Наследство

Я пишу эти строки ночью...

Мне пришлось убить дядю. В деревне начали пропадать люди. Мужчина уходил вечером с работы и не доходил до дому; дети исчезали прямо из своих комнат. Дядя должен был умереть.

Все началось с завещания:

— Согласно распоряжению вашего покойного предка, которое указано в завещании, составленном в 1945-м, — в год кончины Амеса Тагмоэрата, — вам вверяется особняк «Нирзун», а также прилегающий к нему один гектар земли. Особняк расположен в сердце леса «Дразазол». Вы без труда сможете отыскать особняк по этой карте.

Мужчина в элегантном костюме положил на стол свернутый в двое кусок пожелтевшей бумаги, связку старых ключей и маленький деревянный коробок квадратной формы, размерами не больше спичечного, на котором стояла печать с фамильным гербом: летучая мышь с раскрытыми крыльями, на перепонках которых были изображены два символа, кажется, оккультного происхождения.

Я убрала карту и ключ в сумку; взяла коробок и потрясла его над ухом. Судя по звуку, внутри было что-то вроде парочки шариков или зернышек.

— Что внутри? — спросила я распорядителя.

Мужчина дернул плечами: он не знал.

— Никогда раньше не видел такого документа, — сказал он спустя короткую паузу. — Ваш предок словно знал, в какое время и в каком месте вы родитесь. Амесу даже удалось предугадать ваше имя и фамилию в точности до последней буквы. Это удивительно!

— Действительно, — сказала я.

Однако в тот момент я мало уделила внимания невероятности тех обстоятельств, кои наградили меня богатым наследством.

Мне было 23, год назад меня исключили из института за прогулы. После гибели родителей от рук уличных грабителей я утратила интерес к образованию; жизнь стала мрачней. Я ушла в себя и возвращаться была не намерена. Со смертью мамы и папы у меня больше не осталось родственников, и мои природные силы куда-то улетучились. Взгляд потускнел.

Известие о наследстве не вызвало во мне дикий восторг. Я была апатичной девушкой, которая плыла по течению и не замечала много.

В те времена я жила одна в однокомнатной квартире и дистанционно работала консультантом в банке. Я отвечала на сообщения клиентов разного уровня вежливости. Кто-то совершил перевод не тому и хотел бы вернуть свои деньги, адресованные не по адресу; кому-то были интересны подробности критериев, по которым выдавали кредит; кто-то сошел с ума и угрожал уничтожением всей финансовой системы.

Работу я ненавидела; но благодаря ей я могла не выходить из дома, почти не контактировать с людьми и при этом оплачивать коммунальные услуги; хватало и на кое-какие продукты.

Получив наследство, я уволилась в тот же день. Собрала вещи и взяла билет на автобус до поселка «Столай», что вырос у леса «Дразазол» пятьдесят лет тому назад.

Особняк находился в 4 километрах от деревни. Я добиралась до его величественных каменных стен на лошади, которую мне любезно уступили местные жители. Однако, как я доеду, лошадь попросили отослать обратно в деревню.

— Пока, лошадка, — с горечью сказала я, весь следующий визит в деревню мне придется осуществить пешком.

В особняке стоял густой запах пыли, который плотным удушающим осадком ложился на мокрые стенки гортани. Чтобы содержать эту громадину в чистоте, требовалось немало слуг, подумала я и устало вздохнула. Я еле удержалась от того, чтобы поругать себя за поспешный отъезд из города в это отдаленное и холодное пристанище мрака.

Помню, как только переступила порог, чувство, что в этом месте есть что-то зловещее, сразу же коснулось меня. «Уезжай, пока не поздно, — сказал мне внутренний голос. — Уезжай, здесь нельзя оставаться».

Но я не послушалась свою интуицию.

Я чистила зубы и размышляла о своих дальнейших решениях. Стоит ли оставлять особняк или же лучше его продать?

Целесообразней было сперва изучить всё многообразие содержимого огромного количества комнат, которое таилось за толстыми и скрипучими деревянными дверьми, — вдруг я смогу отыскать что-то ценное. Или даже бесценное.

Отопление в особняке отсутствовало, он согревался лишь от огня в камине. Стоял март месяц, и в этих местах он не изобиловал жаркой погодой, поэтому по дому я ходила в теплой одежде и до момента злополучной встречи спала под толстыми пуховыми одеялами, подкладывая себе под ноги грелки, которые я нашла в одном из комодов комнаты второго этажа.

Так вот, утром на второй день после приезда я чистила зубы, как маленькая закрытая коробочка, про которую я уже успела забыть, выпала из моей сумки и, влекомая какими-то невидимыми силами, задвигалась по ковру, чем меня сильно напугала. Я проследила за ней до невысокого порожка у входа в мою комнату, в который она уперлась, не в состоянии продолжить дальнейший путь.

Забыв про щетку во рту, полном пены от зубной пасты, я вышла из ванной комнаты и подобрала вещь с фамильной печатью(жуткой летучей мышью). Когда она оказалась в моей руке, я ощутила: ее содержимое, словно магнит, что-то притягивает. Я пошла в направлении силы притяжения, которое отчетливо ощущала в своей правой ладони, сжимающей квадратный деревянный предмет с неизвестным содержимым.

Сила притяжения коробочки усиливалась по мере моего приближения к его источнику. Источник располагался за пределами особняка и, как я сперва подумала, покоился вместе с моим дальновидным предком в каменном склепе.

Оказавшись у каменной плиты с изображением летучей мыши с распахнутыми крыльями и странными символами, сила притяжения фамильной вещицы стала запредельной. Я словно пыталась удержать крупного пса на поводке.

Я смотрела на каменную плиту и не представляла, как ее можно сдвинуть без посторонней помощи. Как ее вообще можно сдвинуть без специальных инструментов?!

Но спустя мгновение вопросы о том, как попасть в склеп, отпали сами собой. Тяжеленная каменная плита с характерным хрустом сама сдвинулась в сторону, обнажив прямоугольник мрака, который солнечный свет словно брезговал рассеивать.

В склепе было темно и сыро. В самом центре стоял закрытый каменный гроб с двумя каменными дырочками в каменной плите, служившей крышкой. Я отпустила коробочку, и та прижалась к гробу в месте этих двух маленьких дырочек, словно предназначенных для попадания кислорода внутрь. То, что притягивало содержимое вещи, безусловно, находилось в гробу.

Я поёжилась; всё это представлялось очень странным. Проглотив слюну с зубной пастой, я всё же решилась распечатать коробочку, прежде чем позволить её содержимому попасть в гроб. Но я просчиталась: сорвав печать, я к неприятному удивлению обнаружила, что внутри деревянной фамильной вещи находилось два человеческих зуба (два клыка, если быть точным). Не успела я опомниться, как они юркнули в две маленькие дырочки в гробу.

Повисла тишина.

... Я покинула склеп с ощущением, что сделала что-то плохое, но что именно — понять не смогла. После того как зубы провалились в две дырочки, совершенно ничего не произошло. Сдвинуть каменную плиту мне не удалось. Когда я покинула склеп, вход в него продолжал оставаться открытым.

От этого мне стало тревожно находиться в особняке, особенно ночью, хотя раньше я ничего подобного не испытывала.

Закрывая глаза, лежа в кровати под теплым одеялом, я сразу же начинала видеть склеп; как каменная плита медленно сползала в сторону и из темноты гроба вылезала бледная рука с белыми острыми ногтями.

Осматривая склеп на следующие дни, я не замечала в нем никаких пугающих изменений.

Осмотр комнат приносил свои плоды. Особняк был старый и хоронил внутри себя множество нетронутых антикварных вещей, которые ценители подобной старины могли посчитать достойным дополнением к своей коллекции. Картины, столовые приборы из чистого серебра, фотографии из прошлой эпохи, большая библиотека книг на разных языках; а также скульптуры и украшения; камни и жемчуга, которые не казались поделкой. После случая со склепом я четко для себя поняла, что не смогу жить и поддерживать в достойном порядке этот огромный дом. Я собиралась его продать, но мои планы поменялись после появления, однажды ночью, на пороге особняка Харуно Гарарта. Так он назвался, когда я только его встретила.

— Кто вы? — спросила я молодого человека, который выглядел чуть младше меня.

— Я ваш родственник. Если точнее, двоюродный брат по отцовской линии.

— Брат? У моего отца не было братьев и сестер.

— Вообще-то у вашего отца имелся брат, о коем он, судя по всему, ничего вам не поведал. Это неудивительно, братья находились в ссоре. Позволите войти?

Я сразу заметила, что разговаривал молодой человек как-то старомодно.

Мне слабо верилось, что отец мог утаивать от меня так долго наличие у себя родного брата. Судя по всему, он утаивал это и от матери либо запрещал ей мне рассказывать о своем родственнике, с которым находился в ссоре. Однако я не могла не заметить внешние сходства, которые определенно присутствовали в чертах молодого человека — он удивительно походил на моего папу в молодости.

Я впустила его в дом и приготовила кофе.

— Так что ты здесь делаешь? — спросила я (к этому времени мы договорились перейти на «ты»).

— Со мной связался распорядитель, — говорил Харуно прокручивая перстень на безымянном пальце. — Сказал, что дальний родственник завещал мне целый особняк.

— Этого не может быть, — я резко поставила турку, немного кофе пролилось через край. — Я была у распорядителя и видела завещание. В нем...

— Стоит твое имя, фамилия и отчество; словно человек из прошлого века знал тебя в будущем.

Молодой человек засунул руку во внутренний карман и вынул пожелтевший лист.

— Я получил точно такой же документ, но со своим именем, — сказал он и развернул бумагу.

Завещание имело почти идентичное сходство с тем, в которое значилось мое имя. Та же бумага и тот же удивительно красивый почерк. Правда, чернила выцвели сильнее, словно документ какое-то время находился в сыром месте.

— Как мне объяснил распорядитель, — продолжил Харуно Гарарта, — документ на какое-то время затерялся в других бумагах, поэтому ты узнала о наследстве первая.

— И что это значит? — спросила я, прекрасно понимая что это значит.

— Этот особняк принадлежит нам обоим, вот что это значит.

Мои планы по продаже особняка рухнули. Ибо новоявленный родственник категорически противился его продажи, как и отдельных вещей. Он сообщил об этом твердо, так, словно весь дом принадлежал ему. Так оно и было, но я узнала об этом позже.

Харуно удивительно свободно ходил по дому. Он без труда находил нужную комнату, если искал что-то конкретное. Он смог отыскал тайник с запасами элитного алкоголя, который прятался за барной стойкой.

Днем двоюродный брат не выходил из дома и очень вежливо просил меня не трогать задернутые плотными шторами окна в гостиной да и во всех остальных комнатах. Он покидал особняк лишь по ночам.

Я подозревала, что с "Харуно" что-то не так, но что именно, я не могла понять, так как никогда не верила в мистические истории о вампирах; в детском, как и в подростковом возрасте, мрачные рассказы о упырях и оборотнях меня не интересовали, так как не справлялись со своей основной задачей — они меня не пугали.

Но однажды на мои глаза попался один снимок.

Я рылась на пыльной мансарде, заставленной полными коробками с различным антикварным содержимым, которое мне приспичило обследовать. Занятий в такой глуши было немного. Вдобавок, в обмен на уборку в особняке двоюродный брат взял на себя обязанность покупать продукты. Прочие расходы он тоже взял на себя.

В одной из деревянных коробок я нашла фотоальбом: толстый, со множеством вклеенных в него снимков; людей с фото я поначалу не узнавала, локации на фоне, зачастую крайне экзотические, мне ни о чем не говорили.

Снимки, очевидно, старые и сделаны в первые годы появления такого устройства, как фотоаппарат. Один снимок привлек мое внимание, и, разглядев его повнимательней, я заметила его пугающую связь со всеми остальными фотографиями, вклеенными в старинный альбом.

1941 год, Амес Тагмоэрат. Молодой человек в военной форме держит в руках винтовку. Лунный диск на заднем фоне. Снимок сделан ночью. Молодой человек смотрит в камеру. Я сразу же его узнала.

— Харуно...

Меня затрясло. На снимке, датированном прошлым веком, с подписью дальнего родственника, ныне покойного и лежавшего костями в каменном склепе, красовался мой двоюродный брат Харуно Гарарта. Даже перстень на руке солдата тот же самый, что и на безымянном пальце Харуно.

Я не могла поверить, но мне пришлось. И словно прочитав мои мысли и ознакомившись с моей внезапной и ужасающей догадкой, которая акульим плавником всплыла в голове, объявился двоюродный брат; я почувствовала его за своей спиной. Он смотрел на старый снимок и улыбался, как человек, на которого накатили приятные воспоминания.

— Хороший был год, — сказал он. — Много еды...

Тот, кого поначалу я считала своим двоюродным братом, оказался тем самым щедрым родственником, скончавшимся в 45-м году.

— Ты Амес Тагмоэрат? — спросила я.

Он старомодно поклонился.

Предок не стал ходить вокруг да около и сказал всё напрямую:

— Я вампир. Попрошу тебя не выдавать мой секрет никому. Я не собираюсь причинять тебе боль, не пугайся. Ты мой потомок, а я ценю кровные узы. Для жизнедеятельности мне нужна человеческая кровь, но я не убийца. И тем более не монстр, как ты уже успела подумать. Я долгое время пробыл в спячке, и мне понадобится твоя помощь, чтобы освоиться в новом для меня времени. Я тебя ни к чему не принуждаю, но прошу оказать мне посильную помощь, как своему дальнему родственнику. Я буду твоим должником.

Мы жили в одном доме около месяца, пока я не узнала о том, что в ближайших от особняка населенных пунктах с недавних пор начали пропадать люди.

Дядя отрицал свою причастность к исчезновениям; на его лице красовалась подозрительная невозмутимость. Дядя никогда не скрывал своего безразличия к людям; их страстям и проблемам. Он был стар и мудр, но он лгал мне. Я уверена, что он знал о моих подозрениях, но его гордость не позволяла принимать их в серьез. Он относился ко мне иначе чем к другим людям только из-за того, что я его потомок, но в остальном, видел во мне обычного человека. Человека, который ничего не может сделать вампиру.

Старомодная вера в силу крови — погубила дядю. Я не радовалась его воплям, которые он издавал заживо сгорая под солнечными лучами, но я знала: так будет лучше.

Мне пришлось убить дядю, потому что так будет лучше.

... Меня мучает голод.