Не место до рассвета

Дисклеймер: все события и имена вымышлены. Любые совпадения с реальностью случайны.

=====

Сквозь преувеличения проступают очертания истины

Йохан Хёйзинга. Осень Средневековья.

— Я столько не выпью, — севшим горлом прохрипел Гилберт и обвел пестроцветное собрание обреченным взглядом.

— Чего ты там бормочешь, Касслхоф? — Освальд Торм поравнялся с приятелем.

Гилберт еще раз осмотрел переднюю залу. Праздник Трех Королей был в самом разгаре. Дамы и кавалеры разной степени достатка, раскованности и жирности вальяжно переползали туда-сюда, бросая друг другу ленивые приветствия, словно куриную печень старому разожравшемуся коту. В огнях хрустальных люстр и бра, развешенных по отделанным панелями стенам, сверкали безвкусные украшения аристократов, их лживые улыбки и потные лбы. Поблескивало шампанское в высоких фужерах, мерцали дорогущие запонки на обшлагах мундиров и манжетах смокингов…

О, Всесильный, и ему придется торчать среди этого бардака до самого рассвета? А точно нет другого способа вернуться на службу?

Какая-то дама, хихикая настолько картинно и отвратительно, что Гилберт отчетливо расслышал «га-га-га», выплыла из-за спины Освальда. Наигранный смех и тугой корсет сыграли с ней злую шутку: дама неаристократично икнула, вздрогнула, и часть шампанского выплеснулась ей на грудь. Сопровождавший ее кавалер покосился на разнузданное декольте спутницы одним глазом и без всякого интереса.

«И куда катится мир, если уже даже сиськи никого не делают счастливее?»

Гил горестно вздохнул и повторил:

— Я столько не выпью.

— Я надеюсь, — проворчал Освальд.

В отличие от Гилберта, облаченного в видавший виды смокинг, капитан Торм был одет с иголочки. Застегнутый под горло воинский мундир из облегченного синего сукна с серебряным аксельбантом и начищенными пуговицами сидел на нем, как вещь, пошитая на заказ, а не взятая со складских полок с казенным имуществом. Сапоги из черной кожи блестели, и, глянув в их мыс, Гилберт увидел свое отражение (глаз его при этом забавно растянулся до формы яйца). Гарда церемониальной шпаги отражала свет и слепила, равно как шампанское и безвкусные украшения.

Касслхоф, конечно, знал, что Торм дослужился до капитана королевской тайной службы не за красивые глаза (они у него были так себе) и не за пышные усы (они у Торма были ого-го!). Потому из церемониальной шпага в любой момент могла превратиться в смертоносную. Но об этом Гил думать не хотел. Чего он взаправду хотел, это надраться так, чтобы рассвет наступил максимально быстро и незаметно. В конце концов, то, что он не сможет упиться до свинячьего состояния, вовсе не означает, что ему не следует попытаться.

Гилберт перехватил с подноса ближайшей прислуги фужер шампанского и сразу же присосался.

— Ты из ума выжил? — шикнул на него Освальд, видя, как приятель хлещет алкоголь в полную глотку.

Он выдрал бокал из рук Касслхофа. Чтобы не облить шампанским арендованный смокинг, Гил сделал шаг назад, толкнул кого-то, оглянулся через плечо и увидел вполне проворного официанта: бокалы на его подносе зашатались, звякая, но ни один не разбился.

Слуга, не поднимая взор, пробормотал извинения. Гилберт сначала подумал, что королевский двор переживает не лучшие времена, раз приглашает на работу подростков, но затем разглядел женское лицо и понял, что служанка просто не удалась в рост. А одинаковая для всей прислуги униформа превращала ее носителей в нечто нейтральное.

— Я собираюсь попросить за тебя начальника тайной службы, — заявил Освальд и опрокинул остатки шампанского из бокала в рот. — Поэтому, будь добр, не наклюкайся до той поры. Я выберу удачный момент и…

— Капитан! — окликнул Освальда один из блюстителей порядка на торжестве.

Торм подчеркнуто одернул мундир, сунул фужер в руки Гила и переключился на подчиненного: что там?

— Начальник королевской тайной службы просит вас проследовать к нему, — отрапортовался гардсманн.

Торм расправил плечи, став выше ростом, глянул на Гилберта.

— Не заставляй меня пожалеть, что я взял тебя сюда, — пригрозил он строго и тут же добавил шепотом. — Ну, пожалуйста, Гил. Мне нужен свой человек в штабе, а тебе — нормальная работа. Ну какой из тебя вышибала?

Гилберт икнул и, нетрезво оценив свои профессиональные навыки, заключил:

— Блестящий.

Торм призвал Всесильного даровать ему терпение, подергал левый ус и подтянуто зашагал в следующую залу, где с важными рожами восседали главные мордовороты страны — король, епископ и всякая высокородная знать, включая двух наследников престола. Не сыновей, нет. Будь у короля Фридриха законные сыновья или на худой конец дочери, ему бы не пришлось лично показываться на подобных мероприятиях. Когда два года назад Гилберт видел короля с расстояния, при котором не требовалось пользоваться подзорной трубой, тот уже выглядел так, будто его достали из могилы: сухой, дряхлый, неспособный передвигаться без помощи сопровождающих. А уж сейчас это и вовсе был мешок с костями, который грозил рассыпаться под весом собственной мантии.

Тем не менее, присутствие этого мешка на праздниках гарантировало, что мероприятие не скатится в бойню всех со всеми. После чумы, разгулявшейся в начале правления Фридриха, правящий род резко оскудел. Наследницей была названа единственная выжившая племянница правителя по мужской линии. Увы, по причине особой влюбчивости и связанного с нею скандала, девушке назначили монастырский постриг. Тогда-то в потенциальной гонке за трон и сцепились родичи королевских туфель.

Ландграф Отто Ришенбаль приходился мужем двоюродной сестре короля, и их дочь Эмма значилась первой в текущем списке престолонаследников. Герцог Генрих Аденберг был мужем двоюродной племянницы короля, и их сын Тисобальд в силу более отдаленного родства стоял вторым. Как очевидно, Ришенбаль был убежден, что корона должна достаться Эмме; Аденберг — и не он один — верил, что после Фридриха на трон взойдет Тисобальд, ибо мужские задницы смотрятся на нем лучше. Гилберт же считал, что держаться от дворца подальше — самое благоразумное, что может сделать любой человек, чье мнение относительно престолонаследия никогда не спросят.

Собственно, потому он и не подхватил энтузиазм Освальда, когда тот явился с предложением, «от которого нельзя отказаться». Став капитаном, Торм решил обложиться «надежными людьми» и вспомнил про знакомого, отстраненного от службы пару лет назад.

Гилберт приосанился и неприкрыто зевнул. Оказавшись предоставленным самому себе, он повертел головой в поисках какого-нибудь интересного занятия. То есть — в поисках ближайшего подноса с шампанским.

Тисобальд Аденберг склонился к руке присевшей перед ним фройляйн Эммы и задержался губами на запястье дольше, чем требовал этикет. На всяком подобном торжестве король Фридрих требовал от потенциальных преемников сохранять видимость дружественных отношений и проводить хотя бы открывающий танец. Несколько лет назад, когда его величество впервые настоял на подобном, они, конечно, смотрели друг другу в глаза с ненавистью отцов. Но время изменило обоих, и сейчас, отводя даму после танца, Тисобальд видел в ее взгляде отражение собственного восхищения.

Застывший сбоку от парочки Освальд Торм видел его тоже.

Тисобальд нехотя отпустил Эмму и запоздало подобрал в нить растянутые в улыбке губы.

Освальд деликатно кашлянул. Тисобальд обернулся к нему, не меняясь в лице, но голос выдал радость встречи. Еще в бытность сержантом Торм по случайности познакомился с молодым герцогом и с тех пор нередко обеспечивал ему необходимую охрану. Например, во время тайных вылазок в город.

— Ну? — спросил Освальд, неярко взыграв бровями.

Тисобальд воровато огляделся и наклонился к капитану:

— Через полчаса в саду.

Торм улыбнулся и шепнул в ответ:

— Патрули по восточной стороне ходят реже, чем по западной.

Это Тисобальд и так знал: в западной половине королевского сада было слишком много скамеек и фонтанчиков, которые создавали романтический флер, чем без зазрения пользовались прыткие кавалеры. Увы, это приводило к тому, что в намерении расшугать многочисленные целующиеся парочки, патрули, как и нет-нет церемониймейстер, рыскали с той стороны с утроенной прытью.

— Я предупрежу их, чтобы разогнали всех, кроме вас и не мешались, — заверил Освальд.

Тисобальд сощурился, оглядывая капитана. В целом, рвение Торма услужить было вполне понятно: если он, Тисо, станет следующим королем, Освальд сможет использовать свое пособничество, как залог уверенного продвижения по службе. Что ж, почему бы нет?

— Буду признателен, капитан.

Гилберт забрался в бальную залу. Дамы в узких турнюрах казались ему вынутыми из панциря улитками. Вроде тех, какие он собирал на берегу моря в детстве. И как они с этими щучьими хвостами ухитряются плясать?

Мимо прошмыгнул слуга, и Гил увел у него с подноса небольшую корзинку из теста, напичканную сыром и чем-то рыбным. С удовольствием отправил в рот и тут же схватил еще по паре штук в каждую руку — уж больно было вкусно.

Пожевывая закуски, Гилберт двинулся по окружности, огибая танцующих. Взгляд упал на неугомонного франта с жидкими усиками, щеголявшего перед друзьями очередной любовной победой, в наличии коей Гил сразу усомнился. Потом — на стайку девиц приблизительно одинаковой наружности, глазевших на какого-то молчаливого и мрачноокого мужчину в черном. Из обрывков их фраз Гил уяснил, что пфальцграф Вильдебурдт стал крайне привлекателен с тех пор, как овдовел. Потом взгляд упал в декольте какой-то дамы, да так глубоко, что Касслхоф запнулся. Полетел вперед, едва не выронил последнюю из несъеденных тарталеток, но чье-то предплечье, как перекладина, остановило его падение.

Гилберт выплюнул весь воздух из легких, но тарталетку уберег. Картинка перед глазами встряхнулась, пока он бормотал извинения. Глаза, судя по ощущениям, вращались в глазницах в попытках сфокусироваться на происходящем. Выпитая лошадиная доза шампанского ничуть в этом не помогала. Наконец, он еще раз извинился перед дамой, поблагодарил подоспевшего юнца — одного из дружков франта — и приметил впереди уже знакомую служанку. Прямо сейчас она нагло воспользовалась тем, что Касслхоф привлек внимание богатеньких ротозеев и запустила руку в карман одного из них.

Через миг она отступила в сторону затемненного угла, пряча аксессуар с цепочкой.

Гилберт нахально хмыкнул и, отсалютовав служанке последней тарталеткой, смачно ее зажевал. Чем, конечно же, вызвал принципиальное неодобрение всех окружающих аристократов. Он снова промямлил что-то извинительное, при этом безотрывно пялясь на воровку. Кажется, вечер сулил наконец что-то любопытное. Касслхоф постарался проманеврировать сквозь таращившихся на него кавалеров и дам к незнакомке, как вдруг чья-то крепкая рука поволокла его прочь.

— Я же просил не наклюкиваться, — зашипел в ухо голос Освальда Торма. — Идем, тебе надо проветриться. У меня как раз есть дело в саду…

Гилберт не вслушивался в бормотание приятеля. Он оглянулся через плечо и увидел, как в темноте угла поблескивает усмешка незнакомки. Гил сощурился, а чертовка взяла со своего подноса один из фужеров, отсалютовала ему в ответ и вылила в рот.

— Слушай, спасибо, что помог, — Касслхоф отцепил руку Торма, почувствовав себя внезапно трезвеющим. — Но мне надо кое-куда сходить.

— На воздух! Тебе надо на воздух!

— Нет-нет, слушай. Мне надо в другое место! — заверил Гил, как только капитан втолкнул его в боковой коридор, чтобы на них не слишком глазели гости. В доказательство вменяемости он бодренько похлопал себя по щекам. — Я правда в порядке. Там просто была такая грудь… Ну, ты знаешь…

Гил едва не пустился в рассказы о своей привязанности к дамским достоинствам, как вдруг осознал, что время, в отличие от сапог, не резиновое.

— Короче, мне нужно в помещения для слуг.

Освальд смерил протеже полным скепсиса взглядом:

— Ты решил пить прямо из бочки?

— Очень смешно, — фыркнул Гил и солгал. — Я встретил среди прислуги знакомую. Она недавно пропала из нашего кабака. Хочу поговорить.

Ему потребовалось подавить на жалость Торма почти две минуты, чтобы тот отпустил приятеля под честное слово «больше ничего не портить».

По дороге Гила не занимали ни обитые бордовым панели, ни стражники, которых не могла ввести в заблуждение дешевизна его смокинга. Он шел в помещения для слуг «по личному распоряжению капитана королевской тайной службы», размышляя, что рано или поздно рукастая незнакомка явится за новой порцией шампанского или закусок. Перехватить ее в этот момент казалось самым беспроигрышным решением.

Гилберт пристроился сбоку от дверей помещения, где регулярно исчезали разносчики еды и напитков. Из-за отсутствия господ в этой части здания, яркого освещения здесь никто не организовал. Гил подпер лопатками стену и затаился. Пришлось прождать около трети часа, прежде чем незнакомка явилась. Когда она разглядела Касслхофа, бежать было поздно: если сейчас она рванет прочь или кликнет гардсманнов, он заявит, что у нее в карманах краденное имущество и, собственно, ради изъятия Торм и прислал его сюда.

Личико незнакомки переменилось, нахальная усмешка победительницы уступила место поджатым губам.

— Я как раз тебя жду, — пропел Гилберт, приоткрывая дверь служебных помещений и пропуская девушку вперед.

Она, теснясь с ним в проеме, юркнула в коридор. Чтобы не быть подслушанным, Гилберт приобнял девицу за талию и склонился к уху.

— Я знаю отличного скупщика на Брюккен-штрассе. Его лавка открывается с рассветом. Если поделишься выручкой с часиков, я никому ничего не скажу.

Девушка не дрогнула:

— Если отцепишься по доброй воле, я не стану подкидывать эти часики тебе, и никто не обрубит вору ни кисть, ни что-нибудь еще.

— Ах ты!

Он кратко повертел головой и, приглядев небольшую загогулину в конце коридора, потащил воровку вперед. Впихнул в нишу и едва собирался пригрозить девчонке обличением, как вовремя приметил колено, устремившееся ему в пах. Гил отклонил бедра в сторону, прикрывая уязвимое место. Вот же дрянь!

Вскинул взгляд девке на лицо и увидел, как та самодовольно скалилась. Раздался хрустальный звон: пустые бокалы с подноса полетели им под ноги. Она и не собиралась бить его в пах! Это был обманный, мать его, манев…

Бам-м-м!

Ловко перехватив поднос в удобный хват, девчонка врезала утварью ему по лицу — сбоку, так что задело и ухо, и висок.

Гилберт оглох. Из глаз высыпались искры — хлынувшие пузырьки шампанского. В верхней челюсти, кажется, что-то закровило. Он попытался сфокусироваться на воровке, но та, подсев, поймала его за грудки и резко потянула туда, где стояла секундой ранее.

Гилберт не сумел помешать сближению со стеной. Он треснулся лбом о кладку и пополз вниз. Будто сквозь толщу воды до него доносся голос воровки, кричащей стражникам, что какой-то хлыщ ее домогался.

«Вот сука!»

И хотя волны боли в голове накатывали, как прибой, он все-таки улыбнулся.

Гил не имел понятия, сколько провалялся в нелепой позе, прислонившись лбом к стене. Кажется, над левой бровью сочилась кровь. Однако вскоре раздались шаги и голоса гардсманнов. Один из них грубо потащил его вверх, не стесняясь в выражениях, а потом развернул к себе лицом и оробел.

— Ох, это вы, герр Касслхоф! Звиняйте, не признал.

Гилберт, не видя перед собой (кровь со лба залила один глаз), помахал рукой: забудь. И вместо этого попросил:

— Найди что-нибудь холодное, будь другом.