Насрал мимо

-Я прравда прребываю в соверршенном диссонансе, - чуть ли не вопя, кортаво нахныкивал себе в подвспревшие подмышки мистер Кусс-Кусс, - Такое вопиющее безобрразие прросто не могло прроизойти в нашем горроде. Этот Ррумбус – чистейшая абстрракция всего того, что нашему веку не надо, и что прросто дикаррство!!!

По небу дрожащими стонами колыхались вопящие в экстазе провода, эукулирующие яичными искрами. Всё трещало и дрыгалось, словно полосы в доисторических телевизорах, которые теперь можно было найти разве что в музеях.

-Этот город был настоящим достоянием нашей цивилизации. Румбус – идиот, каких ещё поискать. Всё в нашем мире шло, как часы, но он всё испортил. А я говорил, говорил: «Колесу, что не вздымается на стальных шипах, суждено сломаться на хихикающей кожаной кочке». Оно так и случилось! – истошно, но сурово орал Рогрре, то и дело беспокойно распралвляя вспотевшими пальцами свою и так идеальную прямоугольную монобровь, - И что теперь? Этот урод будет хихикать себе без умолку, и нам станет лучше?

Отовсюду разносился чей-то дикий безумный смех. Он чем-то походил на сумасшедший, разбрасывающийся слюнями хохот с уже скопившейся першинкой в горле, такой весь плешивый и потрёпанный ухахахаххах, неожиданно выплеснувшийся и необузданный ахахах, ехидный и дикобразистый хихиххи и раскатистый и зловещий бугагага.

-Технически, он не сделал ничего плохого. Он такой же, как и мы, пусть и думает о себе иначе, - тихонько и как-то поверженно напугано промолвил Сы-Цы, стоящий в огромных круглых очках поверх темной непроницаемой повязки, - Но он вреден для нас столько же, сколько и для вас. Румбус – индивид, настолько индивидуальный в своей индивидуализации, что его природа - попросту апофегей индивидуальности в принципе. По его мнению, есть всего три гендера: хехе, хаха и хихи. То ли это идиотия, то ли намеренный эрратив. Вы слышали, как он исказил «инаугурацию» в «инаугабугарацию»? Это немыслимо.

Люди толпились вокруг и собирались в странные символы, то напоминающие фаллические символы, то – давидовские звёзды, то и вовсе – эскизы освежителей для воздуха. Тем не менее, всё это было фикцией: фигур в этом мире было уже так много, что тяжело было не разглядеть какую-нибудь в абсурде неологичного беспорядка.

-Ээээргх… Ээээ… - слегка нервно кряхтел и приплясывал потихонечку умирающий уже как два столетия дед, - Ээээргххх… Ххх… Хе…Хехе…

Ветер отплясывал такие танцы по воздуху, что некоторые его стройные ножки уже успели заскочить на пару-тройку конкурсов и мастер-классов. Пристрастившись к пассадобылю, собачьим вальсам и квикстепу, сквозняки сбивали столбы и валили их об бетонные маты, наказывая за сутулую осанку.

-Я… Я не понимаю, мне плакать или ахахахэхахах?!!! – вся поросячья рожа пухлого молодого человека была в соплях и слезах, он сосиской катался по земле, то и дело вдалбливаясь пятаком в пятиугольные камни, - Я НЕ ПОНИМАЮ. ЭТИ ГОЛОСА ВО МНЕ, ИЛИ ЭТО МОЙ ГОЛОС, ИЛИ ЭТО ЕГО ГОЛОС?!!! ОТКУДА ВООБЩЕ У МЕНЯ ГОЛОС, А КТО ЧЕРЕЗ НЕГО ГОВОРИТ?! Я ТЕПЕРЬ НИЧЕГО-НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!!!

Запахи духов и эдеколонов перемешивались с вонью уличных сортиров и воздушных писсуаров, скукуруживаясь в самый обычный запах алоэ веры.

-Я пошла, - сказала девушка и ушла… Так быстро, что никто даже не успел её заметить. Странно: раньше ведь все её видели каждый день у себя на обоях телефонов, под двухслойными подоконниками и по экрану телевелеров… А теперь вся эта толпа делала вид, что и не знала её, да и вообще – как её звали-то?

Посреди этой гурьбы обтёсанных червивых обрубков баклуш стоял один, на кого смотрели больше всех, чьё существование было слаще чупа-чупса, соленёе шмотка сала и острее чёрного перца, случайно попавшего к ребёнку в тарелку.

-…

Он стоял и молчал, хотя весь рот, вся глотка полнилась от набухающих кровавистыми комарами слов.

-Вау.