Наследник

Субординация диктовала – немедля очнуться, рассыпаться в заверениях о скором возвращении к верной службе, попросить прощения за то, что не можешь встать и поприветствовать императора должным образом. Лоэнграмм мстительно приглушил ее голос и оставил глаза закрытыми. Не заслужил Гольденбаум таких усилий. Тем более, Райнхард и так прекрасно знал, что кайзер может сказать. Что "наследник" – умница и молодец, прекрасно поработал живцом и позволил выловить заговорщиков в ближнем круге...

–Что же они с тобой сделали, – неожиданно участливо произнес Фридрих. Райнхард с трудом подавил удивление и продолжил сосредоточенно притворяться спящим. – Я думал, будто спасаю тебя, а вместо этого – чуть не убил. Думал, они успокоятся, поняв, что во главе государства станет человек, не желающий играть в их глупые игры и мешать им наслаждаться жизнью. Гордость... эти слизняки считают, что у них есть гордость, что им нужна эта проклятая власть, от которой меня тошнит. Только и ждут, когда я освобожу трон. Как будто им хватит сил на нем усидеть. Тебе-то точно хватит, у тебя есть верные люди, а не марионеточники, которые поддерживали меня, – император вздохнул. – Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить за то, что я втянул тебя во все это.

Райнхард чуть не забыл, как дышать. Он незаметно прикусил внутреннюю сторону губы, но изображать "пробуждение" не стал все равно. Молча вытерпел прикосновение к плечу, напоминавшее ободрение, и с облегчением выдохнул, когда дверь за Фридрихом закрылась.

От нервного напряжения, нараставшего все время монаршего визита, тело заныло. Вернулась тенью боль, пережитая в руках палачей Брауншвейга. Лоэнграмм сжал зубы, понимая, что кайзер еще не покинул госпиталь, и может вернуться, если прямо сейчас привлечь внимание докторов. Так-то дотянуться до кнопки и вызвать сестру сил уже хватало.

Надо выждать. Хотя бы несколько минут. Перед глазами часы, можно засечь время, вот только стрелка словно бы прилипла к одному делению. Может, закрыть глаза, не смотреть пока на нее, отвлечься?

Волна за волной захлестывают воспоминания. Получение графского титула. Очередная битва при Тиамат, где удалось обратить в бегство флот Альянса. Триумфальное возвращение домой. И как обухом по голове – известие о том, что кайзер женится. Райнхард тогда чуть ли не силой вытолкал в отпуск друга, понимая, как тому плохо. Увы, сам отправиться с ним не смог. Гольденбаум решил сделать новоиспеченному шурину еще один подарок. Титул герцога – и официальное избрание наследником. В обход дочерей, внучек и маленького внука.

В те дни Лоэнграмм метался по дому, как лев по клетке, и клял так невовремя ушедшего на тот свет госсекретаря Лихтенладе. Сменивший его Мариендорф не мешал кайзеру совершать опрометчивые поступки.

Райнхард боялся, что сестру теперь точно убьют, но до молодой императрицы Брауншвейг и Литтенхайм не дотянулись. Длины рук не хватило. Попытались вместо этого вначале интриговать против Райнхарда, спровоцировать очередной поход против мятежников, а когда не вышло...

Когда не вышло, императорские зятья затеяли похищение. Считали, что смогут вынудить Лоэнграмма отказаться от высокой чести, якобы по своей воле. Перестарались. К счастью, друзья Райнхарда опередили имперские спецслужбы и успели вытащить его из застенков – живым и почти целым.

И вот теперь Лоэнграмм лежит здесь и не знает, что думать. Выходит, это не было спланированной провокацией против Брауншвейга и Литтенхайма? Образ кайзера, в глазах Райнхарда утративший всякую привлекательность после того, как эта старая скотина купила Аннерозе для своих омерзительных утех, сегодня окончательно развалился. Если, конечно, это все не было игрой... но ведь Фридрих считал, что его не слышат! Или он понял, что Райнхард не настроен с ним разговаривать? Но почему тогда все равно говорил о прощении и о том, что хочет видеть шурина на троне?

Укладываться в голове ситуация отказывалась напрочь. Лоэнграмм снова открыл глаза и убедился, что прошло всего пять минут. Рано. Все еще рано. И неважно, что часов на стене теперь две штуки, можно потерпеть еще немного. Там, в подвале-камере, было больнее и страшнее.

Врачи пришли сами, не дожидаясь зова. Наверное, отслеживали как-то состояние... Райнхард в этом плохо разбирался. По мере того, как лекарство поступало в кровь, часы постепенно сливались в один кружок, потом стрелки отрастили усики и поползли по стене, выпуская бутоны. Прямо как вьющиеся розы.

Когда в поле зрения показался Кирхайс, Лоэнграмм вначале подумал, что продолжает грезить. Но друг, похоже, был вполне реальным.

–Лорд Райнхард, – тихо сказал он, остановившись в шаге от койки, – простите, что не явился раньше.

–Все нормально, Кирхайс. Садись и расскажи, что творится снаружи, – почти хватило сил произнеси это, не сбившись, и слегка улыбнуться. Хорошо хоть не «высочеством» зовет. Это было бы невыносимо.

–Новостей очень много, – Зигфрид послушно опустился на стул. – Герцог Брауншвейг и маркиз Литтенхайм взяты под стражу, дату суда еще не назначили, – под чем явно подразумевается, что оба «покончат с собой» в тюрьме. – Их высочества Амалия и Кристина с дочерьми покинули планету.

–Ясно, – Райнхард чуть повернул голову. Все вокруг поплыло, как после центрифуги, но терпеть это было нетрудно. – А ты как?

–А мы с Миттельмайером теперь «фоны», – Кирхайс произнес это шутливо, почти как раньше, но за усмешкой пряталась затаенная боль. – За спасение наследника престола.

–Приятно слышать, – солгал Лоэнграмм. Он прекрасно понимал, что дворянский титул другу нужен, как собаке пятая нога. Но, с другой стороны... – Учти, придется вести светскую жизнь.

Намек был понят. По крайней мере, бывать на приемах и других мероприятиях, которые посещает императорская чета, Зигфрид теперь имеет полное законное право. Хотя видеть любимую чужой супругой – то еще удовольствие, вовсе не иметь возможности увидеться – намного хуже.

–Если служба позволит, – Кирхайс вздохнул. – Адмиралтейство еще не оставило идею наведаться к мятежникам, да и после всех арестов могут возникнуть беспорядки... Лорд Райнхард, выздоравливайте поскорее. Мы втроем без вас не справимся.

–Постараюсь, – жутко хотелось на мостик. Просто сесть в кресло, запрокинуть голову и смотреть на звезды. – Не буду же я отмечать двадцатилетие в этой палате.

До дня рождения оставалось ровно две недели.