В Канцелярии Поощрений в виде Наказаний стояла очередь. Длинная, как налоговая декларация, и такая же унылая.
На стене висел плакат:
“Помни: государство любит тебя — строго, но справедливо!”
Администратор Марина, строгая и сияющая чищенными зубами, с глазами, покрасневшими от дезинфекции, привычно улыбнулась:
— Следующий, пожалуйста!
— Это я, — сказал мужчина, бросив на стойку потрёпанную папку. — Но предупреждаю сразу: добровольно ни на что не пойду.
— Простите, как это? — Марина заморгала. — У вас ведь назначено исполнение меры №127?
— Назначено, но не подписано мною. А без подписи, как известно, бумага — это просто бумага.
Марина на секунду потеряла служебную улыбку.
— Но... у нас всё по регламенту. Вам положено пройти процедуру. Для вас "галстук" заказали...
— Положено? Тогда несите подушку, одеяло и компот. Если уж “пройти”, то с комфортом.
Из-за стекла послышался шорох — охранник сделал вид, что его тут нет. Получилось убедительно.
Марина глубоко вдохнула аромат антисептика и попыталась остаться человечной:
— Гражданин, не усложняйте. Мы все — часть системы.
— Сама ты гражданин. А я, — сказал он, — её сбой.
И пошёл в кабинет №13 без разрешения, не вытерев ноги о красивую готическую надпись на половичке.
В кабинете сидел палач-поощритель — вежливый, усталый, с дипломом “Лучший сотрудник месяца” на стене.
— Добрый день, — сказал он. — Вы по записи?
— По недоразумению.
— Хм... такого пункта в расписании нет.
— Вот теперь будет. Запиши: “Не гражданин, не по записи, по наитию”
Палач опешил.
— Э-э... У нас так не принято.
— Конечно, не принято. У вас вообще ничего человеческого не принято. Даже кофе без инструкции сварить нельзя!
Палач осторожно потянулся к звонку, но передумал. Охранник всегда шел медленно и опаздывал, а потом не хотел уходить и съедал все печеньки.
Негражданин сел прямо на край стола и взял в руки "галстук" — верёвку из стандартного комплекта.
— Слушай, брат, — сказал он, — а тебе это не надоело?
— Что? — осторожно спросил палач.
— Ну вот это всё. Бумажки, верёвки, подписи, нормы влажности при исполнении, мусор сортировать.
— Работа такая.
— А если не работа? А если жизнь?
Палач посмотрел на него, потом на табличку “Работаем с улыбкой”.
Снял фартук.
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Зато теперь у нас двое не знающих. Уже революционный кружок... "Вихри враждебные веют над нами!..." — совершенно не музыкально заорал он, палач робко подхватил.
Кульминационные строки "Мрёт в наши дни с голодухи рабочий" донеслись до ресепшена.
Марина вбежала, побледнев:
— Что вы тут творите?!
— Беседуем, товарищ левая эсэровка из регистратуры... — нарочито картавя, ответил негражданин. — А то скучно живёте. Всё у вас по инструкции: даже смерть с печатью.
— Я доложу начальству!
— Отлично. Пусть тоже подойдёт, побеседуем всем коллективом. Может, просветлеет разумом.
Марина сделала шаг назад. Потом ещё один. Осталась в дверях. Палач аккуратно положил фартук на стул.
— Я, пожалуй, домой пойду. Отгул возьму.
— И я, — добавила Марина, — на больничный. У меня глаз дёргается, посмотрите, правый или какой-то другой?
Мужчины посмотрели на её вздымающуюся грудь, до глаз их серьезные взгляды не поднялись.
Кабинет №13 опустел. Казнь №127 была отменена по техническим причинам. Ответственный пока не найден.
Негражданин налил себе чаю из служебного термоса, попробовал, поморщился:
— Переварили. Как всегда.
И вышел на улицу — не гражданин, не герой, просто живой человек, которому надоело быть пунктом в ведомости.
Повестки на добровольную казнь ему больше не присылали. Теперь у них роман со строгой Мариной.
А палач пишет рассказы на АТ, с большим успехом. Жизненного опыту, однако, ого-го!
