Наше будущее

От любви до ненависти один шаг

Люк чувствовал, что этот бой проигран. Его телом завладел страх. Руками он сжимал потухший клинок и чувствовал, что балансирует на тонкой грани между Светом и Тьмой. Сопротивляясь, он всё ещё пытался сохранить нейтральную сторону. Он не хотел драться с отцом. Он пришёл, чтобы договориться.

«Наивный глупец!» — Люк зажмурился.

— Ты не сможешь постоянно убегать, Люк, — грянул голос Вейдера со стороны.

— Я не буду с тобой драться, отец! — выкрикнул Люк из своего временного убежища и почувствовал волну ледяного хлада, прокатившуюся по залу. Император наблюдал за семейной идиллией со стороны и не вмешивался в дела Скайуокеров. Исход боя был предрешён. Люк наивно полагал, что отец его не тронет, но Палпатин знал, что Вейдер лишь играет со своей жертвой. Убаюкивая бдительность сына, Вейдер лишь оттягивал его участь.

Императору не нужны были слабые ученики. Ещё недавно подающий надежды юный отпрыск Скайуокера был слишком слаб духом, чтобы стать подле него. Нет, Вейдер пока был нужен в этой игре. Мальчишка, определённо, нет.

Люк оправдывал отца. Война делала своё чёрное дело, но Люк чувствовал, что в отце осталось ещё добро. Он сам горячо убеждал Лею. Этот ночной разговор не шёл у него из головы. Люк зажмурился сильнее, пытаясь отогнать от себя родные образы. Голос отца вспорол воздух миллионами острых игл, впиваясь больно в сердце.

— Твои чувства выдают тебя, — неожиданно пророкотал ситх по-отечески, — так… значит у тебя есть сестра близнец?

Вейдер был удивлён. Они с Падме ждали одного ребёнка, но у него родилась двойня. Два чувствительных к силе малыша и вторая постоянно находилась рядом, но Вейдер не ощущал с принцессой родства. Лея Органа. Эта пронырливая альдераанская особа являлась его дочерью! Вейдер расправил плечи. Девочка могла бы стать его новой ученицей. Ненависть мгновенно сменилась симпатией. Вейдер помнил её неуклюжие попытки фехтования сейбером на Мембане. Слабый податливый ум принцессы определённо был бы способен принять новую веру. Теперь Вейдер видел сходство с Амидалой. Те же покатые хрупкие плечи, такой же взгляд.

— Если ты не перейдёшь на мою сторону, — Вейдер сделал паузу, тронув сознание сына, — то это сделает она.

— Не-е-ет!!

Люк рванул на отца с яростным натиском. В глазах татуинца плескалась ненависть. Зелёное лезвие вспарывало воздух в опасной близости от маски Вейдера. В мальчике бушевал огонь. Главком играючи отражал удары, не желая ранить сына, но Люк бил всё точнее, нанося броне ситха свежие отметины, прожигая пластины.

«Люк!» — Вейдер бережно тронул сознание сына, пытаясь сорвать с его глаз пелену.

«Ненавижу!» — Люк всё глубже погружался в темноту. Ещё миг и мальчишку будет не вернуть.

«Люк!» — Вейдер был вынужден грубо оборвать бой, пока дитя не сорвалось в пропасть. Мальчишка замер, глядя на дымящуюся перерубленную кисть отца с торчащими из обрубка проводками. Сжал свои пальцы в кулак и перевёл взгляд на руку отца. Сложились пазлы. Его отец был такой же жертвой вероломного Императора, подчинившего себе его волю. Рассказ Кеноби о его отце был правдой. Но именно сейчас Люк почувствовал отцовскую душевную боль, словно в зеркале увидел себя. Обида, страх и ненависть отступили моментально.

«Папа, — Люк опустил голову, словно повинный нашкодивший отпрыск и протянул свою руку, чтобы помочь отцу подняться. — Папа, прости меня. Я не хотел…».

«Сын, — Вейдер поднялся и обнял здоровой рукой мальчишку. Хрупкая фигура потонула в его могучих объятиях. — Мой сын. Мой взрослый сын».

— Что ж, — скрипучий голос Императора разорвал идиллию. — Отец и сын мне не нужны. Вы оба преданы друг другу, но не мне.

— Сдавайтесь, ваше величество. Этот бой вами проигран! — Люк смотрел на Императора с победным вызовом.

Усмешка Палпатина говорила об обратном. Император бросил презрительный взгляд в сторону неотёсанного фермера.

— Мальчишка. Ты слишком слаб... и глуп, к тому же.

— А вы самонадеянны, — Люк активировал клинок и посмотрел на отца, протягивая ему сейбер. — Заверши начатое тобой когда-то, папа.

Вейдер посмотрел на него сверху вниз и принял оружие. Клинок опасно покачнулся в сторону Люка, но замер на полпути.

— Отлично, Вейдер! Убей его! — расхохотался Император и посмотрел на мальчишку, выражая своё сожаление. — Ты отдал оружие в руки своей смерти. Глупец!

Император повернулся, чтобы уйти, зная исход боя, но неожиданно замер, с изумлением наблюдая, как зелёный клинок вспарывает его плоть, от плеча до бедра и новый взмах касается шеи, роняя сознание в темноту.

Голова Императора откатилась в сторону. Тело пошатнулось и развалилось на две половины. Люк отвернулся, не в силах лицезреть страшную картину смерти поверженного врага. Вейдер продолжал стоять рядом, опустив руку. Он машинально повесил рукоять сейбера себе на пояс и взглянул на сына.

— Идём. У нас несколько минут, чтобы покинуть станцию до её взрыва, — он тронул Люка за плечо. Тот кивнул.

— Что будет дальше? — спросил его Люк.

— А дальше, сын, будет наше будущее.

Он шёл уверенной походкой в хаосе бегущих с базы офицеров. Рядом едва поспевал Люк. Тревожный сигнал рвал пространство, оповещение требовало персоналу покинуть базу. Имперцы в ужасе разбегались, и никто даже не помыслил приблизится к главкому, для дальнейших указаний действий.

Вейдер погрузил своё тело в кресло первого пилота. Люк занял кресло рядом, быстро набрасывая на плечи ремни безопасности. Двигатели взвыли. Тибериан сложив крылья, стремительно вырвался из ангара, преследуемый клубами пламени взрывной волны.

— Куда мы летим? — спросил Люк, удерживая штурвал.

— Решим походу, — Вейдер стучал пальцами по клавиатуре, вбивая координаты полёта.

Шаттл прыгнул на сверхсветовую скорость, в сторону от уходящего поверженного флота имперцев, оставляя позади восстание.

Воссоединение

Он ступил на путь Тьмы, но вернулся к Свету.

Завернувшись в тёмный плащ, у самой кромки воды, стояла одинокая фигура, устремив свой взор вдаль. Волны накатывали на каменный берег, «целуя» мыски чёрных сапог, омывая их пеной. Океан дышал утренней прохладой. Над горизонтом медленно расцветали краски нового дня, неся надежду одним и погибель другим. Хрупкий мир походил на большой мыльный пузырь, который мог в любое время лопнуть. Новая Республика ещё только обживала территории, налаживая связи, порой действуя старыми методами Империи.

— Ничего не меняется.

Голос прозвучал глухо, скраденный вокодером шлема. Сквозь фильтр вырвался шумный вздох.

Он вернулся спустя время, отворяя дверь и пригибая голову, чтобы войти в каменное строение.

У большого очага, вороша головёшки в огоне длинным прутом, сидел Люк. На каменной плите, в глубоком котле, бурлила рыбная похлёбка.

Над плитой, кусками развешанная на верёвке, вялилась спетанская канальная рыба.

Юноша полуобернулся на появление отца, кивая в знак приветствия.

— Сегодня океан молчит, — произнёс он в задумчивости.

— Так бывает перед бурей, — ответил Энакин, устраиваясь в кресле, демонтированном с шаттла.

Люк кивнул и поднялся, чтобы помочь отцу снять с головы часть шлема. Передвинулся вглубь комнаты, с полки доставая две глиняных плошки и начерпывая ложкой из котла варева, протянул отцу дымящуюся похлёбку.

— Пахнет вкусно, — улыбнулся Скайуокер старший, остужая еду, дуя на поверхность супа.

— Что-то отдалённо похожее готовил магистр Йода, — ответил Люк, садясь на соломенный топчан, спиной к очагу, скрестив ноги.

Энакин улыбнулся.

— У тебя определённо талант.

— Варить похлёбку? — Люк поднял на него обиженный взгляд.

— Из подручных средств делать хорошее, — бесцветные глаза улыбнулись. Люк удовлетворённо кивнул и пригубил еду.

Он стал привыкать к этим задушевным беседам и не обижаться на слова отца, когда тот неправильно выражался из-за того, что у него не было опыта общения с сыном, а забытое чувство семейного счастья, снова медленно входило в его жизнь. Люк был смышлёным малым, постоянно пытался быть полезным. С большим сердцем, сохранив способность любить и прощать. Люк много раз просил прощения у отца за то, что отрубил ему кисть в бою, ослеплённый яростью. Пытался придумать замену-протез, но к счастью, Энакин был в относительно здоровом теле и не растерял способности к управлению Силой, а потому не страдал из-за отсутствия кисти и не чувствовал своей ущербности. Он мог бы обходиться без помощи сына, но позволяя ему помогать себе, он тем самым сближался с ним.

Сложнее было обходиться без бакты, поддерживающей его тело в тонусе. Протезы сильнее натирали кожу в местах сочленения. Скрипели сервомоторы. Энакин всё больше походил на несмазанного дроида, чем веселил себя и сына, не забывая отпускать колкости по этому поводу.

О тихой поступи можно было забыть.

«Любому механизму нужна смазка», — любил повторять он, вечерами прогуливаясь по острову, поскрипывая в такт своих шагов.

Люк ломал голову, перебирая все варианты, чем можно было бы заменить машинное масло. Но смазку для двигателя берёг. Шаттл должен был оставаться на ходу. Хорошо замаскированный, он сливался с зелёными холмами острова Ак-то.

В храмовых книгах не было ответа, а масло рыб не годилось. Тогда Энакин бы пропах этим запахом до конца своих дней.

— Я придумал! — подскочил он к отцу, когда Энакин вышел на площадку у дома, чтобы размять затёкшие ноги. Громкий возглас, усиленный микрофонами шлема, буквально оглушил татуинца.

— Люк, мы уже говорили, что кричать мне в ухо не нужно, — по-отечески, как ребёнку, Энакин ещё раз разъяснил Люку очевидное. Глаза отпрыска светились счастьем. Скайуокер старший сдался. — Ладно, выкладывай.

— Тала-сирена!

— Ох, — Энакин был вынужден уменьшить громкость в шлеме. Уши заложило от звона. — Что, тала-сирена?

— Из молока получится масло. Надо только его долго взбивать. Я вспомнил. Тётя Беру так делала.

— Ага. Ну давай попробуем.

Люк пропал в доме и показался в дверном проёме с большим глиняным сосудом, в котором они носили пресную воду из озерца для питья и приготовления пищи.

Тала-сирены лениво развалились на камнях, выставляя животы разгорающемуся солнцу, греясь. При появлении двуногих прямоходящих они никак не отреагировали.

Люк до этого момента никогда не доил скотину. Ларсы молоко покупали на рынке. Он встал перед выменем и несколько озадачился, как к этому делу подступиться. Энакин улыбнулся и решил взять инициативу в свои руки, буквально.

— Ты держи сосуд, а я буду доить, — сказал татуинец.

— А ты умеешь? — удивился Люк.

— Ну, здесь скорее особой техники не требуется. Сообразим. Джедаи мы или кто? — весело сообщил Энакин сыну.

— Ага, — согласился тот.

Сосуд медленно наполнялся светло-зелёным молоком. Скайуокеры обошли троих животных и заткнув горлышко бутыли пробкой, Люк пыхтя от тяжести, потащил сосуд в руках вверх по склону.

— Сын, — произнёс твёрдо Энакин.

— А? — отдуваясь, отозвался Люк.

— Ты намерен весь путь его тащить, полюбовно обняв?

— Угу.

— А я предлагаю применить Силу. Полезная тренировка, — сообщил ему Энакин.

— А, точно! — словно вспомнив, что Люк умеет подобное, он остановился и не сразу разжал руки, боясь разбить сосуд. Энакин наблюдал, не вмешиваясь в процесс некоторое время.

— Смелее.

— Сейчас.

Энакин вышиб сосуд из рук Люка на расстоянии Силой и в сантиметре от каменистой поверхности затормозил его падение. Люк обернулся с недовольным лицом.

— Я сам!

— Сам, так сам, — Энакин отпустил контроль. Сосуд шлёпнулся в траву и покатился со склона, почти достигнув обрыва, но вдруг резко воспарил над зелёной поверхностью и плавно приблизился к юноше. Люк, вытянув руку в направлении посуды, удерживал его в воздухе. Наука далась ему с трудом.

— Пап, — издал он жалобный мяв.

— М? — не оборачиваясь, Энакин прошёл мимо сына, поднимаясь выше по склону.

— Спасибо.

— За что? — Энакин всё-таки остановился и обернулся. Люк уверенно шагал, удерживая сосуд Силой.

— За всё.

Энакин протянул ладонь, разделяя с сыном «ношу». Сосуд плавно плыл над поверхностью склона, мимо застывших от изумления поргов, расположившихся группой на каменистом уступе.

Энакин попутно прихватил и их, для ужина. Рыба хорошо, но мясо лучше.

Взяв на время у хранительницы ланэи посуду и прибор, наподобие широкой лопатки, Люк вошёл в каменный дом. Отец уже поджаривал птицу и дивный запах разносился по всей округе.

— Я принёс чашу и чем сбивать, — отчитался он.

— Хорошо, — Энакин мельком глянул на сына и на очаг, — Предлагаю нам сначала поужинать и после приступить к главному.

— Давай, — согласился Люк.

Мясо получилось мягким, приправленным специями, сочным.

— У тебя определённо талант, — Люк повторился, догрызая ножку.

— Я полон сюрпризов, — ответил весело Энакин.

— Не сомневаюсь, — буркнул Люк. Двоякая фраза и в хорошую и в плохую сторону одинаково работала. Энакин не обиделся. За такую длинную жизнь он научился понимать по интонации и взгляду собеседника, что тот имел ввиду. Люк пока ступал по хрупкому льду, изучая природу отца. Они оба друг друга изучали, исследуя границы дозволенного.

— Хорошо, давай взбивать масло, — Энакин отложил обглоданную кость на тарелку и отодвинул её. Отпрыску не терпелось приступить к новому занятию.

— А ты умеешь? — осторожно поинтересовался Люк.

— Выясним походу.

Люк улыбнулся. Когда его отец был чем-то по настоящему хорошим увлечён, он менялся и внешне, и внутренне и хоть за чёрной маской невозможно было угадать эмоции, но по голосу было всё сразу понятно. Совместные дела сближали.

— Пап, — отозвался Скайуокер младший, стирая капли пота со лба. Работа оказалась не из простых, даже с применением Силы.

— М? — отозвался Энакин.

— Мы как-то обозначим себя для Леи?

— Когда придёт время.

Пауза.

— А когда оно придёт?

— Взбивай, Люк. У нас получились пока только сливки, — беззлобно рассмеялся Энакин. — Считай это своей тренировкой.

Пауза.

— Я рад, что мы вместе, пап, — Люк на миг перестаёт стучать каменной лопаткой по глиняному дну и смотрит на отца серьёзно.

— Я тоже, сын. Я тоже, — отзывается Энакин, улыбаясь под маской.

Сын и отец вместе. Теперь всё будет иначе.