Не обратно

– Тащи, тащи его!
– Упирается, сволочь! Ну да ничо, никуда не денется!..
– Пантелеймон Силыч, ножик-то при тебе?
– Цыть! Деревня близко.

Трое крепких мужиков волокут четвертого, в разодранной одежде и с разбитым в кровь лицом. Невысокий лысоватый дядька идет рядом, поглядывая по сторонам. Извилистая дорога под закатным солнцем, уходит от деревни в полумрак оврага.
– До круглой поляны далеко выйдет, Пантелеймон Силыч, не успеем до темноты.
– Цыть! Растрепался, бестолочь. Туда и незачем. Поближе сладим, у кривого камня.
– Ага, точно, там пень здоровенный как раз!
– Оно и нужно. Хорош болтать, давайте быстрей, пока у него глотка застывшая.

К середине оврага побитый уже просто висит в руках мужиков, мотает головой и разевает рот в истошном вопле, но изо рта не слышно ни звука.
– Чо, спёкся, говнюк? Глянь-ка, Клим, уже не рыпается!
– Спё-о-окся… Щаз как мешок дотащим.
– А ты, Прокопий, дуй-ка вперёд, – Пантелеймон Силыч приглядывается к побитому. – С этим уже хлопот не будет, так что приготовь там, что следует, у камня. Да дрынов еще заготовь на вас всех, могут понадобиться. Давай.
– Пощадите… не надо… Христом-богом прошу… – мужики вздрагивают, услышав пробившийся шёпот.
– Заговорил! А ну тихо, сволота, а то Пантелеймон Силыч те обратно глотку заморозит!
– Два раза не стану, муторно. Ты, парень, впрямь помолчи, не то тебе просто язык вырвут и дело с концом. И давай, топай сам, хорош уже на мужиках ехать. Деваться тебе все едино некуда, а силенки еще потом понадобятся. Ох, понадобятся…

Лес уже заполнен сумерками и человек спотыкается о корни. «А плешивый идёт как по дороге в полдень! Искал я непростого человека – нашел вот! Нашел, мать его!.. Господи, не допусти, господи, спаси!..»
– Поживее давайте, надо все до ночи устроить.
– Да чо спешить, луна выйдет – все видно станет!
– Дурак ты, Клим. Полный и непроходимый, - Пантелеймон Силыч сплевывает. – Я потому тебя и не учу ничему, что дурак. При луне силой через нож пускать? Не поминать бы даже такое... Ты без того смотри не обделайся, как время настанет.

Небольшая поляна светится среди темнеющего леса. Покосившимся столбом торчит прямо на пути огромный камень. У большого пня посреди поляны суетливо переминается Прокопий.
– Ну наконец! Я уж боялся, утек он от вас по дороге или встретили кого…
– Не егози поперек нужды. Дрыны где? Ага, молодец. Пень расчистил, тоже хорошо. Трещина славная, старая… ты ее расширял?
– Не, без спросу не стал, только от мусора почистил.
– И тут верно. Клим, Дзыга, тащите вон туда и держите крепко. Прокопий, положи им дрыны под руку, а сам сзади встань. Если что, лупи сразу.
Пантелеймон Силыч поворачивается к побитому, замершему в руках мужиков, и тычет ему в пальцы ручкой ножа.
– Бери. Крепко бери, сжимай!
– Нееееет! Не надо! Пощадите, ради Христа! Никому ничего не скажу, Христом-богом клянусь! Отпустиииитеее!..
– Христом-богом не у меня просить да не передо мной клясться. Бери нож. Клим, помоги ему.
– Нееееет! – но чужие руки уже прижимают пальцы к рукояти, сжимают до хруста.
Пантелеймон Силыч идет вокруг пня неожиданно легким, скользящим шагом. Круг, другой, третий.
– Нож сюда! – Пантелеймон Силыч протягивает руку, обернутую тряпкой. – А теперь заткните ему глотку. Хорошо. Ну, делаем.

Человек мнет зубами засунутую в рот вонючую ветошь, его бьет неудержимая дрожь. Взгляд не отрывается от ножа в руке колдуна.
– Месяц, месяц, золотые рожки… светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол… – Пантелеймон Силыч опять скользит вокруг пня, человек слышит только обрывки бормотания. – Ножик ключиком, древо воротами, ключик отпирает, ключик запирает…
Человек трясётся и воет, но кляп выпускает наружу лишь негромкое мычание.
– Ходит зверь мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый…
Нож уже не в руках колдуна – рукоять темной щепкой торчит из пня.
– Корни без веток, тело без рождения, руками скроено, словами сшито…
Вокруг уже совсем темно, луны на небе нет, но пень с воткнутым ножом виден ясно, как днем.
– Ключ в замке, ворота на двор, иди куда дорога, не стой у порога…

Пантелеймон Силыч вдруг останавливается лицом к лицу с трясущимся человеком.
– Свою волю забудь, мою волю слушай! – и негромко мужикам: – Тащите его. Внезапно обмякший человек покорно идет к пню.
– Прокопий, берись тоже. Приготовились!
Человек видит только пень, всё ярче светящийся в сгущающейся темноте.
– Первый раз – как не было! Хоп!
Брошенный сильными руками, человек перелетает через пень с ножом и мешком падает в траву. Мужики, обежав вокруг, хватают его и поднимают, не дав даже шевельнуться.
– Второй раз – вышло и прошло! Хоп!
Человек бьется о землю лицом, вырывая кляп, и кричит. Крик становится воем, когда человека крепко хватают и поднимают с земли. Тело гнут судороги, мужики едва справляются втроём.
– Третий раз – что случилось, то навеки! Давайте!
Перелетев в третий раз через пень, человек словно в огонь падает. Он корчится и надсадно воет. Руки и ноги выворачиваются невозможным образом, то сплетаясь вместе, то торча в стороны кривыми ветками.
– Смотри, шерсть полезла, вон, вон!
– Дрыны хватайте, не стойте! – голос колдуна срывается. – Как совсем перекинется, не давайте прыгнуть обратно, пока я нож не заберу!

То, что корчится на траве, уже не человек. В свете, идущем от пня, блестит густая шерсть на дергающемся теле, подбородок, вылезающий из-под носа, тащит за собой порванные губы, согнутые пальцы заостряются огромными ногтями.
– Уже недолго. Ближе к пню!
Существо по ту сторону больше не шевелится и утопает в подступающей темноте. В упавшую тишину возвращаются обычные звуки леса.
– Встаёт… гляньте, встаёт!
По ту сторону пня пошатывается на дрожащих лапах волк. Он пытается шагнуть вперёд и падает.
– Готово дело. – в голосе колдуна явное облегчение. Он с усмешкой оглядывает замерших мужиков, лежащего волка, переводит взгляд на нож, торчащий из пня.
– Бери, бери, Пантелеймон Силыч! Скорее бери, пока этот лежит!
– Утихни. Всё как надо вышло, перекинуться-то он перекинулся, да силенок ни капли покамест. – Колдун спокойно вытаскивает нож из трещины в пне, обтирает о штанину и сует за пазуху. Волк неотрывно смотрит на него, но встать больше не пытается.
– А чо он такой дохлый? Ты ж говорил…
– Потому как до луны всё сделали. Если б при луне перекинули, враз бы поднялся в полной силе и с послушным телом. Вот тогда бы туго пришлось. А так он до луны не встанет, а встанет – так и обратно упадёт.
Пантелеймон Силыч потягивается.
– Нам теперь уходить надо скоренько, покуда время есть.

Пень светится всё слабже. Колдун смотрит в глаза лежащему волку.
– Эй ты, слушай. Что сейчас не поймешь, попозже вспомнишь, звериный слух крепок да памятлив. Значится, так – без ножа этого тебе обратно не перекинуться, никак и нигде, ну а ножик я с собой унесу да поломаю. Так что путь обратно в облик человечий тебе заказан. Зась. Волком живи теперь, сколько выйдет. И еще крепко запомни: к деревне не суйся. Я народ пугну про волков в округе, а то и про оборотня кому шепну. Ежели где поблизости появишься – людей на след наведу, волков-то бить тут спокон веку умеют. Луна встанет – проваливай.
Пантелеймон Силыч идёт прочь с поляны. За ним, оглядываясь, топают помощники. В слабом свете разгорающихся звёзд волк смотрит вслед людям. Он чувствует, что скоро взойдёт луна и ждёт. Зачем – волк не знает, но надо ждать луну.

– Значит, так. Прокопий, идешь со мной, переночуешь в сарае и дальше мне помогаешь, что скажу. Вы двое – потолкитесь у оврага, потом врозь по домам. Запоминайте: показывали умнику заезжему места здешние, потом он ближе к ночи хотел по Щёбаной дороге до конца пойти, а туда никто и днем-то не ходит. Вы ему так вот и сказали, он деньги совал, ну да не сговорились. Он вам сказал, что вы темнота дремучая…
– Точно, этот хрен про темноту все время заворачивал!
– Меня перебивать, Дзыга – можно и язык свернуть.
– Прости, Пантелеймон Силыч. Дурак я, ты ж знаешь, не держи зла…
– Держал бы – ты в домовине лежал бы. Ладно. Сказал вам этот умник, что вы темнота дремучая и остолопы суеверные, вы ему тоже сказали пару слов – и ушли. Ушли сперва недалеко, хотели присмотреть за ним, потому как я это вам велел, только он и впрямь по Щёбаной дороге потопал, а туда вы за ним побоялись, да и назад вернулись. Поняли?
– Да чо не понять? Ходили с этим скубентом, он на Щёбаную захотел, мы ему – что не ходят туда, он того-этого, поругались мы с ним и ушли. Присмотрели б, да испужались, да и кто он нам вообще.
– Годится. И завтра кто спросит, всем про то трещите.
– Эт мы могём!

***

Свет! Яркий свет! ЗАПАХ! ЗАПАХИ! Троеодинпошелтудадвоебоятся… круг следов, петли следов, ЗАЯЦ!!! Луна, ЗАПАХ! Мышь! Мышь туда, туда, ТУДА БЛИЗКО! Запах сильнеесильнеевотона…ВОТ! Хруст, вкусно, еда! Кровь, вкусно, свежее… Еще мышь! Заяц туда, туда… давно. Долго искать, МЫШЬ! Что за бред?! Что ты несешь? Что я несу? Что со мной? Меня кидали через нож. Через что? Через нож. Через пень с ножом. Меня тащили помощники этого проклятого колдуна. Он говорил слова…УУУУУ!!!! Голова жжется! Бежать прочь! Бежать, бежать, даааа, ДААА!!! УУУУУ!!! Бежааать, искать, запахи! Мышь… ДРУГИЕ. Другие такие, как я. Другие волки. Что?! Другие волки, как я. Я волк?! Я? УУУУУ!!! Лапы. Когти. Запахи… Заяц!ЗАЯЦ!!! Туда, там… далеко, ближе, далеко, давно. Я волк. Меня кидали через нож и я волк. Я теперь волк. Я был алексей… Алексей! Алексей Кобленков! Колдун повел в лес, обещал показать… схватили и потащили, потом кидали через пень с ножом, теперь я волк. Волком живи теперь… это он сказал. Колдун. Зась! Это тоже он сказал. Алексей Кобленков. Это я. Теперь я волк. Колдун сказал… Мышь, близко! Хруст, вкусно! Бежааать! ДАААА!!! УУУУ!!!

– Очухался, придурок. Слышь, Прокопий, как воет?
– Ага… Вот верно ты, Пантелеймон Силыч, говорил насчет пораньше и до луны.
– Пустое не говорю. Ладно, все путём, спать пора.

Я теперь волк. Мне обратно никак, колдун сказал. ДРУГИЕ! Другие такие, как я, ближе. Другие волки. Мышь! Не достать. Другие ближе! УУУУ! Колдун сказал, без ножа мне обратно никак, а нож он забрал. ЗАЯЦ! БЛИЗКО! Поднялся, убегает, за нииим! Бегуууу! УУУУ!!! Я был не волк, я был Алексей Кобленков, я аспирант… Что аспирант такое? Я аспирант. Аспирант по теме… тема? Алексей, я был…, я теперь волк, ЗАЯЦ, уходит, петля следа, вот туда, тудаааа! Другие волки близко. Еще ближе. Заяц близко, ВОООТ ОН! Петляет, виииижу! Другие БЛИИЗКО!
– СТОООООЙ.

– Пантелеймон Силыч, спишь? Воют там, целая стая воет. Недалече совсем.
– Не сплю еще, повезло тебе. А воют-то и впрямь знатно. Видать, остолоп сразу на хозяев наскочил. Хе-хе…

– СТОЙ. КТО?
– Алексей Кобленков… глупость какая! УУУУ! Как сказать?
– КТО? ЧУЖОЙ. КТО?
– ВОООЛК!
– ГЛУПЫЙ. ЧУЖОЙ. НЕ НРАВИШЬСЯ! КТО?
– ЯААА! – что это значило?
– ОТКУДА? ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?
– Вроде понимаю, но как сказать?! ИЩУ ЕДУ.
– ТЫ НА НАШЕЙ ЗЕМЛЕ! НЕ НРАВИШЬСЯ! УБЬЮ! ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ?
– я только что пришёл, я не враг, я просто здесь оказался… Я НЕ БЫЛ. Я ТЕПЕРЬ ЗДЕСЬ. Я НЕ БЫЛ РАНЬШЕ. Я НЕ ЧУЖОЙ.
– ГЛУПЫЙ, ГОВОРИШЬ КАК ЩЕНОК.
– я не умею правильно говорить, я не враг вам… Я НЕ УБЬЮ, Я КАК ЩЕНОК.
– ГЛУПЫЙ. УХОДИ! ИЛИ УБЬЮ.
– меня же другие тоже прогонят, у этих вожак хоть говорит со мной, как бы ему сказать… ПОЗВОЛЬ ИСКАТЬ ЕДУ. Я НЕ ЗОЛ, Я НЕ МЕШАЮ.
– ТЫ НА НАШЕЙ ЗЕМЛЕ! МЫ ЗДЕСЬ ЕДИМ! УХОДИ!
– Я НЕ МЕШАЮ. ГДЕ ВЫ ЕДИТЕ, Я НЕ ПОЙДУ. ГДЕ ВЫ, Я УХОЖУ, ПОЗВОЛЬ ИСКАТЬ ЕДУ.
– ГОВОРИШЬ, КАК ЩЕНОК. ЧУЖОЙ. СТРАННЫЙ. ЗАБАВНО.
– теперь надо показать, что признаю его власть, как учил профессор… какой профессор?! Профессор Петраков, этнография... Потом, потом вспоминать! СОГЛАСИЕ. ПОДЧИНЕНИЕ.
– ЩЕНОК.
– СОГЛАСИЕ. ПОДЧИНЕНИЕ.
– УААХАХХААА!!! ЗАБАВНО. ИНТЕРЕСНО. ВЗРОСЛЫЙ ЩЕНОК. ИЩИ ЕДУ ЗДЕСЬ. ВИДИШЬ НАС – УХОДИ ПРОЧЬ. ЖИВИ.
– …
– ЖИВИ!
– ЖИВИ.

– А ведь не порвали остолопа этого, Прокопий. И даже из округи не прогнали. Занятно, занятно...
– Мм, а? Пантелеймон Силыч?
– Здоров ты спать, под волчий перевой, как под колыбельную. Ладно, дрыхни. А этому, раз такой прыткий оказался, с утречка еще делишек подкинем. Поглядим, как да что учудит...

– Прокопий, ружье почисти и смажь, – Пантелеймон Силыч, прищурившись на низкое еще солнце, посмотрел вдоль деревни. – Клим где?
– За взгорок побёг. Я передал ему, что велено народ на загон волчий поднимать и чтоб с дальних дворов начал. А Дзыгу не видал покамест.
– Дзыга с рассвета при деле, в общем сарае флажки перебирает. Ему до полудня хватит – веревки распутать да каждую тряпицу через руку пропустить.
– А эт зачем, Пантелеймон Силыч? Через руку-то?
– Дурень ты, как не у леса живёшь. Свежий человечий запах нужен, чтоб волк на флажки не шёл. А их с прошлого года не доставали.
– Вона чо… Все-то ты, Пантелеймон Силыч, знаешь!
– Тем и живу, да ещё ты живешь с огрызков. Как с ружьем закончишь, снаряжай патроны. Картечь самокрупную бери. Да несколько патронов с жаканами сделай.

С дальнего конца деревни спорым шагом двигались несколько человек. Шагавший рядом с ними Клим махнул рукой Пантелеймону Силычу и побежал к дому в глубине ближнего двора.
– Ну здрав будь, Пантелеймон Силыч. Что вдруг так занадобилось на волков облаву делать? Вроде голодухи у них нет сейчас, да и не видно их близ деревни, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
– Вот именно, Тимофей Никитич, чтоб не сглазить. Пока что можно не сглазить, а обложить да стрельнуть, а ежели прождать, так только плевать и останется. Зашевелилась стая, собирает общую охоту. Коли сейчас не вломим как следует, еще и окрестные с дальними придут, тогда от домов не отойти будет. Было такое уже, припоминаешь?
– Тогда ты говорил, непростой волк там завёлся. Неужто вновь такая беда?
– Про то пока ничего не скажу. Начнем облаву, там видно будет.
– А вот еще спрошу тебя, Пантелеймон Силыч. Зачем сразу-то всех поднимать? Чтоб лёжку сыскать да обвесить, толпы не надо, а до загона да стрельбы еще когда дойдёт.
– Быстро всё делать надо, староста, мешкать нельзя. Я лёжку укажу, сразу обкладывать будем, обходить оклад вприглядку нужды нет. Может, вообще за день управимся, тогда и вовсе ладно, а нет, так вечером загонщики слегка покажутся, а утром беспокойных на нумера выведут. Волки звери умные, да я поумнее буду, гоняться не станем, где не надо.

Веревка тянется от дерева к дереву, проходя по краям кустов, вместе со свисающими с нее почти до земли тряпками она походит на низенький забор. Этот «забор» тянется в обе стороны, сколько можно разглядеть. Вдоль оклада чуть заметны следы нескольких человек. По запаху ясно, что они совсем свежие, да и шаги вдалеке слышны, если хорошенько прислушаться.

Охоту устроили! ЛЮУУУДИ! ПРООООЧЬ! Что за глупость, это веревка с тряпками, какого черта… ПРОООЧЬ! БЕЖАААТЬ! Стоп! Стой, волчина. Я человек, я знаю, что это веревка с тряпками ЛЮУУУДИ! ЗААПАХ БЕЖАААТЬ! Да конечно, люди, и ясно, зачем это повесили. Проклятый колдун, мало ему… ПРОЧЬ! Нет, стоять. Подойдем-ка к этому заборчику да поднырнем… ПРОЧЬ!.. нет. Проходим, теперь обратно. Еще разок. Ещё. Отлично. Нечего тут командовать, я в доме хозяин. Я СТАРШИЙ у себя в голове. Ну хоть где-то… А теперь надо предупредить стаю. ИЩЕМ ВОТ ЭТИХ.

Волк бежит прочь от веревки, на бегу принюхиваясь к земле. Следы разбираются всё легче, разделяясь по давности и принадлежности. Волк зацепляется за след одного из стаи, прошедшего совсем недавно. Искать приходится недолго.
– ТЫЫЫ! ЖИВИ!
– ТЫЫ. ТЕБЕ СКАЗАНО, ВСТРЕТИШЬ НАС, УБИРАЙСЯ. УБИРАААЙСЯ!
– ЖИВИ. ЗНАЮ НУЖНОЕ. ИДУ К СТАРШЕМУ.
– ЧУЖАААК! УБИРАААЙСЯ! ПОРРРРВУУУ!!! Я СТААРРРШИИЙ! ПОРРРВУУУ!!!
– да какого хрена, это ж не вожак… а если близкий к вожаку?.. а вот нет, не при вожаке он – как я это знаю?!.. потом, всё потом… НЕ СТАААРРРШИИЙ! ПОРРРВУУУ!!! ПРРРОООЧЬ!!!
– ХХАААРРРРР!!!!
Волки стоят нос к носу, ощерившись и вздыбив шерсть, но клыки и когти пока в дело не идут.
– ХХАРР. ЧУЖААК. ЧТО ТЕБЕ НАДО?
– ХАРР. НУЖНО СТАРШЕГО. ЗНАЮ ВАЖНОЕ. ВИДЕЛ ОПАСНОСТЬ.
– ТЫ ЩЕНОК. ТЫ ГЛУПЫЙ! ЧТО ВИДЕЛ? ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ?
– ТЫ НЕ СТАРШИЙ. ВИДЕЛ ЛЮДЕЙ. ЛЮДИ СОБИРАЮТ ОХОТУ. ЛЮДИ СОБИРАЮТ ОХОТУ НА СТАЮ. НУЖНО К СТАРШЕМУ.
– АРР. ПОШЛИ. ИДИ ЗА МНОЙ.

Два волка бегут по лесу, время от времени принюхиваясь. Иногда они останавливаются, замирают и прислушиваются к негромким звукам, заполняющим лес. Мыши пробегают в траве и меж сухих листьев, но ни один из волков не пытается подхватить попутную добычу. Почти бесшумно оба проскакивают сквозь всё более густые кустарники между деревьями, углубляясь в чащобу.

– ЖИВИ. ТЫ ПРИВЁЛ СТРАННОГО. ЗАЧЕМ ПРИВЁЛ?
– ОН ВИДЕЛ ОПАСНОСТЬ.
– СТРАННЫЙ. ГОВОРИ.
– ЖИВИ. ЛЮДИ СОБИРАЮТ БОЛЬШУЮ ОХОТУ НА СТАЮ. Я ВИДЕЛ… как сказать про эту веревку с флажками… ОНИ ДЕЛАЮТ ПРЕГРАДУ ЗАПАХ ПРОЧЬ…
– ГОВОРИШЬ ГЛУПОСТЬ! ГОВОРИШЬ КАК ЩЕНОК.
– ПРЕГРАДА ЗАПАХ ЛЮДЕЙ. ЗАПАХ ЛЮДЕЙ ПРОЧЬ.
– ПРЕГРАДА ЗАПАХ ЛЮДЕЙ… АААААРРР! ЗНАЮ. ГДЕ?

Мощный немолодой волк поднимает морду и несколько раз коротко воет с разными переливами. С разных сторон доносятся ответные сигналы. Вскоре к нескольким волкам, сидящим вблизи вожака, присоединяются другие. Волчицы с выводками держатся поодаль, остальные окружают вожака и его собеседника.

– Чойта они середь дня выть затеяли? – громким шепотом обронил один из окладчиков. Ему никто не ответил, только Пантелеймон Силыч хмуро глянул, приложив палец к губам, прислушался и зашагал дальше, махнув рукой. Мужики обернули огромный моток веревки вокруг дерева и двинулись следом, сбрасывая витки на ходу.
– Не ушли бы из оклада прям щаз, раз такие беспокойные… – не удержался всё тот же разговорчивый. На этот раз сразу трое показали ему кулак. Больше слов не было. Волчий вой вскоре тоже стих.

Солнце склонилось за полдень, но было ещё высоко, когда мужики с остатком последнего мотка вышли к приметному дереву, откуда начинали оклад. Там дожидались другие, все с ружьями. Все молчали, некоторые жевали самокрутки, но никто не палил огня. Колдун кивнул старосте, и тот жестами погнал охотников вдоль веревки.
Солнце склонилось к закату, когда от дальней стороны оклада послышался шум и крики загонщиков.

– ВМЕЕЕСТЕ! СТАЯ, ВМЕЕЕСТЕЕ!
– СТАРШИЙ, ВЕДИ К ПРЕГРАДЕ! ПРОЙДЁМ ПРЕГРАДУ, УЙДЁМ!
– СТАААЯ, ВМЕЕСТЕ! ТЫ, СТРАННЫЙ! Я СТАРШИЙ! НЕ ГОВОРИ МНЕ! В ЗАПАХ ЛЮДЕЙ ИДТИ ПЛОХО! МНОГИЕ НЕ ПОЙДУТ.
– КТО ПОЙДУТ, ВЕДУТ ДРУГИХ. ГОНЯТ ДРУГИХ!
– ХААРРР! ДОЙДЁМ, УВИДИМ. СТАААЯ!

Волки останавливаются перед веревкой, увешанной тряпками, словно перед забором. Вожак коротко взрыкивает и перескакивает преграду, еще несколько волков следуют за ним, перепрыгивая веревку или проходя под ней, но остальные опасливо кружат, не подходя ближе.
– СТАААЯ! СО МНОООЙ!
Ещё несколько волков переходят оклад. Вожак с рычанием перескакивает обратно и гонит стаю к веревке. Теперь идут почти все, кроме двух волчиц с выводками. Волчата разбегаются прочь, волчицы скулят и пытаются их собрать. Вожак и пара других волков хватают по волчонку и волокут за шкирку через оклад, но остальные волчата начинают с визгом метаться по поляне. Крики загонщиков приближаются, волчицы в панике мечутся вслед за детенышами.

– СТАРШИЙ! СЕЙЧАС ЗДЕСЬ ПУТЬ!.. а они сами до этого ни разу не додумались?!.. СЕЙЧАААС!
Волк хватает зубами верёвку вблизи дерева и сильно дергает. Веревка рвётся, волк тащит конец прочь, открывая широкий проход в окладе.
– ВЕДИ ЗДЕСЬ! – через проход бросаются волки, хватают волчат и уносятся с ними. Одна из волчиц бежит за ними, вожак рядом с ней.
– ТЫЫЫ! ЗА МНООЙ! УХОООДИМ! ВМЕЕСТЕЕ!
В кустах со стороны, откуда доносятся крики, мелькают силуэты людей. Отставшая волчица наконец перестает беспорядочно метаться и кидается следом за стаей. Но охотники уже стреляют.
– ХХХААААААРРРРР!
– ХАРРРРР! ВМЕЕСТЕ! УХОООДИМ! СТРАННЫЙ! УХОДИМ!
Стая удаляется.

– Вот такого, Пантелеймон Силыч, я вообще никогда не видывал. – староста устало шагал рядом с колдуном прочь от порванного оклада, который уже начали сматывать мужики. – Чтоб волки верёвку рвали да в разрыв все уходили…
– Думаешь, Тимофей Никитич, вожак у них такой умный, что сообразил веревку оборвать? Это вряд ли, не нарождалось ещё таких волков. А вот дуром налететь да порвать с налёту кто-то мог.
– Теперь их трудно выследить будет. Пока ещё новую лёжку обоснуют…
– Да не больно-то и надо искать, староста. Большую охоту они теперь не соберут, стае в бегах окрестных не скликать. А сами долго ещё озоровать не будут.
Позади возле убитой волчицы жарко спорили трое охотников, тыкая пальцами в шкуру и уверяя, что своё попадание каждый узнает.
– Ты ж, Пантелеймон Силыч, тоже стрелял – не ты часом зверину завалил?
– Да Бог весть, староста. Пущай эти поспорят, они языками сейчас полстаи уложат, пока договорятся. А я уж лучше до дому, как раз по сумеркам и успею, да и тебе того ж советую.

Колдун подошел к своему дому, как и намеревался, в сумерках. Около ограды уже дожидался Прокопий.
– К кузнецу успел?
– Да, Пантелеймон Силыч, всё как ты велел – вместе с парой старых железок отдал. Он сразу их в дело и пустил, на подковные заготовки-то.
– А рукоять с обломком прикопал?
– Ещё лучше, Пантелеймон Силыч! В сортир бросил, там никакой волк не отыщет, хехе!
– Сделал хорошо. А вот болтаешь опять зря.

Волк стоит перед вожаком. За вожаком привычно выстроились полукругом ближние волки, остальная стая расположилась чуть поодаль. Детеныши убитой волчицы держатся в стороне. Лес в свете луны стоит стеной вокруг небольшой прогалины.
– СТРАННЫЙ.
– СТАРШИЙ.
– ТЫ ВМЕСТЕ С НАМИ. ТЫ В СТАЕ.
– СОГЛАСИЕ, РАДОСТЬ.
– ГОВОРИШЬ ЛУЧШЕ. СТРАННЫЙ ОПЯТЬ, НО НЕ ЩЕНОК. СЛУШАЙ И ПОМНИ! ЧТО ПОЧУЕШЬ ВАЖНОЕ, ГОВОРИ МНЕ. ЧТО ПОДУМАЕШЬ ВАЖНОЕ, ГОВОРИ МНЕ. ТЫ СЛЕДЯЩИЙ. ЖИВИ.
– ЖИВИ.

Стая разбредается. Осиротевшие волчата пытаются пристроиться к другим выводкам, почти всех принимают, пусть и покусав сперва. Оставшийся в одиночестве волчонок садится и скулит. Следящий подходит.
– ЖИВИ.
– ЖИУУИИИ… ПУУСТИИИТЕЕЕ…
Волк оглядывает волчиц, ещё не ушедших далеко.
– ЖИВИИИТЕЕЕ! ПУСТИТЕ МАЛОГО!
Одна из волчиц останавливается и оборачивается.
– СТРАННЫЙ. ТЫ НОВЫЙ. ТЫ СЛЕДЯЩИЙ. ТЫ НЕ С МАЛЫМИ.
– ПУСТИ ЕГО К СЕБЕ.
– МНОГО МОИХ. НЕ СМОГУ КОРМИТЬ.
– Я ПОМОГУ.
– ТЫ СЛЕДЯЩИЙ. ТЫ НЕ ДОБУДЕШЬ ЕДЫ ДЛЯ МАЛЫХ.
– Я ДОБУДУ. ПУСТИ МАЛОГО.
К говорящим подходит ещё один волк, недовольно щерясь.
– ЧУЖОЙ!
– НЕ ЧУЖОЙ. СЛЕДЯЩИЙ.
– ХАРРР! СТРАННЫЙ. УЙДИ! ПОРРРВУУ!
– УЙДУ. ПУСТИТЕ МАЛОГО.
Волчонок опасливо подходит к волчице, та обнюхивает его и немного погодя лижет. Волк зло смотрит на Следящего, потом отворачивается.

***

Волк бежит сквозь лес, на бегу улавливая запахи и звуки.
Колдун, сволочь злобная, охоту натравил! ПРЯЧУЩИЙСЯ СТАРШИЙ ЧЕЛОВЕК! УУУУУБИИИТЬ! Тихо, волк! ХАААРРР! Тихо, я сказал! Показал, значит, что может устроить… И что мне делать? МЫШЬ! ААРР! ВКУСНО! ЗАЯЦ!ТАМ!ЗАЯЦ! Хватит, волк! Жить волком вроде уже освоился, только даст ли эта сволочь! ЖИИТЬ ХОРОШООО! Да хорошо, хорошо, только колдун позволит ли? ПОРРРВАААТЬ! Да черта с два его так порвешь, он сам скорее угробит… Может, договориться получится, чтоб отвязался хоть на время. Как ему дать знать? ХАРРР! ПОМЕТИТЬ МЕСТО! Мысль хорошая, только поймёт ли он волчьи метки? ПОМЕТИТЬ МЕСТО КАК ЛЮДИ! Да. ДА! ВОТ ТАК!

Волк бесшумно приближается к стоящему наособицу от других дому. Он внюхивается в бессчётные человеческие запахи, но не чует никого вблизи. Из дома слышно дыхание двух человек, ровное и сонное. Волк медленно подходит ближе и начинает водить лапой по земле, оставляя царапины когтями.
Проклятье, как криво! Ничего не разобрать… Спокойно, Алексей. Соберись, СЛЕДЯЩИЙ. Стереть всё это… так… теперь снова. Рааааз, дваа, есть! Дааальше… всего три буквы, справимся. Это не отчет по экспедиции писать. Ээээх, где теперь те отчеты…

– Ох ты! Пантелеймон Силыч, глянь чо тут...
Колдун обошел вокруг дома и присмотрелся к нацарапанным на земле буквам.
– Это ж кто смелости набрался, Пантелеймон Силыч? Неужто этот?
– Он самый. И толково придумал. Если кто другой увидит, подумает, будто кто из ребятни срамное нацарапал, храбрость приятелям показывал. Хитёр...
– От ведь борзый! Нарвался уже дальше некуда и опять на рожон лезет!
– Борзый, да толковый. В стае сразу прижился и знак с умом оставил. Значит, пора уже и поговорить. Скоренько, однако, не ждал так быстро. Так, Прокопий. Сегодня опять у меня ночуешь, а остолопам обоим скажи, чтоб не приходили и с вечера из домов не совались. И ещё вам дело – раззвоните по деревне, что стая злится и выть будут сильно. До утра, мол, повоют, потом уйдут подальше, но из дому ночью лучше никому не лезть.
Пантелеймон Силыч прошелся по еле видным на плотной земле следам и двинулся в сторону леса. Между первыми деревьями он огляделся и принялся чертить щепкой поверх следов. Закончив надпись, колдун усмехнулся и расстегнул штаны.
– Слова человеку, знак волку. Почуешь, прочитаешь, придёшь.

Волк и колдун смотрят друг на друга. Лунного света хватает обоим.
– ТЫ МОГ УБИТЬ. СДЕЛАЛ ВОЛКОМ. ЗАЧЕМ СДЕЛАЛ?
– А ты, парень, говорить уже ловко научился. Быстро схватываешь. Хороший я подарочек СТАРШЕМУ сделал. С него причитается, хе-хе…
– ПОЧЕМУ НЕ УБИЛ? ПОЧЕМУ СДЕЛАЛ ВОЛКОМ?
– Я попусту жизни не лишаю. А так и ты от меня живой ушел, и никому не разболтаешь, что насмотреть успел. Да сам, небось, всё понимаешь, чего говорить. Не про это толковать надо. Раз ты меня на разговор позвал, сталбыть, договориться о чём-то думаешь. Ты мне, я тебе, свои ж люди, хоть и не все тут люди...
– ХХААААРРР!
– А вот про это лучше забудь. Не по зубам я тебе. Словом задержу, а там…
– ТВОЯ СТАЯ СПРЯТАНА! ЧУЮ РЯДОМ!
– Верно чуешь. Прокопий присматривает, и если что, промаха не даст. И довольно об этом. Чего от меня хочешь-то? Если обратно перекинуться, то сразу забудь. Ножа того уже нет, а без него обратно совсем никак, даже если б я захотел. А вот, скажем здоровья и жизни тебе побольше да удачи стае своей выговорить можешь. Глядишь, когда и СТАРШЕГО сменишь.
– НЕ ТРОГАЙ СТАЮ. НЕ СОБИРАЙ ОХОТУ НА СТАЮ. УДАЧА И ЖИЗНЬ ХОРОШО. ЧТО ХОЧЕШЬ Я ДЕЛАЮ?
– Что тебе делать? Спрашиваешь, что я хочу за то, что ты спокойно волком поживешь?
– ДА.
– А пока даже и ничего. Просто запомни накрепко, что когда позову, не стоит прятаться, а чего попрошу – лучше не отказывай. На удачу стае твоей словечки нужные скажу. Пока что живи.
– ЖИВИ.

– Всё, как ты сказал, Пантелеймон Силыч. Больше волков близ деревни не слыхать стало.
Колдун прищурился, глядя на старосту. Не спеша окинул взглядом дома и людей на поле невдалеке.
– Я пустого не болтаю, Тимофей Никитич. Угомонились звери, можно покамест за скотину не бояться.
Староста долго молча смотрел вслед Пантелеймону Силычу, прикидывая в уме, что и как говорить отцу Филарету, который обещал к вечеру заглянуть для беседы. Что думает батюшка о живущем в старом доме на краю деревни, знали все. Впрочем, как помнил Тимофей Никитич, то же самое думали и говорили, порой даже с амвона, и два предшественника отца Филарета. Живущему в крайнем доме это не вредило.

Волк бежит сквозь лес, на бегу улавливая запахи и звуки.
ПРЯЧУЩИЙСЯ СТАРШИЙ колдун пока не тронет. ХАРРР! ЧТО ЗАХОЧЕТ? А ведь захочет, и чего-то простого ведь не захочет, да и хорошего тоже вряд ли, иначе к чему бы ему волк... Да вот не отвертеться... ПОРРРВАААТЬ! Не порвать его так. Думать надо. МЫШЬ! ТАМ! ХАААРРР! ВКУСНО! И впрямь вкусно.

Волк выбегает на поляну. На поляне другой волк стоит перед волчицей.
– ХАРРРРР! УХОДИ! СЛЕДЯЩИЙ. УХОДИ!
– ЖИВИ. ПОЧЕМУ УХОДИТЬ?
– Я ГОВОРЮ! УХОДИ! ПОРРРВУУУ!
Волчица отходит в сторону и смотрит на Следящего, склонив голову вбок.
– НЕ УЙДУУУ! ХАААРРААРРР!
Волки медленно сближаются, оскалившись.
ПОРРВУУУ! УБЬЮУУУ! Ну вот опять влип… Этот-то наверняка лучше меня умеет… ХАААРРР! Сейчас бросится и за горло… Я САААМ РРРВАНУУ! Нет, не так. А так, как они не делают…
Большой волк бросается на Следящего. Тот кидается вперёд и влево, припав к земле, и правой передней лапой сбоку сильно рвёт шею напавшего.
– ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! ХАААРРР!
Следящий опять уходит от броска в сторону и вновь цепляет лапой за шею, на этот раз сильнее рванув. Нападающий пытается повалить его передними лапами, Следящий кусает его у самых когтей и отскакивает вбок.
– ТЫЫЫ! ЧТО?!
– УХОДИ. Я СЛЕДЯЩИЙ. УХОДИ.
Волк отступает, сильно хромая и болезненно сглатывая, потом поворачивается и уходит прочь. Волчица медленно подходит к Следящему, не отводя взгляда.

Волк бежит сквозь лес, на бегу улавливая запахи и звуки.
ХААААРРР! ХОРООШООО! АААРРР! ОНААА! ХОРОШООО! ПОРРВАААЛ ХОРРРОШООО! А вот почему, кстати, порвал? Правильно, дрался как человек, а не рвал, как волк. Этот ХАУРР! не понимал, что я делаю, вот и испугался…а ведь выходит, когда делаешь не как привычно, можно не только влипнуть в передрягу, но и выпутаться! ОНАААА! ХААААААРР! ОНААА! Стоп! Стой, волк. Спокойно, Алексей, сохраняем рассудок.

Волк останавливается на поляне. Обнюхивает большой пень, обходит вокруг него. Потом садится и долго протяжно воет.
НИКАААК! НЕ СДЕЛАЕТ ОБРАААТНООО! Да, он позаботился, чтоб обратно было не перекинуться... Нож испортил, ПРЯЧУЩИЙСЯ СТАРРРШИЙ! Обратно сделать он не может, нож для оборотня главная вещь, по всем записям сходится, что только с ним на том же месте можно обратно… а если не обратно? ДАААА! НЕ ОБРАТНО! ВПЕРЁД!
Волк поднимается и медленно уходит с поляны.

ПРЯЧУЩИЙСЯ СТАРШИЙ ЗЛОЙ. НЕ БОИТСЯ. И хоть он явно особо от людей держится, но зла от него не ждут, наверняка он помогает иногда… например, стаю волчью придавить, ага. А вот мои расспросы, да как я начал по паре обмолвок в разные места ходить… БОИТСЯ ДАЛЁКИХ! да, внимания властей повыше старосты ему совсем не надо… ДАААА! Теперь думаем. ДЕЛАЕМ ЗНААКИИИ! Думаем, Алексей.

– Пантелеймон Силыч! Глянь-ка...
Прокопий раскрыл мешочек и показал несколько окровавленных крысиных голов, что только что собрал по верху плетня вокруг малого дворика несколькими домами дальше.
– Мне Клим показал, начал выспрашивать, что ты такое затеваешь, а вроде ж ничего не говорено было, вот я и решил убрать на всяк-так...
– Верно сделал. Молодец. – колдун хмуро посмотрел на мерзкую добычу. – Это под меня, похоже, один зверюга шибко умный подкапывает... Дзыга мне уже показал другое поганство, только он сразу ко мне побежал. И видать, не всё прибрали.
Решительно шагавший в сторону Пантелеймона Силыча староста был мрачен и сердит. На ходу он потряхивал мешком, держа его подальше от себя.
– Ладно, пойду я. – Прокопий замялся. – А ты, Пантелеймон Силыч, потом ещё позади твоего дома посмотри. Там тоже знаки, я трогать не стал.

Колдун и волк смотрят друг на друга.
– МОГУ написать донос, передать по телеграфу, телеграфиста пугану – передаст, что напишу, а заодно и слухи пойдут… СДЕЛАТЬ ЗНАКИ ТЕБЯ УЗНАЮТ.
Волк чертит буквы на земле.
– Что ты там накалякал-то? «ЗНАО ГДЕ ТГЛЕГРАЗ ЗАОТАВЛО ПСРЕДАТБ»… И впрямь писать научился, молодец. И что думаешь, сможешь меня так погубить?
– УБИТЬ НЕТ. СИЛЬНО ПОРРВАТЬ. Я УЙДУ ДАЛЕКОО! НЕ ДОГОНИШЬ! ЗНАКИ БУДУТ РАЗНЫЕ! ЗНАКИ БУДУТ СНОВА! ПРИДУТ ДАЛЁКИЕ ПОКАЖУ ИМ!
Пантелеймон Силыч с прищуром смотрит в глаза Следящего.
– Смелый ты. А вернее сказать, борзый. Ведь только что договорились жить мирно – а ты заново угрожать лезешь, да ещё по деревне баламутить удумал. Думаешь, тебе только Прокопий с ружьем или охота деревенская в ответ будут? Ты вообще стоять передо мной сейчас не боишься, волчина?
– ТЫ ОПААСНЫЙ. СЕЙЧАС ОПАСНЫЙ. ПОТОМ ОПАСНЫЙ. ГОВОРИМ СЕЙЧАААС!
– Ну ладно. Раз так грозишь, что-то выменять хочешь. Если не про обратно перекинуться, то говори.
– НЕ НАЗАД ЧЕЛОВЕК. ВПЕРЁД ЧЕЛОВЕК.
– Что? Яснее говори. Или напиши, – колдун ухмыляется. – Раз так насобачился.
Волк долго чертит буквы… «НЕ ВСЗВРАШАИ ИВ ВОПКА ОВРЛТНО СДГЛАИ СБОРОТ ВОАКА В ЧГЛСВЕКА».
– Оборотить волка человеком? Вот как если б мне в голову взбрело любого из твоей стаи взять да в человека перекинуть?
– ДААААА! СДЕЕЕЛААЙ!

Пантелеймон Силыч молчит, молчит долго.
– Совсем ты, видать, сдурел в волчьей шкуре. Чтоб волка в человека перекидывать – такого никогда никто не учинял…
- ХААРРААА! ТЫ УМЕЕШЬ ДЕЛАТЬ ТОЛЬКО КАК РАНЬШЕ? ТЫ НЕ МОЖЕШЬ НИЧЕГО САМ?
Колдун поднимает руку с хитро сложенными пальцами, хмурится, опускает руку.
– Ох, дерзишь, волчина. Хотя мыслишка-то и впрямь занятная… А вот скажи, умник лохматый, на хрена мне это делать? Если, скажем, угрозы твои мне – плюнуть да растереть?
– НИКТО НЕ ДЕЛАЛ РАНЬШЕ. ТЫ СДЕЛАЕШЬ. ТЫ БУДЕШЬ СИЛЬНЕЕ. СТАРШИЙ СТАРШИХ.
Пантелеймон Силыч молчит, молчит долго. Потом усмехается.
– Хитёр ты, проныра городской. Надо обмозговать. Уходи, не озоруй, а через пару деньков забегай, как знак дам. Живи.
– ЖИВИ.

***

Пантелеймон Силыч неспешно шёл по деревне.
– Дзыга, не мельтеши. Добыл, чего велено было?
– Да, вот…
– В сарай за домом неси. Пока больше ничего не нужно. Да, ты давеча узелок на удачу особую просил – держи. Потаскай при себе с недельку и подкатывай к своей Глашке.
Клим выпучил глаза вслед Дзыге, потом робко посмотрел на колдуна.
– Пантелеймон Силыч, а может, мне тоже чуток подсобишь? Есть у меня…
– Есть у тебя дело, сейчас расскажу, какое. А потом уже поговорим, где у тебя зудит. Когда сделаешь, что велю.
Пантелеймон Силыч двинулся дальше, мимоходом отвечая на приветствия односельчан. Те опасливо поглядывали ему вслед.

Волк приближается к колдуну, держа в зубах большую кость. Обгрызенный конец кости делает её похожей на очень грубый нож.
– ЖИВИ!
– Ну, живи. Волчья кость, заточенная зубами? Дельная вещь. Это кого ж ты загрыз?
– НАДО БЫЛО. ДОБЫЛ. Не его дело, и всё… ВОЗЬМИ! СМОЖЕШЬ С ЭТИМ СДЕЛАТЬ?
– Надо ещё обдумать кое-что, но пожалуй, можно и попробовать. Сам-то понимаешь, что может не получиться, а можешь ведь и сдохнуть?
– ЗНАЮ.
– Волком ты жить научился, да и человеческий ум удержал – может, не стоит на рожон-то лезть?
– ДЕЛАЙ.
– Твоя шкура, парень, ну а мне и впрямь любопытно стало. Ну сталбыть, завтра к ночи приходи на круглую поляну, куда я говорил. Там и начнём, как луна поднимется, в аккурат полная будет.

Пантелеймон Силыч не спеша подошёл к своей калитке. Все трое уже ждали. Прокопий снисходительно посматривал на Клима и Дзыгу, ёрзавших от любопытства.
– К ночи собирайтесь, топоры захватите, выходите порознь, да с оглядкой! Дуйте по дороге к кривому камню. В овражке вы двое останьтесь, а ты, Прокопий, к камню дальше иди. И вот что, Клим! И ты, Дзыга, слушай и делай ровно как сказано! Из оврага ни шагу, если не позову сам. Если позову – ветром неситесь на поляну да чтоб топоры наготове! А не зову – сидите на месте, как прилипши. Поняли?
– Да понятно, Пантелеймон Силыч, что не понять. А потом хоть расскажешь, что за дело на поляне?
– Будет что можно вам понять – сами увидите и поймете, а нет, так значит и лишнее. Хватит болтать, по домам.
Клим и Дзыга, озабоченно переглядываясь, отправились прочь. Прокопий посмотрел вслед уходившим, перевёл взгляд на колдуна.
– Что-то хитрое ты задумал, Пантелеймон Силыч. Глаза у Вас по особому горят, вот точно как давеча, когда решили того проныру…
– Утихни. Соображаешь, да зря языком мотаешь. Сам всё увидишь.
Колдун закрыл за собой калитку и направился в дом.

Волк и колдун стоят около пня, залитого светом полной луны. Колдун подаёт волку обгрызенную кость, похожую на нож.
– Обходи пень. Три раза по солнышку.
Волк идёт вокруг пня, колдун следует за ним, отставая на пару шагов.
– Отдавай нож… тьфу, кость давай сюда! Вот ведь, что волк, что собака – дашь кость, так поди забери потом…
Пантелеймон Силыч втыкает кость в трещину на пне и становится рядом с волком.
– Круг луны из крови уходит, в небеса приходит, свет на звере бегучем, свет на звере ходячем...
Волк замирает, глядя на разгорающееся свечение, исходящее от пня.
– Лапы приходят, ногами уходят, ходит зверь двуногий, в руках его скот рогатый да безрогий...
Волк сжимается, как перед прыжком, в горле нарастает рычание. Колдун кладёт руку ему на загривок.
– Шерсть или кожа, на душе всё то же, тело не рождено, в другое заключено, вперёд идешь, куда велено, попадешь…
Волка бьет крупная дрожь.
– Свою волю собери, по моей воле делай!
Колдун резко сжимает волчью шкуру за ушами, брызгает кровь.
– Первый раз – как не было! Давай!
Волк мощным прыжком перелетает через пень, приземляется на лапы и сразу разворачивается обратно, вздыбив шерсть.
– Второй раз – вышло и прошло!
Волк с рычанием прыгает обратно, едва не сбивая с ног колдуна. На этот раз он медленно поворачивается к пню на дёргающихся лапах, рычание сменяется стонущим воем.
– Третий раз – что случится, тому и быть! Делай!
Волк неуклюже прыгает через пень, шерстью на брюхе цепляет воткнутую кость, падает наземь. Лесное эхо повторяет вой и крики. Свечение пня выхватывает тело в узлах судорог, летящую клочьями шерсть, искаженное болью лицо.

Голый человек стоит перед колдуном, переминаясь с ноги на ногу. Он смотрит на свои руки, будто не узнавая их.
– Что, не твои? И все тело не твоё?
– ООООТВЫЫЫК... Отвык. Отвык. Нет. Моё тело.
– Твоё, да не совсем, парень. Ты получше приглядись, оно забавно получилось.

Алексей Кобленков, внештатный сотрудник экспедиции отделения этнографии Императорского Русского Географического общества, смотрит на своё отражение в луже. Света полной луны достаточно, чтобы увидеть, о чём говорил колдун.
– Да. Подрос ты чуток, волком побегавши. И в плечах стал шире, заматерел изрядно. А уж мордастый сделался – родные не признают. Я ж говорю, забавно вышло!
– Почему так?
– Да кто ж его знает, ты первый, кто вот так перекинулся, я про такое и впрямь не слыхивал. Я-то просто волка в человека направил, а кто там лицом да телом выйдет – это как давеча гадать бы, какой волк из тебя получится. А вообще радуйся, что живым обернулся.
– Мог умереть?
– Запросто. И подыхал бы тяжко и муторно. Или мог уродцем каким выйти, без лица человечьего, или ещё в каком виде непотребном. А тут получше прежнего слепился. За такое и спасибо сказать не грех.
– Спасибо.
– Говоришь, да без охоты. Ладно, потом поймёшь, как тебе повезло. Или не поймешь, невелика забота. Всё равно никому не расскажешь, от того тебе самому худо выйдет.
– Что теперь?
– Уходи. Через лес до чугунки доберешься, там как к людям выйдешь, наврёшь с три короба, мол в лесу потерялся да блуждал незнамо где. Держи портки драные да рубаху, и вот чуни старые. Дорогу-то через лес отыщешь или уже позабыл волчье умение?
– ИДУ ТАМ… Знаю, где идти. Не так хорошо чую, но дорогу найду.
– Сталбыть, волчье разумение тоже при тебе осталось. Любопытно, как ты с ним жить будешь. Ладно, если вдруг в наших краях сдуру вновь окажешься, заходи в гости, хе-хе… Любопытство тебе, небось, не отшибло, а я, глядишь, и расскажу чего. Борзый ты и соображаешь быстро, когда припрёт, получше моих дурней будешь. Зайдёшь, так поглядим, что тебе показать можно.
– А вот и зайду.
– Милости просим в таком разе. Только если часом не один окажешься, наперёд прочих заходи. Подскажу, куда другим соваться не надо. Сам понимаешь.
– ЗНАЮУУ... Понимаю. Всё, пошёл я.

Человек идёт по ночному лесу, безошибочно переступая корни и находя тропинки, ведущие в нужную сторону. Время от времени он бросает взгляд на полную луну и странно передёргивается всем телом.

Стук колес на стыках задавал ритм для целого оркестра из скрипа скамей, кашля и шороха одежды пассажиров, чьи разговоры звучали неразборчивым хором в вагоне третьего класса. Для Алексея Кобленкова это была невыразимо прекрасная музыка, каждый звук которой напоминал о возвращении к знакомому и своему.
Видеть лес, проносящийся за окном, сидеть на деревянной скамье, чувствуя ногами подрагивание твердого пола, вдыхать запах табачного дыма и чувствовать сквозь него множество людей, разных людей, скучающих, ожидающих, раздраженных...

Первым делом – домой, надеюсь, ребята позаботились, чтоб вещи мои не порастащили. Привести себя в порядок – и доложиться на кафедре, и в экспедиции потом тоже. Да, для отчета материала точно хватит, да и на пару отдельных докладов. Эх, самое главное никак нельзя вписать, а то… А то сразу в Пантелеймоновскую отвезут, ага, не дожидаясь обсуждений. Ничего, в следующем сезоне ещё посмотрим, куда там не соваться, а куда и можно! ПОГОВОРИМ СО СТАРШИМ! Эх, со СТАРШИМ теперь вряд ли получится, а вот С ПРЯЧУЩИМСЯ ПОГОВОРИМ! с этим старым чёртом есть о чём поговорить…

Поезд замедлил ход. За окном ползли дома вдоль дорог, говорящих о приближении к городу.

Только бы после этой истории с блужданиями по лесу не выкинули из списка на будущий сезон, несмотря на все доклады… Хотя если материалы примут в «Заметки», надо будет об этом поговорить с начальником экспедиции, если этот СТАРШИЙ СКАЖЕТ… с моими материалами ЕЩЁ ПОСМООТРИМ, КТО ТУТ СТАРШИИИЙ! Так, волк, не шуми. Не шуми, рановато. А там посмотрим, да… Пригодишься ещё, наверняка пригодишься… ОООУУУУ! Тихо, тихо. Не всё сразу.

За окнами поезда проплывали теснящиеся пятиэтажные здания. Приближался вокзал.