рода живое существо, связавшее свою судьбу с ним. Мысль одновременно тревожная и утешительная.
Древний парил в позе лотоса на полуметровой высоте от пола, погруженный в глубокую медитацию. Его тело казалось почти бесплотным, окруженное легкой аурой золотистого света. Не открывая глаз, он произнес:
— Я знаю, зачем ты пришел, Стивен.
Его способность читать намерения людей всегда слегка нервировала Стрэнджа — напоминание о том, как много еще предстоит ему изучить, прежде чем он сможет называть себя истинным мастером мистических искусств.
— Тогда вы знаете, что я прав, — ответил Стрэндж, подходя ближе.
В его голосе звучала уверенность, которую он не всегда чувствовал внутри. Эта маска уверенности была привычкой, выработанной еще во времена его карьеры нейрохирурга — никогда не показывать сомнений, даже когда они разрывают тебя изнутри. В мире медицины это было необходимостью, внушающей пациентам доверие. В мире мистицизма это иногда становилось опасной самонадеянностью.
Древний открыл глаза и плавно опустился на пол. Движение было настолько грациозным, что казалось, будто гравитация для него — лишь вежливое предложение, а не закон природы.
— Встреча с пришельцами необходима, — согласился он. — Но не подходи к ним с позиции силы или угрозы.
— А с какой еще? — раздраженно спросил Стрэндж. — Они привели Мефисто в наш мир!
— С позиции понимания, — просто ответил Древний. — Они чужаки здесь, действующие исходя из собственного понимания реальности. Возможно, они даже не осознают последствий своих действий.
В словах старого мастера звучала мудрость существа, видевшего бесчисленные цивилизации и культуры, понимающего, что большинство конфликтов рождаются не из злых намерений, а из непонимания и страха.
— А их союз с Мефисто? — возразил Стрэндж.
— Это проблема, — признал Древний. — Но нам неизвестны обстоятельства сделки. Возможно, юноша не понимал, с кем имеет дело.
Это была еще одна черта Древнего, которую Стрэндж одновременно уважал и находил раздражающей — его способность видеть оттенки серого там, где он сам видел только черное и белое.
— Вы слишком добры к пришельцам, — невесело усмехнулся Стрэндж.
В этой усмешке скрывалась боль человека, который слишком часто становился свидетелем того, как доверие оборачивалось предательством, а добрые намерения приводили к катастрофе.
— Не добр, а объективен, — поправил его Древний. — К тому же, я наблюдал за ними дольше тебя. И видел не только разрушение, но и созидание. Особенно тот, кого зовут Наруто — в нём есть свет, который редко встретишь даже среди мастеров мистических искусств.
Эти слова заставили Стрэнджа задуматься. Он тоже наблюдал за пришельцами и не мог не признать, что энергия светловолосого юноши была... необычной. Чистой. Это напоминало ему о тех редких случаях, когда он встречал людей с врожденным даром исцеления — не магическим, а чем-то более глубоким, идущим из самой сути их существа. Такие люди всегда притягивали его, заставляя задумываться о том, что значит быть по-настоящему хорошим.
— Я поговорю с обоими, — согласился он. — Но при первом признаке угрозы, я приму меры.
Это не было пустой угрозой — за годы службы Верховным Чародеем Стрэндж научился принимать тяжелые решения, жертвуя малым ради спасения большего. Это была часть его долга, которую он ненавидел, но принимал как необходимость.
— Я в тебе не сомневаюсь, — кивнул Древний. — Только помни, что не все конфликты решаются силой.
Эти слова звучали как эхо из прошлого — сколько раз Древний повторял эту мантру, пытаясь смягчить воинственный дух Стрэнджа? И сколько раз жизнь доказывала, что иногда сила — единственный язык, который понимают враги?
Уже подходя к двери, Стрэндж остановился.
— А что, если вся эта ситуация с разрывами — просто отвлекающий маневр Мефисто для получения Камня Пространства?
Этот вопрос отражал его стратегическое мышление — способность видеть более широкую картину и предугадывать ходы противника, выходя за рамки очевидного.
После долгой паузы Древний ответил:
— В таком случае нам понадобится помощь не только мастеров мистических искусств, но и тех, кто обладает силой, непохожей на нашу магию. Силой, способной удивить даже Мефисто.
В этих словах скрывался намек на то, что Древний знает больше, чем говорит — еще одна его черта, которая порой доводила Стрэнджа до исступления.
— Иномирцы, — тихо произнёс Стрэндж.
— И не только они, — загадочно улыбнулся Древний. — Мир полон удивительных существ, Стивен. И некоторые из них могут стать нашими союзниками в грядущей битве.
Эта улыбка — она всегда означала, что Древний уже видел нечто такое, что Стрэндж только начинал подозревать. Это было и утешением, и вызовом — знать, что твой наставник всегда на шаг впереди, всегда видит дальше и глубже, чем ты сам.
Покидая зал медитаций, Стрэндж мысленно перечислял задачи: закрыть разрывы, найти пришельцев, подготовиться к встрече мастеров мистических искусств. И все это — пока Мефисто плетет свои интриги. Задачи казались почти невыполнимыми, но ведь именно такие задачи всегда были его специальностью — еще со времен, когда он брался за операции, от которых отказывались другие нейрохирурги.
Плащ Левитации колыхнулся, словно подбадривая его. Стрэндж благодарно коснулся его края. Этот простой жест был одним из немногих проявлений нежности, которые он позволял себе в жизни, полной борьбы и жертв.
— Да, мой друг, нас ждёт долгий день. Возможно, самый долгий в истории Земли.
С этими словами он направился к своему кабинету, готовясь к предстоящей битве — битве, которая решит судьбу не только их мира, но и всей мультивселенной. И где-то глубоко внутри, за всеми слоями защиты и отстраненности, которые он выстроил вокруг своего сердца, теплилась надежда — надежда на то, что, может быть, в этот раз ему не придется сражаться одному.