Не грози Дубровскому! Том 2

Имение Картаполовых.

За обеденным столом сидели двое: Картаполов Евгений Фёдорович и его сын Михаил. Евгений Фёдорович нервно пил коньяк, с отвращением глядя, как сынуля роняет на штаны красную икру, не сумев донести её до рта. Сынуля же старался побыстрее насытиться и убежать в свою комнату. Больно гнетущая атмосфера воцарилась между ним и отцом после того, как Евгения Фёдоровича покусали осы.

— Ну и как дела? — бросил Евгений Фёдорович, глядя на сына через бокал.

Стекло растянуло отражение отпрыска, превратив того в толстого карлика. Евгений Фёдорович улыбнулся от мысли, что в этом искажении и заключён истинный образ рыжего гадёныша. Вот он, никчёмный жирный коротышка.

— Нормально, — буркнул Михаил, запихивая в рот чесночную булочку.

— Чего ты там мямлишь? Подними глаза, когда я с тобой разговариваю, — рыкнул отец и залпом опрокинул рюмку.

— Пап, всё хорошо. Завтра еду в академию магии. А больше никаких дел у меня и нет, — протараторил Картаполов младший, с опаской косясь на родителя.

— Значит, никаких дел нет. Понятно, — тяжело поднявшись со стула, Евгений Фёдорович налил себе коньяка и пошёл вокруг стола, отбивая каждый шаг. — А слышал ли ты о том, что Дубровский выплатил четыреста тысяч долга Клещёву?

— Ну да, слышал. Значит, и нам скоро вернёт. Верно?

— Неверно. Это значит только то, что он Клещёва уважает больше, чем нас. А ты сидишь тут и жрёшь, пока эта тварь тратит мои деньги! — холодно отчеканил он и раздавил сына взглядом.

— Пап, да скоро отдаст. Четыре месяца всего осталось. А потом...

— Никаких потом. Этот щенок прямо сейчас строит санаторий ценой в десятки миллионов рублей на берегу Байкала. А ещё он основал фармацевтическую компанию «Чистая дубрава». Слышал о такой? — процедил сквозь сжатые от злости зубы Картаполов, остановившись за спиной Михаила.

— Разумеется, слышал. Говорят, он сдружился с Панфиловым, и поэтому...

— Поэтому ты сидишь тут и жрёшь, вместо того чтобы размазать его? — окончательно взорвался Евгений Фёдорович и, схватив отпрыска за волосы, утопил его лицо в салате. — Я уничтожил его семью, разрушил предприятие, и как ты думаешь, что сделает этот щенок, если сумеет встать с колен? — Михаил неуклюже размахивал руками, пытаясь подняться, но хватка отца была крепка. — А я тебе скажу, сынок. Первое, что он сделает — так это придёт за моей головой. А если это случится, то ты, сучонок, сдохнешь первым.

Из руки Евгения Фёдоровича хлынул поток маны, создавая в голове сына магический тромб.

— Запомни: если моё сердце перестанет биться, то ты в этот же самый момент сдохнешь. Поезжай в свою чёртову академию и прикончи Дубровского любой ценой. У тебя три месяца, а после я лично займусь им, а заодно избавлюсь и от тебя. Лучше вовсе без наследника, чем передать всё нажитое такой образине, как ты.

— Отпусти! Больно! — верещал Картаполов младший.

— Позорище! — Евгений Фёдорович с отвращением приподнял голову сына и резко опустил её в стол.

От удара тарелка с салатом лопнула, порезав Михаилу лицо. Кровавые капли смешались с майонезом и слезами, которых Евгений Фёдорович уже не видел. Залпом опрокинув ещё одну рюмку, он, чеканя шаг, вышел на балкон.

— Надеюсь, эта шлюха мне и правда изменяла. Лучше быть рогоносцем, чем отцом этого отброса! — громко прошипел аристократ, оставив дверь на балкон открытой. Михаил, оттирающий кровь салфеткой, слышал всё до единого слова.

План Евгения Фёдоровича был прост. Либо сынок убьёт Дубровского тихо, и никто не узнает об этом, либо попадётся и отправится на плаху, чему Мышкин охотно поспособствует. И оба эти варианта Евгений Федоровича устроят. В первом он избавится от ростка, который может стать могучим дубом. А во втором — от тяжкой ноши на своих плечах.

Через час Михаил сидел в своей комнате и рассматривал в зеркало свежий порез. Его трясло от ненависти к отцу и собственному бессилию.

— Когда-нибудь вы все заплатите. И ты, папа, и этот проклятый Дубровский. Вы будете харкать кровью, валяясь у моих ног. Сволочи! — он разбил зеркало и горько зарыдал. — Если бы мама была жива, такого бы не случилось.

Единственное, что сейчас он чувствовал — это ненависть и животный ужас. Ужас перед отцом, который убил его мать пятнадцать лет назад.

***

Иркутск.

Особняк Оболенского.

Я с трудом открыл глаза. В горле пересохло, а голова болела так, что, казалось, вот-вот лопнет. Что вчера было? Я попытался подняться, но ощутил, как меня что-то придавило в районе живота.

Две стройные ноги лежали на мне, не желая отпускать. Слева блондинка, а справа брюнетка. Красивые девчонки. Вот только всё, что я помню — это как мы с Оболенским зашли в ночной клуб и решили выпить. После танцевали и, кажись, позвали девочек за наш столик. Видимо, вот этих дам мы и пригласили.

Отмечали вроде бы новую жизнь, но сейчас я чувствую себя так, как будто меня уже похоронили. Всё, больше никакого алкоголя.

Стараясь не разбудить девиц, выбрался из кровати и, наскоро одевшись, спустился на первый этаж. Оболенский лежал на диване в обнимку с тазиком. От него ужасно воняло. Я думал, что мне плохо от алкоголя, но товарищу пришлось совсем туговато. Жаль, что мы не в Раздолье. Попросил бы Евдакию поставить нас на ноги.

Пнул диван и скомандовал:

— Подъём!

— Витя, я никуда не поеду, — со страданием в голосе промычал Гриша, смотря на меня мутными глазами.

— Ещё как поедешь, родной, обязательно поедешь. У нас сегодня первый учебный день. И ты на него попадёшь, даже если мне придётся тащить тебя силой. Вставай! — усмехнулся я и, схватив Оболенского за ногу, поволок в ванную.

Барон пытался вырваться, но его сил хватило лишь на две вялые попытки, после чего он расслабился и смирился со своей судьбой. Закинул пьянчугу в ванну, а после открыл ледяную воду. Оболенский задохнулся толи от восторга, толи от перепада температур.

Завершив водные процедуры, я закинул товарища на плечо и отнёс на кухню, где нас встретила пышная кухарка, смотрящая с осуждением.

— Родная, тащи сюда сало, — велел я.

— Как вы смеете?! — уперев руки в бока, возмутилась она.

— Дура! — констатировал я и добавил: — Свиное сало неси. Не видишь, барину худо? Если молоко есть или ряженка — тоже тащи.

— Ой, прошу меня простить, — покраснела кухарка и убежала выполнять мой приказ.

— Витя, я всё. Никакой академии. Мне так плохо, что я вообще ничего не хочу, — лепетал Оболенский, бессильно растекаясь по столу.

— Я это уже слышал. Сейчас тебя реанимирую. Дай только пару часов.

Пока кухарки не было, я бухнул в чайник столько заварки, что там практически не осталось места для кипятка. Когда же кухарка вернулась, отправил её чистить картошку. Сам же нарезал сало крупными кусками и закинул на сковороду, чтобы вытопить весь жир.

Белые полоски с прослойкой мяса подпрыгивали, шипя от жара. Не могу сказать, что аромат стоял прекрасный, но с голодухи слюнки потекли сами собой. Когда сало превратилось в золотистые шкварки, я отбросил их в отдельную чашку, а в вытопленный жир забросил кастрюлю нарезанного картофеля.

Двадцать минут спустя мы сидели за столом и за обе щеки уминали хрустящую картошку со шкварками и малосольными огурцами. На всякий случай убрал молочку, а то Гриша и правда не добрался бы до академии. Как ни крути, а огурцы и молочные продукты — смесь взрывоопасная.

Пока Оболенский лениво ковырял картошку, я тем временем успел смолотить две трети сковородки.

— Если не ешь, то пей, — протянул ему кружку с жидкостью, напоминающей смолу.

— Не, я это пить не буду, — глянув в кружку, побледнел Гриша, а через секунду я влил ему в глотку всю кружку чая. — Фу! Какая отрава!

— А ты картошечкой заешь, — хохотнул я, откусывая хрустящий огурчик.

Спустя час товарищу похорошело. Да и мои головная боль и сушняк прошли. Приведя себя в порядок, мы вывалились на улицу. У порога стоял автомобиль Гриши. Почему-то на капоте отпечатался след от груди какой-то дамы. Остаётся только гадать, сбили её или любили. Машина не помята, значит — второе.

— Ваша светлость, куда едем? — спросил водитель, подскочивший к машине.

— В академию. И поскорее. Мы опаздываем, — Оболенский задрал рукав, чтобы посмотреть на часы, но их на руке не оказалось. — Наверное, опаздываем.

— Будет сделано, — кивнул водитель и запрыгнул в машину.

Спустя пятнадцать минут мы стояли у высокого каменного забора с башнями, расположенными на углах.

Увесистые металлические ворота распахнуты настежь. А сверху красуется надпись: «Иркутская магическая академия». За забором же обычная станция перехода. Правда, украсили её довольно помпезно.

Войдя во двор, мы наткнулись на охрану, одетую в серую форму. Дежурные ждали нас на проходной, пару минут проверяли документы, а после указали на строение в центре, выдав заученное «Добро пожаловать».

Спуск на нулевой уровень изнанки был точной копией станции перехода в Ангарске. Отсутствовали только стрелочки, ведущие на каторгу и прочие уровни.

Пройдя до конца станции, мы открыли врата перехода. Перед нами появился огромный замок, сложенный из серого камня, заслонивший собой небо. Строение оказалось настолько фундаментальным, что внутри него могли спрятаться и Иркутск, и Ангарск вместе взятые.

— Твою мать... — ошарашенно прошептал Гриша, и я был с ним полностью согласен.

Здание действительно впечатляло. А погода заставляла как можно скорее укрыться в его стенах. Лютый мороз и ветер, швыряющий снег в лицо, слишком резко контрастировали с сибирским летом, в котором мы купались полчаса назад.

— Гру, — услышал я недовольное ворчание, и деревяшка закопошилась во внутреннем кармане пальто.

Я поднял воротник, прикрыв шею, и побежал к воротам замка. Снег хрустел под ногами, заставляя то и дело ловить равновесие из-за скрытого под ним льда. Стоило нам приблизиться, как створки распахнулись сами собой.

Проклятье! А академия не перестаёт удивлять. Внутри портала замок, внутри которого настоящий город. Интересно, внутри этого города спрятана страна, а внутри страны — новый мир? Усмехнувшись от подобной мысли, я вбежал внутрь, оказавшись на широкой аллее, освещённой магическими фонарями.

Слева и справа расположились десятки, если не сотни магазинов. Тут продавали одежду, магические артефакты, оружие, броню и валюту других стран. Чёрт возьми! Да тут даже прирученных животных изнанки купить можно.

От всего этого изобилия разбегались глаза. Хотелось зайти в каждый из магазинов. Единственное, что меня останавливало, так это понимание того, что я потратил всё до копейки на строительство фармацевтической фабрики и курорта. Впрочем, совсем скоро деньги хлынут бурной рекой на мой банковский счёт, а до тех пор придётся потуже затянуть пояс.

Но больше всего меня впечатлили местные барышни. Они грациозно порхали тут и там, словно бабочки. Осиные талии, аристократическая осанка и идеальные черты лица. Похоже, мне здесь понравится. Даже очень.

Мечты прервал Оболенский, догнавший меня и сейчас смахивающий с пальто налипший на него снег.

— Вот ей-богу. Надо было поступать в Краснодарскую академию. Там солнышко, море плещется, а тут — холодрыга, — возмутился он и поёжился.

— Друг мой, не знаю, о какой холодрыге ты говоришь. Тут такие барышни, что кровь закипает, — я проводил взглядом стройную брюнетку с длинными ногами и музыкальными пальцами. Хотел бы я, чтобы она сыграла свою мелодию на мне.

Пока я пялился на красотку, в меня кто-то врезался. Повернувшись, узрел блондинку с внушительной грудью и недовольным лицом.

— Смотрите куда идёте! — фыркнула она.

— Но ведь это вы в меня врезались, — недоумённо парировал я.

— Да как вы смеете? Хотите сказать, что это я виновата? — вспыхнула блондинка, пока служанки помогали ей подняться.

Присмотревшись, я заметил знакомые черты лица. Чёрт бы меня побрал! Да это же Лунгина.

— Графиня Лунгина, признавать свои ошибки способен лишь сильный человек. Не позорьтесь и извинитесь за то, что налетели на своего спасителя, — ровным тоном отчеканил я.

— Да что вы говорите?! — вскинула руки барышня и замерла. — Постойте, откуда вы меня знаете? — всмотревшись в моё лицо, она удивлённо распахнула глаза и воскликнула: — Так это вы! Вы — тот оборванец!

— Он самый, — широко улыбнулся я и театрально поклонился. — А как ваша помолвка? Состоялась? — спросил я не чтобы поддеть, а чтобы узнать, идёт ли расследование исчезновения Бакаева.

— Вас это, конечно, не касается, но я отвечу. К счастью, помолвка не состоялась, — пока Лунгина говорила, её взгляд просканировал меня с ног до головы. — В этот раз вы выглядите немного лучше. Помылись? — попыталась уколоть эта заносчивая девица, надменно улыбнувшись.

— Да, вижу, манерам вас так и не научили. При встрече пожалуюсь на вас Фёдору. Пускай старший брат займётся вашим воспитанием, — делано цыкнув, я покачал головой.

— Да кто вы такой, чтобы делать мне замечания? И откуда вы знаете моего брата? — ещё больше распалялась Лунгина.

Мимо прошла ещё девица с чёрными волосами, забранными в пучок. На носу очки, а грудь едва умещается за плотной тканью плаща. Повернувшись на ходу, она посмотрела на меня и, помахав рукой, выдала:

— Виктор Игоревич, рада вас видеть, — обворожительно подмигнув, барышня отправилась дальше.

— Откуда ты знаешь дочь Мышкина? — изумился Гриша, провожая её взглядом.

— Имел удовольствие работать с её отцом над одним «делом», — коротко и не вдаваясь в подробности ответил я.

— Знаешь, я тоже с её отцом имел дела. И не раз. Вот только моего имени она не запомнила, — с завистью хмыкнул, опустив глаза в пол, Оболенский.

Лунгина собиралась продолжить беседу, но её оттеснили пятеро парней в одинаковой униформе. Главарём банды являлся рыжеволосый индивид с веснушками и впечатляющим телосложением. Ты посмотри! Да он как будто не вылезает из тренажерного зала.

— Ещё раз посмотришь на Юлю — и я тебе вырву глаза. Усёк? — выплюнул рыжий, посмотрев на меня, как на пустое место.

— Вот так? — уточнил я и бросил взгляд на пятую точку Мышкиной.

— Я смотрю, ты страх потерял? — прорычал рыжий.

— Да, Егор! Врежь ему! — из-за спины рыжего вякнул коротышка с короткими волосами, но тут же заткнулся, как только я придавил его взглядом.

— А я страх никогда и не находил, — хохотнул, заглянув в глаза грубияну.

— Господа, давайте решим спор мирным путём, — попытался было вмешаться Гриша, но его тут же оттолкнул рыжий.

— Рот закрой и молчи, пока я с тобой не заговорю, — зло заявил Егор и тут же пожалел о своих словах.

Пока рыжий поворачивался, чтобы продолжить беседу со мной, я перехватил его руку и вывернул за спину.

— Ещё раз тронешь моего друга — я тебя покалечу. Усёк? — шепнул ему на ухо.

— Тварь! Да ты знаешь, кто я?!

Егор кряхтел, пытаясь накинуть на себя покров маны. Дилетант! От боли покров выходил неоднородным, отчего силы ему не добавлял совершенно.

— Отпусти его!

— Да! Ты чё делаешь?

— Мы тебя щас ушатаем!

Вот так голосили прихлебатели Егора, но атаковать не спешили. Не знаю, как бы развивались дальнейшие события, но наша драка завершилась не успев начаться. По улицам пронёсся гул, а через секунду зазвучал голос:

«Уважаемые студенты первого курса. Просьба пройти в актовый зал. Ректор произнесёт вступительную речь, после чего мы определим, к какому виду магии вы предрасположены».

— Гуляй, рыжуха, — отпустил я парня и толкнул его на друзей.

— Это не конец. Мы с тобой ещё потолкуем! — выкрикнул Егор.

Ну что сказать? Прекрасный день. Нашёл ещё одного врага, причём на ровном месте. Вот бы научиться так же быстро заводить друзей.

— Гриш, знаешь его? — обратился я к товарищу, идя вслед за толпой первокурсников.

— Это Егор Огнёв. Его отец — граф, владеет золотыми рудниками в Якутске. Влиятельный человек. Я бы с таким не связывался, — заключил Оболенский.

— Понятно. Очередной богатей, решивший, что за деньги может купить уважение, а остальных просто запугает своим папашей. Ну удачи ему, — усмехнулся я, махнув рукой.

— Ты не понимаешь. У его отца не только деньги, но и личная армия магов, — оглядевшись по сторонам, шепнул Гриша.

— Хорошо ему, наверное, — равнодушно выдал я и, войдя в актовый зал, занял место в центре.

Гриша замолк и сел рядом. Зал медленно наполнялся людьми. Входящие примерно пополам делились на мужчин и женщин. Очень красивых женщин.

Когда все места оказались заняты, заиграл оркестр и все встали. Оркестр играл гимн академии. Не люблю гимны: в них многовато пафоса. Лучше бы кабацкую песню исполнили, и то было бы веселее.

На сцену вышел ректор и заунывным голосом толкнул длинную монотонную речь. Он пытался убедить нас, что мы удостоены великой чести. Вот только эта академия преимущественно жила на пожертвования знатных родов. Поэтому ещё вопрос, для кого честь, что мы тут учимся — для нас или для академии?

А потом началось самое интересное — тест на магию. От его результатов зависело, на каком факультете мы будем учиться. Вместе с этим нам определили уровень магии, что косвенно говорил о потенциале. Правда, бывали случаи, когда мага оценивали на троечку, а в итоге он поднимал свой уровень до семёрки или выше.

Гриша крайне удивился, когда первым вызвали именно его. Растерянно оглядываясь по сторонам, он протиснулся к сцене и подошёл к установленному на ней столбу. В первом ряду сидели члены правления академии и благодушно смотрели на Оболенского.

— Положи руку на пирамиду! — велел ректор.

Гриша выполнил приказ, а через пару секунд из столба взметнулся ярко-жёлтый луч, разукрасивший потолок.

— Магия молнии, текущий уровень — четвёртый! — торжественно провозгласил ректор.

Узнав, что имеет предрасположенность к магии молний, друг расплылся в довольной улыбке.

Вернувшись на место, Гриша радостно затараторил про то, как однажды был на церемонии инициации в Краснодарской академии магов. Там ему приходилось видеть похожий обряд. Но в Краснодаре жёлтый цвет символизировал магию жизни, и когда он его увидел, то был готов разрыдаться от разочарования, ведь всегда хотел боевой дар. К его счастью, в Иркутске цветовое обозначение было совершенно другим.

Спустя два часа вызвали меня. Наконец-то узнаю свою предрасположенность. Проклятье, аж ладошки вспотели. Волнительно. Глубоко вдохнув, я успокоился и поднялся на сцену. По команде ректора опустил руку на небольшую пирамидку из розового стекла.

Секунды ожидания длились целую вечность. Я затаив дыхание ждал, когда же чёртова пирамида сработает. Внезапно в небо ударил луч света, заставивший всех в зале затихнуть.