Наследие Расколотого Бога

Первым пришло сознание. Острое, холодное, лишённое формы и смысла. Оно висело в пустоте, и в ней не было ни времени, ни пространства, ни «я» - лишь смутная память о вспышке света, о грохоте рушащихся миров, о титаническом усилии, которое разорвало его собственную сущность на атомы.

Потом пришла боль.

Она вползла обжигающими иглами по нервам, которых ещё секунду назад не существовало. Боль в висках, тяжёлая и пульсирующая. Боль в мышцах, одеревеневших и слабых. Боль в груди при каждом коротком, прерывистом вздохе. Это физическое страдание было настолько чуждым, настолько примитивным, что оно, как раскалённый гвоздь, вбило в его сознание первую чёткую мысль:

«Я жив. Но это не моя жизнь»

Он заставил себя открыть глаза. Ресницы слиплись, веки отяжелели ото сна, в котором не было покоя. В нос ударила странная смесь запахов: воска от свечи, пыли, старого дерева и чего-то кисловатого, лекарственного.

Потолок над ним был низким, деревянным, с тёмными балками. Он был знаком и одновременно абсолютно чужд. Он медленно повернул голову, и мир поплыл, закружился. Пронзительная боль в шее заставила его застонать.

«Это тело... непригодно. Слишком хрупкое. Слишком... смертное»

Его взгляд упал на предмет у кровати. Высокий, овальный, прислонённый к каменной стене. Зеркало в потемневшей серебряной оправе.

Любопытство, холодное и отстранённое, заставило его подняться на локти. Каждое движение давалось с трудом, мускулы дрожали от напряжения. Он откинул с лица влажные пряди тёмных волос и заглянул вглубь зеркала.

На него смотрел незнакомец.

Юноша. Лет семнадцати, не больше. Измождённое, бледное лицо с острыми скулами и запавшими глазами. Большие, почти чёрные глаза[АС4] , в которых плескалась смесь животного страха и бездонной, неюношеской усталости. Тонкие, бескровные губы. Это был мальчик, разбитый болезнью или горем.

Он поднёс руку к лицу. Худую, с бледной кожей, сквозь которую проступали синеватые жилы. Незнакомец в зеркале повторил движение.

«Это... я?»

Внутри что-то перевернулось. Обрывки памяти, чужие и обжигающие, хлынули лавиной. Шёпот имени — Элариан. Лицо сурового мужчины с сединой на висках — это был отец . Запах дыма и крики — нападение. И всепроникающее, гнетущее чувство стыда и бессилия.

Он сжал виски пальцами, пытаясь остановить водоворот. Но сквозь хаос чужих воспоминаний пробивалось другое, куда более древнее и грандиозное. Воспоминание о том, как он, Кай, один из девятнадцати Архитекторов, плёл саму ткань реальности. Как он восставал против своих братьев и сестёр, видя бессмысленную жестокость их игр с живыми мирами. Как он проиграл.

И последнее, что он помнил, — это не боль от поражения, а акт титанической воли. Он не позволил им уничтожить себя полностью. Он просто схватил осколок своего «Канна» — ядра творящей силы — и швырнул его в хаос небытия, в надежде получить шанс на новую жизнь.

Шанс обернулся этим. Хрупким телом в нищем поместье на краю света.

— Нищий помещик на краю света, — хрипло прошептал он голосом незнакомца из зеркала. Голос был чужим.

Он отбросил тонкое, влажное одеяло и с трудом поставил босые ноги на холодный каменный пол. Подкосились ноги, и он едва удержался, ухватившись за спинку дубового стула. В комнате было холодно. Он окинул взглядом своё новое владение.

Опочивальня, достойная скорее слуги, чем аристократа. Простая кровать, грубый стол с огарком свечи, сундук. На стене висел ржавый меч в потрескавшихся ножнах — жалкая пародия на оружие. Сквозь щели в ставнях пробивался тусклый утренний свет, выхватывая из полумрака клубящуюся пыль.

«Падение было... стремительным», — констатировал разум Кая, холодный и аналитический. Он уже отделял себя от эмоций юного Элариана. Страх, стыд, отчаяние — это всё было принадлежностью этого тела, этого мира. Он же был лишь гостем. Пленником.

Внезапно дверь скрипнула. В проёме возникла тень. Невысокий, коренастый мужчина лет пятидесяти, в потёртой кожаной куртке. Его лицо, испещрённое шрамами и морщинами, не выражало ничего, кроме привычной усталости и лёгкого презрения.

— Барин, проснулись, — голос мужчины был глухим и обрывистым. — А я уж думал, вы и не очнётесь. С похмелья-то знатного.

Элариан уставился на него, не в силах найти слова. Его разум лихорадочно перебирал обрывки памяти. Лунан. Оружейник. Слуга отца.

— Лунан... — наконец выдавил он.

— Он самый, — мужчина вошёл в комнату, его взгляд скользнул по дрожащим рукам Элариана, по его бледному лицу. — Очнулись, и ладно. Скоро сборщик барона Каэлена будет. За податями. А у нас, как на грех, в закромах мыши повесились. Так что готовьтесь к любезной беседе.

Он произнёс это с горькой иронией, в которой не было и тени сочувствия. Это был голос человека, давно переставшего ждать от своего господина чего-либо, кроме неприятностей.

Лунан повернулся к выходу, но остановился на пороге.

— И приведите себя в порядок, барин. Хоть лицом перед людьми не стыдно будет показаться. Хоть сегодня.

Дверь закрылась. Элариан остался один, держась за стул, чтобы не упасть. Слова Лунана утонули в нём, породив новую волну чужого, унизительного стыда. Но поверх этого стыда поднималось нечто иное. Холодная, безжалостная ясность.

«Сборщик податей. Барон Каэлен. Долги»

Он снова посмотрел в зеркало. В глазах незнакомца, поверх страха и слабости, уже тлела крошечная, но устойчивая искра. Искра воли, пережившая крушение мира.

«Хорошо, — подумал Кай, глядя на отражение Элариана. — Игра начинается. С самого низа.»

Он выпрямил спину. Боль отступала, уступая место леденящему целеполаганию. Первый шаг был очевиден. Нужно было выжить. А для этого — понять правила этого нового, жестокого мира, в который он был заброшен.

И, возможно, начать менять их.

Скрип двери повторился, но теперь в проёме стояла девушка, державшая в руках простой деревянный поднос с чашкой дымящегося отвара и куском чёрствого хлеба. Её глаза, широкие и светлые, встретились со взглядом Элариана, и в них мелькнуло неподдельное удивление — он стоял на ногах.

— Господин? Вы уже должны быть в постели, — её голос был тихим, но в нём не было подобострастия - лишь практичная озабоченность. Память подсказала имя — Айлин, дочь местного травника, выполняющая работу служанки и целительницы.

Элариан кивком поблагодарил её и жестом указал на стол. Рука всё ещё дрожала. Он сделал глоток отвара. Жидкость была горькой, но обжигающее тепло разлилось по телу, отгоняя ледяную слабость. Хлеб он размочил в чашке, понимая, что челюсти с трудом справятся с жёсткой коркой.

— Сборщик… — начал он, заставляя свой новый голос звучать твёрже. — Он часто бывает?

Айлин на мгновение опустила взгляд. — Раз в сезон, господин. Но в этот раз… старый барин, ваш отец, перед… перед своей кончиной взял у барона Каэлена зерна для посева и золото для уплаты королевских налогов. Срок давно вышел. Проценты растут.

Она говорила аккуратно, подбирая слова, но правда сквозила в каждом звуке. Имение было в долговой яме, и барон Каэлен, алчный и расчётливый сосед, был не из тех, кто прощает долги.

— Лунан говорит, в закромах пусто? — спросил Элариан, уже мысленно оценивая масштаб катастрофы.

— Последний урожай побило градом, господин. А запасы… их почти не осталось. Люди питаются тем, что найдут в лесу у Туманных скал. Она снова посмотрела на него, и в её взгляде читался немой вопрос: «И что ты собираешься делать?»

Внезапно снаружи донёсся конский топот, грубые оклики и лай собак. Айлин встревоженно вздрогнула. — Это они. У них всегда такая свита.

Элариан отставил чашку. Тепло от отвара придало ему немного сил. Он подошёл к сундуку, нашёл простую льняную рубаху и тёмный кафтан, стёртый на плечах. Одежда висела на нём, как на вешалке. Кай-Архитектор взирал на эту немощную плоть с холодным любопытством, но и с растущим пониманием: это его единственный инструмент. Его оружие.

Он вышел из комнаты в узкий, тёмный коридор. Деревянные ступени лестницы скрипели под его ногами. В большом зале, если его можно было так назвать, было немногим лучше, чем в его опочивальне. Камин почти не давал тепла, на длинном столе лежал слой пыли. У открытой двери стоял Лунан, скрестив руки на груди. Его спина была напряжена.

На пороге стоял незнакомец, залитый утренним светом, в дорожном плаще поверх кольчуги. Его лицо выражало откровенную насмешку. За спиной у него теснились двое вооружённых стражников.

— Ну что, мальчик, — начал сборщик, даже не попытавшись скрыть презрение. — Наслышан, ты там при смерти был. Жаль, очнулся. Концы с концами сводить проще, когда ртов меньше. Где золото? Его сиятельство барон Каэлен не любит ждать.

Элариан остановился в нескольких шагах от него. Он чувствовал, как подкашиваются ноги, но впился взглядом в сборщика. Он видел не просто наглого солдафона. Он видел систему. Барон Каэлен был лишь частью более сложного механизма власти и долга в этом мире.

— Золота нет, — сказал Элариан тихо, но так, чтобы слова услышали все.

Сборщик фыркнул. — Это я и сам вижу. Тогда по старинному обычаю, мы заберём землю. Маленький кусочек. Ровно столько, чтобы покрыть долг. А в следующий раз — ещё кусочек. — Он сделал шаг вперёд, и его тень накрыла Элариана. — Или, может, тебе проще будет подписать бумагу о передаче всего имения под опеку его сиятельства? Избавишь себя от лишних хлопот.

В этот момент Элариан почувствовал нечто новое. Сквозь страх и слабость тела [АС9] в нём загорелась холодная, знакомая ярость. Ярость существа, которое когда-то повелевало звёздами, а теперь его третировал мелкий чиновник. Это была опасная эмоция, но она дала ему последние крупицы силы.

— Обычай? — Элариан поднял голову, и его голос обрёл металлическую твёрдость. — Я что-то не припомню, чтобы в королевском уложении было прописано право барона отнимать землю у дворянина за долг частному лицу. Ты собираешься нарушить закон своего сюзерена, сборщик?

Глаза мужчины сузились от удивления. Он явно не ожидал такой реакции от юного повесы, известного своей безвольностью. Лунан за спиной Элариана медленно разжал скрещённые руки.

— Законы тут пишу я, мальчик, — прошипел сборщик, теряя самообладание. — С оружием в руках.

— Тогда твой барон — мятежник, — холодно парировал Элариан. — И его ждут виселицы на стенах королевской столицы. Хочешь разделить с ним эту участь?

Он сделал шаг навстречу. Его всего трясло от напряжения, но в глазах горел огонь, заставивший сборщика инстинктивно отступить на полшага. Воздух в зале накалился.

— У тебя есть неделя, — хрипло сказал сборщик, отводя взгляд. — Ровно неделя, чтобы найти деньги. Или мы вернёмся. И тогда разговор будет другим.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и, кивком головы своим людям, вышел. Топот копыт затих вдали.

Элариан стоял, не двигаясь, слушая, как бешено стучит его сердце в груди. Первая битва была выиграна. Не силой, но волей. Он почувствовал на себе взгляд Лунана. Обернувшись, он увидел, как в глазах старого воина привычная усталость смешалась с первыми проблесками чего-то нового. С уважением.

Айлин, стоявшая в глубине зала, смотрела на него с широко открытыми глазами, в которых читался немой вопрос: «Кто ты?»

Элариан медленно выдохнул. Игра действительно началась. И первой фигурой на этой доске был барон Каэлен. Но где-то на горизонте, за Туманными скалами, он чувствовал другое. Гнетущее, зовущее присутствие. Разлом в самой реальности. Его разлом. И ему предстояло разобраться со всем этим. Всего за неделю.

Тишина, наступившая после ухода сборщика, была оглушительной. Элариан стоял, опираясь о грубый дубовый стол, и слушал, как бешеный стук сердца в висках постепенно замедлялся, уступая место леденящей ясности. Он чувствовал на себе тяжёлый, изучающий взгляд Лунана.

— Неделя, — хрипло произнёс старый оружейник, нарушая молчание. Его голос потерял прежнюю язвительность, в нём появились нотки чего-то нового — настороженного удивления. — Неделя — это не срок. Это отсрочка казни. Где мы возьмём золото, барин?

Элариан медленно повернулся к нему. Он видел не только Лунана. В дверном проёме в глубине дома замерла Айлин, с бледным, испуганным лицом. Из-за угла выглядывали другие слуги — двое — трое измождённых мужчин и женщина с испуганными глазами. Они все слышали. Они все ждали.

«Они не видят в тебе лидера. Они видят испуганного мальчика, обрекающего их на голодную смерть», — проанализировал холодный разум Кая. «Им нужна не правда. Им нужна уверенность».

— Мы не будем искать золото, Лунан, — сказал Элариан. Его голос, ещё неокрепший, звучал тихо, но с неожиданной твёрдостью. — Мы его заработаем.

В зале повисло недоумённое молчание.

— Заработаем? — старый воин скептически хмыкнул, но в его глазах теплилась искорка интереса. — Торговать нам нечем. Лес у Туманных скал скупой, зверя мало, а ягоды не в счёт.

— Мы будем торговать не тем, что найдём, — Элариан отступил от стола, делая первый неуверенный шаг по залу. Его взгляд скользнул по огромным, плохо пригнанным камням камина, по щелям в стенах, из которых тянуло холодом. — Мы будем торговать знанием. Умением.

Он остановился перед камином, положив ладонь на шершавый камень. — Эта кладка осыпается. Дым идёт в комнату. Я видел чертежи… в старой книге отца. Есть способ сложить очаг, который даёт втрое больше тепла, сжигая вдвое меньше дров.

Лунан нахмурился. — Чертежи? Ты о чём, барин?

— А стены, — продолжил Элариан, не отвечая, и повернулся ко входной двери. — Эти ворота не остановят ни сборщика, ни голодного зверя. Но если изменить угол наклона петель и укрепить засов системой рычагов - потребуется таран, чтобы их выбить.

Он смотрел на их лица, видя в них лишь непонимание и сомнение. Они думали, что он бредит. Или сошёл с ума от страха. Ему нужен был не просто план. Ему нужен был знак. Действие.

Элариан подошёл к тому самому ржавому мечу, что висел на стене. Он снял его. Оружие было тяжёлым и неудобным в его слабой руке. — Лунан, ты говорил, у нас нет стали для новых плугов? — Нет. И не будет. — А если переплавить этот хлам, — Элариан указал на груду старых, сломанных инструментов в углу, — по особой методике? Добавить в расплав определённый минерал? Я читал… что это делает сталь прочнее.

Глаза Лунана сузились. Для него, мастера, эти слова были уже не пустым звуком. Это была конкретика, пусть и фантастическая. — Какой минерал? — спросил он с вызовом.

— Обсидиановая пыль, — без колебаний ответил Элариан. Разум Кая мгновенно предоставил ему нужные данные из глубин памяти. — Её можно набрать у подножия Скал. Она есть в той самой книге.

Он сделал паузу, переводя взгляд с Лунана на Айлин, на испуганные лица слуг. — У нас есть неделя. Не чтобы найти золото, а чтобы доказать, что это имение чего-то стоит. Что мы можем создавать то, что другим нужно. Мы начнём с камина. Прямо сейчас.

Он отдал меч Лунану. — Это твоя работа. Моя — думать. Принеси мне все книги и свитки, что остались в библиотеке отца. И карты. Особенно карты окрестностей.

Лунан ещё несколько секунд молча смотрел на него, словно пытаясь разгадать загадку. Потом его губы тронуло подобие улыбки — жёсткой, недоброй, но лишённой прежнего презрения. — Как прикажете, барин, — он вложил в это слово новый смысл. И, развернувшись, бросил слугам: — Вы слышали господина! Тащите инструменты к камину! А ты, — кивнул он Айлин, — найди эти книги. В старом сундуке на антресолях.

В зале засуетились. Элариан остался стоять один посреди внезапно ожившей суеты. Приказ был отдан. Машина запущена. Теперь он должен был оправдать доверие, которое сам же и породил этой безумной уверенностью.

Он подошёл к открытой двери и выглянул наружу. День был серым, холодным. Вдали, за полями, упираясь в небо, стояли мрачные, покрытые туманом скалы. Туманные Скалы.

И тогда он снова почувствовал это. Ни глазами, ни ушами. Всей своей искалеченной сущностью. Оттуда, из-за тех скал, тянулся зов. Тихий, настойчивый, как биение сердца. Зов его Разлома. Места, где реальность была разорвана его собственной давней ошибкой.

Он сжал кулаки. Слабость всё ещё звенела в каждой клетке тела Элариана. Но воля Кая была сильнее.

«Хорошо, — подумал он, глядя в сторону зова. — Сначала я наведу порядок в этом своём новом доме. Приручу этого барона. А потом… потом мы с тобой встретимся. И я исправлю то, что совершил».

Первый шаг был сделан. Впереди была пропасть долгов, врагов и тайн. Но впервые за долгое время он чувствовал не страх, а цель.

П.С. От Автора. Уважаемые читатели, если вам понравилась глава, оставляйте, пожалуйста, лайки и комментарии. Это очень мотивирует продолжать работу)))