Натурщик



Из зала суда его вывели, крепко держа с обеих сторон за руки. Справа шел дед, слева – бабка, а следом шагал хмурый адвокат.


Говорить было уже не о чем – все четверо молчали.


Адвокат открыл рот только в такси.


- Я бы на вашем месте поместил его в закрытый колледж, - вот что сказал этот сукин сын. – Сколько бы это ни стоило. С круглосуточным присмотром. Я знаю такой – в спальнях камеры, в туалетах камеры. Из дому он может удрать. И воспитатели...


Дед покивал.


- Я сама буду его стеречь, - ответила бабка. - С работы уволюсь, дома буду сидеть.


- И что, он тоже будет дома сидеть?


- Да, - глухо произнес дед. – Пока не расплатимся.


Это означало – по меньшей мере год. Или полтора – если бабка действительно уйдет с работы. Потому что пенсия у деда невелика.


Адвокат спорить не стал – да и поди поспорь со старым афганцем, если он уже принял решение.


Полтора года в маленькой комнате. Компьютер, скорее всего, отнимут. Учиться заставят. Соседка Людмила Петровна, бабкина подруга, будет приходить, проверять задания по математике и физике. Это – все, это – почти смерть.


О смерти Юрка имел смутное понятие. Его в свое время сбила с толку прабабка Саша. Она сильно беспокоилась, чтобы похоронили не на старом немецком кладбище, а на Ивановском, хотя оно от дома дальше и родственникам будет очень неудобно посещать могилку. Старуха непременно хотела лежить среди своих и даже определила место – между покойным мужем и покойной свекровью.


- Да какая разница? – спросила внучка, Юркина мать. – Ты, баб, как себе это представляешь? Будете там лежать и перестукиваться?


- Да, - подумав, ответила прабабка.


На пятилетнего Юрку очень сильно подействовала старухина уверенность, собственное воображение сразу нарисовало картину: стоят рядком под землей гробы (гроб ему был знаком хрустальный, прозрачный, из сказки о мертвой царевне и о семи богатырях), в гробах бабки с дедами, днем спят, а как стемнеет – друг дружку будят, разговоры затевают, может, даже анекдоты непонятные рассказывают, над которыми только взрослые смеются.


Десять лет прошло – а понятие о смерти у Юрки осталось именно таким. Ничего нового, лежи себе в темноте смирно и разговаривай неведомо о чем.


Адвокат проводил их до такси.


- Надеюсь, больше мы не встретимся, - сказал он.


- Да уж, об этом я позабочусь, - глядя мимо адвокатских глаз, пообещал дед. Бабка хотела что-то брякнуть – да промолчала.


Юрку повезли домой. И только там он осознал всю свою беду. Слесарь, за которым присматривала вторая бабушка, Вера, заканчивал врезать новый замок. А на окне в Юркиной комнате стояла решетка.


Компьютер, конечно, исчез.


- Я сделаю из тебя человека, слышишь?


- Да, дедушка.


- Вот учебники. Это все, что тебе теперь нужно.


Бабка заплакала.


- Не смей, - приказал ей дед. – Сам допросился. Выходишь отсюда – только на кухню, поесть. В ванную еще. Да – телефона не ищи. Телефон мы отключили.


Дверь захлопнулась. Юрка подергал ручку – оказалось, его заперли. Тюрьма! Хуже тюрьмы! Там в одиночку только самых страшных преступников сажают!


Чего еще ждать от старой сволочи, которая даже на суд притащилась в камуфляжных штанах? Да ему на всех наплевать, и на суд, и на единственного внука!


Юрка стал исследовать комнату – что изменилось, пока он ждал суда?


Книги на полках стояли все те же – про боевых роботов, про межзвездные сражения. Их можно перечитывать, хотя без особой радости. Компакты с музыкой – ну, хоть что-то... а плеера-то и нет!..


На столике – стопка учебников, отдельно – стопка тетрадей. Какая тоска!


Юрка прошелся взад-вперед. Ну, допросился. Они не понимают...


Надо было лечиться от тоски, а лекарства не было, его лишили всех возможных лекарств. Впору зареветь, заорать, удариться башкой об стену. Желание игры, скопившееся за две недели, переполняло душу. И было совершенно неосуществимо. Хоть бы какую игрушку, самую простенькую!


Его осенило. Компакт имеет две стороны, одна с картинкой и названием, другая пустая. Вот!


Достав один не очень нужный, Юрка раскрутил его на столе вертикально, прихлопнул ладонью, диск шлепнулся картинкой вверх.


- Ага-а... – сказал Юрка. – Годится! Итак...


Он заключил договор с судьбой – если из ста раскруток будет семьдесят картинок, то дед сжалится и вернет хоть плеер. И начал игру, и вскоре ощутил знакомую радость, на душе полегчало, диск вертелся все веселее.


Через пару минут Юрка сбился со счета.


Очевидно, тюремщиков следовало звать стуком в дверь.


- Бабуль, бабуль! – закричал он. – Мне авторучка нужна!


Авторучку принес дед, к его приходу все декорации были установлены – раскрытый учебник физики, раскрытая тетрадь...


Диск Юрка сунул на место и смотрел чистыми голубыми глазами хорошего мальчика, родительской гордости. Бывает такой взгляд у игроков, бывает, без него – никак...


* * *


Осьминожка лежала на тарелке – хоть тычь в нее вилкой и ешь, откусывая по щупальцу. Но Просперо уже знал, каково на вкус это лакомство – немногим лучше резины. За время работы он, со злости или от голода, съел весь запас осьминогов из холодильника.


Кресло, в котором он отдыхал, стояло на краю бассейна, имевшего странную форму – вроде огромной запятой. Это было простое ротанговое кресло, и столик был тоже из толстых стеблей ротанга. Они занимали почти весь полуостров. Просперо подтащил их совсем близко к ярко-синей воде, установил у острого мыса и рисковал, вставая или садясь, свалиться в бассейн. В этой его части глубина была около полутора метров, у дальнего края – почти шесть.


Над бассейном и прочими владениями Просперо имелся голубой купол. Под ним разместилось все – жилые комнаты, склад, мастерская, где он исполнял заказы. Последний, доставивший столько хлопот, потребовал перестановок – пришлось перетащить рабочие столы и прочее хозяйство к самому бортику бассейна да еще спустить в воду длинные доски. Там, где края досок торчали из воды, стояли два высоких сапога немалого размера и с просторными голенищами.


Просперо встал и потуже затянул пояс белого халата. Предстояла самая тонкая работа, окончательная отделка. И тогда можно отправлять заказ клиенту. Но он был недоволен – слишком следовал за природой, результат получился громоздким и тяжелым – не более того. Впору переделывать.


Палец бродил по осьминожке, обводя каждую присоску отдельно. Палец лучше знал, что требуется Просперо: он посылал в голову успокоительные импульсы, которые хорошо известны тем, кто любит перебирать шершавые четки и катать шарики из хлебного мякиша.


- Ариэль! – крикнул Просперо. – Лети-ка сюда живо!


Помощник, смуглый босоногий юноша в серых шортах, явился, на ходу влезая в рубаху из плотной тускло-зеленой ткани, рукава которой завершались трехпалыми перчатками. Когда он натянул ее, а оказалась она ниже колен, Просперо помог ему подпоясаться и вынул из особого мешочка на воротнике капюшон. Ариэль стянул вокруг лица складки плотной ткани, завязал узел, и сразу Просперо надел поверх капюшона большие очки. Юноша подошел к бассейну и сунул ноги в сапоги.


Убедившись, что Ариэль готов, Просперо встал на бортик и засвистел. Это был не совсем человеческий свист, он то опускался до совсем змеиного шипа, то делался как завывающий вдали зимний ветер. Вода взволновалась, на доски выползло шупальце – с мужское бедро толщиной, стало по ним неуверенно шарить. Ариэль помог чудищу ухватиться за край бассейна и выловил из воды второе щупальце.


С его помощью из бассейна выбрался огромный осьминог, после чего уровень синей воды заметно понизился. Был он вял и задумчив – как будто еще не разобрался толком, спит или проснулся.


Переставляя руками щупальца, Ариэль повел осьминога к большому столу, составленному из четырех, подтолкнул сзади и аккуратно разложил щупальца по белому пластику. Просперо тем временем надел перчатки.


- Я понял, что не так. Это не должны быть присоски, - сказал он. – Вернее, не все они – присоски. У тех, что покрупнее, края будут острые, как бритва, чтобы он мог ими выгрызать страшные дыры в любой органике. Вот тогда у нас получится настоящий боец.


- На сколько они должны выступать? – деловито спросил Ариэль.


- На два пальца.


- Он сам о них не порежется?


- Они будут втяжные, как кошачьи когти. Все, натура нам с тобой больше не нужна.


- Так я отменю заказ?


- Отменяй, конечно. Ну-ка, что мы тут имеем?..


Просперо взял зажим и зонд, опять засвистел. Осьминог отозвался – кратко и недовольно.


- Ну, потерпи, потерпи, - сказал чудищу Ариэль. – Чем будем закреплять режущую кромку, учитель?


- Что там у нас есть кремниевого? Это будет самозатачивающаяся кромка, отрастающая при травмах заново... И тогда можно будет снизить массу по крайней мере на двадцать процентов. Он станет гораздо подвижнее...


Они взялись за работу, успокаивая осьминога свистом и тихо переговариваясь. Через два часа на каждом щупальце была задуманная боевая дыра – с виду присоска, а на самом деле пасть, способная выхватывать круглые куски живой вражеской плоти.


- Его нужно снабдить запасом капсул, - вдруг додумался Просперо. – Кто его разберет, чем он там будет питаться. А для кромок нужен стройматериал.


Ариэль высвистел фразу, осьминог ответил целым монологом.


- Тем лучше, - согласился с чудищем Просперо. – Хотя я не уверен, что он понял тебя правильно. Придется на прощание научить его пользоваться таблицей Менделеева.


- А он справится, учитель. Память у него лучше, чем у нас с вами.


- Одного не понимаю – зачем ему там такая замечательная память.


- Не отнимать же. Так я спускаю его в бассейн?


- Да, конечно. Щитки мы пристегнем потом. Их надо переделать немного – ты объясни оружейнику про режущие кромки. И щупальца станут другими... понял – лентообразными!


- Нужно еще научить его самостоятельно их пристегивать и отстегивать.


- Это он сразу освоит, не дурак.


Пока Ариэль возился с осьминогом, ловко уворачиваясь от опасных кругов на его щупальцах, Просперо снял перчатки и подошел к ротанговому креслу. Усевшись, он взял с тарелки маринованную осьминожку, раскачал ее и бросил в бассейн.


- Вот и все. Что там у нас дальше по плану?


- Дева-воительница, если вы не передумали, учитель.


- Передумаешь тут... Скандинавская, что ли, дева?


- Скандинавская.


- Выходит, блондинка. Ну что же, будем оформлять запрос.


* * *


Юрка внутренне был готов к тому, что рано или поздно будет судьбоносная ошибка тюремщиов. Он даже знал, какая именно: они забудут запереть дверь его комнаты. Так и случилось. Пока провожали Людмилу Петровну (старая дура несла в прихожей какую-то педагогическую чушь о том, что насилие над личностью чревато, и так далее), вылетело из головы, что дверь просто закрылась, но не захлопнулась. Дело было вечером, дед с бабкой ушли смотреть телевизор, а Юрка на цыпочках вышел в коридор. У него было часа полтора или два – потом бабушка заглянет, чтобы выпустить внука в ванную и дать ему яблоко, это неизменное яблоко на сон грядущий преследовало Юрку с детства.


На кухне он нашел хозяйственные ножницы, вернулся к себе, распустил простыню на полосы, связал их, уложил в наволочку книги и компакты. Он действовал неторопливо и очень спокойно – душа его уже улетела вперед, душа уже наслаждалась и не мешала телу совершать все необходимые движения.


Простынную веревку он привязал к трубе от парового отопления, наволочку установил на подоконнике. Спуск с третьего этажа для пятнадцатилетнего парня – не проблема. Уже выбравшись и упираясь ногами в стену, он изловчился и потянул за край наволочку. Его богатство рухнуло вниз, на сиреневый куст. Если дед с бабкой и слышали шум – то ни хрена не поняли, пусть дальше смотрят свой телек.


О возвращении он не думал – до возвращения еще целая вечность. А думал он о победе. Время, конечно, позднее, но возле зала обязательно найдется кто-нибудь, чтобы купить пару компактов – и появятся деньги на первые жетоны. Победа будет – Юрка так давно не садился к автоматам, что перехитрил судьбу, и теперь она видит в нем новичка, а новичкам всегда везет.


Но в зал его не впустили.


- Приперся! – воскликнул охранник. – Настя, гляди, кто приперся!


Кассирша высунулась из будочки.


- Гнать поганой метлой! – закричала она. – Ишь, умный! Мало нам тут неприятностей?!


- Это все вранье! – возразил Юрка. – Они сами виноваты – теряют деньги, а потом на меня валят!


Он так часто повторял эти слова, что они сделались непререкаемой истиной. Он, зайдя с бабкиным поручением к знакомым, не видел стопку банкнот, полуприкрытую газетой, он не мог ее видеть – его дальше прихожей не пустили. А что деньги пропали – он только потом узнал. Про двое суток в игровых залах он вообще впервые от следователя услышал. Не мог он столько времени просидеть за автоматами без еды и питья. Когда охрана и кассирши трех залов опознали его, он искренне удивился: тут какая-то ошибка! Жетоны стоят сущие копейки – как же нужно постараться, чтобы проиграть две с половиной тысячи долларов?


Вся беда была в том, что бабка ему поверила и отбивалась от нападок с совершенно звериной яростью. Потому и не удалось договориться миром и возместить ущерб втихомолку. Дело дошло до суда. Суд (издержки возмещает виновная сторона, да еще адвоката взяли хорошего) обошелся в итоге примерно во столько же.


- Игроман – это диагноз, - сказал деду адвокат. – Это хуже воровства. Вор способен мыслить логически, игроман – нет. У него связи нарушены. Один адреналин в голове.


- Я из него этот диагноз выбью, - пообещал дед. – Если бы не моя дура...


Бабка Юрку жалела и защищала до последнего.


- Ну, так, - произнес охранник. – Тут тебе делать нечего. Свободен!


- Я имею право за свои деньги играть столько, сколько захочу! – выкрикнул Юрка.


- Нет у тебя никаких своих денег. Пошел в задницу.


Юрка, разумеется, никуда не пошел, а с полчаса отирался у входа. Наконец он увидел, как из зала выходит парень примерно его возраста, чуть постарше, и стал предлагать ему компакты. Отдавал за гроши – по пятьдесят рублей диск. Парень послал его подальше.


Там, в зале, сидели счастливые люди и выигрывали деньги. Юрка расслышал тот прекрасный шум, какой производят жетоны, ссыпаясь из щели в блестящий лоток, и ощутил самую настоящую боль в сердце. Тот человек сорвал выигрыш, что был предназначен судьбой ему, Юрке!


Надо было проскочить вовнутрь и попросить у счастливчика пару жетонов на удачу. Он бы не отказал. И начать игру! Но охранник следил за Юркой, предвидел этот рывок в приоткрывшуюся дверь и выпихнул мальчишку даже не самым крепким тычком – взрослый бы устоял, Юрка сел на асфальт.


Впору было заплакать.


Двое мужчин, проходя, видели его позор. Один, помоложе, обратился к охраннику:


- За что это ты его?


- Хозяин запретил пускать. Он деньги ворует и здесь проигрывает, а малолетка – посадить вроде нельзя. Нам еще ворья тут не хватало, - охотно ответил охранник.


- Понятно.


Мужчина шагнул к Юрке.


- А что, заработать не можешь, обязательно тырить? – спросил он.


- Заработать? А где?


Юрка был готов к тому, что его пошлют вкалывать на ближайшую автомойку, и собирался послать благодетеля – пусть сам там за гроши корячится. Но мужчина (одет, между прочим, дорого, один плащ из тонкой кожи стоит не меньше тех двух с половиной тысяч) усмехнулся особой усмешкой знающего всякие тайные возможности человека.


- Старик один есть, художник, он натурщикам хорошо платит. Три тысячи рублей в день – но жить у него, два-три сеанса в день. Ну, конечно, кормит.


- Знаю я этих добрых дедушек! – отрубил Юрка и встал с асфальта.


- Ему натурщики нужны, а не то, что ты подумал. Не хочешь – сиди тут и облизывайся. А живет он за городом, по Московскому шоссе сразу за Груицей, за мостом, направо. Если автобусом ехать – скажи, чтобы на сорок пятом километре высадили.


Больше мужчина не сказал ничего – ни как деда зовут, ни от кого привет передавать. Просто нагнал своего спутника и ушел с ним вместе, не оборачиваясь.


Одиночество было абсолютным. В зал не пускают, улица пустынна. Вот разве что вывели из подворотни щенка на прогулку. Это был щенок восточно-европейской овчарки, полугодовалый, с крупными лапами, с умной мордой. Он сунулся к Юрке, но хозяин, здоровый дядька, прикрикнул – и щенок, посмотрев на него, согласился безмолвно – что с незнакомцем связываться, когда впереди – парк и прорва собачьих автографов на деревьях, дивные запахи и интригующие шорохи.


Они ушли – серьезный дядька и веселый щенок. Давняя зависть проснулась в душе. Юрка смертельно завидовал всем, кому родители разрешали держать живность. Дед бы, может, не возражал, а бабка трепетала за свой налаженный порядок.


Юрка постоял, глядя вслед, и решил попытать счастья в другом зале, за углом. Он пообещал себе, что если повезет – возьмет щенка из приюта, спасет собачью жизнь, и все будет хорошо. Но оказалось, что в другом зале его прекрасно помнят и не желают неприятностей – когда расследовали Юркины подвиги с ворованными деньгами, много чего было сказано владельцам окрестных залов о несовершеннолетних, у которых в принципе не может быть больших сумм, и даже прозвучали некоторые угрозы.


Значит, нужно было спешить в следующий зал – Юркино терпение было на исходе, все играли, а он не мог!


А вот со следующим залом был настоящий облом: у дверей стоял, беседуя с охранником, дедов приятель Кошмарыч.


Юрка понял – его хватились по меньшей мере полчаса назад. И теперь на поиски мобилизована дедова боевая компания, а их человек двадцать наберется, все воевали, все безмолвно одобряли дедово решение запереть Юрку дома.


Ему захотелось сесть и заплакать, зарыдать с криками, с визгом, с битьем кулаками по стенке - все пошло насмарку! Поймают, отведут домой – и все, и будут стеречь днем и ночью, и никакой игры вообще никогда! Лучше повеситься, лучше повеситься...


Но был же выход из положения – сорок пятый километр, мост через Груицу и потом направо. Не все ли равно, что за дед, если платит такие деньги. Зато потом – в зал, где Юрку не знают, прийти этак с достоинством, сразу взять побольше жетонов, выстроить игру тонко, по системе, на три-четыре часа по меньшей мере, но к автомату садиться не сразу – сперва выпить кофе в баре, внимательно наблюдая за залом, за игроками, чтобы понять, где давно не было выигрыша...


Юрка вообразил себя сидящим за столиком, выжидающим своего звездного мига, с полным карманом жетонов – кончики пальцев помнили выдавленный на них рисунок. Он увидел клавиатуру игрового автомата, увидел и экран, на котором мельтешит обычно демо-версия игры. Душа истосковалась, да что душа – тело уже не могло больше без этих ощущений.


Прохожие, что шли мимо Юрки, все, как на грех, были взрослые. Он бы загнал в подворотню какого-нибудь пацаненка или ровесника-недомерка, отнял бы карманные деньги, но жертва все не появлялась. А нападать на парней старше себя он просто боялся.


Попытка продать компакты добром не кончилась – двадцатилетний скот, посмотрев их, отобрал несколько и неожиданно расплатился ударом в челюсть. Пока Юрка приходил в себя, сидя на грязных булыжниках в подворотне, он ушел.


Убедившись, что зубы целы, Юрка потосковал и вздохнул, собираясь с силами. Денег не было ни копейки – значит, придется пройти сорок пять километров пешком. Да еще за мостом неведомо сколько.


Но это был шанс раздобыть денег на игру.


* * *


Просперо стоял на балкончике и наблюдал за высокой блондинкой, которая играла с Ариэлем в мяч. Блондинка была неуклюжа – это раздражало.


- О Господи, неужели в школах отменили уроки физкультуры? – в расстройстве чувств спросил Просперо. – Чему же их учат?


Фигура ему тоже перестала нравиться – а на фотографиях, которые блондинка прислала перед тем, как приехать, все было просто замечательно, и тонкая талия, и прямые плечи, и ноги правильной формы – не те жуткие палки, которые обычно бесстыже демонстрирует тощая модель, не знающая, что если самая широкая часть ноги – колено, то такие конечности нужно прятать под юбкой и никому не показывать.


- Валькирия, как же... – пробормотал Просперо. – Черта с два из нее получится валькирия...


Он ушел с балкона. Тем более, что близилось назначенное время – он пригласил двух бойцов из клуба «Викинг», чтобы понять, что такое скандинав в ближнем бою.


Бойцы приехали, надели кольчуги и шлемы, объяснив заодно озадаченному Просперо, что шлем с рогами – дурацкая выдумка немецких буршей, взяли боевые топоры и устроили образцово-показательное махалово. Потом два часа рассказывали Просперо всякие байки из жизни клуба, вручили два компакта с записью боев, получили гонорар и уехали.


- День потерян, - хмуро сказал Просперо. – Это все мужские драки. Но как сражались валькирии?


Теоретически они орудовали мечами и топорами не хуже мужчин, Но Просперо хотел чего-то иного, более страшного, что ли, но и более возвышенного.


Он вошел в мастерскую. На столике стоял эскиз из зеленого пластилина – тридцатисантиметровая женщина, возносящая над головой незримый меч. От фигуры веяло невыразимой пошлостью, и Просперо, выдернув каркас, смял ее в ком.


- Где взять валькирию? – спросил он.


Девица, кидавшая во дворе мяч, определенно не годилась. Но не потому, что сама по себе была плоха. Ее ноги Просперо очень даже нравились. Он не определил для себя, почему в том мире нужна именно валькирия, именно девка в кольчуге и с выпущенными на грудь из-под шлема толстыми льняными косами.


Запищал коммуникатор. Просперо включил экран. Из мрака явилось лицо диспетчера.


- От Скриннийора Нира вам груз, - сказала женщина в наушниках. – Откройте ворота, будут две вагонетки. Он прислал телегу, но телега не поместилась в канале.


- Сейчас.


Ворота были в пристройке. Просперо дал команду, поблагодарил диспетчера и пошел смотреть, что из своей первой добычи выделил ему Скриннийор.


Увидев положенную десятину, он онемел – перед раскрытыми воротами лежала здоровенная куча протухшей рыбы, а вагонетки уже отбыли обратно.


- Какого черта! – опомнившись, заорал Просперо и побежал обратно к экрану связи.


- В чем дело? – спросила диспетчерша.


- Что вы мне такое доставили?!


- Груз от вашего Скриннийора Нира. В соответствии с контрактом.


- Где вы его хранили, этот груз? В Африке, на солнцепеке?


- Я товарно-транспортную накладную могу показать, - обиделась женщина. – Груз мы получили вчера с сопроводительными документами на десятину добычи. Вы ведь так договаривались?


- Проклятый осьминог, - уже начиная осознавать свою беду, пробормотал Просперо. – Не иначе, он отнял эту дрянь у каких-то подводных аборигенов, которых хлебом не корми – была бы тухлятина! Послушайте, я хочу внести поправки в контракт!


- Какие?


- Чтобы вы принимали только добычу неорганического свойства.


- Но там был еще какой-то сундук, вы под рыбой посмотрите, - посоветовала женщина.


Просперо тяжко вздохнул и выключил связь.


Нужно было срочно придумать, куда девать вонючую протухшую рыбу. Ее и вспоминать-то было отвратительно – склизкие чешуйчатые тела, лопнувшие от падения из вагонеток животы, мерзкие кишки... бр-р-р!..


Вдрг он понял страшную вещь – в голове уже зашевелилась некая бесплотная тень, которая вот-вот обретет очертания валькирии, а если он начнет возиться с рыбой, тень растает.


Просперо побежал в мастерскую, схватил карандаш, стал набрасывать очертания фигуры с руками, раскинутыми крестообразно, получалось вроде хищной горной птицы, он взял другой лист и изобразил эту же фигуру в профиль, с шеей, покрытой перьями, с клювом...


- Чушь какая-то... чушь, чушь...


Валькирия не давалась. А он знал, что если не справится с этой скандинавской дурой, то пути вперед уже не будет. Точно так же он думал, когда привезли первый контейнер с маринованными осьминогами, когда он разложил эту живность по столу и понял, что дело не в масштабе и не в длине щупальцев... Но с осьминогом-то он справился, он выпустил из мастерской того, кого от него ожидали, - героического боевого осьминога, способного вести военные действия на глубине в десять километров. А до того он сперва маялся в растерянности, но потом прекрасно решил задачу с Красным Рыцарем, натурщика для которого нашел в журнале по кик-боксингу. Оставалось только снабдить бойца оружием для ног, которое в общей груде доспехов было почти незаметно, да поработать с его сухожилиями, дав невероятную для человека прыгучесть и растяжку.


Другие мастера пробовали скопировать Красного Рыцаря, и даже удачно, а вот Скриннийор Нир им оказался не по плечу. Это все признали. И зависть соперников оказалась для Просперо слаще всякой десятины, пусть даже это была десятина храбра Всеслава-Волка – он уже дважды присылал бочата с диким медом, который ни одна оптовая база брать не желала, хоть сам садись на базаре торговать.


Кольчуга, косы, удлиненное лицо с суровым ртом, мужской разворот плеч... дальше что?...


Кольчуга из железных перьев?


Эту мысль следовало обдумать. Просперо прихватил папку с бумагой, два карандаша и вышел во двор, где блондинка с Ариэлем уже не играли в мяч, а сидели за белым столиком и пили апельсиновый сок. Блондинка закинула ногу на ногу – когда она не двигалась, то выглядела более или менее сносно.


- Ариэль, срочно вызови уборщиков, у нас там две тонны гнилой рыбы, если не больше, - сказал Просперо. – Вонь такая, что к воротам не подойти. А ты, красавица встань вон туда, подальше, еще подальше...


Он нашел для блондинки хорошее место – солнце было у нее за спиной, Просперо видел не живую женщину, а силуэт. Но этого он и хотел – ощущения нереальности. Пока Ариэль бегал смотреть на рыбу, пока вызывал уборщиков, Просперо делал трехминутные эскизы, один за другим. Цена им была невелика – он и сам не знал, чего искал.


Блондинка оказалась чересчур послушной, вот что! Она принимала заказанные позы, поворачивалась, старалась воплотить все затеи Просперо – валькирия, явись она из своей скандинавской мифологии, послала бы его к каким-нибудь морским чертям. В натурщице не было способности к сопротивлению.


Вот если бы она хоть замахнулась сгоряча на Просперо, хоть недовольно вздернула свой аккуратный носик! Но нет – она честно отрабатывала свой гонорар.


Пришел Ариэль, принес от оружейника шлем – железную миску с ушами. К шлему уже были прицеплены длинные косы из синтетической белой пакли. Блондинка надела этот ужас – и Просперо замахал на нее руками.


День положительно не задался. Лучше всего было бы отпустить блондинку, прилечь в тени и, закрыв глаза, послушать какую-нибудь аудиокнижку поглупее.


Так Просперо и сделал.


* * *


Юрка был так голоден, как никогда в жизни.


Немногие городские дети сумеют прокормиться, шагая по шоссе. Они не знаю., что можно в любом месте свернуть – и очень скоро выбредешь к полю или к огороду, встретишь хозяев, а если просить стыдно – сговорись: ты им поленницу у стены сарая сложишь и двор приберешь, они тебя обедом накормят, и им необременительно, еда-то не купленная, и тебе полезно. Опять же, можно летом картошку окучивать, осенью – копать. Но Юрка никогда не задумывался, откуда в мире берется картошка.


О том, что можно ночевать в стогах, он тоже не знал, а когда к утру подустал – улегся почти на обочине, за кустами, и проспал там часа три, больше не мог.


Он честно прошел эти сорок пять километров, перешел по мосту Груицу, с некоторым недоумением посмотрев вниз – река была слишком незначительна для такого огромного моста. Пить хотелось страшно. Он спустился вниз, в узкий и длинный овраг, и набрал кое-как воды в прихваченную по дороге пустую бутылку из-под минералки. Вода на вкус была противная, да и на вид – грязная, но выбирать не приходилось.


Потом Юрка нашел поворот, прошагал еще километра два и встретил тетку на велосипеде. Рядом с велосипедом бежал беспородный рыжий щенок. Он бодро облаял Юрку, когда тетка притормозила. И все время разговора проявлял к нему интерес. Даже позволил иперебирать пальцами жесткую шерсть на своем загривке.


Хозяйка щенка сказала, что насчет художника – не уверена, а какой-то чудик тут и вправду поселился, выкупил землю, обнес забором, чего-то там понастроил, живет не слишком шумно, хотя гости к нему приезжают постоянно. Сам же появляется редко, даже в город не ездит, но машина у него есть, хорошая, дорогая.


Просить у нее поесть Юрка постеснялся.


Забор он нашел скоро – но ворота были на запоре. Он пробовал стучать, но никто не отозвался. Кричать, как и просить еду у незнакомых, ему было стыдно. Он пошел вдоль забора и набрел на место, откуда, как ему показалось, можно было перебраться во владения загадочного старика.


Он забрался на дерево, которое росло рядом с забором, и понял, что ветви слишком тонки – по ним не проползти до края кирпичной стенки, прогнутся. Зато теперь он видел большую часть двора и стоящий посреди голубой купол, вроде циркового, только пониже. Купол торчал среди каких-то пристроек и высоких красных труб.


Одна из пристроек была похожа на старый дом, словно выглянувший из современных блочных стенок. Внизу у нее была веранда, перед верандой – терраса, с которой можно было спуститься в садик, наверху – большой балкон, и все это – деревянное, с резьбой. В садике были высокие клумбы-рабатки вдоль дорожек, там росли незатейливые цветы - анютины глазки, ноготки, бархатцы. Были площадка вроде волейбольной,Юрка увидел и мячи в зеленой траве.


За белым столиком сидели, разговаривая, худой полуголый парень и фантастическая блондинка – беловолосая, загорелая, в коротеньких шортиках и прозрачном топчике. От этой красоты Юрка чуть с дерева не полетел.


- Эй! Эй, люди! – завопил он.


Парень повернулся, но не сразу понял, где засел незримый крикун. Юрка замахал ему, парень сделал рукой знак – мол, понял! – и побежал к забору. Тут Юрке стало немного не по себе – он впервые видел, чтобы бегали такими прыжками, с подвисанием в воздухе. И на забор в полтора человеческих роста этот местный житель не карабкался, но словно бы взлетел и уселся удивительным образом – словно была у него на заду какая-то хитрая точка, отвечающая за равновесие, и он одну лишь ее совместил с острым краем горба кирпичной кладки.


- Ты откуда взялся? – спросил он Юрку.


- Я художника ищу. Сказали, ему нужны натурщики.


- Кто сказал?


- Дядька один. А что, соврал?


Сейчас Юрке показалось, что тот мужчина в кожаном плаще действительно мог соврать, почему бы нет – увидел дурака, грех же не поиздеваться, отправить пешком хрен знает куда!


- Нет, не соврал, - задумчиво сказал парень. – Но мы обычно через агентство заказываем. Вон, девочку прислали...


Он указал на блондинку.


- Так что, нужны или не нужны? – грубовато, чтобы казаться покруче, поинтересовался Юрка.


- Сейчас нам девочки нужны...


- Ариэль! – долетело издалека. – Ариэль!


- Я здесь!


- Они не могут прислать уборщиков! Только вечером!


- Вот подлая контора, - тихо сказал Ариэль. – Да мы тут до вечера помрем от этой вони. Извини – натурщик не нужен, нужен человек с лопатой. А лучше двое.


- Ты погоди, погоди! – поняв, что собеседник сейчас спрыгнет с забора и уйдет, воскликнул Юрка. – Ты художнику про меня скажи, я дорого не возьму... не беру!..


При мысли, что придется возвращаться в город, Юрка чуть не заревел. Сорок пять километров, есть хочется так, что плохо делается. В городе можно подстеречь кого-то из одноклассников – они покормят, но но они же ведь и донесут! Тогда точно – закрытый колледж. До восемнадцати, а там – живи как знаешь, образование у тебя есть, хочешь – учись дальше, хочешь – работай и все деньги просаживай в игровом зале. Но если попытаешься хоть копейку украсть – сразу вспомнят былые грехи.


Три года без игры. Это кончится безумием, ни один психиатр не вылечит.


- Говорят же тебе, мы через агенство заказываем. Выбираем по каталогу. Вот, скажем, после девочки нам мужчина нужен, атлет, с мускулами, желательно бывший спортсмен. В твоем возрасте таких мускулов не бывает. Ты, если обязательно хочешь позировать, сходи в агентство, запишись, будешь в картотеке...


- Ариэль!


- Иду! Так что не трать время зря, возвращайся домой...


- Да погоди ты! Ты ему про меня скажи! Может, он передумает! Это же дешевле, чем через агентство!


- Вот уж деньги для нас вообще никакой роли не играют, - отрубил Ариэль и соскочил с забора, но не вниз – а словно по дуге пролетел и исчез.


Юрка заплакал.


Последний шанс рухнул, разлетелся вдребезги. Ни денег, ни еды, ни ночлега – ничего!


И он безумно боялся деда. После побега дед зол, как черт. Бабка – и та побоится вступиться. Родня и видеть его не захочет – сколько позору из-за него приняли, хотя он ни в чем не виноват, и если у тетки с дядькой что-то пропадало из дому – пусть своих близнецов спрашивают, они и не знают, что близнецов подсадили на колеса... Дед с дружками уж точно придумает какую-то одиночную камеру без окон, он такой...


Юрка слез наконец с дерева и побрел обратно. Он оказался у ворот, постоял немного – и кинулся барабанить. Если его не пустят сюда – он повесится! Другого выхода нет!


Над воротами появилось лицо Ариэля.


- Да ты что, спятил? – спросил он.


- Впустите меня! Впустите меня! – только и мог повторять Юрка. С ним случилось самое страшное – он впал в истерику. Истерик он не закатывал уже давно – после того, как дед образумил его, двенадцатилетнего, звонкими пощечинами.


Ариэль исчез, минуту спустя створки ворот разъехались.


- Входи живо, - приказал Ариэль.


Юрка ворвался во двори встал, как вкопанный. Нужно было как-то объяснять свое поведение, но он не мог успокоиться и с опозданием разревелся.


- Прекрати это. Иначе выкину, - пригрозил Ариэль. – Ну, живо замолчал! Вытер сопли! Смотри мне в глаза!


Дивным образом истерика угасла.


- Мне вообще больше некуда пойти, - честно сказал Юрка. – Я из дому ушел. Я туда не вернусь, лучше умру. Я сюда из города пешком шел...


- Вот дуралей, автобусом за двадцать рублей бы доехал.


- У меня нет двадцати рублей. У меня вообще ни копейки нет.


- Так... Лопату держать умеешь?


- Да.


Юрка соврал, и Ариэль это понял, но спорить не стал.


Он повел Юрку к глухой стенке из бетонных блоков, завел в темный сарай, оттуда – в светлое помещение, где находиться было совершенно невозможно – так воняло.


- Видишь рыбу? Я покажу тебе, где тачка садовника, и дам лопату. За огородом выкопаешь яму и зароешь там эту мерзость. Сейчас поешь – и за работу.


* * *

Загрузка...