Не дано

Он рассматривал пряди ее волос между своих пальцев. Свет лампы освещал каштановые волосы, придавая им светлый оттенок. Она же смотрела куда-то вдаль, погруженная в свои далекие от него мысли, ее взгляд застыл на потолке.

Вздох и звук скрипящей кровати.

—Где ты?-послышался усталый голос, так близко к ней, что она могла почувствовать его дыхание на своей коже. Но ответа так и не последовало.

Его губы изогнулись в подобие утешающей улыбки, только утешал он не её, а самого себя. Конечно, он ожидал. Конечно, привык.

Она никогда не видела его. Она всегда была где-то «там». Только «там» не понятно, где. Он только знал то, что «туда» не пускали. А он хотел «туда». Он хотел знать её. Она же, казалось, именно этого не желала.

Он невесомо провел рукой по ее лицу, чему она также не уделила внимания, никакого. Иногда его не покидали мысли, а не робот ли она? Не кукла ли?.. Разве может живое существо быть так ко всему равнодушно?

Его распирало от какого-то панического чувства. От мысли, что никогда… никогда он не будет услышан. Увиден ею. Увиден кем-то. Что так и останется для неё «мужем», для людей с работы «коллегой», а для матери «сыном» — и не больше. Не больше чем эти, хоть и достойные, но роли, лишенные чувств и глубины в глазах других людей. В его собственных глазах.

Он боялся. Боялся, что он не уйдет дальше этих ролей, что никогда не станет личностью. Ведь личность это то, что нужно признать. А признание это то, что он никак не мог получить.

Она повернулась, спиной к нему. Он же - постукивал средним и указательным пальцем по дереву шкафа, будто надеялся, что наигрываемая им мелодия то ли развеселит ее, то ли вызовет достаточно раздражения, чтобы такая холодная женщина, как она, могла выдавить из себя хотя бы холодный взгляд. Ему было бы достаточно взгляда!

Он прикусил губу. Взгляда...

«Это всё на что я могу надеятся»-подумал он насмешливо. Он смеялся над собой, над унижением, которому он намерено и зависимо подвергал себя. И всё он это делал осознано, но не мог не делать.

Тишину комнаты разрезал противный звук дверного звонка. Он — проигнорировал его, как навязчивое насекомое, как жужжащую муху, как комара.

Она же… встала. Поднялась. Привела себя в порядок.

И отварила дверь.

Пока она милейшим образом беседовала с соседями, он, охваченный яростью, лежа на кровати, был готов…

Готов к чему? Он и сам не знал.

Но он хотел, отчаянно хотел верить. Хотел её внимания. Хотел, чтобы.. хотел иметь значение, хотел перестать быть пустым местом!

Из мыслей его вывел звук, закрывавшейся на ключ двери. Он услышал ее шаги, он замер ожидая, что она зайдет, но она так и не вернулась в комнату.

Подождав некоторое время, он поднялся и вышел из спальни и побрел в поисках её. Побрел, как бредут путники по пустыне, потерявшие надежду испить глоток воды, но, не имеющие другого выбора, кроме как продолжать путь. И не важно будет ли там вода. Важно, что идти некуда, то, что хотя бы незримая надежда поддерживает жизнь.

Он не понимал её. Она знала — он не понимал её. Её муж хотел её понять, ей это было известно. Это было лестно, правда, но дело было в том, что они оба были слишком непохожи. Он хотел от неё то, что она не могла дать. Её пальцы крутили прядь волос, опять и опять. Он не понимал. Она избегала его, когда он был рядом она чувствовала, что он хочет от неё «то», хочет от неё «это», а ей не хотелось давать, именно поэтому. Ей было страшно отдавать. Она делала, что нужно,–Почему он не может оставить её в покое?–готовила, прибиралась, общалась с его семьей.–Что ещё он мог хотеть? Что могло его не устраивать?

Она фыркнула, стиснула челюсть.

«Да как он, это оправдание, недомужчина, слабак и собака, смеет что-то от меня требовать?!»

Он не имел право. Она испытывала к нему отвращение. Искреннее презрение. Казалось, он его чувствовал, догадывался.

Он верил, что ей плевать. Так и было. Ей он был безразличен. Был той самой функцией, которой он так боялся быть. Он отчаянно хотел, чтобы кто-то мог разделить с ним интересы, мысли, радости, страхи, чувства и горе, смех и слезы. Он когда-то надеялся, что этим кем-то будет его жена.

Этого не произошло.

Люди думают, что чувство одиночества идет от самого одиночества, но это не так. Ранит не то, что ты один, а осознание, что могло быть иначе, что у других иначе, что кто-то смеется вместе, кто-то улыбается близкому человеку, а близкий человек, готов обнять, готов понять, готов принять. И этого у тебя нет. От этого и больно.

Он вздохнул и перед входом на кухню постоял, и набравшись моральных сил, попытался вспомнить что-то счастливое, чтобы нацепить на лицо маску улыбки. Она не должна знать как ему плохо. Она не должна видеть в нём слабака. Он знал, он чувствовал – она его презирает.

Наконец, он зашел в кухню и прикрыл дверь.