Наследие Древнего

Больше всего Хурин боялся, что в деревушке теперь есть храм, а при храме — священник. Двадцать пять лет назад, когда культ Светлоликого был объявлен официальной имперской религией, угнездившиеся в столице святые отцы принялись так рьяно засылать молодых служителей в самые глухие углы, что, пожалуй, сейчас светлые уже могли оказаться и тут, в дальней области на рубеже трех мелких провинций.

Однако Владыка велел Хурину ехать прямо — и тот поехал. Древний ведь должен чуять светлую магию, убеждал он себя, и если направил своего ничтожного слугу по этой дороге — значит, на ней нет врагов.

Но червячок сомнения все равно грыз жреца: уж больно непостижимой была зачастую логика Древнего, и Хугин не поручился бы, что всякий раз он хорошо понимал божью волю, а бог — понимал его.

Впрочем, истина состояла в том, что выезжать к людям ему все равно пришлось бы — рано или поздно. Путь скрипучей телеги, влекомой двумя меланхоличными лошадями, которыми управлял Хурин, — телеги с закрытым верхом, куда более тяжелой и прочной, чем казалось на первый взгляд, — путь ее лежал в сердце Империи. Ну по крайней мере в столицу провинции. Ладно, хоть до крупного города, или, может, большой деревни…

Древнему нужны были люди — чем больше людей, тем лучше, — чтобы начать свое триумфальное возвращение согласно пророчествам и в конце концов повергнуть мир в тьму и хаос.

Только бы в этой дыре не оказалось священника! Деревушка, как ее помнил Хугин, была слишком мала, чтобы открывать Владыке дорогу здесь. Обязательно нужно продвинуться глубже. И священник — единственный, кто мог бы этому помешать… Других жителей деревни Хугин не боялся — что ему сделают крестьяне? Крупицы силы, которую ему — авансом — даровал Древний, должно хватить, чтобы справиться с этими вонючими землеройками, если возникнут проблемы.

***

…Наконец дорога завернула за холм, и деревенька показалась из-за поворота. Хурин выдохнул облегченно: храмовой башни над нею не возвышалось; и сделал ритуальный знак, прославляющий Древнего. В телеге у него за спиной булькнуло.

Однако поперек дороги, ведущей в деревню, обнаружился суковатый ствол, утвержденный на двух рогатинах — как бы застава.

С краю дороги точно на таких же рогатинах висел котелок, а у костра сидели сидели несколько мужиков при оружии, кое-кто даже в броне.

Когда телега вывернула из-за холма, они повскакивали, хватаясь за луки и копья и изумленно таращась на Хурина; а он, в свою очередь, вытаращился на них.

Застава? Здесь?? Он специально выбрал для ритуала Призыва самую никчемную из земель Империи.

— Тпр-ру! — завопил самый толстый из вооруженных остолопов. — Ты кто такой?? Куда едешь?..

А самый тощий в это же время схватил лежащий на бочке треснутый рог и два раза скрипуче в него протрубил.

Толстый, распушив усы, направил на Хурина меч — меч! — а остальные вояки меж тем окружали повозку, наставляя копья в сторону заднего борта, затянутого рогожей. От Хурина не укрылось, что двое из них притом бросились дальше — один на дорогу, а второй на вершину холма, — высматривать, не приближается ли кто-то еще.

…Пожалуй, ко встрече со светлыми клириками — ну или с разбойниками! — Хурин все же был готов больше.

— Так… из Фламбрии я, — пробормотал он, махнув рукой в сторону южной провинции, на Слепой лес, откуда и выехала его повозка. — Торговец!

Мгновенно ему стало ясно, что он поставил не на ту карту. Но что не так?

— Из Фламбрии, — нехорошо сощурился усач. — А ну, слазь с козел! Гастон, видать там чего?

— Чисто, — крикнул в ответ парень с пращой, вскарабкавшийся на холм. — Никого больше нету!

— Теодор, открывай, чего там, — распорядился мужик с мечом, кивнув на повозку Хурина. — А ты сиди смирно, торговец! Вожжи кидай, руки в гору! Медленно!

Проникновения людей к Семени Владыки никак нельзя было допускать. Пока что.

— Стойте! — завопил Хурин. — У меня там… магические ингредиенты! Опасные!

В общем-то, это было правдой. Кроме того, ничего другого ему в голову не пришло.

Однако "ингредиенты" сработали — толстый отвесил челюсть, а остальные так и отпрыгнули от повозки.

Возможно, за ту четверть века, что Хурин занимался Призывом, магии в Империи стало больше.

— Ингердиенты? — переспросил усатый, опуская меч. Держать его ему явно было тяжело. — Алхимик, значит?

— Алхимик, — кивнул Хурин.

Пальцы левой руки, честно поднятой над головой, он уже сложил в знак Разрушения — и при необходимости готов был раскидать по дороге внутренности этих вояк. Но может быть, получится обойтись без шума?

Усач хмыкнул.

— У вашего брата сейчас много дел. А где у тебя, господин алхимик, — он потер пальцами, как бы пытаясь вспомнить умное слово, — эта… таможиная дикларация?

— Чего? — поразился Хурин.

Жрец был образованным человеком, но за годы отшельничества в Слепом лесу отвык от канцелярских словес.

Толстяк бросил меч в траву и приосанился.

— Здесь перед тобой, — пояснил он, — застава имперского ополчения. Кровь, стало быть, за государя императора проливаем. А ты, значица, едешь с дорогостоящим, — он причмокнул, — грузом с территории Фламбрии, где бунтовщики и предатели. А мы тут портянки последние штопаем, косы на копья пускаем. Урожая который год нет. Ты, конечно, торгуй. Но надобно, уважаемый, заплатить пошлину. Ну и дикларацию, стало быть, заполнить. Стефан!

Представитель "императорского ополчения" нащупал взглядом того из своих подручных, который держал лук.

— Стефан у нас грамотный. Враз тебе подорожную справит. Груз мы твой не будем досматривать, коли опасно. Но пошлина… э… — он еще раз покосился на невзрачных лошадок Хурина, — сотня монет, ежели с алхимика.

Кажется, получается проскочить. Кошель, набитый имперскими золотыми, у Хурина с собой был. Жрец припас его еще двадцать пять лет назад, готовясь к этому путешествию.

— Пошлина так пошлина, — криво ухмыльнулся он.

Туго набитый мешочек шлепнулся в ладони усатого.

— Отодвиньте ему бревно, парни, — распорядился тот.

Хурин поднял вожжи. Владыка в телеге, кажется, что-то пробулькал — к счастью, никто не заметил. И…

Едва Хурин опустился на козлы, стрела с изумрудным оперением прошила край его черного капюшона, чиркнув по уху и приколов капюшон к телеге. Это было так больно и неожиданно, что он потерял концентрацию и знак, не получив проявления, рассеялся.

— Что ж ты, жирная тварь, делаешь.

С ветвей дерева, росшего неподалеку, спрыгнул эльф. Представитель низшей имперской касты… ну по крайней мере, так было четверть века назад.

— Там наши парни зубами грызут врагов. Траву жрут под огненными дождями. А ты тут карман себе набиваешь? Фламбрийскую сволочь пропускаешь через заставу?

— Тикки! — заискивающе воскликнул усач. — Ты как тут? Мы тебя только завтра ждали! А это ж торговец, не воин. Торговцев велено же пропускать.

— Я быстрый, — поведал эльф.

Он вплотную подошел к толстяку и Хурин увидел, что у него на шее висит ожерелье из ушей — не менее двух десятков.

— Я, знаешь ли, решил ночь не поспать, чтобы нашим ребятам стрелы пораньше доставить. Горожане Талига заказали партию гильдии кузнецов. Чтобы убивать фламбров. И к вам я, значится, пораньше заехал. И не зря.

Он ухватил толстяка за горло.

— Правом, данным мне военным временем… — проговорил эльф и охнул.

Толстяк вбил ему в печень сапожный нож.

— Чего смотрите, — заорал он подручным, — тут налицо же государственная измена! Стефан, Гастон, Вилдор — мужики, на этого остроухого комендант уж месяц как намекал, чтобы его схватить.

Эльф корчился у ног толстяка.

— Он императорских полководцев ругал — мол, не так воюют! Шпиен фламбрийский, однозначно! Засланный! Телегу со снадобьями алхимическими хотел на ту сторону перегнать, врагу!

Усач махнул рукой в сторону Слепого леса, откуда Хурин приехал.

— Хорошо, что мы эту тварь прикончили! Заговор разоблачили!

При слове "заговор" толстяк на мгновение запнулся, а потом взгляд его уперся в Хурина.

— Вот с этим в сговоре был! — ткнул пальцем ополченец. — Однозначно! Хватай, его ребята!

Хурин рванулся, с треском разрывая ткань капюшона и пытаясь одновременно хлестнуть лошадей и сложить еще один знак, однако затылок взорвался болью — и он повалился с козел ничком. Пращник…

***

В себя Хурин пришел в сарае.

Он лежал на гнилой соломе, руки были связаны за спиной. Затылок саднило, хотелось пить.

— Они тебя не убили, — сказал хриплый голос, — потому что все-таки побоялись самостоятельно лезть в телегу. Трусливые имперские псы… их животная низость спасает их. О, я бы посмотрел, как отряд Толстого Луи обнаружил бы в твоей повозке Семя Древнего. О, как бы я насладился этим зрелищем, во имя Светлоликого…

Хурин со стоном перевернулся на спину.

Рядом с ним сидел привязанный к столбу человек, избитый так сильно, что глаза его представляли собой узкие щелочки в фиолетовых пузырях, в грязной рясе.

На груди его висел медный знак, заставивший Хурина вздрогнуть — Круг Светлоликого. Клирик!

— Где… моя повозка? — выдавил из себя Хурин, не спеша комментировать утверждение о Семени Древнего.

Пленник закашлялся, потом мотнул головой.

— Тут, за стеной. Слушай меня, темный. Я… догадываюсь о твоих планах. Поклянись своим Древним, что прольешь Семя, где я скажу — и я помогу тебе.

— Где? — опять спросил Хурин. — Как?

И добавил неожиданно для себя:

— Почему люди императора пытают священника?

Светлый растянул губы, покрытые коркой засохшей крови, в подобии улыбки.

— Ты не знаешь, что тут творится, верно? Церковь Светлоликого раскололась. Одни выступают за императора, другие — за фламбрийский Купеческий круг. Сейчас в мире два патриарха светлых, и оба предали друг друга анафеме.

— Но почему? — Двадцать пять лет назад, когда Хурин ушел в Слепой лес, власть императора была нерушимой.

Глаза священника все же раскрылись, и Хугин взглянул в них.

— Потому что они убивают нас, вот почему! — каркнул светлый. — Убили моего учителя, уничтожили монастырь… К делу, темный! Ты спрашиваешь меня, как? Я скажу. У меня ранг подвижника. Я могу совершить одно чудо. Я помогу тебе сбежать и продолжить путь.

Потрясенный Хурин заставил себя сконцентрироваться на главном вопросе:

— Что взамен?

— Взамен доедешь до города Сен-Мари, — сказал светлый. — Тут недалеко, тридцать лиг. Там при монастыре Светлоликого расквартирован полк Волков Императора. Излей Семя перед его воротами — и мы в расчете.

— При этом монастыре, — осторожно сказал Хурин, — насколько я помню, раньше был детский приют.

— Он и сейчас там есть.

— Но…

— Тебе-то что до детишек, темный?

— Мне — ничего. Но ты…

— Мне тоже на них плевать! — рявкнул жрец. — Имперцы убивали наших детей! Первые начали это все! Они должны ответить! Скажи, ты согласен?

Хурин ухмыльнулся.

— Согласен. Просто… Двадцать пять лет назад Семя Древнего было силой, и помыслить об использовании которой вы не могли.

— Мир изменился, темный. Я понял по разговорам людей Луи, они прирезали Тикки? Этот маньяк был из тех командиров, что сами постоянно грезят залить нашу Фламбрию Семенем. Только вот незадача — сдох. И Семени Древних у него не было. А у меня есть ты. Ты готов?

— Начинай, светлый.

Жрец поднял голову к низкому потолку, но потом опять перевел взгляд на Хурина.

— Последнее. Если в дороге ещё что-то произойдет и нужна будет помощь. Ровно посередине пути будет постоялый двор Таноса. Он — наш, фламбрийский. Расскажи ему все, темный. Расскажи, как я умер.

— Хорошо, — пообещал Хурин.

— …А теперь молись своему Древнему.

И грязное помещение конюшни залило светом.

***

Постоялый двор был большим, а Танос оказался седым благообразным мужчиной, тоже похожим скорей на жреца, нежели на тавернщика. Едва Хурин начал рассказывать, что произошло на заставе, тот отвел его в отдельную комнату, распорядившись, чтобы слуга принес кувшин с пивом.

Сел напротив и внимательно выслушал сбивчивый рассказ Хурина.

— Семя Древних, надо же, — задумчиво произнес он, когда Хурин закончил. — Не думал, что оно еще есть в нашем мире.

— Я был единственным призывающим, — сказал Хурин.

Мысли путались, жреца темных начало неудержимо клонить в сон.

— Но использовать Семя, — рассудил Танос, — пока преждевременно. Потому что кто тогда будет покупать оружие, которое мы продаем имперским легионам?

Он щелкнул пальцами. Отодвинулась перегородка и в комнату вошел гоблин в серой одежде.

— Там стоит телега, — медленно произнес тавернщик, — откати-ка ее в отдельный хлев.

Гоблин кивнул.

— А этого?

— Прирезать, — равнодушно ответил Танос.

Пива он не пил.

***

Спустя шесть месяцев на лесной поляне сидели Стефан и Гастон, а с ними — маленький хмурый гном. Лицо Гастона было полностью изуродовано, а у Стефана — только половина.

— Так вот, — хвастливо говорил он, — Луи и не знал, но мы с Гастоном полезли смотреть, чего там в телеге. Ну, поживиться, может. Смотрим, жижа какая-то в котле булькает. Ну я взял и отлил половину в бутыль из-под браги. А потом выяснилось — прикинь! — что это Семя Древнего. И эта телега где-то у фламбрийцев сейчас. Только они не знают еще, что Семя-то — не сработает!

— Точно не сработает? — хмурился гном.

— Ну... не должно. Нам так маг сказал. Зато мы теперь можем своего Древнего вырастить…

Над вершинами темных деревьев поднималось солнце.