По легенде
цветок папоротника наделяет даром
находить скрытые сокровища.
Серега посмотрел на проходящую мимо их избы Натку с подругами, и не дождавшись взаимного взгляда, ругнулся под нос. Деревня Тверды небольшая, десяток дворов жилых осталось. Молодежи еще меньше, разве что приезжающие к старикам на лето, как Серега. Или как Натка. Все, конечно, друг друга знают, не первый год. И приспичило же Варваре Петровне сосватать внука…
– Ты, Сереженька, вон, сходи с молодыми, ночь Купалы праздновать. Повеселись у костра, да тихо с Наташенькой поговори, попробуй, может и понравится она! Статная, серьезная, не блудливая. Чего еще надо?
– И что, у нас все невесты в деревне опробованные? – попытался огрызнуться Серега.
– Я те, охальник! - взбеленилась бабка, – После свадьбы будешь “пробовать”, а сейчас приглядись к девке! Хороша ли, какой хозяйкой будет? Двадцать два года лбу, жениться пора, а он все хнёй мается. Брысь с глаз моих, горе мое! Иди веселиться и к невесте приглядываться! И не вздумай цветок папоротника искать. К мавкам как прадед попадешь!
Мавки в местных сказках непонятным образом губили парней, и не очень его пугали, а вот напор бабки... Серега еще раз выругался, но послушался. А куда деться?
Костер на равноденствие собирались жечь у реки. Приглядываться к невесте Серега, впрочем, не стал, да и она на него внимания не обращала, гордячка этакая!
Ну, и, где деревенская молодежь, там водка. Уже теплый, с приятелем Валькой, они пошли в лес искать цветок папоротника. Валька, правда, перебрал, так что сразу прилег на пригорке, а Серега упорно попер дальше. И натолкнулся на НЕЁ…
◊
Обнаженная красотка возникла будто из ниоткуда, и нежно погладила его по щеке. Пряный восточный аромат ударил в ноздри, и он выпал из жизни.
Очнулся он уже без одежды, в обнимку с незнакомкой внутри небольшой избушки, сделаной в стиле испанского архитектора Гауди. Был у него такой пунктик, строить дома напоминающие живые деревья. Вот и тут, вроде бы и домик, а вроде и дерево. Стены волнистые корой покрыты, даже следа печки нет, стол с кроватью как будто из пола выросли… Вот на этой кровати он и лежит. Рыжие волосы незнакомки разметались по его груди, а тонкие руки обнимали его плечи. Никогда ее в окрестностях не видел.
– Ты, кто? Из Кстов, что ли? – спросил он, назвав деревню невдалеке.
– Я вообще не человек, – улыбнулась она.
– Мавка, что ли?
– Нет, что ты, – рассмеялась она, – Мавки сами по себе, а я – яга! Мавке еще укорениться и вырасти надо, а я уже взрослая, у меня вон, дом имеется.
– Нечисть, что ли?
– Чисть, чисть, - улыбнулась она, – Мы в соседнем измерении живем, но очень близко. В ночь равноденствия можно пересечь грань, так ты сюда и попал. Но до рассвета надо обратно, а то в мир людей не выйдешь.
– Но если вы не люди, то кто?
– Растения. В пермский период из папоротников эволюционировали. Конечно, уже не просто папоротники, как люди уже не просто обезьяны.
– Но ведь растения не двигаются?
– Так и избушка не двигается. А семена и споры летают. Вот и я как цветок. Или там, плодовое тело. У нас некоторых элементов в почве не хватает, вот и приходится у животных одалживать. Наши предки насекомых ловили.
Сергей вспоминл про хищное растение росянку, как она приманивает насекомых на сладкие капли на листьях, и как они схлопываются, переваривая жертву. Поневоле пощупал ложе. Мягкое, но не слишком. Удобное. Как водяной матрац, покрытый мягким ворсом, похожим на вельвет. Только не тканью покрыт, а чем-то вроде мягкого сухого мха. И схлапываться вроде не должно. Впрочем, он взглянул на обнаженную девушку, приманка для парней качественная, не поспоришь.
– Ты чего? – засмеялась она, – Думаешь, что тебя сейчас есть будут?
– А что, не будут? – с сомнением поинтересовался Сергей.
– Нет, конечно! Человека есть нельзя, это смертельно. Это столько материала, что вся потом на цветение изойдешь, и трухой осыпешься. Мне и того, что ты мне дал на год цвести хватит!
Серега смутился, вспомив, что он дал ожившему цветку.
– Вообще-то не для того оно…
– А тебе жалко, да? И если бы мне не отдал, куда бы дел? А у меня оно новой жизни начало даст, как и положено. В чем обида-то? Ведь тебе хорошо было! Правда?
Серега не мог не согласиться. Это было невероятно, упоительно хорошо.
– Слушай, а откуда ты все это знаешь? Ну, про Пермский период, эволюцию, измерения опять же… Слова-то какие ученые, у нас в деревне далеко не все их знают.
– Так некоторые наши избранники к нам потом возвращаются.
– Как это?
– А так! Состарится он, знает, что жизни у него мало осталось. И пойдет опять искать ягу в ночь на Ивана Купалы. Если найдет, будет у них как у нас с тобой только что. А потом заснут вместе. Избушка их покрывалом из ростков накроет. Ростки непростые, они к коже тянутся, а потом внутрь прорастают. И увидит он сны яркие, живые, всю-всю свою жизнь от начала самого. Они вместе их увидят, потому что ростки те как нервы, передавать эти сны будут дальше, избушке, и потом через корневую систему и всем нам. У нас ведь мозг общий – корни. Мавка как укоренится, пускает свои корешки широко-широко, а как с корнями других яг они встретятся, переплетаются и срастаются воедино. Вот и получается, яга не одна, таких как я хватает, а корни у нас у всех общие. Вот туда душа избранника и уйдет, и живет там среди нас. Нам-то не жалко, мы там все как-то уживаемся, и избранникам своим только рады. Вот некоторые и приносят знания из мира людей, и про эволюцию, и про пермский период.
– Погоди, если вы папоротники, то у вас ведь и корней-то не должно быть, нет? – удивился Серега.
– Так у тебя тоже ведь шерсти почти нет. Эволюционировали мы. Вот корни и развились, причем не как у других растений, а умные, сигналы передающие, и память хранящие.
– А дальше что?
– А дальше те же ростки впитают в себя тела избранника и его любимой, и расцветет избушка-яга мириадами спор, рассыпет их по ветру, и отдав себя детям, рассыпется старой мертвой трухой.
– От-как…
– Как есть, – без улыбки сказала она.
Тут он заметил, что ее рыжие волосы кончаются маленькими бутонами. Он потянулся к цветам в ее волосах, но она осторожно отвела его руку.
– Не трогай!
– А тебе жалко?
– Не жалко. Просто осторожнее с ними. Цветок такой непрост. Его споры прорастают в двоих во время любви и делают двух одним. Он соединяет их в одно существо, и эту связь уже не разорвать. Тебе рано. Мне рано. Не спеши.
– Что рано? А когда не рано?
– Ты не понял, – терпеливо стала объяснять она, – Той самой любви, последней. Именно через них яга и избранник соединяются вместе душой и телом. Если споры такого цветка нас соединят, то это на всю жизнь. Больше ты ни одну другую любить не сможешь, это навсегда. И это если я сдержаться смогу и отпустить тебя. А тебе еще жить и жить, и на хорошей девушке жениться, да с ней детей растить. Не спеши, успеешь ты к яге. Хочешь, спроси прадеда своего, Петра.
Она замолкла, лицо ее стало серьезным и нахмуренным, и густым мужским басом она произнесла:
– Вот боги правнучка послали! Тебя зачем Варенька на праздик послала, разгильдяй? С невестой познакомиться! А ты тут какого рожна делаешь?
– Эй! – возмутился Серега, – А ты откуда знаешь?
– В Вареньке старая кровь, слышу я ее. Брысь отседова, негодник!
Лицо яги опять посветлело, стало теплым, ласковым.
– Тебе пора!
– Может еще разок, напоследок? – поинтересовался он.
Её лицо потемнело. Он чувствовал, что она хочет его. Даже не животной страстью, а как стихия, шторм, пожар… Затаив дыхание, она нежно провела рукой по его волосам.
– Не соблазняй меня, человек. Нет слаще доли для яги, чем уйти в небытие вместе со своим любимым взорвашись новой жизнью. Я, – она осторожно перевела дыхание, – я могу не выдержать. Ты должен жить. Иди… пока я могу сдерживать себя…
Прекрасное лицо заострилось, стало хищным, опасным, глаза вспыхнули красным, и Серега, схватив одежду, припустил из избушки.
◊
Он мчался через ночной лес, подсвеченный лишь лунным светом, падая в рытвины, спотыкаясь о корни, а потом плюхнулся в лужу… Как только ничего не переломал себе. Ладно, – решил он, – хоть одежду мимо уронил, не в воду. Сергей поднялся, отряхнулся как мог, обтерся мхом, чтобы не выглядеть сказочным лешим, когда выйдет к людям, а затем оделся, и пошел на далекие, чуть слышные голоса.
В темных проемах меж стволов что-то двигалось. Тень. Ростом с человека. И она приближалась. Замерев, Сергей изо всех сил вглядывался в темноту и увидел силуэт девичьей фигуры. “Яга?” – с некоторым испугом подумал он. Но нет, на девушке было платье, волосы были заплетены в косу, и она сама явно боялась.
– Натка, ты откуда?!
– Сергей? Тебя ищу! Валерка приполз пьяный, сказал, ты цветок папоротника ищешь.
Он подошел к девушке ближе.
– Ну, что ж, нашла. Пошли к остальным.
– Что это у тебя? – спросила она, проведя по его волосам. В руке у Натки остался тонкий как волос рыжий стебель, кончающийся бутоном. Бутон вдруг распустился в её руке, и выпустил облако рыжей пыльцы.
– Как пахнет приятно…
Он тоже ощутил пряный восточный аромат цветка, и следующие двадцать минут выпали из его жизни.
Пришли в себя они лежа поверх одежды, разбросанной на покрытом мхом бугорке. Натка прижалась, устроив голову на его плече, а он по-хозяйски обнимал ее одной рукой, поглаживая ее второй по закинутому на него девичьему бедру.
Неожиданно он почувствовал ее чувства. Неуверенность, надежду, страх, желание одобрения… “Цветок папоротника соединяет двоих воедино”, вспомнил он. Яга, ее рук дело, понял он. Впрочем, теперь Сереге это нравилось.
– А то был цветок папоротника? – спросила Натка, ластясь к нему, – Говорят, он позволяет находить сокровища.
– Я, похоже, уже нашел свое сокровище, – ответил он, прижимая обнаженную девушку к себе, и приближаясь губами к ее губам, – Выходи за меня замуж, Наташ.
Zurich, 21.07.2017