Натуральность

Если бы кто-то спросил меня, что такое дружба, я, вероятнее всего, ответила бы фразой Эсмеральды из книги "Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго: "Это значит быть братом и сестрой; это две души, которые соприкасаются, не сливаясь; это два пальца одной руки". И, в общем-то, это всё, что я помню из книги, которую дал мне дедушка Нессы. Поэтому я не знаю точно, были ли мы с Нессой друзьями все эти школьные годы. Не могу сказать, какими могут быть братья и сёстры, поскольку сама была единственным ребёнком, но руки у нас с Нессой точно были разные.

Я впервые увидела её на сборах в первый класс, а потом выяснилось, что мы с ней соседи по двору. Собственно, нет ничего удивительного: дворы в нашем городе большие и подавляющее большинство людей, живущих в них, учатся или учились в одной школе, потому что районная школа тоже большая. Как говорила моя мама, занимающаяся урбанистической экологией, наш город строился строго по плану и потому состоял из ровных линий. Если смотреть на него сверху со спутниковых карт, он очень похож на орнамент, состоящий из серых полос, белых квадратов и вкраплённых в них зелёных прямоугольников. Это многочисленная растительность, которая, точно гигантский фильтр, берёт на себя пыль и насыщает воздух кислородом и фитонцидами. Мы настолько к ней привыкли, что все фото и видео с улиц прошлого вызывают у нас чувство сухости и удушья, потому что там очень мало зелёного.

Видимо, у всех, кроме Нессы.

Помню, когда мы начали учиться, Несса отличилась сразу — тем, что притащила самый настоящий бумажный школьный дневник. Более того: она его заполнила, написав ручкой "Ванеса Ивасченко". Тогда я не поняла, почему нельзя было открыть на планшете, которые родители традиционно покупали детям к началу учёбы собственно для учёбы, свой профиль и списать своё имя — Ванесса Иващенко — оттуда. А ещё я не поняла, почему она пишет левой рукой. Потом, конечно, сообразила.

Некоторое время Несса очень старалась вести этот дневник и просила учителей оставлять комментарии и там, а не только в базе, но потом ей это надоело. Я её даже спрашивала:

— Зачем тебе этот дневник? Он же совсем не нужен.

А она тогда ответила:

— Да вы все просто не понимаете! Это — на-ту-раль-ность!

Вот так и сказала: натуральность. Это было её любимое слово, видимо. Во всяком случае, она им часто характеризовала свои привычки и свои поступки, хотя я так и не поняла, каково было его истинное значение.

Не сказать, что мы с ней сразу же стали вместе гулять, ходить друг к другу в гости, посещать одни и те же кружки и делать домашку. Поначалу я дружила вовсе и не с ней, а с другими ребятами, с которыми мне было куда интереснее, но самое главное — понятнее. Мы вместе выполняли задания на планшете, вместе делали маленькие групповые проекты, вместе держались на экскурсиях по музеям, паркам и другим культурно-образовательным объектами, а во время видеосеансов в большом коворкинге, который иногда именовался просто залом, сидели на одном ряду.

На видеосеансах нам показывали либо полноценные фильмы, либо смонтированные подборки видеороликов и клипов. Обычно они были на темы, которые не всегда можно было наглядно и доступно объяснить во время урока, и в основном это были Ударные Времена.

Никто точно не знает, кто именно придумал такое название для периода с 30-х по примерно 50-е годы прошлого века, но, как кажется мне и большинству остальных ребят, это очень точное название, хотя люди, жившие в эти самые времена, могли с этим поспорить. Для них это скорее были Очень Страшные Времена или Времена Массовых Ракетных Атак и Гибели Мирного Населения. Каждый школьник знает, когда всё началось и чем всё закончилось, потому что это важная часть нашей истории. Учителя и другие взрослые не раз нам повторяли: наш аккуратный мир с белыми домами и множеством зелени был построен на осколках старого мира стараниями людей, переживших немало страшных вещей, которые не должны повториться. Нам это говорили не для того, чтобы это точно не повторилось — такое повторить было бы весьма затруднительно, — а чтобы никто не думал, что мы всегда жили именно так. Что улицы всегда прямые, дома в большинстве своём одинаковые, события будущего можно спокойно предсказать лет на десять-двадцать вперёд, а наше детство не сильно отличается от детства наших родителей и бабушек с дедушками. С Ударных Времён прошло более сотни лет, так что я могу примерно понять, но не смогу представить, каково людям жилось ещё раньше: до всемирной сети, до компьютеров, до электричества... Наверное, у меня не очень богатая фантазия.

Однажды, уже в средней школе, мы упросили методистку зала показать всем нам один фильм, который считался страшным — он назывался "Восток: три года за один час" и представлял собой хронику записей очевидцев и журналистов о разрушении ряда городов во время одной из войн. Боеголовки, дроны, осыпающиеся дома, летящие в людей осколки и потом ядерный удар — всё снято вживую.

В общем, когда кому-то становилось очень страшно, он выходил из коворкинга и никто его не осуждал. Мне не удалось попасть даже в десятку храбрецов — я сбежала после попадания ракеты в больницу.

До конца фильма досидела только Несса. Я видела, как потом загадочно блестели её глаза. Впрочем, тогда мы с ней уже общались, и я знала, почему: её безумно привлекали руины разрушенных городов. А в этом фильме их было в избытке.

Нет, Несса не была ненормальной. Я знаю, какими бывают ненормальные люди, хоть и не скажу, что узнать об этом было приятно. Одной из таких была девочка как раз из моей первой компании, Дашка. Сначала она казалась не особо выделяющейся и даже не очень-то любознательной, а потом позвала нас к сероватой гряде гаражей, где предстала перед нами с кошкой, чья шея была перетянута верёвкой. Дашка сказала, что хочет поставить эксперимент: через сколько минут удушенная кошка снова очнётся.

Мы не стали ставить этот эксперимент вместе с ней, а бегом бросились искать ближайшего взрослого. Нашли быстро, так что скоро с Дашкой беседовали люди с ласковыми и вкрадчивыми голосами. Выяснилось, что до этого наша теперь уже бывшая подружка успела придушить нескольких кошек. После этого мы Дашку в нашей школе больше не видели, потом много позже кто-то навёл справки и узнал, что она окончила спецучреждение и её даже устроили на хорошую работу. Правда, присмотр за ней вели.

Другим ненормальным человеком оказался тихоня Эдик из параллели, который любил рисовать на своём учебном планшете. После того, как у нас начались видеосеансы про Ударные Времена, он стал слишком часто и слишком натуралистично (вот и почти что словечко Нессы) рисовать разорванных на части и поражённых радиацией людей, почему-то голых. Незамеченным это не осталось, и вскоре с ним тоже стали вести беседы. Он остался в нашей школе, но рисовать перестал. Мы с ним на самом деле даже неплохо общались, хотя он перестал с нами ходить по музеям и в зал.

Ненормальных взрослых я видела только один раз: однажды возвращалась из природоведческого кружка, который располагался в парке, и заметила, как по соседней улице шла босиком женщина в пижаме и с полотенцем, бормоча, что не может найти раковину, а ей срочно надо умыться. Долго наблюдать за ней не пришлось: доблестные соцработники быстро и аккуратно увели её под ручки к своей просторной машине. Я потом из любопытства искала про неё в новостях. Написали, что у неё очень неудачно сложились какие-то жизненные обстоятельства, она с головой ушла в работу, не брала отпуск, и в итоге её организм во главе с мозгом взял отпуск сам. Всё закончилось хорошо, она быстро поправилась и снова вышла на работу, но теперь, видимо, нагрузку дозировала.

Кстати, когда я рассказала об этом Нессе, она заметила, что все мы ужасно скучно живём, раз для нас это целое событие.

Несса была нормальной. Просто с ней было... сложно.

Точно не знаю, в какой именно момент мы начали с ней общаться как подруги, но никогда не забуду день, когда она позвала меня в гости.

— Дедуль, привет! Это Триша, она у нас немного посидит! — крикнула она ещё из прихожей.

Дома у неё царил бардак: часть одежды валялась где угодно, но не в гардеробе, комнатные растения поставлены как попало, совершенно необязательно на подоконнике, а ещё было очень много шкафов и полок. Шкафы и полки меня впечатлили: на них были раскрашенные фигурки людей и похожих на людей существ, собранные модели техники прошлого века и огромное количество бумажных книг.

А потом я увидела в большой комнате дедушку Нессы.

Да, того самого, который много позже дал мне книгу Виктора Гюго, из которой я мало что запомнила, кроме цитаты про дружбу.

Дедушка Нессы, который разрешил мне звать его дедом Славой, был действительно интересным человеком. Ему уже тогда было за семьдесят, и, хоть родители просили его присматривать за своей дочерью, он в основном проводил время за чтением и изготовлением фигурок, которые сначала печатались на 3D-принтере, а затем он их раскрашивал. Насколько я поняла из слов Нессы, у него была тяжёлая травма ноги, из-за которой он не очень-то любил ходить и почти не покидал дом. Тем не менее с дедом Славой было очень интересно даже мне, потому что он ужасно много всего знал. А ещё он давал мне читать самые настоящие бумажные книги, причём художественные, из огромного шкафополочного массива.

Не то чтобы у меня дома не было бумажных книг: нет, родители собирали издания, но чаще всего связанные с их работой. Мама собирала всё по градостроительству, иногда даже очень старые архивы, а папа, который тогда был техностилистом, собрал целую полку журналов мод вековой давности и старше, но ещё больше различных старых комиксов, особенно про космос — он вдохновлялся стилем спецодежды и суперкостюмов героев оттуда.

Но книги деда Славы обладали, как сказала бы Несса, натуральностью. Я могла бы читать те же произведения на своём планшете, но книга, ощущаемая физически, оставляла другие эмоции помимо впечатлений от своего содержимого. Наверное, именно в моменты чтения я понимала одну из частей натуры Нессы. Но, увы! — не всю целиком.

Когда я узнала уже от него про родителей Нессы, мне стало куда понятнее, почему она могла стать такой чудачкой. И мама, и папа у неё были экологами, которые почти постоянно работали вблизи территории Язв и из-за этого практически не были дома.

Мне кажется, нельзя было удачнее назвать территории, которые во время Ударных Времён стали больше непригодны для того, чтобы там жили люди. Города разрушены, инфраструктура уничтожена, повсюду море пыли и, главное, радиация — жить там больше нельзя. По крайней мере, до тех пор, пока радиационный фон не уменьшится. Поэтому такие раны на поверхности планеты и назвали Язвами Земли. Язвы — это то, с чем организм может со временем справиться, но после язвы на теле может остаться шрам. Мы ведь никогда не сможем исправить все ошибки своих предков так, чтобы от них и следа не осталось, это слишком сложно, а мы не сильно умнее тех, кто жил до нас.

Вообще, насколько нам говорили взрослые, человечеству сейчас вполне хватает тех территорий, что у него остались. Я вообще не представляю, как нас раньше могло быть восемь с половиной миллиардов, это же абсолютно безумное число! Раньше я вообще думала, что на сайтах и в статьях одна и та же опечатка и там миллионы, а не миллиарды. Это получается, что нас стало гораздо меньше за почти двести лет...

Так и вышло, что Несса знала про Язвы больше, чем я, просто потому, что её родители этим занимались. Но самой Нессе этого было мало.

— Я хочу стать пилигримом! — как-то заявила она, когда мы сидели у неё дома и играли в какую-то настольную игру. — Или как там, пилигримихой?

— Пилигримкой, — поправил дед Слава, не отрываясь от книжки. — У Пушкина в "Евгении Онегине" было.

Я тогда аж выронила фишку из рук. Пилигримы... Это совершенно безумные люди. Мне и экологи, работавшие вблизи зон повышенной радиации, казались очень смелыми и даже безрассудными людьми, при этом мне порой думалось, что общество поступает с ними несправедливо, когда вынуждает их работать там, где опасно. Или не запрещает. Даже несмотря на то, что они сами это захотели. Это же опасно.

Но пилигримы не были теми, кто работает. Пилигримы уходили в Язвы странствовать и искать то, что осталось от цивилизации. Или что было порождено самими Язвами.

Ролики пилигримов, которые они выкладывали в сеть со своих крайне рискованных приключений, достаточно быстро стирались, а учителя и родители предупреждали нас, что лезть в Язвы очень опасно и что, если мы хотим поглядеть на места ударов вживую, они могут нас отвезти к безопасной зоне на экскурсию. Но лезть туда — огромный риск, причём ничем не мотивированный. Человеческая жизнь пока не стоит того, чтобы искать сокровища среди столетних развалин, если от этого можно легко подцепить лучевую болезнь или множество лёгочных заболеваний. А то и вовсе провалиться под землю или очутиться под завалами без возможности выбраться.

Конечно, мы все фантазировали, как бы могли искать приключения среди опустевших полуразрушенных небоскрёбов, попутно добывая какие-нибудь старые карты памяти или скачивая с реанимированных компьютеров загадочные и очень важные файлы, точно спецагенты, а нам бы при этом угрожали зомби или мутировавшие животные, а то и вовсе песчаная буря, которая может засыпать насмерть. Но это были только фантазии, которыми мы себя дополнительно пугали или, напротив, поднимали настроение. Никто не думал о том, чтобы всерьёз собрать вещи, надеть костюм и уйти блуждать в места, которые человечество оставило на долгое время.

— Именно пилигримкой? — спросила тогда я. — Не экологом, как родители?

— Да, — энергично кивнула Несса. — Хочу быть пилигримкой! Надо только купить костюм повышенной защиты и рюкзак побольше, тогда мне не будет страшна радиация и я найду множество фантастических вещей!

— Например, неразорвавшийся снаряд. Или высохший трупяк другой пилигримки, которой тоже было одиннадцать и которую тоже звали Ванесса! — Я сама не ожидала, что мои слова будут настолько резкими.

К моему удивлению, Несса даже бровью не повела.

— И что? Разумеется, там будет куча трупов. Их же пришлось оставить незахороненными, иначе бы погибли те, кто их хоронил.

Мне очень хотелось разубедить Нессу даже думать об этом, поэтому я продолжала дискутировать.

— А если они оживут и нападут на тебя? А если там бродят огромные мутировавшие животные без кожи, которые ужасно голодные и которые хотят тебя сожрать?

Несса усмехнулась.

— Выпрошу у дедушки оружие! Дедуль, ты же мне раздобудешь пулемёт?

Дед Слава очень спокойно относился ко всем фантазиям Нессы, даже не звучавшим как пустые фантазии.

— Если удастся, тогда найду пулемёт. А если не получится, придётся довольствоваться пистолетом.

— Пистолет тоже подойдёт, — кивнула Несса.

— Сейчас нигде нельзя достать оружие, оно всё в музее, — буркнула я.

— Дедушка работал в музее, ему дадут! — заявила юная недопилигримка.

Я продолжала спорить.

— А если ты ничего не найдёшь на развалинах?

— Пойду в другое место, в другой разорённый город.

— А если и там ничего не будет?

— Перемещусь в другую Язву, их же полно!

— А если вообще нигде не будет ничего интересного, а ты просто пострадаешь от радиации? — Мне очень хотелось оставить последнее слово за собой.

— Нет, там просто не может не быть ничего, — Несса была куда более упёртой, чем я представляла до этого.

— Хорошо, там что-то есть. Но ты будешь искать это в месте, где нет ни электричества, ни сети, ни даже воды, чтобы помыться, и еда в магазинах больше не продаётся. Ты будешь вся дикая и грязная, ещё и вонючая, и похудеешь аж на десять килограмм, а то и больше, и ходить не сможешь, а тебе никто не поможет!

Несса покачала головой с таким видом, точно она была намного старше меня, а я маленькая и глупая и вообще ничего не понимала.

— Какая же ты зануда, Триша. Приключения тебе ну точно не по зубам...

Помню, я тогда ужасно злилась. Мне казалось неправильным, что Несса так серьёзно говорит об этом, и что дедушка не отговаривает её. Не было никакого смысла что-либо искать в Язвах: информации об Ударных Временах вполне хватало благодаря множеству сетевой информации и записей очевидцев. Какие-либо вещдоки, пусть даже добытые пилигримами в самом сердце мёртвого мегаполиса, не перевернули бы историю с ног на голову. Да и сами пилигримы, скорее всего, ничего такого не хотели. Ими двигало... да я не знаю, что ими двигало, но никакая организация поддерживать их в этом не хотела и всячески отговаривала.

Возможно, я бы ещё чего-нибудь наговорила Нессе, но чуткий дед Слава решил перевести тему.

— Что вы, кстати, дома-то сидите? Погода хорошая, уроки сделаны, почему бы не погулять подольше, пока родители Триши ещё на работе?

Несса просияла.

— Точно! Мы же хотели затестить новую велодорожку! Триш, ты свой велик возьмёшь или на моём вдвоём поедем?

Я успела узнать, как катается Несса, и поскольку полученных синяков мне хватило, решила пойти за своим полезным для здоровья транспортом. На этом наш первый серьёзный разговор про пилигримов завершился.

Несса ещё кучу раз возвращалась к этой теме, но стабильно встречала моё сопротивление. В конце концов мы перестали об этом разговаривать.

Вместо этого Несса скоро втянула меня в туристический кружок, благодаря которому мне однажды повезло увидеть с безопасного расстояния развалины некогда довольно процветающего крупного города на восточном побережье, который изначально был оазисом среди пустыни, а теперь стал такой же частью пустыни. Несмотря на то, что раньше я видела подобное на наших видеосеансах, зрелище было грандиозное — и очень печальное. Занесённые песком стометровые каркасы, миллионы бликов от разбитых стёкол, множество разломов на асфальтовых дорогах — казалось, что колоссальные руки вынули город из песка, подняли высоко-высоко, а потом уронили и разбили его. Как что-то недорогое, больше не нужное. Когда-то здесь жили люди, многие навсегда остались здесь. Пройдут ещё десятки, а то и сотни лет, прежде чем мы сможем войти туда и снова сделать эту землю своей. Но пока это Язва. Ещё не зажившая Язва, которую человечество оставило планете.

Несса, несмотря на то, что у нас был такой разный взгляд на Язвы, прошлое и способы управлять велосипедом, всё-таки хорошо ко мне относилась. Мы ходили друг к другу в гости, помогали друг другу делать домашку, теперь ещё и в походы ездили вместе. Я думала, так оно будет и впредь. Но потом началась старшая школа.

Часто в старшей школе ученикам уже помогают выбирать, на кого они дальше хотят учиться. Я никак не могла определиться, кем хочу стать и чем желаю дальше заниматься: то ли проектировать новые районы, как мама, то ли кастомить одежду с техническими девайсами, как папа, то ли вообще организовывать туры к Язвам в просветительских целях. В конце концов я приняла решение быть как родители Нессы, раз уж я привыкла периодически быть вдали от дома и Язвы настолько прочно вошли в моё сознание. В конце концов мне перестало казаться, что это что-то действительно опасное. А если и опасное, то польза явно превалирует над возможным вредом. И ещё я думала, что Несса тоже непременно пойдёт именно этой дорогой.

Но что-то пошло не так.

Всё началось с того, что Несса начала прогуливать школу. Нас не ругали, если иногда мы пропускали занятия: наши походы тоже периодически выпадали на учебное время, но мы в конце концов сдавали все задания и проходили программу. Однако Несса прогуливала школу без причины, даже когда, скорее всего, не уезжала из города. Я писала ей, пыталась найти, однако Несса во время таких загулов рвала контакты вообще со всеми.

Когда же она всё-таки появлялась в школе, то не проявляла интереса вообще ни к какой специальности, которую нам предлагали.

— Кем же ты тогда хочешь быть? — спрашивала её я.

— Точно не теми, кого нам предлагают! — отвечала она. То ли весело, то ли озлобленно.

— А как тогда ты будешь учиться дальше и работать?

Несса тогда посмотрела на меня очень внимательно, точно не могла решить, в своём ли я уме.

— Я хочу быть пилигримкой, на эту профессию учиться не надо.

Я не понимала, шутит ли она или нет.

— Это не профессия, а очень опасное хобби.

Несса пожала плечами.

— Хобби так хобби. В любом случае, как видишь, среди вариантов его нет.

Поскольку я продолжала давить на неё с вопросами про её будущее, мы надолго поругались.

Словом, Несса охладела и к учёбе, и ко мне, и всё время где-то пропадала. В итоге в её квартире куда чаще можно было бы увидеть меня, играющей с дедом Славой в настолки или читающей книгу, чем собственно саму Нессу. Я часто приходила вечером и ждала её, но редко дожидалась. Не забуду те довольно поздние часы, повторяющиеся из раза в раз, когда небо за окном становилось тёмно-синим, а дедушка Нессы с лёгким хлопком закрывал свою книгу и говорил:

— Наверное, Триша, тебе уже пора: тебя-то родители заждались.

Вроде бы родители Нессы несколько раз точно приезжали домой и говорили с ней. Возможно, их разговоры к чему-то привели. Я не была свидетелем и не могу сказать точно, к чему именно.

Несмотря на своё пренебрежительное отношение к учёбе, Несса всё же хорошо закрыла программу и не менее хорошо сдала экзамены. По истории её оценка была и вовсе выше, чем у меня — впрочем, так было всегда. Мы снова стали общаться, хотя избегать самых очевидных тем мне было сложно. Я заговаривала о космосе, о последних городских новостях, о прогнозах по состоянию Язв на ближайшие лет десять, о том, кто из учителей куда уходит, кто из наших планирует поступать в другой город, какие комнатные растения самые неприхотливые и лучше очищают воздух, и так далее, и тому подобное... Но не о том, что меня действительно волновало.

Но Нессу всё устраивало. Меня бы тоже всё устроило, если бы она больше не бросала меня так. Я всё ещё думала, что мы вместе будем заниматься экологией Язв, просто Несса хотела проверить меня на прочность. Или на свою неведомую натуральность.

У нас был выпускной. Мы планировали гулять весь день, а то и всю ночь: кто знает, когда мы в следующий раз увидимся все вместе? Наш класс был дружный, мы даже активно общались с параллельными. Потому, когда мы все вместе собрались за городом, от красивых ярких одежд и всяческих аксессуаров на волосах, шеях, поясах и руках наша разношёрстная весёлая толпа походила на тропический сад.

Самые талантливые из нас устроили концерт из песенных, танцевальных и околотеатральных номеров. Потом мы организовали эстафету, потом наконец ломанулись на веранду есть вкусности, потом были какие-то конкурсы, потом начались танцы...

Несса всё время была со мной рядом, и мы вдвоём были среди всех. Несмотря на то, что наши из нас двоих выбирали скорее меня, чем её, Несса всё равно была радостной и общительной. Нам было хорошо, мы праздновали завершение одного этапа своей жизни и начало следующего. Мне не хотелось думать ни о чём, потому что я знала: что бы я ни решила, у меня всё будет нормально. И у Нессы тоже всё должно сложиться хорошо, и мы будем дальше дружить вместе. И, если честно, уже не важно, кем в итоге станет каждая из нас. Профессию можно поменять хоть тысячу раз, можно пожить в каждом из городов континента, всё равно везде будешь брать с собой себя. А значит, в первую очередь надо не быть кем-то, а надо — быть. Являться. Вот так неожиданно посреди культурного шума меня повело на философию.

Несса задёргала меня за руку.

— Давай пройдёмся, а? Я сейчас умру от удушья!

Мои ноги после танцев уже немного гудели, да и голова отчего-то слегка кружилась, так что я согласилась.

Мы добрели до какой-то старой потемневшей скамейки под деревьями, откуда до нас почти не доносилась музыка. Было уже темно, в воздухе понемногу начала ощущаться ночная прохлада. Мы ушли прочь от света и шума в дикую полузабытую тишь. Точнее, Несса увела меня.

Она не танцевала и почти не участвовала в конкурсах, но выглядела очень возбуждённой. Меня же быстро разморило.

— Тебе нормально? — неожиданно спросила Несса.

Я лениво ответила:

— Ну, ничего так... весело.

Несса почему-то вздохнула.

— Ты понимаешь... Да ты единственная из них меня понимаешь! Короче, вот это всё, — она показала рукой в сторону веранды, — вот это всё ненатуральное, понимаешь? Вот этот вот весь праздник, вот эти вот все эмоции, вот эти вот все песни — всё это так... по плану, стерильно, размеренно, упорядоченно. Всё это такое мёртвое, понимаешь?

Я, не особо осознавая, что она, собственно, говорит, медленно закивала. Несса же продолжила, невнятно жестикулируя.

— Всё это неправильно. Всё это слишком мёртвое. Мы говорим, что, мол, мёртвые города в Язвах, а это наши города мёртвые! Мы все живём по плану, мы все ничем не рискуем, нам всем особо не к чему стремиться, кроме как поддерживать свою текущую вялую стабильность, понимаешь? Оно всё так и есть, мы это просто игнорируем!

Я медленно потянулась. Скамейка была довольно жёсткой: понятно, почему её забросили.

— Ну а чем плохо жить без риска? Вон как у людей раньше было: то война, то цунами, то кости ломаются, то раком заболеешь, то машина сбивает, то какие-нибудь ненормальные люди убивают. Просто удивительно, что людей при этом было так много.

Несса вскочила со скамейки и встала передо мной.

— Но разве это нормальная жизнь? Вспомни, как мы с тобой ездили с огромными рюкзаками, как ходили километры вблизи Язв! Вот это — жизнь! Ты тогда почувствовала себя живой, помнишь?

Ничего такого я не помнила. Я всегда ощущала себя живой, потому что, собственно, была жива. Была и есть, точнее.

— Это, — я небрежно взмахнула рукой, описывая мир вокруг себя, — очень даже нормальная жизнь. Все так живут, над головой ничего опасного не летает, а с завтрашнего дня можно подавать заявки на поступление.

Несса молчала, тяжело глядя на меня. Я не понимала, чего она от меня хочет. Да и, в конце концов, не я не отвечала на сообщения полгода назад.

Вспомнив об этом, я решила задать один из вопросов, которые прежде придерживала.

— Где ты пропадала, пока мы были на уроке?

Лицо Нессы разрезала ехидная улыбка.

— Пока вы забивали голову всяким хламом, я училась взбираться на стены и спускаться с них на верёвке. А ещё училась стрелять, разводить костёр, фильтровать и очищать речную воду, сооружать необходимые предметы из подручных средств, ну и другое по мелочи. — Она говорила таким тоном, точно это должно было меня сильно впечатлить. Меня это действительно впечатлило. — Палатки мы с тобой ставить умеем, рюкзак собрать тоже сможем, так что теперь не пропадём, и я тебя в случае чего вытащу.

Я недоумённо захлопала глазами.

— Куда вытащишь?

— Не куда, а из чего! — Несса вновь была в приподнятом настроении, плюхнулась рядом со мной на лавку и положила руку на моё плечо. Левую руку. — Из ямы, из ловушки, но главное — отсюда!

Она наклонилась к моему уху и громко зашептала, хотя нас и так вряд ли могли слышать:

— Давай сбежим! Прямо сейчас!

— Куда ещё сбежим? — спросила я в полный голос, отчего Несса на меня зашикала и пояснила всё так же шёпотом:

— Сбежим отсюда домой, пока нас не хватились. Соберём вещи и отправимся к Язвам. Я раздобыла костюмы, так что все руины будут нашими!

Я отшатнулась от неё. Не потому, что услышанное меня возмутило, а потому что Несса слишком громко шептала мне в ухо, и меня это раздражало.

— Какие костюмы? Какие Язвы? Куда сбежим?

Несса не могла усидеть на месте, на её лице отражалось море эмоций.

— Ты не понимаешь, Триш? Мы можем прямо сейчас отправиться к Язвам, где всегда чувствовали себя на своём месте. Мы можем кинуть всех этих нудных людей и уйти в пилигримство! Там, среди заражённой земли, среди осколков старых времён, мы будем искать то, что будет делать нас живыми! Натуральные эмоции, натуральное желание жизни, без этих всех распорядков и планирований! Это смерть! Человек никогда не жил так, и не может жить!

Мои глаза, наверное, стали круглыми-круглыми. Я не понимала... нет, я прекрасно понимала, о чём говорит Несса. Теперь мне стало всё понятно, почему она пропадала, почему она отказалась выбрать специальность, почему ничего мне не говорила. Она думала, что я буду её отговаривать. Думала, что я всё испорчу или сдам её, как мы в своё время сдали Дашку-душительницу. А между тем она не оставляла своих фантазий о жизни пилигримки, более того — сделала это целью своей жизни.

И теперь она ждёт моего ответа. Ждёт, что я скажу. Или наоборот — чего я не скажу. А лучше бы мне, по её мнению, ничего не говорить. Просто встать и пойти за ней. Я же ходила за ней всё это время: когда мы пришли в её дом, когда погнали кататься на великах, когда пошли в туристический кружок, когда обходили по периметру безопасную зону, когда искали что-нибудь интересное среди мелкого мусора вблизи зоны умеренной опасности.

Несса больше не дёргала меня: ждала, что я приму решение.

Я медленно отвернулась от неё и сказала:

— Несс, это какое-то сумасшествие.

Мне показалось, что внезапно началась гроза: сверкнула молния, затем ударил гром, и лёгкие наполнились озоном и тем тяжёлым душным воздухом, который бывает перед самым ливнем.

Но ничего из этого на самом деле не было. Просто мой мозг взорвался от напряжения, и искры ударили в глаза, а сердце ойкнуло и пропустило два удара.

Мне страшно было смотреть на Нессу, поэтому я так и сидела — отвернувшись.

Мы молчали. Я чувствовала себя предательницей, но я не могла сказать иначе. Идти в никуда, в то место, где по умолчанию не может быть безопасно и где мы будем искать непонятно что непонятно зачем — я не хотела этого. Я знала, что буду такой же, как остальные. Как мои родители, как соседи, да хоть как одноклассники. Меня не рвало прочь из этого мира.

Что чувствовала Несса, я не знаю. Я не видела, каким стало её лицо.

— Значит, останешься здесь? — наконец-то спросила она.

Я просто закивала головой, не оборачиваясь.

— Будешь жить скучной ненатуральной жизнью?

— Да. — Я всё-таки решила слегка повернуть голову. Лицо Нессы не было искажённым обидой или каким-нибудь расстроенным и потому разбухшим, как картошка в дистиллированной воде. Её обычное лицо: скучающее, загадочное, с горящими безумными огоньками глазами.

Мне больше не хотелось оставаться здесь.

— Пошли уже к остальным? А то я замёрзла.

Несса некоторое время молча сверлила меня глазами, затем кивнула. Мы вдвоём вернулись под огни и шум.

Скоро заиграла одна из моих любимых песен, я пошла к одноклассницам танцевать и нестройно подпевать. Озноб прошёл, мне снова было хорошо. Но когда я спустя несколько минут захотела найти Нессу, то почему-то не увидела её. Сначала я решила, что она просто отошла, поэтому не придала этому значения и не стала её дальше искать.

Спустя пару часов наша вечеринка окончилась. Кто-то решил вернуться домой на транспорте, а кто-то пешком дойти отсюда до города и до рассвета бродить по пустым улицам. К числу последних решила присоединиться и я. Мне очень хотелось верить, что тогда у меня будет возможность ещё поговорить с Нессой.

Но вот мы уже собрались, накинули привезённые с собой заранее лёгкие куртки — а Нессы не было. Я спросила ребят, видел ли её кто-нибудь, но все пожали плечами или покачали головой.

Тогда я поняла, что Несса сбежала. Сбежала от меня — и даже не попрощалась!

Я никогда не бросала её, не отказывала ей в просьбе, вообще старалась быть хорошей подругой — а она бросила меня! Стоило мне не поддержать её очевидно безумную идею — и всё, я для неё никто!

Злости моей не было предела: я не злилась так очень давно, наверное, как раз с той первой беседы про пилигримов.

Мы с одноклассниками и ребятами из параллели не только дошли до города, но и дотопали до центральной площади, а мой гнев всё не утихал. Я даже потом распрощалась с остальными и остаток ночи бродила по улицам одна. Одна. Я никогда не ходила одна в столь позднее время — или уже в столь раннее. Наши улицы, в отличие от улиц прошлого, опасны лишь тем, что иногда умудряешься споткнуться на ровном месте и разбить себе коленку при падении. А так — поздно ходить не стоит, потому что ночью темно, несмотря на всё имеющееся городское освещение, и вероятность споткнуться и разбить коленку куда выше.

Я ходила и злилась. Злилась на Нессу, на себя, на существование Язв, на людей прошлого, что сделали эти Язвы, в целом на человечество и снова на Нессу и на себя.

Под утро я устала и вернулась домой, где сразу завалилась спать. Проснулась за́ полдень, села на кровати, немного подумала и решила, что Несса сбежала с выпускного, но вряд ли успела сбежать вообще, и я зря злилась, я могла просто пойти к ней домой.

Я написала Нессе, но её не было в сети с ночи. Тогда я просто пошла к ней домой.

Дед Слава открыл мне и предложил пройти на кухню. За столом сидели самые редкие и желанные гости — родители Нессы. Они пили чай, но самой Нессы рядом с ними не было.

Они пригласили выпить чаю и меня, но я вежливо отказалась и спросила:

— Извините, а где Несса? Она мне не отвечает.

— Так уехала, — ответил из-за моей спины дед Слава.

— Куда? — удивилась я.

На этот раз ответила мама Нессы.

— На Восточные Язвы.

По моей спине пробежали мурашки. Слышать такое не от Нессы, а от кого-то другого было жутко.

— Вы серьёзно?

Папа Нессы кивнул.

— Мы бы с таким не стали шутить.

— И вы её отпустили? — Я не могла поверить, что меня не разыгрывают.

— Она уже взрослая и всё решила. Видимо, таков её путь, — мама Нессы вздохнула, когда произнесла эти слова.

— Но это же опасно! Нашему обществу это не настолько нужно, чтобы так рисковать!

— Это нужно не обществу, это нужно ей, — возразил дед Слава. — Мои фигурки тоже не шибко-то обществу нужны.

— А радиационный фон там уже куда меньше, чем десять лет назад, — заметила мама Нессы. — Возможно, через полвека уже можно будет рециркулировать эти земли. Нескоро, но ведь и наш город долго строился.

И ничего больше из нашей беседы я так и не узнала. Кроме того, что Несса подалась на Ближний Восток и стала пилигримкой. Как она и мечтала.

***

Если бы кто-то спросил меня, что такое дружба, я, вероятнее всего, вспомнила бы цитату из книги "Два капитана" Вениамина Каверина: "Бороться и искать, найти и не сдаваться". Эту книгу мне тоже дал дед Слава. Поэтому наша дружба с Нессой, скорее всего, закончилась прямо там, на лавочке под деревьями. А возможно, у нас и не было настоящей дружбы. Возможно, Несса была главной героиней, а я лишь персонажем второго плана.

Мне не понять, кто из нас двоих был прав: я, что решила остаться в обществе, породившем меня, обучившем меня и желавшем принять меня в свои ряды, или Несса, что покинула его и избрала свой путь.

Сейчас я брожу по краю Язв с огромным рюкзаком, где находится набор инструментов, позволяющих мне измерять радиационный фон, концентрацию формальдегида, бензапирена, диоксида азота и других токсичных соединений, а также собирать пробы на определение содержания тяжёлых металлов из воздуха и почвы, содержания радиоактивных изотопов почвы и так далее. Работы много, работа непростая, местами немного опасная, но вообще очень полезная. Я чувствую, что моя деятельность не напрасна и имеет смысл.

Чем ближе я к границе опасной зоны Язв, тем сильнее ощущаю некое присутствие Нессы, хотя и знаю, что её здесь точно нет. Где она — мне неизвестно. Но я знаю, что она где-то там, в глубине, куда лишь единицы из нас осмелились бы пройти.

Через десятилетия уже наши потомки, а то и потомки потомков вернутся сюда и построят новые города, и Язвы затянутся, оставив лишь шрамы. Мы не сможем полностью стереть из истории Земли все те ужасы, что мы натворили, но мы можем исправить свои ошибки и сделать мир лучше. И, возможно, такие ненормальные, как Несса, будут пионерами в этом непростом деле.

Точнее, не ненормальные. Натуральные.