Наш Казанова

Наш Казанова

По обе стороны подворотни были нарядные подъезды двух конкурирующих

турфирм. В глубине двора недавно догадались устроить кафе на открытом

воздухе - и одному Богу ведомо, сколько тонн вонючей грязи выгребли, пока

добрались до земли, выложили ее плиткой и расставили столики. Колоритное

вышло кафе, а главное - по летнему времени очень удобное для конкурентов.

Подворотня же оказалась еще того привлекательней для нищих.

И вот, вообразите, выходит из турфирмы владелица - элегантная до

изумления (собственного изумления, потому что лишь вчера стилист,

которому было заплачено-таки порядком, приобрел вместе с ней последние

аксессуары тщательно продуманного имиджа, а утром самолично снарядил даму

на работу). Выходит, тут же сворачивает налево, стучит новенькими, без

единой царапины каблуками по новехонькой плитке и, не глядя, проскакивает

мимо нищего. Тот обустроился как раз посреди подворотни, на равном

расстоянии от улицы и от кафе. От давно замурованной подвальной двери в

стене осталась низкая ниша - оттуда и торчит рука с пластмассовой белой

посудинкой, в каких продают расфасованные дешевые салаты. Ну, будет ли

владелица турфирмы таращиться на белую посудинку, когда у нее одна забота

- к имиджу привыкнуть?

Однако элегантная женщина, пролетев мимо нищего, вдруг замедлила шаг.

Что-то в голове щелкнуло... из тщательно законопаченной дырочки

просочилось непонятное... не звуки, не запахи... слово какое-то невнятно

в голове прозвучало... бр-р-р...

И ведь не видела она того бедолагу, из принципа не посмотрела, но, видно,

у всякой бабы время от времени отверзаются очи на затылке. Владелица

турфирмы медленно повернулась и пошла назад.

Ну да, точно...

Он!

Ах ты скотина!

И, стремительно подойдя к нищему, великолепная женщина отвесила ему не

менее великолепную оплеуху.

Свидетелей не было.

Белая посудинка вылетела из грязной руки, поскакала по плитке, и тут

выяснилось, что было в ней пусто...

Кошмарная картина, правда? Если взять ее, как сиюминутный срез

действительности, то конечно! Но в свете причинно-следственной связи

оплеуха сия - знак высшей справедливости. Человек в низкой нише не одну

оплеуху заслужил - только вот нужно было их отвесить лет пятнадцать

назад, кабы не более...

Другой аспект проблемы - нехорошо бить беззащитного. Он ведь даже полицию

призвать не может - кто ему, алкашу трясучему, поверит? А элегантная дама

- воплощенная респектабельность.

Третий аспект... третий, да... Вот он - в отношениях мужчины и женщины

должна быть в конце концов поставлена вместо гнусного троеточия большая

жирная точка!

Вот я ее и поставила.

* * *

Когда женщина много лет спустя ставит такую точку, об этом должны знать

все свидетели былого. Позабыв про всякое кафе, я поскакала назад, в офис.

Есть вещи, о которых даже сгоряча незачем орать посреди улицы по

мобильнику.

- Томка, ты? - голос в трубке не узнать было невозможно, по густоте он

уже к приятному баритону приближался, но вопрос как бы заменял

приветствие. - Томка, знаешь, кого я видела? Демьянова!

- Он еще жив?

- Погоди... сколько же ему лет?..

- Сколько ему лет?.. - тут мы обе задумались всерьез и надолго. Смех и

грех - мы обе никогда этого не знали!

Ну, разве это не повод для встречи?

Если у меня - турфирма, то у Томки - салон красоты. В каком-то смысле я

ее обогнала - Томка до последнего рассчитывала выдвинуться на бирже, хотя

биржа к тому времени уже попросту околевала, а я вовремя сообразила, что

профессия брокера, которая обошлась нам обеим в приличные деньги,

потеряла былую актуальность. Моя фирма уже вовсю раскручивалась, когда

Томка на последние деньги приобрела в расформированной больнице какие-то

жуткие приборы для физиотерапии, заменяющие собой традиционные банки, и

прокричала на весь город, что у нее, и только у нее, делается уникальный

вакуумный массаж! Пока клиентура, поудивлявшись круглым, долговечным, в

два ряда расположенным на бедрах синякам, разобралась, что к чему, Томка

набрала денег на покупку нормальных аппаратов.

Сама Томка благоразумно не пользовалась своими приборами. У нее после

родов пошли какие-то гормональные сдвиги, прибавилось полцентнера весу,

потом тридцать кило она скинула диетами и на том поставила точку.

На встречу мы опоздали одинаково - на десять минут. Я видела, подъезжая,

как Томка выходит из "вольво", и позлорадствовала - вот где не помешал бы

опытный и суровый стилист. Вроде моего. Он ведь, подлец, заставил меня

вынести на помойку четыре почти новых костюма! Чтобы никогда не было

соблазна их нацепить!

На Томке было яркое лиловое платье с драпировками по пузу, несомненно,

стоившее бешеных денег, а волосы она выкрасила в темно-рыжий цвет с

непостижимым розовым оттенком.Вряд ли она в этом платье на работу

ездила - скорее уж, вздумала меня поразить. Маленькие дамские пакости...

Ну, вот тебе, милая, и ответная пакость - мой деловой брючный костюмчик

цвета сочной лососины!

Чем ближе мы подходили друг к другу, тем страшнее мне делалось - лиловое

платье и лососиновый костюм, помещенные рядышком, могли бы вызвать у

чувствительной натуры несварение желудка. Однако я вовсю разулыбалась,

устремившись к Томке, а она ответила тем же.

Мы сели за столик и сделали заказ. Он назывался "дары моря и болота".

Приличная женщина в приличном заведении не жрет, а развлекается и

наслаждается деликатесами. Желательно такими, о которых она раньше читала

в дамских романах из жизни аристократов. Дары моря на сей раз были

представлены супом из мидий и большим блюдом с креветками, морским

гребешком, кальмарами и щупальцами крошечных осьминожек. Дары болота -

другим блюдом, с лягушачьими лапками. Тоже маленькая дамская пакость - я

их уже однажды пробовала и знала, что съем свою порцию бестрепетно. А вот

Томке-то каково будет впервые держать эту мерзость и медленно подносить

ко рту, в ужасе прислушиваясь к внутреннему голосу?

- Так вот, - сказала я, отпустив официанта. - Демьянов. Помнишь пьесу

Горького "На дне"?

- Он продает газеты в электричке? - вот так представляла себе "дно"

Томка.

- Ниже. Ниже. Еще ниже!

- Неужели баллотируется в городскую Думу?..

Мы невесело посмеялись. И я рассказала ей, в каком виде обнаружила

красавца Демьянова, можно сказать, прямо под собственным кабинетом. Одно

из двух окон второго этажа над той подворотней - мое личное.

- Не слабо... - заметила Томка.

Каким образом вышло, что блистательный Демьянов угодил в подворотню, мы и

предполагать не стали. Все было ясно без слов - куда еще мог угодить

человек, умевший только улыбаться и руководить беспрекословными

подчиненными? Самим фактом отказа от анализа причин мы как бы дружно

признали никчемность нашего Демьянова.

И выпили мартини за торжество справедливости!

Цыплят по осени считают. До нашей осени еще далеко, но мы, две

перепуганные юные дурочки, завоевали себе место под солнцем. А он,

великолепный Демьянов, предмет нашего общего трепета, перед кем

открывался широкий и устланный банкнотами путь, торчит в подворотне!

Томка потянулась за мобильником.

- Надо позвонить Мухе.

- Ага!

Полтора десятилетия назад Муха тоже поддалась вышеупомянутому трепету.

Жестоко было бы лишать ее такого торжества. Томка позвонила и

командирским баритоном вытребовала Муху к нашему столику - тем более, что

суп из мидий запаздывал.

- Лети мухой! - скаламбурила Томка, как в те давние времена, когда мы

чуть насмерть не перессорились из-за красавца Демьянова.

Она и прилетела.

Мы остолбенели - невзирая на время дня и погоду, Муха имела на себе

черное вечернее платье с длинной бахромой, открытое сзади до самого того

места. Оказалось - платье только что куплено, и за два часа нужно в нем

освоиться настолько, чтобы к презентации чувствовать себя уверенно.

Муха - маленькая, когда-то - темненькая, сейчас - платиновая блондинка со

стрижкой "каре", очень пикантная, настолько пикантная, что с ней и

дружить опасно. Однако и ее бросил красавец Демьянов, как и нас с Томкой,

бросил с естественностью уличного кота, который, осчастливив кошку,

отбывает по своим делам без всякого "спасибо" и "до свидания". Кто-то у

него уже был на очереди...

Я подумала, что любопытно было бы отыскать всех соблазненных и покинутых,

чтобы собирать их в группы по десять человек и водить в подворотню на

экскурсии, продавая билеты, скажем, по десятке. Кто пожалеет десятку за

такое зрелище? Группам более пятнадцати душ - десятипроцентная скидка.

Что значит профессиональный подход к делу...

- Но нельзя же допустить, чтобы он торчал в этой гнусной подворотне! -

воскликнула Муха, ознакомившись с моим сообщением. - Мы должны хоть

чем-то ему помочь!

- Мы - ему?..

Томка чуть лягушачьей ногой не подавилась.

Я тоже изумилась чрезвычайно. А потом, увидев Мухину улыбку, поняла, что

тут имелось в виду...

Положительно, Мухе суждено было взлететь выше нас с Томкой. Ее месть была

куда как изощреннее!

* * *

Собственно говоря, мстить мы не собирались. Мы просто отпраздновали

подарок Судьбы. Я полагала, что с Демьянова достаточно будет и той

оплеухи. Как это я настолько вскипела, чтобы городским нищим оплеухи

отвешивать, - сама не понимаю.

Или, может быть, не хочу себе признаться, насколько мне тогда насолил

Демьянов. В петлю я не лезла, но отчаяние было полнейшее. Теперь и

вспомнить стыдно.

Но Муха была права - нельзя оставлять Демьянова в подворотне с годами не

мытой шеей и пластмассовой посудиной в деснице. Судьба - сама по себе, а

мы - сами по себе.

Слово "месть" никто из нас не произнес. Зачем?

Начало операции (слово "операция" тоже не прозвучало) я взяла на себя.

Я вернулась в подворотню, на самых подступах к ней ускорив шаг, чтобы

иметь запыхавшийся вид. Я влетела туда и встала перед Демьяновым, руки в

боки, глаза в потолоки.

- Позорище ты! - воскликнула я. - А ну, вылезай из этой вонючей дыры!

Пойдешь со мной!

Он глядел на меня, не узнавая. Допился, подлец! Вдруг сообразил, что это

я час назад врезала ему по морде. Ахнул.

- Я ничего! - вскрикнул он. - Я никому ничего!.. Ни у кого - ничего!..

Зрелище было жалкое. Когда мужикашка ростом с сидячую собаку вот так

позорно пугается и трясет плешивой головенкой - это одно. А когда крупный

мужик с породистым профилем, которому сам Бог велел нести себя в дорогом

костюме по министерским коридорам, шарахается от женщины...

До меня дошло - он почему-то решил, что я его обвиняю в противозаконной

деятельности и сейчас поволоку в полицию. Наверно, такое уже бывало.

- Посмотри на меня внимательно! - велела я. - Ну?!?

Как ни обидно, шевелюру свою он сохранил. Только поседел порядком. Рожа

была красная, даже темно-красная. Глаза - жалкие. Он помотал головой,

словно справляясь с наваждением.

- Узнал, - отметила я. - Глядеть на тебя тошно. Тебе за такие дела не то

что оплеуху - вообще мозги вышибить нужно. Вылезай.

- Зачем?

- Затем!

Я отвезла его к себе домой и затолкала в ванную. Нужно было отчистить его

до такой степени, чтобы в гостинице от него не шарахнулись. И проделать

это до прихода моего семейства.

Пока он там плескался, прикатила Муха и привезла старые, но чистые тряпки

своего первого мужа. Надо полагать, она искала тогда тот типаж, на

котором впервые в жизни погорела. Ее первый, Лешка, был не ниже ростом,

чем Демьянов, а в плечах, пожалуй, еще пошире. И кудри, кудри! Вместо

того, чтобы женить на себе Демьянова, она женила на себе Лешку, что было

гораздо разумнее. И честно прожила с ним чуть ли не десять лет.

Когда Демьянов смыл с себя центнер чернозема и, возможно, кило полтора

насекомых, когда вылез, завернутый в старое полотенце, вид у него был

ошарашенный. Он, естественно, не понимал, зачем мне эта метаморфоза

понадобилась. И побаивался.

Муха из кабинета смотрела в щелочку, как он одевался. Ей незачем было

показываться раньше времени. Потом я сквозь газетку взяла демьяновское

шмутье, кинула на полотенце, организовала узел - и, пока Демьянов на

кухне пил горячий чай, выпроводила Муху вместе с этим узлом.

- У тебя еще все впереди, - сказала я ему, когда он сожрал шестой

бутерброд. - Ну, не повезло, ну, со всяким бывает. А теперь вот повезет.

- Ты думаешь?

В его глазах светились доверие и надежда. Но мне вовсе не стало стыдно.

Лет этак пятнадцать назад в моих глазах тоже светились доверие и надежда.

Потом я отвезла Демьянова в одну гостиницу. У меня по долгу службы

хорошие отношения с гостиничным начальством. Демьянова внедрили в дешевый

номер и более того - заперли там.

Почему заперли? Потому что он, узнав меня, простив выданную сгоряча

оплеуху и расспросив о жизненных успехах, попытался стрельнуть на

бутылку. Чего же естественнее? Встретить любовницу, которую потерял из

виду по меньшей мере двенадцать лет назад, принять от нее кучу жизненных

благ, да еще выклянчить сколько нужно на бутылку!

- А хрен тебе... - проворчала я как можно внушительнее. - И попытайся

только нажраться в гостинице! Убью. Я - могу. Понял?

Следующим поползновением была попытка вспомнить прежние наши отношения.

- У тебя всегда был темперамент, - сообщил он мне, как будто я сама этого

не знала. - Нелепо мы как-то расстались. Я потом жалел, что мы

расстались.

Я не сомневалась, что жалел. Как раз после меня у него была Томка, а она

- особа спокойная и рассудительная, без моих гениальных безумств. Даже

чересчур спокойная - иначе бы не засиделась в брокерах, когда все прочие

удирали с биржи, как крысы с тонущего "Титаника".

- Я тоже, - отвечала я, догадываясь, куда он клонит.

Очевидно, наш общий красавец Демьянов уже давно прозябал без женщины. Пока

он уныло нищенствовал, оно само собой разумелось. Добычи хватало в

лучшем случае для дешевой водяры на одну персону. А сейчас вот подобрали,

отмыли, приодели, покормили - для чего, спрашивается, как не для этого

самого?

За то время, что мы с Демьяновым вообще не виделись, я пережила и период

бурных поисков счастья, и период успокоенности, и много чего еще. Меня

всегда поражало удивительное мужское самомнение - каждый хилый бездельник

считал, что все женщины мира должны бежать за ним следом, раздеваясь на

ходу и повизгивая от восторга, лишь потому, что он имеет полный комплект

действующих мужских аксессуаров. Вот и Демьянов туда же!

- Фестиваль помнишь? - спросил он.

Еще бы я не помнила тот фестиваль!

Мне шел двадцать второй годочек - и я, дура стоеросовая, тщательно и

неизвестно для чего хранила девственность! Может быть, подспудно

рассчитывала продать ее подороже? Какому-нибудь принцу на белой лошади,

которому непременно нужно у невесты быть первым? А Демьянову уже тогда

стукнуло по меньшей мере тридцать пять. Вроде бы и тридцать семь... Для

преподавателя - не так уж много.

На его лекциях аудитория была битком набита.

Он был превеликим общественником. Когда затевалось какое-то институтское

мероприятие, именно Демьянов за него отвечал. Таким образом он

прокладывал себе дорогу вверх. В ближайших планах у него был пост

парторга института - о Боже, кто теперь понимает, что это за штука такая

- парторг института?!. Оттуда его могли взять в горком партии - тоже так

просто не объяснить теперешним девственницам, что за горком такой. И

выше, и выше!..

Фестиваль самодеятельной песни и завершился для меня лично потерей

девственности на лохматом диване в студенческом клубе.

На этом диване мы сразу принялись строить далеко идущие планы. Слова

"законный брак" не прозвучали - да я этого и не заметила. Мы

проектировали совместное прекрасное будущее - Демьянов будет продвигаться

вверх по службе, меня пристроит на штатное место в студенческом клубе, мы

будем вместе организовывать всякие бесподобные фестивали, выдвинемся, нас

заметят, завопит радио, засверкают телеэкраны! Я под гром фанфар займу

должность инструктора в горкоме комсомола!

Господи, куда только не заносит в мечтах маленьких дурочек...

Я училась быть женщиной - и это было поинтереснее всего того, что

проходили однокурсницы на лекциях и семинарах. Он ласково вел меня по

этому пленительному пути, пока Томка из параллельной группы не перебежала

мне дорогу. Что она конкретно тогда вытворила, чтобы заполучить

Демьянова, я по сей день не знаю. Сплетни были разные, в том числе и

такая - она поздно вечером заявилась к нему домой, утверждая, что за ней

гонятся хулиганы и нужно где-то отсидеться. Я же осталась с разинутым

ртом и растопыренными руками, с ужасом вспоминая о хвостах. Кроме всего

прочего, я честно забыла написать курсовик. Чуть из института не

вылетела...

А Муха была нас на год моложе. Она попала на пресловутый диванчик не

только после Томки, но и после Любки, Светки и Маришки.

Он спросил, помню ли я фестиваль...

Я усмехнулась.

А в самом деле, любопытно - каково мне было бы с Демьяновым теперь? Когда

я многому научилась, а он, возможно, многое растерял?

Но не ложиться же с Демьяновым прямо тут, в четырехместном номере, куда,

того гляди, зайдет гостиничное начальство убедиться, что все в порядке!

Опять же - месть...

* * *

Муха - на то и Муха, чтобы всюду побывать, всюду отметиться. Она уже на

презентации, где затмила всех обнаженной спинкой, развила бурную

деятельность. По меньшей мере у пяти человек узнала, не нужен ли хороший

человек на должность с небольшим окладом. Ей, видите ли, старого друга,

потерпевшего внезапный крах, приткнуть надо.

Муху все любят. Она - дама, приятная во многих отношениях. Пузатые

мужчины (почему это, стоит стройному юноше всерьез заняться бизнесом, как

у него через полгода вырастает трехведерное пузо и третий подбородок?) -

так вот, пузатые и богатые мужчины любят баловать Муху. Утром перед ней

лежал список. Четверо готовы были принять Демьянова в охрану. Пятый -

рекламным агентом.

- Начнем с охраны, - Муха поставила в списке галочку. - Мировичу наше

сокровище сразу не понравится. У него там знаешь какие мальчики?

Я сводила Демьянова в парикмахерскую и прямо оттуда - на смотрины.

Демьянов был благообразен, но уж больно пуглив. И не понимал, как в наше

время полагается производить впечатление. Мирович, богатый и серьезный

дяденька, у которого вся его команда ходила по струночке, задал несколько

вопросов и намекнул, что у него - дела, дела, дела. Обещал сам

позвонить.

Тогда на сцену вышла Муха. Она прилетела, трепеща крылышками, и прямо при

Демьянове (он ее сразу и не признал) отчитала меня.

- Ну, к кому вы сунулись? У Мировича молодая команда, он старше сорока

никого не берет! Да еще в охрану! Знаешь, какие у него требования к

охране?!.

- Ну, конечно, Демьянову куда больше сорока... - робко согласилась я. -

Но ведь он еще вполне...

- И думать не моги! - пресекла мой фальшивый оптимизм яростная Муха.

Дальше по плану было место рекламного агента. Мы отправили туда

Демьянова, чтобы он убедился - старше тридцати пяти люди не требуются.

Следующее место охранника оказалось ему не по зубам - там хозяин держал

крутых качков не меньше центнера весом. А когда судьба, невзирая на наш

расчет, попыталась сжалиться над Демьяновым (продавать грошовые билеты в

торговый павильон и заодно пускать в платный туалет), то кто-то позвонил

и на правах старой приятельницы предупредил хозяйку павильона, что ей

незачем связываться с патентованным алкоголиком.

К тому времени и Томка вышла на сцену.

Мы втроем вместе с Демьяновым переживали каждый очередной крах.

Мы поочередно подкидывали ему то полкило колбасы, то брусок масла, то

коробку плавленого сыра. Денег старались не давать. Просто оплачивали

место в гостиничном номере.

- Я же тебе добра желаю! - говорила каждая из нас.

Он горестно кивал. Он осознавал, что мы добром платим ему за причиненное

когда-то зло. И поднимал глаза, когда-то ясные, и опять смотрел с

доверием и с надеждой... с жалким доверием и с жалкой надеждой...

За эти годы у Демьянова что-то сделалось с мозгами. Он всякий раз

устремлялся за наживкой с энтузиазмом щенка, которому бросили резиновый

мячик. И он действительно утратил чувство реальности. Мне казалось, что

если завтра мы пошлем его наниматься в оперный театр примадонной, он

помчится без всяких сомнений в своей профессиональной пригодности.

Понемногу он рассказал свою биографию. Это была печальная биография.

Когда человек к сорока годам вылетает из райкома (или горкома) партии, не

умея ничего, кроме как руководить обреченными на покорность, имея в

активе только обаятельную улыбку и полный шкаф строгих костюмов, когда

десять старых приятелей по дружбе пристраивают его к себе в подчиненные и

поочередно сбывают с рук, сперва - за бестолковость, потом - за пьянство,

когда к пятидесяти бывший победитель осознает свою полную ненужность...

Оказалось даже, что Демьянов ни разу не был женат! Он раскатал было губу

на чью-то высокопоставленную дочку, пас ее от четырнадцати до

девятнадцати, вкладывая в нее время и деньги, но тут не вовремя приказали

долго жить и партия, и былая высокопоставленность...

Мы хором жалели Демьянова, мы поочередно утверждали, что он если не

завтра, так послезавтра устроится на работу и вступит в законный брак с

какой-нибудь богатой хозяйкой процветающей фирмы, ведь он еще - ого-го, и

ничуть, ну, ничуть не изменился. А потом, сбежавшись на полчаса в

чьем-нибудь кабинете, хохотали до слез.

Богатые хозяйки не нуждались в алкоголиках, даже таких представительных.

Месть продвигалась и развивалась!

- Может - хватит? - однажды, отсмеявшись, спросила Томка. - Ну его в

болото!

Все приедается, даже такая изысканная забава.

Но вдруг над нами нависла угроза с той стороны, откуда вовсе ее и не

ждали.

* * *

Гостиничное начальство не было приставлено следить за каждым шагом нашего

Демьянова. Довольно и того, что он там жил, и жил неплохо. Поэтому мы

слишком поздно узнали, что Демьянов перестал ночевать в гостинице.

А сам он, подлец, тоже молчал о своих делишках, как партизан на допросе.

Мы засуетились.

Никогда ни одно дело не объединяло нас сильнее, чем эта дурацкая история

с Демьяновым. К нам словно молодость вернулась! Мы шкодили, как девчонки,

которые в порыве азарта могут засунуть дохлую мышь в почтовый ящик

избраннику.

Первой, как всегда, все разнюхала Муха.

- Алинку помните? Евсееву?

- Алинку?

Мы с Томкой ушам своим не поверили.

Алинка была на курс моложе Мухи - стало быть, нас с Томкой - на два курса

моложе. Как и зачем она попала в институт - никто не понимал. Она хотела

одного - выйти замуж. И она действительно вышла замуж за парня, который

работал на заводе автоэлектроприборов, сидел за конвейером и годами

крутил одну и ту же гайку. Парень пил, ходил налево, у них там в цеху

вообще все спали под одним одеялом, и последняя новость об Алинке была

такая - с мужем развелась и из города уехала. О том, что она уехала

беременная, мы тогда не знали.

Когда и как она вернулась, когда и как встретилась с Демьяновым - покрыто

неизвестным мраком. Но встреча не могла не быть роковой - еще студенткой

Алинка в него, в красавца, влюбилась. И это был тот редкий случай, когда

дело не дошло до пресловутого диванчика в студенческом клубе. Демьянов

выбирал девиц породистых, а эта была маленькая, рыженькая и кругленькая.

Бывают рыжие эффектные девахи с гривами как настоящие конские хвосты, а у

Алинки было впридачу пять волос в три ряда.

Алинка сделалась "челноком". Она ездила с огромными сумками, а товар

сдавала, как выяснилось, хозяйке того самого павильона, куда мы

пристраивали Демьянова заведовать билетами в платный туалет.

Поскольку у Мухи с Алинкой не было вообще никаких отношений -

сообразительная Муха презирала тупую Алинку, а правильная Алинка

презирала распущенную Муху, - то за дело взялась Томка. Она никогда и ни

с кем не ссорилась.

Томка подкараулила наших голубков возле павильона. Возможно, они шли как

раз с автовокзала, оба обремененные набитыми сумками - дешевыми

клетчатыми сумками, в которые можно бы и бегемота затолкать, жаль, ручки

не выдержат. Демьянов бодро тащил свою порцию ценного груза. И оба были в

жутчайших спортивных костюмах - лет пять назад эти разноцветные костюмы с

аппликациями вошли в моду, их завезли бешеное количество и продавали чуть

ли не в аптеках, а потом мода схлынула, но костюмы у продавцов остались.

Они стоили друг друга - маленькая кругленькая Алинка в сиреневых с

желтыми лампасами штанах и высокий Демьянов в штанах по-гусарски алых.

Кошмарное, надо полагать, зрелище.

Опомнившись и протерев глаза, Томка двинулась им наперерез, задержала и

допросила.

Действительно - съездили за сутки в столицу, где у Алинки на огромной

оптовой базе были какие-то надежные друзья. Вот, хорошо отоварились. А

почему бы Демьянову и не работать "челноком"? Все организационные

проблемы Алинка взяла на себя - а он вполне мог таскать не такие уж

тяжелые, хотя и жутко огромные сумки, стеречь их, да и вообще -

развлекать Алинку во время долгих автобусных перегонов.

И необходимость в нас троих у Демьянова, естественно, отпала.

- Ловко устроился! - злобно буркнула Муха.

Это нам было и вовсе ни к чему.

Алинка, как всегда, хотела замуж. Для челночихи Демьянов был приемлемой

партией - высок, плечист, с интеллектуальным уровнем. О том, что у него

от пьянства произошло разжижение мозгов, Алинка бы вовеки не догадалась.

Как привыкла уважать импозантного преподавателя - так и продолжала в том

же духе. Разница в возрасте ее, очевидно, не смущала. И она ведь ничего

не знала про его торчание в подворотне!..

В отличие от нас, Алинка дала Демьянову настоящий шанс.

А этого допустить мы не могли.

Не для того столько времени и энергии на эту историю потрачено.

- Как бы его туда обратно запихнуть? - спросила Муха, имея в виду

подворотню.

- Элементарно, - ответила Томка.

Сперва она сходила в гости к Алинке с тортиком. Изучила обстановку. Жила

Алинка небогато. Перегородила комнату шкафом - в одной половине

двенадцатилетняя дочка, в другой - она сама с Демьяновым.

- Как же они там любовью-то занимаются? - изумилась Муха.

Демьянов на всем нам известном диванчике поднимал немало шума - стонал,

рычал, мог и завопить от восторга. Тогда это безумно заводило и

вдохновляло. Ну ладно, пусть повопит за шкафом, в этом тоже что-то

есть...

Кое-что о своей бездомной и пьяной жизни Демьянов Алинке все же

рассказал. Правильная Алинка взяла с него клятву не пить чуть ли не в

церкви под образами.

- Вот в чем была наша промашка! - догадалась я. - Он ни одну из нас троих

не воспринимал сейчас как женщину! Мы слишком высоко себя поставили! Он

понимал, что ему до нас теперь не дотянуться. А когда он отъелся и

протрезвел - ему бабы захотелось.Вот он и клюнул на Алинку!

Может, оно было и так. Во всяком случае, я выдвинула версию, для нас всех

лестную, и Томка с Мухой согласилась. Да, нужно было малость повертеть

перед ним хвостом, подержать его в известном напряжении... Не рассчитали.

Впредь будем умнее.

На следующий раз Томка нагрянула к Алинке, имея в сумке бутылку

"Метаксы". Она не пить эту бутылку принесла, нет! Она ее выиграла на

пари и теперь тащила домой, чтобы украсить ею свой бар. Бутылка по

меньшей мере полчаса маячила перед демьяновским носом. Алинка делала

Демьянову страшные глаза. Демьянов страдал.

Продержался он примерно неделю.

Хотя Алинка и пасла свое приобретение, но не могла же она бдеть

круглосуточно. Томка зазвала ее к себе в салон - пожариться в солярии на

халяву. И всего-то удовольствия было на полчаса, включая

раздевание-одевание, а Демьянов успел сгинуть в неизвестном направлении.

Он заявился поздно ночью, пьяный в сардельку.

Алинка всегда шумно защищала свои убеждения и идеалы.

В тот раз они помирились, но мы уже знали, кого из Мухиных подчиненных

можно безошибочно подсылать к Демьянову.

После четвертого случая Алинка выставила Демьянова за дверь. На следующий

день она пожалела об этом и примчалась к Томке с воплем:

- Он же пропадет без меня!

- Пусть лучше он пропадет без тебя, чем ты пропадешь вместе с ним, -

отвечала разумная Томка.

Потом она рассказывала, что на Алинку было больно смотреть.

- Жаль, что все вышло так нелепо, - сказала Муха, и мы с ней согласились.

Как-то очень быстро завершилась эта история - а мы уж было намылились по

меньшей мере полгода посылать Демьянова к солидным людям - желательно

таким, кто помнил его по прежней жизни. И чтобы регулярно дважды в

неделю он терпел очередной облом. Как с мужиками, так и с бабами.

С одной стороны, это было и справедливо - если вспомнить, сколько девочек

лишилось девственности на том хромом диване. Сколько планов рухнуло в

тартарары! Сколько денег выброшено на аборты...

Дурацкое тогда было время. Нас учили, нас возвышали над прочими,

необразованными, обреченными всю жизнь сидеть за конвейером и крутить

одну и ту же гайку. Перед нашим носом вертели конфеткой, которая

называлась "прекрасное будущее".

Вертели примерно пять лет.

Нас соблазняли - самые одаренные уйдут в науку! Ну, где вы, самые

одаренные? Сразу со студенческой скамьи - сдать кандидатский минимум,

попасть хоть в заочную аспирантуру, через три года можно защитить

диссертацию и сделаться кандидатом наук! Конечно, все не так просто - но

разве красивая девушка не заведет за годы учебы нужных связей?

Все мужчины на всех кафедрах были наперечет. На предпоследнем курсе

рыскали накрашенными глазами по сторонам не студентки, а доподлинные

акулы. Тогда еще было распределение! Запросто могли упечь молодую

специалистку аккурат куда Макар телят не гонял - и на целых три года.

Невзирая на гениальность.

В последнюю секунду перед распределением как-то не до чистой и святой

науки. Шансы остаться в городе были десять раз сосчитаны и на всякий

случай пересчитаны.Замужество с беременностью - это раз. И самый

главный раз. Время от времени кого-то перспективного действительно

оставляли при какой-нибудь кафедре. Каким методом устанавливали

перспективность? Догадайтесь, детки, сами. И еще был студенческий клуб.

Ему полагались две штатные единицы непонятного значения - что-то вроде

массовиков-затейников. Вот за эти штатные единицы и шла незримая борьба.

Заведовал клубом Демьянов - самый молодой из преподавателей, остальные

были совсем трухлявые. И вокруг него вились молодые акулы. Остаться при

студенческом клубе - значит, фактически остаться при той кафедре, к

которой лежит душа. Заочная аспирантура и кандминимум - это уж само

собой. Главное - зацепиться!

Демьянов резвился, размахивая вышеупомянутой конфеткой перед нашими юными

носами. Сколько же фантиков осталось за тем диваном?

А сколько никому не нужных детишек от никому не нужных мужей явилось на

свет ради того, чтобы не загреметь Бог весть куда, не спиться там от

тоски, не скурвиться, не лишиться разума в беспросветной глубинке?

Демьянов лишил меня самого первого шанса. И Томку. И Муху. И еще сотню

юных дур. То, что мы имеем теперь, - это даже не второй, а триста

пятьдесят второй шанс.

Первую любовь еще можно забыть. Первый шанс - боюсь, что никогда.

* * *

Мы так и не узнали, куда он подевался.

Наступила осень, кафе во дворе опустело и закрылось до будущего лета.

Ниша в подворотне осталась без обитателя.

Но подворотен в нашем городе много - на демьяновский век хватит.

1998 г.