Не моргай Том - III

Том третий: “Отражение в зеркале”

<<Дорогой читатель, в данный момент ты держишь в руках третью книгу из серии “Долг крови”. Каждая из книг в цикле рассказывает свою уникальную историю, но все они связаны ключевыми персонажами. История о людях, которые принесли клятву бороться с тьмой, что живет среди нас, и о непосредственно тьме, которая, возможно, не более чем отражение нас самих. История о мире, где нет зла и добра, только выводы, которые каждый сделает для себя сам.>>

Как это часто бывает, все началось со смерти.

Два года назад Артем потерял брата, но взамен получил семью - сомнительный обмен, словно дьявол предложил сделку, в которой ты проигрываешь независимо от выбора. Последние годы жизни его брат был прикован к кровати, его легкие превратились в изношенные меха, с трудом втягивающие спертый воздух квартиры. С каждой неделей, с каждым восходом серого московского солнца его тело все глубже погружалось в трясину болезни, превращая существование в кошмар, липкий и вязкий, из которого не было выхода ни для него, ни для тех, кто был вынужден это наблюдать.

Его комната, словно живой организм, пораженный гангреной, медленно превращалась в склеп. Воздух в ней загустел, стал тяжелым, пропитался сладковатым запахом тления, который въелся в обои, впитался в дерево старого паркета. День за днем метастазы этого склепа расползались по всей квартире, отравляя каждый угол.

Даже говорить громко стало чем-то неприличным, кощунственным. Ужасное место для трехлетнего ребенка, племянника Артема, чей мир должен был состоять из ярких красок, а не из оттенков серого и запаха разложения.

Малыш инстинктивно чувствовал, что в их доме появилась запретная комната, граница, за которую нельзя переступать. Но детское любопытство, этот первобытный инстинкт познания каждую ночь тянул его в темный коридор. Фантазия малолетнего Никиты, подпитываемая гнетущей тишиной, рисовала кошмары, что прятались за дверью. Но разве не любопытство толкало человечество к его величайшим открытиям и самым страшным ошибкам? Именно в детстве дух авантюризма силен как никогда, ведь мир еще не успел нацепить на тебя ошейник страха.

Ручка двери, ведущей в склеп, была слишком высоко, словно барьер, отделяющий мир живых от мира тех, кто застрял между. Никита стоял во мраке коридора, его босые ноги ощущали холод старого ламината. Он старался не дышать, чтобы не разбудить мать, что спала тревожным сном в одной из спален их немаленькой квартиры. Ножки стула, который он с трудом тащил за собой, издали мерзкий режущий слух скрежет, царапая пол. Этого звука, пронзительного в ночной тиши, было бы достаточно, чтобы вырвать из сна Алену Егорову, его мать, но та была на самом дне колодца изнеможения. Впервые в жизни ей приходилось работать, чтобы прокормить себя, ребенка и то, что когда-то было ее мужем, а теперь лишь пожирало семейный бюджет и источало зловоние.

Ее муж столкнулся с болезнью, редкой и жестокой, поражающей мягкие ткани. Некротический фасциит. Это как выиграть миллион в лотерею, но наоборот. Та поездка во Флориду подарила ей не только бриллиантовое кольцо и штамп в паспорте, но и редкое заболевание для мужа. Новости сыпались одна за другой, поначалу - ослепительно хорошие. Сообщение о росте его бизнеса, предложение умчаться в отпуск во Флориду, а после - и само предложение руки и сердца. К сожалению, уже через неделю человек в белом халате дополнил этот список новостей некротическим фасциитом.

Маленькая бактерия, попавшая в рану на одном из пляжей, поселилась в теле ее мужа, как паразит, пожирающий своего носителя изнутри. Сначала он лишился левой стопы - ампутация была необходимостью, единственным способом остановить распространение гнили. Но меры были приняты слишком поздно. Следующая ампутация была уже в районе колена.

Маленькая бактерия боролась за жизнь так же отчаянно, как и ее носитель боролся за свою. Цепляясь за существование, некроз полз вверх по венам, превращая живую плоть в гниющую массу, а самого человека - в ожившего мертвеца.

Вскоре ампутации стали чем-то привычным, почти рутинным ритуалом в их борьбе за выживание. Единственной мыслью мужа Алены было: "Это так странно - видеть собственную руку, когда она отделена от тела". У Алены таких мыслей не было. Она быстро поняла, что ее будущее, некогда сияющее в огнях Лос-Анджелеса, превращается в мрачное существование в сталинской хрущевке, а счета за лечение обрастают все большим количеством нулей.

Шагом отчаяния стало осознание, что в ее стране эвтаназия запрещена. Эта мысль ударила по ней сильнее, чем новость о самой болезни.

В своих снах она видела, как медицинские нити грубо сшивают гниющее тело мужа с ее собственным. Она падала под тяжестью мертвой плоти не в силах сдвинуться с места, а из темноты доносился плач ребенка. Она пыталась бежать, но швы растягивали ее кожу, принося немыслимую боль. Каждый раз, оглядываясь, она видела его - без конечностей, с лицом, которое уже сожрала гниль, оставив лишь черные провалы глазниц.

Болезнь была милостива в своей жестокости: она не трогала внутренние органы, пожирая лишь мягкие ткани, причиняя чудовищную боль, но не убивая. Словно кто-то придумал наказание из самой преисподней, но решил сначала опробовать его здесь, на простых смертных.

Никита взобрался на стул и потянул ручку двери на себя. Запах смерти. Тогда он еще не знал названия для этого странного, но в чем-то притягательного своей новизной запаха. Тяжелое прерывистое дыхание и монотонный писк медицинских приборов. Совсем не похоже на склеп, где лежат лишь мертвецы, которым нужен покой.

Своеобразный погребальный ритуал современного мира.

Сегодня, раскапывая останки древних людей, мы находим следы погребальных ритуалов в виде цветов. Что найдут наши потомки? Остатки пластиковых труб? Платы машин, что помогали нам дышать, когда наши легкие уже не были на это способны?

Где лежит та грань между попыткой спасти человека и пыткой над тем, кто вынужден проходить сквозь адскую боль и хочет лишь забвения?

Никите все было интересно. Он впервые оказался в этом мрачном царстве медицинских приборов, и где-то здесь должен был находиться бессмертный король этого замка. И он там был.

Маленькие глаза Никиты бегали по комнате в поисках чего-то, что напоминало бы человека, но увидели лишь темный силуэт на кровати, к которому тянулось бесчисленное множество трубок и проводов. "Вечный король не должен так выглядеть", - почему-то подумал он. Впрочем, его белоснежная мантия ему понравилась, как и странная маска-корона из прозрачного пластика.

Ребенок подошел достаточно близко к кровати. Его глаза еще не привыкли к темноте, и он не мог разглядеть, с чем имеет дело. Дыхание существа на кровати стало глубже, и Никита понял, что Вечный король просыпается. Его яркие зеленые глаза открылись, и что-то в них напомнило мальчику глаза отца - во всяком случае, в его голове всплыли какие-то смутные отголоски памяти, доступные трехлетнему ребенку.

Детская память - вещь крайне нестабильная.

Ребенок увидел, как сощурились уголки глаз. Улыбка глазами почему-то насмешила Никиту. Вечный король оказался совсем не страшным, просто очень одиноким и несчастным. Наверное, у него совсем не было друзей, а мама почти перестала его навещать.

Никита улыбнулся, продемонстрировав свои молочные зубы, и даже тихо прыснул от смеха, как умеют только дети. Крошечная слеза скатилась из глаза Вечного короля, когда тот смотрел на него. "Мы можем быть друзьями, - подумал тогда Никита. - Я буду приходить в твой совсем-совсем не страшненький замок по ночам, и мы можем играть, пока мама не видит". Эта мысль его очень обрадовала.

Ребенок улыбнулся шире и сделал несколько размашистых жестов руками, приглашая поиграть.

Глаза Вечного короля резко расширились, словно он увидел привидение, и уставились на ребенка. Никита перестал улыбаться. Дети не вполне владеют своим телом, они часто падают и могут легко что-то разбить. Никита не заметил, что, когда он жестами приглашал Вечного короля поиграть, одна из пластиковых трубочек отлетела от аппарата, окружавшего живого мертвеца.

Вечный король тяжело задышал, с ужасом глядя на ребенка. Точнее, это были лишь попытки задышать, ведь у него ничего не получалось.

Агония наконец исказила лицо мертвеца и заставила его дергаться на кровати, выплясывая свой последний танец. Никита попятился и громко закричал, сжимая маленькие кулачки у груди. Наконец Вечный король начал приобретать свой чудовищный облик, он сбросил свою мантию и оголил прогнившие останки. Запах смерти и разложения ударил в нос ребенка, заставив запомнить его на всю жизнь и чувствовать каждый раз, когда ночное светило заглядывало в окно.

Лишенное конечностей гниющее тело дергалось на кровати в отчаянной попытке удержаться за то, что лишь условно можно было назвать жизнью.

Теперь Вечный король наконец-то обрел свой ужасающий облик. Источающий зловоние, с безумными глазами, труп пытался встать и, как казалось ребенку, напасть на него. Аппараты искусственного дыхания запищали, и сама комната, казалось, начала сдавливаться вокруг ребенка, пытаясь его поглотить.

Крик наконец разбудил Алену. Она вбежала в открытую дверь и увидела агонию мужа и кричащего сына. Схватив его в объятия, она удостоверилась, что с ним все в порядке, потом бросилась к мужу. Дыхательная трубка, вырванная Никитой, болталась, пока ее муж метался в агонии. Алена схватила трубку и второй рукой с силой придавила супруга к кровати, чтобы втолкнуть ее назад в его горло. Ее локоть вдавился в нечто, больше напоминающее дурно пахнущий кисель, чем некогда тренированную грудь, на которой она так любила засыпать.

Их глаза встретились, и на мгновение зеленые глаза ее супруга успокоились, а вот ее рука замерла у его губ, точнее у того, что от них осталось. Она посмотрела в его глаза, и ее губы задрожали, но рука с трубкой так и не двинулась с места.

Второй агонии уже не было. Она лишь держала свою руку на его груди, не давая ему шевелиться. Она исправляла свою судьбу, делала себя и сына свободными. Она шептала ему "прости… прости…" и давила на его грудь, выдавливая из легких остатки кислорода.

Когда все стихло, она обернулась на сына, который стоял в темном холле и внимательно наблюдал, как Вечный король умирал от рук его матери и от его собственных. С тех пор Никита не проронил ни слова.

“Москва. 2005 год. Спустя два года после смерти брата.”

<<Артем Егоров>>

Он не любил трахаться с ней в ее доме. Стены, пропитанные запахом смерти его брата, давили, превращая похоть в кощунство. Он не любил трахаться с ней и в своем доме - там в каждом темном углу, казалось, пряталась тень отца, чей безмолвный укор был громче любого крика. Отец так и не простил ему этот союз, выкованный на остывающем теле брата. С другой стороны, стоило ей сбросить с себя кружево бюстгальтера, и разум, этот хрупкий бастион морали, сдавался без боя, оставляя его наедине с первобытным голодом.

Уже почти два года они жили в ее доме, в этой клетке из общих воспоминаний и общей вины, и оба понимали, что так продолжаться не может.

Бизнес брата, его квартира - все было продано, словно они пытались сжечь прошлое, чтобы развеять его пепел по ветру. Деньги, пахнущие болью и предательством, пошли в инвестиции светлого будущего - в покупку частного дома недалеко от Сочи. Жилье в этом солнечном краю росло в цене, и о вкладе можно было не переживать. Артем переживал лишь о своем будущем. Он впервые примерял на себя роль мужа и отца, точнее говоря, мужем он еще не был. Алена отказалась, ссылаясь на дурные воспоминания, на рану, что еще не затянулась. Она не говорила "нет", лишь просила больше времени, растягивая это "потом" в бесконечность и держа его на безопасном расстоянии.

Откровенно говоря, это был первый опыт для Артема в качестве кого-то, у кого есть постоянные отношения.

Артем был врачом, одним из лучших в своей клинике. Лучшим его делала не страсть к медицине, а глубокая детская травма. Родители, эти безжалостные скульпторы его души, требовали совершенства во всем, выжигая каленым железом право на ошибку. Примерно то же самое происходило и с его друзьями.

Закрытый характер и не самая притягательная внешность не позволяли ему быть душой компании. Единственным способом оставаться на плаву в этом мутном социальном аквариуме был его кошелек и название его профессии.

Слово "врач" действовало на женщин, как афродизиак. Само понятие афродизиака, как он считал, было аморфным, куда проще было бы просто демонстрировать свой банковский счет. Чем больше нулей, тем короче путь до первой ночи. Во всяком случае, так считал Артем.

Наконец они смогли приобрести жилье мечты. Роскошный дом с видом на море, который должен был стать гарантом их будущей жизни, хрупкой надеждой на то, что можно забыть о склепе и его обитателе из соседней комнаты. Их новый дом находился в маленьком городке с населением в пару тысяч жителей, и эта изоляция, эта возможность спрятаться от мира, привлекала его больше всего.

Артем загружал багаж в свой новенький Range Rover 2005 года и снова вспоминал брата. Деньги на новую машину и дом пришли с продажи его бизнеса. Он поймал себя на мысли, что донашивает не только жизнь брата, но и его смерть. Почему-то ему показалось, что в салоне пахнет так же, как пахло от его брата в последние минуты. Артем догадывался, что тот умер не своей смертью, но Алену он не винил. Он искренне считал, что брат должен был умереть годы назад и все, что происходило, было не более чем глумлением над моралью.

Его новенький Sony Ericsson K750 завибрировал в кармане. Приятное ощущение привилегированного образа жизни передавалось через вибрацию, и он даже не сразу оставил пакеты и вытащил смартфон. Он любил новые и дорогие вещи, как и его новая супруга.

- Да, я слушаю, - прижал он смартфон к уху.

Первая мысль была о том, что ладонь была грязная из-за пыльных пакетов и теперь новенький смартфон нужно будет протереть особой тряпкой, которая шла в комплекте к символу привилегированного образа жизни в виде смартфона.

- Я не могу найти Никиту! - раздался взволнованный голос на той стороне. - Я собирала вещи, и он просто пропал!

- Успокойся, - Артем поднял ладонь, словно его жена стояла перед ним и могла его видеть, - куда мог сбежать пятилетний ребенок? Он еще не всегда вписывается в повороты, так что он явно где-то рядом. В зале смотрела? Уверен, он играет с новым набором “Лего”, что я ему подарил.

Голос на другой стороне трубки стал более раздраженным.

- Во-первых, он не играет в игрушки, кроме этого *баного поезда, и ты это прекрасно знаешь, а во-вторых, мы не закончили наш разговор про эти конструкторы. Они предназначены для детей с семи лет, там мелкие детали, он может их проглотить!

- Ладно-ладно, давай я поднимусь - и мы вместе его поищем, я уверен, что он где-то…

Металлическая дверь подъезда открылась, и маленький человечек с игрушечным поездом вышел на улицу. Синие кроссовки и такого же цвета кепка были неряшливо надеты на крошечное тельце, позволяя сделать вывод, что ребенок одевался сам. Шнурки на его кроссовках были также расшнурованы, Никита пока так и не научился обращаться с ними. Мелкая моторика замедлилась в развитии после того инцидента.

- Кажется, я нашел его, он спустился на улицу. Сам, - сообщил Артем и двинулся к ребенку.

- Что значит "сам"?! - воскликнула Алена с той стороны. - Он на улице?!

- Спускайся - и все увидишь, - он сбросил вызов, полностью переведя внимание на ребенка.

Никита стоял возле двери, прижимая игрушечный синий поезд к груди. Артем не любил эту игрушку: она осталась в качестве подарка его брата, и Никита играл только с ней, полностью игнорируя все его дорогие подарки. Странный символ из прошлого, напоминающий о случившемся.

- Ты только посмотри, кто сам оделся и уже умеет пользоваться лифтом! - Артем сел на корточки перед ребенком, стараясь удерживать один уровень зрительного контакта.

Он прочел об этом в умных книжках по психологии, готовясь стать отцом и мужем. Артем с удивлением заметил, что советы по тому, как расположить к себе детей с синдромом аутизма и жен-содержанок, почти не различаются.

Ребенок избегал зрительного контакта и не смотрел в глаза отчиму.

- Давай только мы не будем больше так сильно пугать мамочку. Мне кажется, она тебя сейчас ищет по всей квартире и очень переживает. Ты как? Сам оделся? Все сам?

Никита лишь покрепче обнял паровозик и закивал.

- Ну ты даешь. И дверь сам открыл, наверное, и в лифте ехал один, не страшно?

Ребенок отрицательно покачал головой.

Артем услышал, как двери лифта начали открываться и кто-то очень нетерпеливый начал их с силой торопить. Характерный лязг прошелся по холлу подъезда, вырываясь на улицы через незакрытую дверь.

- Никита! Никита! - вырвалось из груди Алены, выбегающей на улицу. - Ты совсем с ума сошел?! Я там чуть со страха не умерла, ты зачем выскочил на улицу?! Я тебе сколько раз говорила так не делать!

Алена даже не стала переодеваться, так и выбежала в домашнем халате с домашними тапочками. Она обхватила сына и с силой прижала к себе, не замечая в его глазах испуг действиями и словами матери. Дети должны любить родителей, ведь родители дали им жизнь. Вопрос выбора в таких случаях не стоит, дети ДОЛЖНЫ быть благодарными, в противном случае общество их осудит.

Сердце ребенка стучало и рвалось наружу. Дети с полученным аутизмом очень трепетно относятся к личному пространству и громким звукам. Его тело было почти парализовано, и он ничего не мог сказать, словно сознание, закованное в черепе, способное лишь наблюдать за происходящим.

- Еще раз! Я предупреждаю тебя, еще раз ты такое выкинешь! - Алена демонстрировала указательный палец перед его лицом, вынуждая глаза ребенка бегать за кончиком пальца.

- Ален, мне кажется, ты преувеличиваешь, - подал голос Артем, - он сам выбрался на улицу, сам оделся, воспользовался лифтом, разве что шнурки не завя…

Его новая супруга резко повернулась в его сторону и почти зашипела.

- Сами разберемся! Это не твое дело! Это не твой сын!

Она еще пожалеет об этих словах, он знал это. Та ночь, когда его брат умер, очень серьезно повлияла на них обоих. Им обоим нужно больше времени, чтобы пройти через это. Он никогда не спрашивал о деталях произошедшего, но догадывался, что они видели и что случилось.

К сожалению для него, он все еще чувствовал этот невидимый барьер, созданный той ночью между ним и его новой семьей. Несколько раз он думал о том, чтобы оставить эту затею и просто уйти, но каждую ночь, когда она прижималась к нему, она извинялась за то, что говорила днем, и каждая такая ночь была незабываемой.

И каждый раз, засыпая, они оба чувствовали холод мертвеца, словно лежащего между ними в их постели.

Он лишь хотел найти выход из ситуации, но с каждым днем он все больше понимал, что пока они живут в том месте, где что-то произошло, его брат всегда будет оставаться между ним и его семьей. Тогда они и решили, что пора переезжать.

- Давай я усажу его, а ты иди собирайся, - предложил Артем тихим голосом.

Алена очень неохотно отпустила сына и, кажется, сама понимая сказанное, без слов отправилась домой. Ему всегда было интересно, действительно ли она считала себя виноватой за то, что говорила, или же это был просто холодный расчет. Это был снова один из тех моментов, когда он хотел все бросить, прямо сейчас сесть в машину и уехать.