Наша работа

— Сержант, можно задать вам вопрос?

Как я ни старался заснуть последние пятнадцать минут, сон не приходил. Нас то трясло, то подкидывало вверх, то резко тянуло куда-то в сторону. Кроме того, гравитация на планете была чуть выше нормы, поэтому антитяжи десантного бота, которые позволяли парить ему над землей, надсадно гудели, и звук этот резко бил по ушам. Шум в десантном отсеке стоял невыносимый, как тут уснешь. Я открыл глаза и посмотрел на Чена.

Рядовой Сяо Чен сидел напротив, и внимательно смотрел на меня. Он как будто чувствовал, когда я не спал, а только притворялся. Стоило мне открыть глаза, как он сразу оживился. Маленький рот растянулся в улыбке, тёмные глазки радостно заблестели. Вот всегда он так смотрит на меня, с каким-то нездоровым восхищением. Его постоянное пристальное внимание меня слегка раздражало. Он не плохой парень, отличный десантник, хороший отец и сын, если верить его рассказам, но уж больно приставучий.

Родом Чен был с планеты, которая входит в элитную группу планет, называемую «Колыбелью Человеческой Цивилизации». Планета не самая большая, и не совсем маленькая, средняя такая планета. Называется Аракан. На планете мягкий климат, красивая природа, много живописных мест и очень приветливые жители. Аракан живет за счет туризма, и не плохо на этом зарабатывает, поэтому многим странно было увидеть Чена в рядах десантников. Араканец променял теплые моря и прохладительные напитки на штурмовую винтовку и тяжелые десантные ботинки. Его отец владел чем-то вроде гостиницы или бара на берегу моря. Это если снова верить рассказам Чена. Сяо говорил, что его родные живут в достатке, и ни в чем не нуждаются. Несмотря на все занудство щуплого араканца, я все же был рад, что он с нами — он был одним из самых трудолюбивых и усердных десантников в моем отделении.

Я улыбнулся как можно дружелюбнее, и молча кивнул ему в ответ.

—Что для вас значит наша работа? — выпалил он, словно едва сдерживался, чтобы не задать этот вопрос раньше. Я удивлённо изогнул бровь и сделал непонимающий вид, тогда он добавил. — Ну, зачем вы здесь? Какая у вас цель? Чего вы хотите от десанта?

Он постучал пальцем по небольшому, но толстому блокноту, который крутил в руке:

— Вы же знаете, я хочу написать книгу о жизни десантника. Так сказать это будет взгляд изнутри на нашу работу. Реальная история обо всех нас.

Блокнот выглядел сильно потрепанным. Часто я замечал, как Чен со своими вопросами достает других десантников. Кто-то отмахивался от него, как от назойливой мухи, кто-то охотно отвечал на вопросы. Это началось с самого первого дня, как он оказался в моем отделении. Я знал, что когда-то очередь дойдет до меня, но не думал, что это произойдет при таких обстоятельствах, когда мы летели на боевое задание.

— Отстань от сержанта, — встрял здоровый темнокожий детина, что сидел слева от Чена, и прижимал к груди десантную винтовку, как маленького ребенка. — У сержанта полно других дел, нежели отвечать на твои глупые вопросы.

Араканец крутанул головой в сторону здоровяка. На его небольшой голове десантный универсальный шлем десантника УШ-3 выглядел чересчур большим.

— Джелани, ты знаешь, как мне важно мнение каждого из вас, — возмутился Чен, поправляя шлем, которые съехал на бок. Он стучал все яростнее по блокноту. — Каждого десантника, которого я встречу! Тем более до точки высадки еще полчаса, заняться больше не чем.

— Это типа трофеев? — поинтересовался Сверре, сидевший слева от меня и до этого всю дорогу молчавший. — Типа собираешь мысли других ребят?

Араканец замялся:

— Трофеи собирают с поверженных врагов, я никого из вас убивать не буду.

Сверре и Джелани переглянулись и улыбнулись друг другу.

— Даже когда сержант спит, он думает о том, как спасти твою задницу, — широко улыбнулся громила, и другие десантники засмеялись.

Джелани был родом с планеты-рудника, с самых окраин Союза. Планета была такой маленькой и незначительной, что я часто забываю ее название. Вроде Узул. Точно. Название такое же невзрачное, как и планета. Условия жизни на планетах-рудниках крайне ужасные. Мало солнца, много холода, грязный воздух, плохая инфраструктура, повышенная смертность, и высокая рождаемость. Все, что делает правительство на таких рабочих планетах, это выкачивает из них все соки, то есть ресурсы, после чего спокойно забывает об их существовании. Планеты медленно превращаются в планеты-призраки, где обосновываются всякого рода отребье, бандиты и пираты. Местному населению в таком случае не позавидуешь. По сути, у Джелани на Узуле было всего два пути: либо идти в рудники, и всю жизнь гнуть спину, либо записаться в десант космофлота Союза. Даже не знаю, какой из этих вариантов был хуже.

Джелани был медлителен, и слегка ленив, но эти незначительные недостатки он компенсировал огромной силой. В отделении он был штатным пулеметчиком, и многие удивлялись, когда легко он взваливал на плечи пулемет «Стрекоза», словно тот был пушинкой. Эту махину с трудом могли переносить два обычных человека. Но больше всего меня удивляла не его природная сила, а то, как перед любым заданием он бережно прижимал к себе штурмовую винтовку. Он говорил, что это вроде как его успокаивает, позволяет сосредоточиться. Странная привычка. Но все мы здесь, в десанте, немного странные. Человек в здравом уме к нам бы не пойдет.

— Раз вам не спится, сержант, могу я тоже задать вопрос? — втиснулся в разговор Сверре, выходец с планеты Фьорд-3. У него была квадратная, мощная челюсть, острые скулы, светлые волосы и голубые, чистые глаза. Говорят, на планетах типа Фьорд обосновались потомки викингов, которые когда-то давно жили на Земле. — Почему мы всегда десантируемся так далеко от конечной точки высадки? Почему используем «Стальной Коготь», а не подлетаем на десантном корабле к зоне высадки? Зависли бы на орбите, на МДК, а оттуда бы нас спустили бы вниз, хоть на веревке, — он состроил недовольное лицо. — Наверное, еще придется тащиться по этой чертовой пустыне. А солнце жарит здесь нещадно.

— Если Джелани хотя бы изредка не будет ходить, то он растолстеет, и не влезет в бронекостюм, — громко говорю я, стараясь перекричать гул антитяжей. — А зачем он нам без бронекостюма?

Мои ребята заулыбались, а Джелани расплылся в такой довольной улыбке, будто так оно и было. Это хорошо — хорошее настроение нам не помешает. Никто не знает, что ждет нас дальше.

На самом деле я не знал точного ответа на вопрос Сверре. Два года назад я был обычным служащим на Земле, и не знал, что такое «Стальной Коготь», УШ-3, «Стрекоза», или межпланетный десантный корабль класса «Космический ныряльщик», который способен перевозить до пяти тысяч десантников, и пятьдесят ботов типа «Стальной Коготь». Многие в учебке, когда узнавали откуда я родом, удивлено свистели и округляли глаза. Нечасто можно было встретить в десанте землян. Земля была не просто планетой из «Колыбели Человеческой Цивилизации», она была центром всего Союза. На Земле расположена постоянная резиденция вождя и находятся основные правительственные учреждения. Главные сокровища всей человеческой цивилизации хранились на Земле. Люди со всей галактики мечтали хотя бы раз посетить планету, где зародилась человеческая раса.

Когда я попал в учебку, то в рядовых я проходил недолго. Поистине, армия может открыть в человеке способности, о которых он раньше даже не догадывался. Я неплохо стрелял, быстро бегал, умел оперативно принимать правильные решения, и четко выполнял поставленные задачи. Меня произвели в сержанты, и дали под командование отделение десантников. Конечно инструктор, который меня обучал и который предпочитал чаше на меня орать, чем что-то объяснять, говорил, что все дело в моем происхождении. Все десантные полигоны, где готовили десантников, использовали условия, максимально приближенные к земным, и именно поэтому я быстро адаптировался. Но даже если это было так, не все ли равно — надо пользоваться хоть какими-то привилегиями того, что я был с Земли. Сколько бы миров ни открывали, каким бы они ни были, Земля все равно остается главной. Она, как шкатулка с древними драгоценностями, которыми можно любоваться вечно, и над которыми даже боишься дышать, чтобы не разбить.

На сержантских курсах мне пришлось изучить многое, прочесть множество разнообразных, бесполезных в бою инструкций и учебников, но ни в одном из них не было ответа на вопрос, который мне задал Сверре.

По правде, мне и самому иногда бывает интересно, почему постоянно мы добрых полчаса должны трястись над землей в этой консервной банке. Межпланетный десантный корабль, сокращенно МДК класса «Космический ныряльщик» — очень дорогая штука. Защита никакая, так как акцент сделан на том, чтобы запихать в «брюхо» корабля побольше живого мяса и дешевого металла на антитяжах, которое это мясо может перевозить по земле. Наверняка, командование «здраво» рассуждает, что потеря двух-трех десятков десантников, если те угодят в засаду по пути к конечной цели, не такая большая потеря, как гибель целого МДК. Как не горько признавать: десантники располагались на самой нижней ступени огромной пирамиды под гордым названием «космофлот». У уборщиков космических кораблей прав было больше, чем у нас, не говоря уже про их шансы выжить, которые были намного выше наших.

Чтобы развеяться от грустных мыслей, я повернулся и взглянул в узкую бортовую щель. Щель предназначалась для обзора, если на «Стальной коготь» кто-нибудь вздумал бы напасть. Она была настолько узкой, что в нее, например, нельзя было протиснуть дуло винтовки, не говоря уже о широком стволе ПЛК (переносном лазерном комплексе), или о пулемете. Так и представил: на нас нападают со всех сторон, а все, что мы можем — мило наблюдать в щель за противником, не в силах ответить ему огнем.

Планета Тринадцатый Век. Сплошные пески, дюны, да редкие холмы, поросшие жухлой, сухой травой. Песок настолько неприятного яркого рыжего цвета, что режет глаза. Солнце в зените, и неплохо припекает. Его тепло ощущается даже в десантном отсеке, где воздух усердно гоняют охладители. Страшно представить, что будет, когда мы покинем «Стальной Коготь» … Никогда не понимал страсть людей колонизировать такие вот планеты: песок, жара, и никаких перспектив для нормальной жизни.

— Сержант, а правда, что вы родом с Земли?

Все девять лиц моих подчиненных смотрели на меня. Конечно, они знали откуда я, но хотели услышать это из моих уст. Для них я был не просто сержантом, их командиром, я был чем-то большим. Они хотели знать, что и среди изнеженных землян есть настоящие смельчаки, которые не боятся залезть в облегченный бронекостюм десантника. Парни считали, что все земляне ведут роскошную, беззаботную, ничем не обременённую жизнь. Они даже не догадывались, что в моем случае все было на много проще: я далеко не смельчак и не богач. Работа была никакая, жизнь тоже. На абсолютно любой планете есть те, кто управляет, и те, кем управляют. Все просто. За тысячи лет человеческая цивилизация обрубила все лишнее. Сколько не старайся, сколько не пытайся выпрыгнуть из штанов, ты постоянно будешь топтаться на одном месте. Я не был тот, кто управляет. Мной управляли и говорили, что делать. Жизнь была скучна. Чтобы как-то разнообразить ее, я начал играть в казино. Сначала проигрывал понемногу, но постепенно втягивался. Однажды я проигрался в пух и прах, и задолжал крупную сумму денег. Именно тогда я и решил пойти в десант: за деньгами и за льготами. Кроме того, подписав контракт, я стал намного дальше от людей, которые старались выбить из меня долги.

Отвечать на вопрос Сверре мне не пришлось. Мы обогнули очередной высокий песчаный холм, и оказались в конечной точке, о чем по рации нам сообщил пилот нашего «Стального Когтя». Пару минут мы молча слушали переговоры нашего пилота с пилотами других десантных ботов.

— Серый «Стальной Коготь – 1» подходит к точке высадки. Начинаем спуск, прием.

— Серый «Стальной Коготь»- 1», принято. «Стальной Коготь -3» идет прямо за тобой, замедляемся, отключаем антитяжи. Готовимся к спуску.

— Серый «Стальной Коготь – 4» …

Бот завис над землей. Антитяжи начали замедляться и затихать, «Стальной коготь» плавно опускается на песок. В крови постепенно закипает адреналин. С грохотом падает крышка десантного люка. Подбадривая друг друга, отпуская непристойные шуточки, мои парни, стуча десантными ботинками, вываливаются наружу, рассыпаются в разные стороны и занимают позиции вокруг «Стального когтя». Разговоры стихли, ребята замерли и стали напряжены. Они сжимают десантные винтовки, прильнув щеками к прикладам.

Я неспеша выхожу последним. Взглянул на солнце, прикрывая глаза рукой. Жара нахлынула сразу, как морская волна. Даже дышать стало труднее. Вездесущие солнечные лучи проникают под бронекостюм, под кожу. Главная проблема этой планеты, что здесь было целых два дневных светила. Одно было перед нами, другое было чуть позади нас, но палило оно ничуть не меньше.

Я сглотнул, ощущая, как тут же пересохло в горле. С трудом удержался, что не воспользоваться флягой с водой — неизвестно, сколько мы тут проторчим, вода может еще пригодиться.

Оглядевшись, я видел, как десантники других трех ботов тоже вывалились наружу. Десантные боты действительно напоминают когти – с узкой, чуть загнутой книзу кабиной, похожей на острый клюв. По бокам два черных дула, которые плюются «шариками». Не стоит попадать под такой шаропад, «шарики» пробивают абсолютно все: бетон, железо, легко ломают человеческие кости, и крошат черепа.

Я понял, что нам ничего не угрожает, и отдал парням команду, что они могут расслабиться. Они опустили винтовки, Джелани закинул «стрекозу» на плечо, и начал ковыряться в зубах.

«Стальные когти» высадили нас недалеко от большой воронки, очень напоминающей глубокий кратер, образовавшийся после падения исполинского метеорита. На дне «кратера» раскинулся небольшой городок.

Тринадцатый Век, мать его. Я усмехнулся, и покачал головой. Это был очень необычный город, не похожий на все те, что раньше видел я, или мои парни. Прямо по центру городка располагалась серая крепость с башенками, бойницами, и каменными, высокими стенами. Деревяные ворота крепости были подняты, и наглухо закрыты. Крепость окружал неширокий ров, заполненный водой. Вокруг крепости были разбросаны низкие, преимущественно одноэтажные каменные дома, в основном с соломенными, желтыми крышами, реже с красными, черепичными. Домики стояли очень тесно друг к другу и образовывали кривые улочки и переулки. К крепости вели две широкие дороги, вымощенные гладким камнем. Одна дорога шла с севера, другая с юга, с нашей стороны. Вдалеке, на самой окраине города, возвышалась белая церковь с блестящими на солнцах золотыми куполами. Для полноты картины не хватало рыцарей, которые выехали бы из замка на лошадях. Вот было бы зрелище. Местные жители постарались, чтобы воссоздать свой городок в средневековом стиле.

Нас ждали. Два десятка бойцов из разведроты растянулись цепью по одной из сторон «кратера». Разведчики молча лежали и сидели на песке, рассматривая город в прицелы винтовок и окуляры биноклей. Они прибыли сюда первыми, на мобильных мотолетах: очень быстрых, но беззащитных от огня транспортах, и теперь вели наблюдение. Разведчики, как обычно, провели поверхностную разведку города, сделали первичный анализ, и после вызвали нас.

Позади них были разбиты несколько больших, полевых палаток, где во всю трудились штабные работники на мощных компьютерах. Сбоку поставили санитарную палатку, где пару врачей раскладывали свои нехитрые инструменты, пробирки с лекарствами и бинты. У одной из палаток стоял «ползун» — офицерский бронетранспортёр, а значит он уже был здесь. Я имею в виду полковника Генри Смита.

Я увидел, как он замер, широко расставив ноги, и уперев руки в бока. На нем была легкая, летняя рубашка-безрукавка, хлопчатые, армейские штаны, заправленные в высокие, армейские ботинки, и довольно милая панама на голове, песочного цвета. Полковник Генри «Пес» Смит, черт бы его побрал. Умеет он одеваться по погоде, пока остальные потеют в бронекостюмах. Но кто ж ему скажет, что он одет не по уставу? Он полковник, он командует данной операцией, выше него только генерал Хосе Салазар, но генералы редко покидают МКД, предпочитая пялиться в мониторы кораблей.

Еще раз взглянув на одно из солнц, я покачал головой, и жестом приказал своим ребятам оставаться на местах. Сам я направился к полковнику, вместе с другими командирами отделений: Томашом Ковальчуком, Антоном Волковым и Дугласом Карвальо. Мы вместе учились, стали сержантами практически одновременно, и вроде как стали друзьями.

По пути я подключил УПД (устройство помощи десантника), и голова моя чуть не взорвалась от самой разнообразной информации, поступающей в мозг. Название планеты и города, численность населения, религия, род занятий, форма правления, климат, состав местной почвы… Все это возникало и пропадало перед моими глазами. Мысленно я приказал УПД отсечь всю эту ненужную информацию. Цвета немного потускнели, чтобы не так резало глаза. Каски разведчиков начали подсвечиваться синими огоньками, словно над их головами были нимбы. Удобная штука во время боя, не перепутаешь своих с противником.

УПД намного облегчала нашу работу. Ее вживляют в глаз, когда десантник проходил обучение и подписывал полноценны контракт. Процедура безболезненная, но многие боятся ее: не очень приятно знать, что в глазу у тебя есть какая-то штука. Если неправильно ее использовать, то можно было сойти с ума. Бывали и такие случаи.

Полковник поворачивается к нам, и убирает бинокль. Квадратная челюсть, белые, ровные зубы, и неизменная зубочистка в уголке губ. Широкие плечи, мощная грудь, мускулистые руки. На пол-лица огромные солнечные очки, словно полковник пересмотрел боевиков конца двадцатого века. Можно было пошутить по этому поводу, но полковник не любил шутки, особенно когда подшучивали над ним.

Глядя на него, я еще раз позавидовал, что тот был так легко одет. Как бы я тоже хотел сбросить все, что на мне навешано! Шлем, бронекостюм, винтовка, несколько гранат: две «зеленки», то есть кислотные гранаты, пару «лягушек» и один здоровый «опустошитель», две портативные движущиеся мины, похожие на блюдца, еще удлиненный пистолет, титановые поножи, титановые наручи… Перечислять можно долго, от этого станет только хуже.

Мы подошли к полковнику и замерли напротив. Отдали честь, и вытянулись по струнке «смирно». Его лицо было не проницаемым.

— Вы. Получили. Информацию с УПД? — рявкнул он.

Именно поэтому его прозвали «псом»: за то, что он отдавал короткие, громкие команды, похожие на лай собаки. Но опять же, никто ему это не говорил в лицо. Так, шутили за спиной.

— Так точно, — по очереди отрапортовал каждый из нас.

— Хорошо, мальчики, — довольно гаркнул он, и повернулся к городу, сложив руки за спиной.

Мы переглянулись. Мы ненавидели, когда он нас так называл.

— Город Йорктаун Новый. Захолустный город. На захолустной планете. Население три тысячи пятьсот шесть человек. Кхм, — задумался полковник и почесал подбородок.

Томаш улыбается, слушая полковника, но благо тот этого не видит, а то не избежать Ковальчуку наказания, когда мы вернемся на базу.

— Разведчики поверхностно просканировали город. Никакого движения. Нигде. Никакой активности вокруг города.

— Но как это возможно? — удивляется Антон. — Не вымерли же они все в одночасье?

— Может они используют глушилки? — предположил Томаш.

— Глушилки? Ты забыл, как называется планета? Откуда у них такие технологии? — саркастически улыбается Волков.

— Отставить разговорчики! — пролаял полковник и мы вытянулись. — Вымерли, глушилки… мы здесь как раз для того, чтобы это узнать. Напоминаю, это планета называется Тринадцатый век. Она принадлежит к планетам так называемого «Пояса ненадёжности». Любой сигнал о волнениях, забастовках, бунтах на планетах пояса требуют немедленной проверки, согласно высокому распоряжению вождя и правительства.

«Пояс ненадёжности». Никогда не любил такие места. Планеты пояса формально входили в состав Союза, но подчинялись вождю не охотно, и имели очень широкую автономию. Еще никогда не доходило до открытых стычек планет пояса и сил Союза, но всегда неприятно знать, что ты находишься в гадючнике, где любая змея может оказаться ядовитой. Каждый житель такой планеты ненавидит десантников Союза и кинет ему камень в спину, если подвернется такая возможность. Хорошо, если это будет простой камень, а не нож, например. От жителей пояса можно ждать всего чего угодно.

— Поступила информация, что правительство Йорктауна Нового тайно вышло на связь с диктатором, и предложило ему свои услуги, желая выйти из Союза. Нам нужно проверить данную информацию. Спускаемся в город. Доходим до здания правительства. Это крепость в центре. Изымаем все пишущие блоки, документацию и любую информацию, которая покажется нам важной. Любое сопротивление. Рассматривать как попытку мятежа. Действовать соответствующе.

Мы переглянулись, значит плохи дела. Одно дело пугать людей, тряся перед ним оружием, и совсем другое стрелять по ним. Судя по взглядам друзей, все мы надеемся, что до этого не дойдет.

— Отделения один и два, — рявкнул полковник, Томаш и Дуглас приготовились внимательно слушать. — Занимаете позиции слева, по краю «кратера». Берете под наблюдение западную часть города.

Карвальо и Ковальчук коротко кивнули.

— Отделения три и четыре, занимаете позицию справа по краю кратера, — продолжал полковник. — С вас восток. Наблюдаем. И прикрываем разведчиков. Они спускаются к городу, и будут двигаться по широкой дороге с юга, которую мы обозначили, как центральную улицу. К крепости. Любое движение. Расценивать, как угрозу! Видите что-то подозрительное. Тут же сообщаете мне! Нападение на разведчиков, вступаем в бой. Вперед, мальчики!

Мы разбрелись по своим отделениям, коротко обрисовали ситуацию подчиненным и направились на позиции, выполнять приказы полковника. Через десять минут мы распластались на песке и начали вести наблюдение за восточной частью города. Песок подо мной был так горяч, что, прильнув к прицелу штурмовой винтовки, я вскоре начал ощущать, как на спине выступил пот. Медленно, не отрываясь от прицела, я провожу рукой по лбу, лоб тоже вспотел. Проклятая жара. Если мы пролежим тут хотя бы час, то изжаримся, как курицы на сковородке.

— Что думаешь о словах полковника? — тихо шепчет Антон, который лежит слева. В отличие от меня, он использует обычный десантный бинокль. Я недоуменно смотрю на него, и он добавляет. — Он сказал, что нам возможно предстоит бой.

— Брешет, как пес, — отмахнулся я, и послышались приглушенные смешки десантников. — Ты вспомни, где мы находимся, это же планета Тринадцатый век.

— Да, но диктатор – это совсем другое, он может предоставить местным технологии, оружие, технику, людей, — не унимался Антон.

Диктатор действительно был проблемой, причем проблемой для всего Союза. Он появился примерно десять лет назад. Впервые о нем заговорили на забытой планете-изгое. Планеты-изгои настолько ничтожны, что их не брали в Союз даже, чтобы выкачать ресурсы. Поэтому диктатора не восприняли всерьез с его пламенными речами о том, что пора избавить вселенную от власти вождя. Мы посчитали, что один безумец пытается собрать вокруг себя других сумасшедших, чтобы показать свою мнимую значимость. На очередном, всесоюзном «воззвании к нации» вождь объявил диктатора глупцом, который хочет сражаться против несокрушимого голиафа, то бишь против Союза.

Но диктатор не был сумасшедшим, и даже не был глупцом. Он начал перелетать с одной планеты-изгой на другую. Он убеждал людей, призывал их идти за собой, и… постепенно планеты начали переходить на его сторону. Это все были жалкие, захудалые миры, но объединившись они могли эффективнее использовать свои небольшие ресурсы и силы. На орбитах планет Зеленый Шек и Жестяная Банка начали возникать верфи для строительства больших звездолетов. На Пучеглазой Тине открылся огромный научный центр по созданию и разработке современного оружия. Практически на каждой планете диктатора появились лагеря по подготовке военных. Спустя несколько лет диктатор обзавелся довольно боеспособной армией, и большим звездным флотом. С помощью силы диктатор начал навязывать свою волю не только свободным мирам, но и планетам Союза.Касалось это, в основном, окраин Союза, но это был сильный удар по престижу вождя. Все увидели, что Союз уязвим и любой, кто владеет парочкой космический военных кораблей, может откусить от союзного пирога кусочки, которые были ему по зубам. «Пояс Ненадежности» — был одним из таких лакомых кусков. Власти данных планет все чаще поглядывали в сторону диктатора, нежели слушали вождя. На съездах местных властей все чаще разгорались жаркие споры и звучали призывы о том, чтобы выйти из Союза. Диктатор сделал невозможное — он начал разрушать нерушимый Союз.

— Может диктатор хочет показать, что Союз не такой могущественный, как все думают. Может он затеял здесь что-то серьёзное, и хочет продемонстрировать нам свою силу, — словно читая мои мысли рассуждал в слух Антон.

Волков был не глупым парнем. Он хорошо проявил себя в учебке, и был одним из лучших десантников, которых я знал. Он получил неплохое военное образование на своей родной планете, Рубеж. Антон говорил, что, вступив в десант, он пошел по стопам своих предков, которые поголовно были военными. Это действительно было так, так как планета Рубеж специализировалась на воспитании профессиональных военных. Многие талантливые командиры с Рубежа вписали свои имена в историю. Даже министр обороны Союза традиционно выбирался из представителей Рубежа. Это планета был большим военным лагерем.

— Да брось, — старался успокоить я Антона и десантников, которые невольно слушали наш разговор, неподвижно прильнув к прицелам винтовок. — Если диктатор действительно захочет завладеть планетой из пояса, то он развяжет войну. Вождь не отдаст ни одну свою планету. Не думаю, что диктатор готов к военному противостоянию с Союзом, — чуть помедлив, я добавил. — По крайней мере не сейчас.

Видимо, Волкова устроил мой ответ, и он молча продолжил наблюдать за городом. Ничего. Абсолютно. Тихо и пусто. Только ветер гонял песок по узким улочках городка. Я навел прицел на окно одного из домов, но ничего не смог разглядеть, кроме белоснежных, кружевных занавесок, и горшка с красивым цветком на подоконнике. Сканер местности включать было бесполезно, слишком большое расстояние было до города.

— Сержант, можно вопрос? — раздался низкий, грубый, тихий голос Джелани. Он расположился в десяти метрах от меня. Присев на одно колено, в мощных лапах он крепко сжимал рукоять «стрекозы». Ее длинный стол медленно скользил из стороны в сторону. С огромным пулемётом не менее маленький Джелани смотрелся очень органично, они как бы были одним целым.

— Задавай, — коротко разрешил я.

— Планета называется Тринадцатый Век… А чем воевали в те времена?

— Господи, Джелани, откуда ты свалился? — шикнул на здоровяка невысокий, щуплый Василий Кожин. Он был в отделении санитаром и связистом: если под каким-либо причинам выходили из строя наши персональные рации, то у Кожина за спиной висел передатчик, который мы прозвали «дребезжащая шкатулка». Маленькая черная коробочка могла принимать и посылать сигналы даже на соседние планеты, но при этом громко звенела и звук был похож на дребезжание металла. — Этому учат во всех школах.

— Я родом с Узула, у нас там нет школ, только рудники, — грустно оправдывался узулец.

— Луки, мечи, и копья, — пояснил за меня Кожин. — В лучшем случае могут запустить по нам какую-нибудь огненную хрень из древней катапульты.

Джелани что-то медленно прошептал про себя, двигая только губами, потом крепко задумался, и расплылся в улыбке:

— Значит нам бояться нечего? Что могут сделать копья против нашей брони? Я кидал маленькие палки в детстве, похожие на копья, они не могли пробить даже дерево.

Я хмыкнул. В чем-то он был прав, никакого современного оружия тут быть не должно. Конечно, если его не завезли извне. Фишка таких планет в том, что они отвергают все современное, и технологичное. Люди тут хотят жить так, как жили их далекие предки.

— Люди возомнили себя богами, — продолжил Антон мысли Джелани. — Взгляни на этот город, на эту планету. Люди тут идут против естественного течения жизни и прогресса. Кто на такое способен? Только бог?

Я не ответил, так как зашипели наши рации и в эфир ворвался серьёзный голос полковника:

— Так, ребятки, разведка начинает движение к городу. Всем быть начеку.

Я облегченно выдохнул, наконец-то. Мои ребята заметно напряглись, и умолкли все разговоры. Я прильнул к прицелу, наша работа началась. Вот она: никакого тесного офиса, никаких скучающих лиц вокруг. Нет запаха пота и резкого противного аромата дешевого парфюма. Со скучающим видом ты не смотришь целый день в монитор компьютера… Не ждешь, когда стрелки настенных часов покажут шесть вечера, чтобы пойти в крохотную квартирку, где ты полночи будешь слушать, как ругаются соседи за стенкой! И усиленно ты стараешься заснуть, чтобы вскоре снова открыть глаза и начать новый, ни капли не отличный от вчерашнего день. Тут, с оружием в руках, ты забываешь обо всем. Есть только ты, твои люди и наша работа.

Краем глаза слева уловил синие огоньки: все двадцать наших разведчиков растянулись в цепочку, и начала спускаться к городу. Выглядят разведчики немного смешно: за их спинами закреплены силовые щиты в виде большой, выпуклой тарелки, отчего разведчиков прозвали «черепашками». Защиту ребята включили. Об этом можно было судить по легкому лиловому свечению, которое окружало каждого из них. Силовые щиты — надежная вещь, спокойно выдерживает попадание как обычных патронов, так и термозарядов. Даже если в них начнут «плеваться» зеленкой, защита не пропустит ее. Я улыбнулся, против копий и стрел этого более, чем достаточно.

Город продолжал молча наблюдать за приближением разведчиков. Прильнув к прицелу, я шарил взглядом по окнам домов, но тщетно, ничего подозрительного я не видел. Приблизившись к городу почти в плотную, разведчики на мгновение замерли, а потом разделились на две группы и начали медленно входить в город по центральной улице, по обеим ее сторонам, стараясь оставаться в тени домов. Они все делали правильно, опасно было находиться на открытом пространстве.

— Пока все тихо, — прошептал Антон, и я посмотрел на него. Волков широко улыбнулся. — Похоже, эта операция будет легкой прогулкой.

В этот момент тишину разорвал оглушительный свист. Среди разведчиков, которые шли по левой стороне улицы, вспыхнуло яркое, оранжевое пламя. В воздух полетел песок, обломки домов, куски мостовой, и самое страшное — части людей. Снова свист, вторая ракета ударила почти туда же, куда и первая, разбрасывая еще живых разведчиков в разные стороны, двоих отбросило на мостовую. Синие огоньки один за другим начали гаснуть. Силовая защита не может выдержать попадание ракет. Разведчики на мостовой попытались подняться и укрыться, но их пригвоздило к земле несколькими точными выстрелами. Зазвучал хаотичный, многоголосый стрекот автоматных очередей. Разведчики справа хотели было броситься на выручку товарищам, но следующая ракета ударила аккурат в центр улицы и разорвала двух распластавшихся разведчиков на части, других волной огня отбросило к домам. Оттаскивая раненых, выжившие разведчики пытались укрыться за стенами.

Наш эфир взорвался истериками и испуганными голосами.

— Откуда стреляют?

— Я ранен!

— Нужно подкрепление!

— Занимаем оборону!

— Мы тут, как на ладони! О боже, нас всех перестреляют!

— Нужно убираться!

Вопросы, приказы, вопли о помощи — все слилось в одну ужасную какофонию для моих ушей. Паника. Разведчиков застали врасплох, как и нас.

— Глушилки, — процедил я сквозь зубы. Стараюсь в прицел найти противника, но они прячутся среди домов. УПД тоже был бесполезен. Враг хорошо подготовился к нашему приходу.

— Так, ребятки, — голос полковника звучал до неприличия спокойно. — Действуем согласно плану, идем в город с запада и востока. Заходим в жилую застройку. Отделения два и три двигаются в сторону разведки, защищая все на своем пути. Отделения два и четыре прощупывают оборону противника и пробираются к крепости. Поможем нашим парням и покончим с этим делом!

Парни начали подниматься с песка. Крепко сжимая оружие, мы начали спускаться к городу: мое отделение левее, люди Волкова правее, и чуть впереди.

Бой не утихал. Разведчики отбивались яростно из всего оружия, что у них было: автоматы, винтовки, пистолеты, пару ПЛК, и гранаты. Где-то внутри города громко рвануло, и вверх поднялся гриб из дыма и песка. Часть домов превратилась в груду развалин. Не иначе, как разведчики применили один из «опустошителей» — гранату с убойной разрушительной силой. Главное, находиться от нее подальше, когда она рванет. «Опустошитель» сработал: нападавшие чуть поумерили пыл и натиск, понимая, что против них не зеленые юнцы. Разведчики получили небольшую передышку.

Мы почти бежали. Пот заливал глаза, нервы были натянуты до предела, зубы крепко сцеплены — в любой момент мы ожидали, что огонь незримых противников перекинется на нас, и тогда нам придется несладко. В пустыне негде было спрятаться, можно было только попробовать зарыться в песок, как кроты. Но, видимо, противник был сильно занят добиванием разведчиков.

Рядом со мной тяжело дышал Джелани. Справа от меня, высоко поднимая колени, «скакал» Кавалли, самый молодой боец в отделении. Сначала я даже был против, чтобы он десантировался с нами. Парень был не обстрелянный, как говорят ветераны, еще не нюхал пороху. Его худое, вытянутое лицо побелело от страха. Но парень держался, не отставал.

Оранжевые огоньки, которыми обозначалось отделение Антона, достигли границ города. Без малейшего промедления десантники зашли в город, и быстро скрылись на узких улочках. Следом бежали мы. Чен и Сверре первыми юркнули в переулок, остальные последовали за ними. Я и Кожин были замыкающими. Оказавшись внутри, мы могли сбавить темп и перевести дух.

Осторожно, прильнув к прицелам винтовок, мы шли вперед. Мы заглядывали в окна домов, но внутри дома выглядели пустыми и брошенными. УПД вывел передо мной карту города, и я выругался про себя: более хаотичного, не поддающегося логике нагромождения домов придумать сложно. Мы внимательно заглядывали за каждый угол, просматривали каждый переулок, но никто нас не встречал. Стрельба со стороны центральной улицы начала постепенно затихать.

— Мышь вызывает белку, прием, — раздался в рации напряжённый голос Антона.

— Белка на связи, прием, — тут же отвечаю я.

— Мышь двигается в сторону разведчиков. Стрельба затихает, а значит дела у ребят плохи. Идем ускоренным маршем. Надеемся, что проскочим. Белка, вы продолжаете движение к крепости. По возможности зачищаете город, и берете периметр под контроль. Надеюсь, жаба тоже движется в сторону крепости.

— Принято, мышь, — коротко отвечаю я и показываю парням рукой, каков наш дальнейший маршрут. Они молча кивают в ответ. Несмотря на то, что с Волковым мы были в одном звании, я привык полагаться на Антона.

Снова накатила тишина. Я слышал собственное дыхание, скрип бронезащиты, стук сердца. Переулки были очень узкими, и мы могли двигаться только по двое, я шел в паре с Кавалли. Мы оставляли один дом за другим, пересекали переулки, и улочки, но ничего не происходило. Впереди мы видели силуэт крепости, который вырастал все выше на фоне голубого неба. Мы были все ближе к крепости, и дальше от своих товарищей, а значит, если нам понадобится помощь, то ее придется ждать долго.

Мою голову занимали мысли о том, смог ли Антон добраться до разведчиков. Тишина, которая снова опустилась на город, не предвещала ничего хорошего.

Впереди прогремел взрыв, вспыхнул яркий свет. Вроде Юровского, который двигался первым, подбросило вверх. Потом он грохнулся на песок. Кто-то подбежал к нему, схватил за плечи и потащил назад. Парни начали что-то кричать. Они отпрянули назад, хаотично стреляя по сторонам. В нас ударили автоматные очереди, в клочья разрывая остатки тишины. Несколько пуль оцарапало мой бронекостюм: стреляли очень близко.

— Занимаем оборону! — рявкнул я, понимая, что обстановка вокруг нас с каждой секундой накаляется все больше.

Парни рассредоточились вдоль стен, и, наконец, начали отстреливаться. Застрекотала «стрекоза». Джелани превращал в пыль угол одного из домов, откуда мгновение назад высовывалась чья-то голова. Мы давали достойный ответ, но было ясно, что долго так не протянем.

Еще один взрыв. Крики отчаяния, проклятья. Вверх взлетела чья-то рука и шлем.

«Первая потеря», — с ужасом осознал я, не рассчитывая, что события примут такой оборот.

— Вася! — громко позвал я, Кожин сидел у дома напротив. Прижимаясь спиной к стене, он вел беглый огонь. Санитар посмотрел на меня. — Иди вперед и посмотри кого там ранило!

Кожин кивнул, и начал пробираться вперед. Пуля, срикошетив от стены, осыпала мое лицо острой каменной крошкой, но я не обратил на это никакого внимания. Выглянув за угол дома, я видел черный шлем с затемнённым забралом, скрывающим лицо. Без промедления нажал на курок винтовки. Пули ударили в стену, рядом со шлемом, несколько попали в забрало. Шлем тут же исчез.

Черный цвет – цвет войск диктатора. Неужели он все же пошел на такой рискованный шаг? Неужели решить объявить войну всему Союзу? Я начал медленно понимать, в какую ужасную передрягу мы могли тут угодить. Тут не было луков и стрел. Нас встречали хорошо обученные, укомплектованные и подготовленные бойцы. Выбраться без подкрепления нам будет очень тяжело.

Назад пути не было. Нас отсекли, и окружили. Казалось, со всех сторон в нашу сторону летел свинец, термозаряды, гранаты и ракеты. Новые вспышки разрывов появлялась тут и там. Мы оказались в ловушке, и надо было срочно что-то предпринять, пока нас всех не перестреляли. Я начинаю хаотично соображать.

— Белка вызывает мышь! — истошно закричал я, надеясь, что Антон меня услышит и придет нам на помощь.

— Сержант, что нам делать? — взмолился Гутенберг, выходец с планеты Краехол. Он вступил в десант, чтобы избежать тюрьмы. Вроде как что-то где-то неудачно пытался украсть.

За его спиной прогремел взрыв. Я зажмурил глаза от яркого света. В лицо дыхнуло жаром, в меня полетели куски камня. Один из них больно ударил в шлем. От грохота заложило уши. Падая на землю, я понял, что только чудом остался жив.

Перед глазами все кружилось, в ушах звенело, но я постарался быстрее подняться на ноги. Руки, ноги, голова — все на месте. Гутенбергу повезло меньше. Камень снес ему полчелюсти, обнажая часть теперь поломанных зубов. Громила развалился на земле в неестественной позе. На лице целыми остались лишь глаза. Его безжизненный, стеклянный взгляд был устремлен в небо.

Нам нельзя тут оставаться, думал я, глупо глядя на бездыханное тело Гутенберга. Мне было жаль его. Парень он был не самый честный, но простой и добродушный.

Пуля срикошетила от моего бронекостюма, приводя меня в чувство. Я огляделся и увидел двухэтажный дом в пятидесяти метрах дальше по улице. Огонь с той стороны по нам не вели.

— Убираемся отсюда! — приказал я, показывая парням на дом. Парни все поняли. Отстреливаясь, мы начали отступать к дому. Где-то затрещал крупнокалиберный пулемет. Передо мной, сраженный очередью пулемета, кто-то упал. Я схватил несчастного за шиворот и поволок за собой. Когда я ввалился в дом, я понял, что тащил за собой Мариса. Марис был главным шутником в отделении, и всегда пребывал в прекрасном расположении духа. Осмотрев скоро его тело, я увидел, что ноги Мариса были перебиты, из них сочилась кровь.

— Черт, что происходит? — рычал Сверре. Он занял позицию у окна, и иногда вяло отстреливался, когда замечал кого-то на улице.

— Люди диктатора, — сухо заявил я. — Они напали на нас.

Несколько пар глаз недоуменно смотрели на меня. Никто из них не верил в то, что я только что произнес.

— Значит, война? — спросил Чен. — Гребаное дерьмо, и мы в эпицентре этой заварушки!

Лицо араканца была в крови, но вроде, это была не его кровь.

— И сколько их там? — махнул головой Сверре в сторону улицы.

— Не знаю, — грубо ответил я, злясь больше на свою беспомощность. — УПД не помогает! Они глушат все!

— Какие будут приказы, сержант?

Все снова уставились на меня. Переводя дух, я огляделся. На полу лежали Марис и Юровский. Марис еще стонал, а вот над притихшим Юровским склонился Кожин. Василий выпустил «паука». Маленький робот-санитар, похожий на спичечный коробок с тонкими, длинными ножками, подбежал к обрубку, который раньше был рукой Юровского. Паук взялся лапками за края зияющей раны. Зрелище не из приятных. Я отвернулся от Юровского.

Кожин, Чен, Джелани, Сверре, Кавалли стояли вокруг меня, и ждали приказов. Юровский и Марис ранены, возможно, Юровский не переживет этот день, Марис тоже… Гутенберг убит, Ярвинен пропал. Парни Антона на связь не выходят.

— Где Ярвинен? — задаю я резонный вопрос. Ребята переглянулись и молча пожимают плечами.

— Так, — на секунду я прикрыл глаза, стараясь не поддаваться панике. — Занимаем круговую оборону в этом доме. Пытаемся найти Ярвинена, и связаться с командованием. Надеюсь, подкрепление уже в пути.

Мои слова вроде как приободрили ребят. Чен даже улыбнулся.

— Ребятки, прием, — в эфир, сквозь помехи, прорывается голос полковника. Он будто бы ждал, когда я произнесу речь. — Орел вызывает белку, прием.

Его голос оставался абсолютно спокойным. И как у него это получалось.

— Четвертое отделение, ребятки, прием. Белка, где вы там!

— Белка на связи, — отвечаю я в рацию.

— Черт, как я рад тебя слышать! Как обстановка? Где вы находитесь?

— У нас один двухсотый, два трехсотых. Один без вести… Мы заняли оборону в двухэтажном доме, метрах в трёхстах от крепости, восточнее метров на пятьсот от центральной улицы. Можно сказать, что мы в самом центре улья. В какую сторону идти не знаем, нас со всех сторон прижимает вражеский огонь.

— Хм, — многозначительно протянул полковник, что не значило ничего хорошего. — Плохи дела.

— Где находится мышь?

— На связь они не выходят. Но судя по звукам, они ведут бой намного западнее вас, недалеко от центральной улицы. Они пытались выйти на прямой контакт с разведкой, но угодили в ловушку, как и вы.

Я стиснул зубы. Мышь угодила в ловушку, иронично.

— Жаба и гадюка? — называю я позывные первого и второго отделения.

— Продолжают вести бой. Их дела не лучше, чем у вас.

Я ругаюсь про себя. Многое я хотел бы высказать полковнику о том, что разведка была произведена чертовски хреново, о том, что мы прошляпили высадку войск диктатора, и о том, что мы оказались в полной заднице.

— Какие будут дальнейшие указания? — как можно сдержаннее спрашиваю я. — Помощь в пути?

В ответ молчание. Я начинаю паниковать. Если кто и может нас вытащить отсюда, то это Пес. По лицам моих ребят, я замечаю, что они испытывают чувства, схожие с моими.

— Продолжайте держать оборону, — тихо отвечает полковник. — Со мной только аналитики, штабисты, да санитары, не считая десятка солдат прикрытия. Я отправил отчет командованию, ждут ответ. Не бойтесь, наш корабль не далеко, подкрепление прибудет скоро. Как понял, мышь?

Я сжал кулаки. Я хотел, чтобы нас хотя бы прикрыли «Стальные когти»: забрать они нас не смогут, но вдарить шариками пару раз очень даже. Но никто не будет рисковать дорогой техникой без особой надобности. Но когда эта надобность появится? Когда я потеряю двух-трех человек? Или надо, чтобы нас тут всех перебили и тогда полковник начнет шевелиться и попытается спасти тех, кого спасать уже будет поздно?

— Понял, орел, — коротко ответил я и отключился. Не надо лишний раз давать противнику возможность отследить нас по связи.

Я посмотрел в лица ребят. Они все слышали. Они, как и я, понимали, что неизвестно сколько мы еще пробудем тут. Неизвестно, сколько нам противостоит врагов, и неизвестно, когда противник предпримет попытку штурма нашего укрытия. Ничего неизвестно. Но если мы хотим выжить, то нам надо держаться.

— Занимаем оборону в доме, — приказываю я. — Джелани и Чен, ваш второй этаж. Следите за улицей, и отстреливайте все, что попытается к нам приблизиться!

Араканец и узулец кивают, и кидаются выполнять мои приказы. Тяжёлые ботинки громко стучат по деревянной лестнице на второй этаж.

— Сверре, Кавалли, за вами окна и входная дверь! Не смейте даже моргнуть!

Я подошел к Марису. Вокруг него крутился Кожин. Ноги перебиты, он потерял много крови. Мимолетный взгляд Кожина, которым он одаривает меня, подтверждает мои догадки.

Санитар наклонился ближе ко мне, и тихо произнес, чтобы Марис не слышал:

— Титановые спицы не могут. Я не могу их установить. У него не ноги, а сплошной фарш. Загуститель я ему вколю, но это не остановит кровь, слишком серьёзные раны. По-хорошему, сержант, ему надо ампутировать ноги, но у меня нет с собой нужных инструментов.

Я понимающе кивнул Кожину, и посмотрел на Мариса. Он широко улыбнулся мне. Красивая у него была улыбка. Марис был родом с Заполья. Это тихая, зеленая, фермерская планета, где повсеместно выращивают рожь и пшеницу. Заполье прозвали «житницей Союза». Планета снабжала хлебом добрую часть планет Союза. Марис говорил, что можно несколько дней ехать по дороге, а вокруг тебя будут только бесконечные поля, до самого горизонта. Он много раз звал нас к себе в гости…

Марис вытянул в мою сторону руку, и я с готовностью сжал ее. Она была горячей и липкой от крови.

— Сержант, — слабо позвал он. Его трясло, лицо побелело, а губы посинели. Я терпеливо жду. Но он больше не в силах ничего сказать, только улыбается. Я подбадривающе улыбаюсь ему.

— Все будет хорошо, Марис, мы выберемся отсюда, — каждое словно дается мне очень тяжело. Они как огромные камни, которые я пытаюсь втащить в крутую горку, потому что думаю я иначе: возможно, не будет хорошо, возможно, мы не выберемся. Но я должен говорить именно то, что говорю. Ребята должны сохранять присутствие духа и стойкость. С моей помощью.

— Я знаю, сержант, — ответил он, снова улыбнулся, и прикрыл глаза. Кожин выдохнул и сел на пол, прямо рядом с Марисом. Санитар устало опустил голову. Марис умер.

Я перевел взгляд Юровского. Он тоже был мертв. Даже десяток «пауков» не смогли бы спасти его. Странно, я даже не помню, откуда Юровский родом. Он всегда был хмурым и молчаливым. Я оживился: да, он любил играть на гитаре. Проводил за этим занятием все вечера после тренировок. Хорошие у него было песни, брали за душу.

— Я ничего не могу сделать, — Кожин сидел на полу, свесив руки, они дрожали. Он чуть ли не плакал. — Проклятье, я не смог спасти товарищей!

— Ты ни в чем не виноват, не ты стрелял в них, Василий, — твердо произношу я, глядя ему прямо в глаза. — Ты все сделал правильно. Никто бы не справился лучше тебя.

Кожин не отвечал, он схватился руками за голову.

— Вася, — я положил руку ему на плечо, и он посмотрел на меня. — Не вздумай раскисать, ты нужен мне. Ты нужен всем нам. Мы еще живы, и должны выбраться отсюда. И если меня ранят, я должен знать, что ты придешь на помощь, и сделаешь все возможное, чтобы меня спасти.

— Хорошо, сержант, — слабо улыбнулся он и вроде немного успокоился.

Я поднялся на ноги и пошел к окну. Сердце мое сжималось. Гутенберг, Юровский, Марис... Неизвестно, где Ярвинен. Может его схватили, и пытают. Я никогда не терял столько людей. Я вообще раньше не видел, как кто-то умирает из моих ребят. Выбывали по ранению, по болезни… Но никого не убивали. Странное чувство все разрастающейся пустоты появлялось внутри меня. Именно пустоты, не страха. Вспоминая лица ребят, которые погибли, я понимаю, что больше не увижу их. А еще меня гложет чувство вины в их смерти. Если они гибнут, значит я что-то делаю не так? Или это был неизбежно? Удастся ли мне спасти остальных? Скольких еще я потеряю? Выберусь ли сам? Последний вопрос волнует меня меньше всего.

Я осторожно выглянул из окна наружу. На улице было тихо. Пока. Стены домов напротив были изрешечены следами от пуль, земля была изрыта воронками от взрывов, на песке была кровь. В переулке валялись несколько тел в черных костюмах. Я злобно улыбнулся. Все же мы их потрепали. Оглядевшись, я понял, что нигде не видно Ярвинена.

— Белка! Мышь вызывает белку! — в эфир внезапно ворвался Антон. Вместе с его голосом я слышу выстрелы и взрывы. — Вы где, черт бы вас пробрал!

Он буквально кричал. Я тут же вызвал карту местности, увеличил ее. Передо мной появилась подробная схема города, со всеми улочками и домами, поделенная на квадраты.

— Шестой квадрат, двухэтажный дом, — выпалил я в ответ.

— Хорошо, идем к вам. Нам не добраться до разведчиков! А, черт! — закричал он, и отключился.

Мне это нравилось все меньше. Город оказался большим капканом, который расставили для нас. Если вовремя не появится подкрепление, нас тут всех перебьют. Самим нам не выбраться. Наверняка, солдаты диктатора изучили нашу тактику, и знают, какие шаги мы можем предпринять.

Примерно через час за окном начали звучать выстрелы. Звуки становились громче. Где-то ухнула граната, и со свистом пролетели несколько ракет. На втором этаже заработала «стрекоза» Джелани. Через пару минут, с громким криками, внутрь дома ввалился Антон и его парни. Как только за ними захлопнулась дверь, все выстрелы стихли: преследователи не решили сунуться к нам.

С Волковым было все четыре человека. Кожин тут же всех осмотрел, но серьезных ран не нашел. На мой вопросительны взгляд, Антон, привалившийся к стене, устало ответил:

— Мертвы.

— Ребятки, прием, Орел вызывает белку, — когда начало смеркаться, объявился Пес. — У меня очень скверные новости. Наш корабль был сбит на орбите. Он был атакован низкоорбитальными ракетами. Паршивцы спрятали их в шахтах, под песком. Ловушки не успели сработать, так как МДК переходил в режим спуска «Стальных когтей». Никто не спасся. Так что ждать подкрепления придется дольше. Возможно, завтра днем сюда прибудут МДК, которые находятся на патрулировании других планет пояса.

Боже, наш корабль сбит. Пять сотен десантников, штабисты, техники, аналитики, врачи, персонал корабля… Легкая прогулка превращалась в кровавую мясорубку. МДК диктатору никак не простят. Это был не щелчок по носу Союзу, а прямой удар в челюсть. Давно войска Союза не теряли так много людей, и никогда Союз не терял МДК.

— Ночью оставайтесь на месте, а днем пытайтесь идти на прорыв самостоятельно, — продолжал полковник. — Убивайте все, что движется! Убивайте всех! Вокруг вас только враги, даже если это жители города! Они предали всех нас! Даю добро на использование лягушек!

Опасные были гранаты, эти лягушки. Выпускаешь, и они скачут по воздуху, как плоские камни по поверхности воды. Лягушки ориентировались на биение сердца. Дыхание можно затаить, глаза закрыть, но сердце никак нельзя остановить. От лягушек отказались практически во всех родах войск космофлота, так как сердца стучат не только у врагов, но у всех людей, в принципе. Были случаи, когда лягушка разносила рынок, или торговый центр, забитый мирными людьми. Но в десанте все средства были хороши, поэтому лягушки здесь еще использовали. Тем не менее, я никогда их не применял, и был против того, чтобы мои парни их использовали.

— Вас понял, орел, — отвечаю я, и отключаюсь. Что ж, нам предстоит неспокойная ночь.

Под покровом ночи противник попробовал застать нас во врасплох. Было шумно и горячо. Стены едва выдержали. Погибли два человека из отделения Антона, и Кавалли… Когда я увидел его мёртвое лицо, я молча ушел в самую дальнюю комнату и молча начал молотить кулаками в стену. Слезы текли по моим щекам, но Кавалли они вернуть не могли.

Не должно было быть все так, стучало в голове. Я ощущал, как по моим разбитым костяшкам потекла кровь…

— Надо идти на прорыв, — я сидел у стены, проверяя оружие. Антон подсел рядом, и закурил. — Неизвестно сколько еще атак мы сможем пережить. Пока мы здесь, враг сжимает вокруг нас кольцо.

Он прав, как всегда. Нам надо уходить.

— Подождем, хотя бы, когда начнет светать, — отвечаю я. — Город мы не знаем, можем угодить в ловушку.

— Тут везде одна сплошная ловушка, — горько усмехается Волков.

Сверху спускается Джелани, шумно садится напротив, достает сигарету и закуривает. Узулец спокоен.

— Все лучше, чем на рудниках, — на темном лице белозубая улыбка особенно отчетлива. Он резко посерьёзнел. — Я ни за что не вернусь на рудники, сержант. Если меня выпрут из десанта, то мне придется вернуться на Узул, а я этого не хочу. Я буду убивать столько, сколько прикажут. Я буду убивать всех, вы понимаете, сержант, всех! Вы можете рассчитывать на меня. Смерти я не боюсь. Тот, кто был на Узуле, не раз встречался с ней лицом к лицу.

Было что-то безумное в его взгляде, что меня немного напрягло.

— Понимаю, Джелани, спасибо, — улыбаюсь я в ответ. — Твоя «стрекоза» еще не раз нас выручит, держи ее крепче.

— Буду держать, — он сильно затягивается, невидящим взглядом уставившись в стену. — Я буду крепко держать ее, и убивать всех. Всех.

— А я бы с радостью сейчас оказался на Рубеже, — медленно протягивает Антон. — Хотел бы увидеть жену, и свои дочерей. У меня их две, — говорит он и смотрит на меня.

Поразительно. Мы готовы умереть друг за друга, но там мало знаем о жизни друг друга. Или Волков раньше говорил, что был счастливым отцом и мужем? Именно в такие моменты, когда всем нам грозит смерть, хочешь знать о жизни товарищей во всех подробностях. Возможно, завтра кто-то из нас умрет.

— Сержант, — передо мной возник Чен. Он достал свой блокнот. — Вы не готовы ответить на мой вопрос?

Я вздохнул и огляделся. Трупы, измученные лица живых, кровь, оружие, боль, страх, отчаяние… Вот, что наша работа. Невольно вспоминаю офис. Хотел бы я оказаться там, нежели здесь? Нет, не хотел. Среди этих ребят я чувствую себя как никогда живым, хотя в любой момент моя жизнь может оборваться. Возможно, по-настоящему чувствуешь жизнь только стоя на самом ее краю.

— Как только выберемся отсюда, я отвечу тебе, Чен, обязательно, — уверяю я.

Его удовлетворяет этот ответ, и довольный он уходит. Я привалился головой к стене, и забылся тревожным, коротким сном.

Утром ребята выглядят немного посвежевшими. Противник ночью больше не предпринимал попыток напасть на нас, и мы смогли отдохнуть. Антон провел короткий инструктаж: идем в сторону крепости, в ее стенах мы могли укрыться, забаррикадироваться, и ждать подкрепления. Кроме того, правительственные здания оснащали бункерами, способными существовать автономно. Рискованный шаг, но до полковника пробираться было намного дальше и опаснее, а до крепости оставалось всего ничего. Мы проверили амуницию и оружие, и подкрепились сухпайками.

Стоило нам выйти наружу, и направиться в сторону крепости, как по нам открыли огонь. За нами следили и ждали нас. Засада была организована по всем правилам: нам отсекли все пути отхода, выбрали место, где мы не могли спрятаться, и рассредоточились по периметру, заняв даже крыши домов. В нас стреляло, летело, плевалось все, что могло нас убить. Огромный кусок камня от стены бьет Кожина в плечо. Его рука безвольно свисает вниз, винтовка выскальзывает из руки. Пока он приходит в чувство, его прошивает луч из ПЛК. Лазер проходит сквозь бронекостюм и его тело, как нож через масло. Я видел огромное отверстие с кусками обожжённой плоти, дымящегося мяса и черных костей. Я ощутил невыносимый запах жареного человеческого мяса.

Парни Антона выпускают пару «лягушек». Они скачут по улице, и взрываются где-то в глубине. Слышатся истошные вопли и крики. Затем громыхает рядом с нами. Люди Антона буквально взлетают на воздух. Чен кидает опустошитель. Он громыхает так, что закладывает уши. Перестрелка на время утихает.

— Сержант, смотрите! — Сверре испуганно тычет куда-то в сторону, и привлекает мне внимание. Взгляд у него, как у сумасшедшего. Глядя туда, куда смотрит он, я чувствую, как волосы встают на голове дыбом: по тесному переулку в нашу сторону брела толпа гражданских. Дети, старики, женщины. Они толкались от тесноты, они рыдали, протягивая в нашу сторону руки. Глаза их молили о помощи. За их спинами я видел черные силуэты. Эти засранцы вели в нашу сторону гражданских, чтобы мы прекратили стрелять.

— Не стрелять, — истошно кричит Антон, но Джелани его не услышал. Он вскидывает пулемет, и без тени сомнения, нажимает на курок. В толпу летят пулеметные очереди. Пара мгновений, и толпа превращается в груду бездыханного мяса, как и люди диктатора, которые прятались за спинами безоружных.

В моей голове звучат слова узулца, что он произнес ночью: «я буду убивать всех». Не думал я, что Джелани произносил их буквально. Я вообще ни о чем не думаю, глядя в переулок, где минуту назад я видел живые лица. Я стою, и понимаю, что дрожу.

Сверре, видимо, съехал с катушек. Он опускается на колени, и роет в песке яму. Мне и самому хочется зарыться в песок. Я удержался. Мы еще живы, и должны сражаться. За воротник я поднимаю Сверре на ноги и смотрю на него так, чтобы он больше не вздумал заниматься всякими глупостями.

Джелани совсем не жалел о содеянном. Как огромный, неповоротливой робот, он с трудом разверчивается, и идет по улице, где вдалеке видит силуэты. Он громко кричит, и жмет на курок. Узулец расстреливает все на своем пути, враг отступает, Джелани не остановить. Он все идет и идет. Рядом с ним прогремел взрыв, затем второй. Здоровяк пошатнулся, но устоял. Очередной взрыв осыпает Джелани кусками кирпича. Но он не замечает этого, он продолжает стрелять.

Узулец выиграл нам передышку.

— Белка вызывает орла! — кричу я в рацию. — Где, мать его, подкрепление!

В ответ тишина. Крупнокалиберная очередь ударяет в мощную грудь Джелани, его отбрасывает, но он не выпускает пулемет. Сзади стреляют в спину Чена, парни отстреливаются.

— Полковник! —воплю я.

— Сынок, подкрепления не будет, — мне кажется полковник нисколько этим не расстроен. — Всем военным кораблям было приказано брать курс к планетам диктатора. Наши войска приводятся в состояние полной боевой готовности. Никто к нам не прилетит.

Я хлопаю глазами. Я не верю своим ушам. Нас бросают? Гнев, отчаяние, сожаление, грусть… Все чувства проносятся во мне за один миг. На меня бежит противник. Я поднимаю винтовку, и стреляю в него. Стреляю, пока винтовка не заявила, что обойма пуста, и ее надо перезарядить. Кидаю обе зеленки, одну за другой. Они хлопают с резким, чавкающим звуком. Их содержимое выплескивается в разные стороны, в том числе, и на противника. Одному прожигает шлем, легко, как огонь топит лед. Я вижу его лицо. Оно дымится, покрывается красными пятнами, зеленка прожигает лицо до костей. Пытаясь стащить шлем, он падает на землю, и корчится от боли. Второй, с прожжённой грудью, замертво валится на песок.

Злость. Теперь мною овладела злость. Как безумный я кручу головой по сторонам. Джелани, Чен, Антон отстреливаются. Сверре пришел в чувство, спрятался за небольшим крыльцом, и ведет огонь короткими очередями по крышам окружающих нас домов. Противник отступает под нашим натиском. Но мы все равно в полной заднице. Надо было что-то придумать.

— Белка вызывает Стальной Коготь-1! — кричу я в рацию

— Сынок, я не позволю… — пытается вмешаться Пес, но я перебиваю его:

— Парни! Без вас мы подохнем! Нам нужна поддержка с воздуха! — я практически молю об этом. Если бы пилоты видели меня, то я бы упал перед на колени. — Вы должны отвлечь противника, чтобы мы проскочили!

В ответ молчание. Во мне разрастается ужасное чувство того, что мы брошены. Абсолютно всеми. Мы никому не нужны, и никто не хочет нам помочь.

— Хорошо, — неожиданно оживает рация. — Мы не бросим вас, сержант. Мы поднимаем птички!

Дальше полковник пролаял в рацию что-то грозное, но я уже не слушал. Отключил рацию, вскинул винтовку, и дал очередью по двум противникам, что крались в нашу сторону. Нам надо держаться, помощь рядом. Стальной Коготь, конечно, не МДК, но лучше они, чем вообще ничего. Небо будет за нами, а не за противником.

Вскоре, в небе зашумели двигатели «когтей». Два десантных бота приближались к нам с юга. Постройки в городе были невысокими, но антитяжам приходилось работать на полную, что боты не заваливались и не цепляли «клювами» крыши домов.

«Когти» пролетели прямо над нами. Волков и Сверре вскинули руки и радостно закричали. Какие они были счастливые в тот момент, словно все самое страшное было позади. Но это было не так. Враг не думал отступать.

Я видел, как «стальные когти» прочесывали периметр вокруг нас. Лучи наведения выискали врагов, и отмечали их. Как только пилоты определили, где самое больше скопление противника, в них тут же полетели шарики. Сотни стальных бом, диаметром с теннисный шар, устремились вниз. Смертоносных дождем они обрушились на город. Одно мгновение, и округа наполнилась грохотом множества взрывов. Дома охватил огонь. Крыши домов полетели вверх. Выстрелы сразу стихи. За звуками разрывов начали раздаваться вопли и крики. Шарики накрыли врага. От шариков невозможно было убежать или скрыться.

В ответ противник ударил по десантным ботам ракетами. Белые следы расчертили голубое небо. Один бот ушел чуть влево, уклоняясь от ракеты, потом вправо, от третьей увернуться он не успел. Взрыв, скрежет, грохот, и «коготь» разваливается прямо воздухе на куски. Грудой искорёженного железа, объятого огнем, он рухнул на землю. Второй «коготь» резко развернулся, стараясь покинуть опасное место, но ракета прилетела ему аккурат в кабину. Второй бот рухнул вслед за первым.

Пилоты погибли, спасая нас. Я указал парням в сторону, где «когти» поработали шариками, и мы устремились туда. Я был уверен, что там мало кому удалось выжить. Так и было, нашим глазам предстало страшное зрелище. Полуразрушенные дома, изрытая шариками земля, и везде валялись трупы людей диктатора. Без ног, без рук, были даже без головы, переломанные, еще живые, они валялись на улице, и нам пришлось замедлить шаг, чтобы постараться пройти через это кладбище. Кто-то тянул в нашу сторону руки, Джелани прошил его очередью из пулемета. Я стараюсь не смотреть по сторонам: среди убитых могли быть и гражданские.

Мы проскочили очередной переулок, и вслед нам ударила автоматная очередь. Я оглянулся: противник пришёл в себя, и начал нас преследовать. Оглянулся я вовремя, так как увидел дуло расщепителя. Тихое шипение и в нашу сторону расщепитель выплюнул едва заметный сгусток. Я успел уклониться, а вот идущий впереди десантник из отделения Волкова нет. Он исчез, расщепленный на атомы. О том, что ещё недавно впереди меня шел человек напоминают кровавые брызги на стене, остатки одежды, брони и оружие, которые упали на землю. Я припустил за парнями, очень надеясь, что второй раз расщепитель применить не успеют. Хотя даже если его применят, я ничего не успею почувствовать. Может так будет даже лучше.

Мы бежали вперед, петляя по улицам, утыкались в тупики, и снова бежали. Иногда огрызались из винтовок, и закидывали противника гранатами, который шел за нами по пятам. Мы были все ближе к крепости. Ввалились в очередной дом, вывались через окно с другой стороны. Сверре не успел. Очередь прошивает его, и он повисает прямо на оконном проеме. Как бы я ни хотел, мы не можем останавливаться. Я смотрю на его шлем и выбивающимися из-под него светлые волосы. Стиснув зубы, разворачиваюсь и убегаю. Я бегу, и убеждаю себя в том, что фьордовец точно мертв.

Мы совсем близко. Буквально пару поворотов, и мы на месте. Я надеюсь, что мы проделали этот путь не зря, и сможем укрыться в стенах крепости.

На землю, коротко вскрикнув, валится Волков. Я останавливаюсь и наклоняюсь к нему. Пытаюсь поднять, но он не шевелится. Переворачиваю на спину, и вижу, что лицо его превратилось в кусок изуродованного мяса.

Рычу от злости, стреляю из винтовки по противникам, которые неожиданно оказались впереди, они исчезают за домами. Я все жму и жму на курок, пока Чен не хватает меня за плечи и не увлекает за собой.

Все мертвы. Все мою люди мертвы, кроме Чена. Возможно, и нам осталось не долго. Я не мог подумать, что все так обернется. Вспоминаю самодовольное, спокойное лицо Пса, и мне очень захотелось, чтобы он оказался рядом со мной. Он должен быть тут. Он должен, как и мы захлебываться кровью на этих улицах.

Стены крепости совсем близко. Мы выбежали на неширокий мост, который был перекинут через ров. Мы бежим со всех ног. Еще чуть-чуть. Острая боль пронзает мою голень. Падая, я кричу. Встав на колено, я вижу, как из ноги хлещет кровь. Останавливаться нельзя. Чен впереди прикрывает меня. Он стреляет куда-то мне за спину. Обернувшись, я вижу, как в ров падает противник, другой лег на землю и продолжает стрелять по нам. Хромая, я иду дальше. Вторая пуля пробивает защиту, и жалит в бедро. Я застонал и уперся руками в стену крепости. Вот она, долгожданная. Но у меня нет сил идти дальше.

Рядом гремит взрыв, и Чена кидает в стену. Его тело, как тряпичная кукла, падает на землю. Он тоже мертв. Я вижу, как противник идет по мосту. Я не вижу его лица, но мне кажется, что он улыбается. Он думает, что со мной кончено, но я не так прост, как он думает. Почти незаметно достаю из кобуры пистолет, и резко вскидываю его. Несколько порций термозаряда прошибают тело врага, и откидывают его назад. Теперь точно все. Следующие за ним люди диктатора не допустят его ошибки. Устало я приваливаюсь к стене крепости спиной, и сползаю вниз.

Но больше никто не идет, и не стреляет. Наступает тишина. Я повернулся, и увидел мертвое лицо Чена. Он словно смотрит на меня.

За что мы все тут погибли? За Союз? За вождя? Или за что-то другое? Можно было этого всего избежать? Я думаю, что можно. Но война очень сложное дело: события на войне не происходят так, как хочешь ты.

От усталости, от боли, от всех этих мыслей, что лезут в голову, я закрываю глаза, и понимаю, что постепенно теряю сознание.

Меня разбудил шум и чьи-то голоса. С трудом открываю глаза. Веки словно налились свинцом. Яркий свет режет глаза, я щурюсь. Привыкнув в свету, я вижу в небе несколько когтей, они кружат над городом, и им как будто ничего не угрожает. Смотрю перед собой, и вижу десантников. Они маршируют по городу стройными рядами, как ни в чем не бывало. Некоторые из них осматривают дома. Также по улицам медленно едут пару «ползунов».

Я вижу полковника. Они идет прямо в мою сторону, гордо выпятив грудь. На носу солнечные очки, в зубах неизменная зубочистка. Он вроде как приветлив. Подходит ближе, упирает руки в бока, и улыбается мне.

— Черт, не знал, что кто-то выжил. Но я рад тебя видеть, сынок, — рявкнул он.

В моей голове начинают крутиться извилины. Кто-то выжил… Получается, все остальные мертвы.

— Карвальо, Войцех, Ярвинен? — спрашиваю я, с мольбой в голосе.

Пес наклоняется ко мне, садится на корточки. Улыбка пропадает. Он приспустил очки указательным пальцем, и вперился в меня холодным, жестким взглядом.

— Отделения один и два полностью уничтожены. Разведчики тоже. Ярвинен убит. У них был приказ убивать всех. Твой парень сдался, — полковник покачала головой, — но это его не спасло. За счастье, что ты остался жить.

— Приказ? — не понимаю я.

Полковник оглядывается по сторонам, и наклоняется ближе ко мне:

— Все это было своего рода спектаклем.

Я глупо смотрю на него.

— Все это, — он разводит руками и ухмыляется. — Сынок, это все было полностью спланированной операцией Союза. Ее инициировал лично вождь. Понимаешь, нам нужен был небольшой конфликт, который смог бы развязать вождю руки. Диктатор набирает силу, и это многих начинает беспокоить. Да и планеты пояса, — полковник плюет под ноги, — пора было привести к покорности. То, что здесь произошло… Тут не было людей диктатора. Против вас сражались наши парни. Но все будут думать, что на планету высадились люди диктатора, и напали на вас. Завязался бой, в результате которого вы все были убиты… Почти все, — поправил себя полковник. — Вождь уже объявил мобилизацию, и готовится напасть на диктатора. Наши корабли выдвинулись к планетам пояса, чтобы взять их под контроль. Правительствам пояса придется пойти на наши условия или они будут уничтожены.

Я молчу, не веря в то, что говорит полковник. Некоторое время он грызет зубочистку, а потом продолжает:

— Пойми, сынок, если бы был шанс сделать все по-другому… — в его голосе я не слышу горечи. — Но все должно было выглядеть натурально. Люди не так глупы, как раньше. Они распознали бы подделку. Но кадры, которые мы сделали здесь… Они заставят их поверить в наши слова, и в то, что диктатор — настоящий монстр.

Диктатор монстр? Кто тогда мы?

Я зло смотрю на него, он будто не замечает мой взгляд, и смотрим на Чена.

— Жаль твои ребят, да и вообще жаль, что так вышло, — равнодушно заявляет он. — Но ты жив, и цени это. — Он снова смотри на меня, во взгляде ни капли жалости или сочувствия. — Ты же понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами? Ты же не глупый парень, раз тебе удалось выжить в этой мясорубке. Ты должен понимать, что тебе будет грозить, если ты попытаешься кому-то поведать правду. Сынок, нам нужна это война, тебе она нужна. Мы должны показать диктатору, что готовы пойти на любые шаги, чтобы победить его. Побеждает только тот, кто жесток и безжалостен по отношению к себе. Если диктатора не остановить сейчас, дальше смертей будет только больше. Ваши жертвы были не напрасны.

Я молчу, но желание задушить полковника во мне становится все непреодолимей.

— Думаешь о своих парнях и том, что я сволочь? — спрашивает он, видимо ощущая мои эмоции. — Мы все должны быть к этому готовы, — он кивает на Чена, — Когда подписываем контракт, мы перестаем быть людьми, мы становимся машинами для убийств. Все это не для слабаков, — он указывает в сторону трупов, которые уносили с моста. — Не для слюнтяев, которые просиживают штаны в офисе. Ты не слабак, сынок, помни это, — он поднимается и бросает на меня прощальный взгляд. — Я надеюсь, что ты примешь правильно решение, и я еще увижу тебя в рядах десанта. Черт, — он качает головой улыбается. — Ты единственный, кто сумел выжить с обеих сторон. Это очень похвально.

Он уходит. А я продолжаю смотреть в его спину, все еще не веря в то, что он сказал. Это мне кажется каким-то бредом. Для кого-то это было чуть ли не игрой, но гибли тут люди по-настоящему. Были бы силы подняться, я бы догнал полковника, и высказал бы ему в лицо все. Пес подходит к двум санитарам, и что-то говорит им, показывая на меня. Они кивают в ответ, отдают честь, и направляются ко мне.

Какая забота, криво усмехаюсь я.

Я перевожу взгляд на Чена. Из его нагрудного кармана торчит уголок блокнота. Преодолевая боль, я подползаю к нему, достаю блокнот и ручку. По щекам текут слезы, когда я переворачиваю страницы, и читаю то, что говорили мои товарищи. Они мертвы. Чтобы они сказали, если бы изначально знали, куда нас посылают?

Я отвечу на вопрос Чена. Ради всех них. Дрожащей рукой я вывожу слова на пустой страничке: «Наша работа — это ад. Мы сами создаём его. Чего я хочу? Я хочу, чтобы этот ад закончился».