Не приводи гостей из снов 2. Врата Слепого Джо

15 мая 1979 года

Наш корабль спокойно отошёл от пристани города Черноярья. Я часто ходил этим маршрутом, но судно, его команда и капитан были мне незнакомы. Пройдя по трапу, я втянул в лёгкие свежий морской воздух. На небе не было ни облачка, и я порадовался, что путешествие начнётся при ясной погоде: я плохо переносил качку.

Когда мы отошли на приличное расстояние от берега, вдали показалась цепь небольших островов, сплошь покрытых голым камнем. Вскоре и островки, и тонкая полоса берега скрылись в тумане. Густой и холодный, он был похож на молочную пенку.

Во время прогулки по палубе я случайно столкнулся с одним из матросов. Настроение у меня было преотличное, и я искренне извинился, но в ответ не услышал ни слова. Тут же подошёл другой. Тот презрительно на меня посмотрел. Я окликнул их, но они продолжали меня игнорировать.

– Черт возьми, юнга! – раздался за моей спиной голос капитана.

Матросы вытянулись по струнке.

– Но, капитан, всем же и так понятно, что ждёт беда, да и пассажиры нам... – начал один.

Воздух вокруг будто наэлектризовало.

– Марш на вахту! С вами я ещё отдельно поговорю, – отрезал капитан, после чего развернулся и со всей возможной мягкостью улыбнулся мне.

Он отмахнулся в сторону уходящих матросов и сказал:

– Не обращайте внимания. Глупые предрассудки.

Я представился, и мы обменялись рукопожатием. Его звали Иван Сергеевич – мужчина средних лет с густой и ухоженной бородой. К моему удивлению, он оказался образованным и умным собеседником, давно, видимо, не общавшимся с людьми своего круга и оттого несколько огрубевшим от постоянной жизни в морской стихии.

Мы продолжили прогулку по палубе. Капитан попутно отдавал распоряжения и старался поддерживать беседу, явно избегая разговора о странных словах матросов.

– А из-за чего же? – не удержался я.

– Они думают, что на корабле лежит проклятие, – нехотя ответил капитан, не спеша раскуривая трубку.

Он помедлил, тщательно подбирая слова, и продолжил:

– Лучше, конечно, если вы услышите всё от меня, а не от этих невежд… Вчера один из матросов на баке обнаружил чайку с человеческим черепом в лапах.

– С черепом? – не веря своим ушам, переспросил я.

– Да. Он у меня в каюте.

Капитан предложил пройти. На полке в его каюте покоился череп, неестественно-белый. Повсюду на кости были изящно вырезаны завитки, странные символы и письмена.

– Поразительная работа, – невольно вырвалось у меня.

– Так и есть, – кивнул он.

Капитан взял череп в руки и задумчиво провёл пальцем по завиткам на лобной кости.

– Откуда чайка могла принести такое? – спросил я.

– Хороший вопрос. Не знаю, – отозвался капитан, возвращая череп на полку. – Хотя старпом считает, будто он принадлежал прошлому капитану. Но это невозможно. Поверьте мне.

Было странно слышать такое от человека, в чьих руках находилась судьба судна, но, видимо, Иван Сергеевич не придавал этой истории особого значения. Гораздо больше его тревожила подавленность команды и эти глупые предрассудки.

16 мая

Я покинул капитана с противоречивыми чувствами. Оказавшись в каюте, я сразу понял, что сна не будет. Долго ворочаясь на жёсткой койке, я наконец поднялся. Потянуло закурить, но в каюте было невыносимо душно, воздуха казалось совсем мало. За стеной ровно гудел двигатель. В надежде освежиться я вышел на палубу, но даже после неспешной прогулки сон не шёл.

На палубе я заметил одинокую фигуру. Это была молодая женщина в лёгком лиловом платье, которое развевалось на ветру; она, казалось, скучала, неспешно прогуливаясь. Мы разговорились. Её звали Катя, и она тоже была из Черноярья.

– Чем увлекаешься? – спросил я, чувствуя некоторую неловкость.

Она ненадолго задумалась, а затем смущённо улыбнулась.

– Лингвистикой. Особенно древние языки!

Ответ меня удивил. Я в свою очередь рассказал, что еду по работе, но не стал раскрывать род занятий. Опыт подсказывал: стоит людям узнать, что ты репортёр, как разговор сразу становится неестественным, будто они не беседуют, а дают интервью. Поболтав ещё немного, мы разошлись.

Я вернулся в каюту. Бессонница не отступала. Тогда я достал припрятанную бутылку виски и сделал несколько жгучих глотков. Лишь это помогло наконец погрузиться в забытье.

Однако сон был тревожным. Мне снилась глубокая, тёмная вода, под поверхностью которой двигалось нечто бесформенное. На фоне водяной ряби мелькали чёрные полосы, похожие то ли на спутанные лозы, то ли на гигантскую паутину.

17 мая

Утром я проснулся разбитым. Наш корабль следовал по северной окраине маршрута. Я вышел на палубу, надел шляпу и прихватил фотоаппарат в надежде запечатлеть суровую северную природу, но вокруг повис густой туман. Вдали, среди мелких, поросших хвойным лесом островков, мне на мгновение померещился силуэт, напоминавший череп. Я протёр глаза и снова вгляделся в туман между двумя скалами, но ничего не разглядел.

Продолжая прогулку, я всё думал о черепе. Сильно хотелось взглянуть на него ещё раз, но Иван Сергеевич наверняка бы отказал. Я так увлёкся этими мыслями, что не заметил, как оказался перед дверью его каюты. Постучал – ответа не последовало. Решив, что капитана нет, я повернул ручку, и дверь подалась. Видно, в спешке он забыл её запереть. Я вошел и прошёл знакомой дорогой. Череп был на месте. Поспешно достал фотоаппарат и сделал несколько снимков. Со стороны коридора донеслись шаги, и я поспешил ретироваться.

Позже, снова бродя по палубе, я увидел взбешённого капитана, который отчитывал того самого угрюмого матроса, с которым столкнулся накануне. По обрывкам фраз я понял, что речь шла о том, что кто-то побывал в каюте.

Я машинально потянулся похлопать себя по тулье – жест облегчения, что меня не обнаружили. Но рука застыла в воздухе: шляпы на голове не было! Я её забыл! Привычка – вторая натура: входя к капитану, я автоматически снял головной убор и оставил его у двери. Вот так Иван Сергеевич и раскрыл незваного гостя. Теперь, проходя мимо, я увидел, что каюту капитана охраняет тот самый хмурый матрос по имени Михаил, которого все, однако, звали Майком.

18 мая

Днём я устроил в своей каюте импровизированную фотолабораторию. Реактивы я всегда возил с собой в долгих поездках – иногда хотелось быстро увидеть результат. Проявить снимки удалось почти сразу. После сушки, в красноватом свете лаборатории, я держал в руках отпечаток черепа. Краткое изучение снимка через лупу показало, что на кости выгравированы не просто узоры, а письмена на неизвестном языке.

Увидев странные символы, я тут же вспомнил о Кате. С этим намерением я вернулся на палубу, надеясь её встретить. Мне повезло. Кратко всё объяснив, я передал ей фотографию, представив дело так, будто снял эти кадры ещё в порту.

18 мая, глубокая ночь.

Я вздрогнул и проснулся, весь в липком, холодному поту. Потянувшись в темноте к тумбочке, чтобы включить свет, я задел и уронил на пол пустую бутылку. Запасы кончились, и теперь кошмары, обрастая подробностями, становились всё отчетливее. Во сне я видел, как Майк, держа что-то в руках над океанской бездной, словно молился. Потом картинка дернулась, и снова – это бесформенное нечто, стремительно движущееся в черной воде.

На палубе было темно. Из-за рваных облаков иногда выглядывал ущербный месяц. Дождавшись, когда бледный свет упадёт на доски, я крадучись вышел из каюты. Поблизости, на связке канатов, сидели двое пьяных матросов и громко, о чём-то спорили.

Я прижался к тени у борта, затаив дыхание. Они были пьяны, но слова доносились чётко:

– Сам капитан не ведает, кого на борт принял.

– Верно. Надо чужака сплавить, а не то…

Меня будто холодной водой окатило.

Я не был единственным пассажиром на корабле. Но о ком они говорят?

Я начал медленно отступать, стараясь бесшумно скользнуть за угол.

Внезапно спина во что-то упёрлась. Я едва подавил вскрик и резко обернулся.

Передо мной стоял старпом. Он смотрел на меня тяжёлым, изучающим взглядом. Это был эфиоп исполинского роста, под два метра. Его смуглая кожа почти сливалась с темнотой, и лишь белки глаз да белоснежные зубы мерцали в темноте. Несколько секунд он что-то жевал, а затем сплюнул окурок сигареты – тот со свистом пролетел в сантиметре от моего уха.

– Честь имею, – хрипло буркнул он по привычке.

– Доброй… ночи, – выдавил я. – Не спится. Вышел воздухом подышать.

Старпом криво усмехнулся.

– Да, многим тут нынче не до сна, – произнёс он, облокачиваясь на перила.

– Неужели? – искренне удивился я.

– Ещё как. После того как капитан… – Он вдруг резко замолчал, будто споткнувшись о собственную мысль. – Ладно… Матросы на кошмары жалуются. Обычно внимания не обратил бы, но таких – уже с десяток. Да и я сам… Короче, народ нервный, от недосыпа голова не варит. Отсюда всё и идёт.

– Скажите, а вы прошлого капитана знали? – спросил я, сам удивляясь своей наглости.

Тот неодобрительно хмыкнул и, развернувшись, сплюнул за борт.

– Ещё бы не знать. Он от моей руки и помер.

– Вы шутите? – я невольно отступил на шаг.

– А может и шучу… Гнилой он был человек. Звали его Слепой Джо. Прозвище такое старое, что настоящего имени уже никто и не помнит. Увлекался он оккультизмом, всякой чертовщиной – у нормального человека волосы дыбом встали бы.

– А что на счёт нового скажете?

– Иван Сергеевич, конечно, во сто крат лучше, но… есть в них что-то общее. Вот на кой он этот чёртов череп у себя держит? Я видел, как он часами на эту мерзость смотрит. Кровь стынет. К беде это, одно…

Тут он вдруг осекся, словно спохватившись, что сказал лишнее.

Не проронив больше ни слова, старпом развернулся и ушёл. Теперь ему было не до разговоров. Я слышал, как он тяжело и гулко шагал по палубе, что-то бормоча под нос. Этот звук дал мне время прийти в себя. Я поднял голову и посмотрел на небо.

Оно было чёрным и усыпанным звёздами. У самого горизонта висел таинственный, узкий, как лезвие, серп месяца. Воздух был чист и прозрачен, лишь тонкие перистые облака протянулись по краю небосвода. «Верный признак бури», – невесело мелькнуло у меня в голове.

Стало заметно холоднее. Я поспешил вернуться в каюту.

21 мая, утро.

Я лежал на койке, уставившись в потолок. Над головой медленно раскачивалась лампа, отбрасывая дрожащие тени на старые доски. Каюта казалась мне тесной и унылой.

В последние дни сны обрели пугающую яркость. Из-за этого ночной сон становился всё тревожнее и короче, зато днём я мог забыться на пару часов. Тягостное предчувствие, рождённое словами старпома, не отпускало.

Не давали покоя и те двое матросов. От какого именно чужака они хотят избавиться?

Я вновь вспоминал свой разговор с Иваном Сергеевичем. В конце концов я напрямую спросил, почему бы просто не выбросить череп за борт.

Оказалось, что он уже пробовал. Впервые тот нашёлся в корме, среди канатов. Не раздумывая, из соображений суеверия команды, капитан швырнул его в воду. Но вскоре матросы обнаружили череп снова – его принесла чайка.

«А что, если после очередной попытки он вернётся опять? – говорил капитан. – Дисциплина на корабле – тонкая грань. Я решил не испытывать судьбу и сеять лишнюю панику».

А что, если прав старпом, и капитан на самом деле не хочет с ним расставаться? А эта глупая история была придумана для того, чтобы отвести подозрение.

Время шло, а вместо ответов росли новые вопросы. И тут я вспомнил о Кате. Мы и правда в последние дни много общались. Решено: приглашу её и спрошу о переводе.

Вечером она зашла ко мне. Мы разговорились, но поднимать щекотливую тему не хотелось – чувствовал, момент неподходящий.

Вдруг её пальцы легко коснулись моей ладони. Сердце тяжело и глухо ударило в груди.

– Катя, а как там с переводом? – с трудом преодолевая внезапную слабость, спросил я.

В ответ она лишь провела рукой по моей щеке, словно не расслышав. Её лицо приблизилось, я почувствовал тёплое дыхание. Мягкий поцелуй, затем – горячие объятия. Всё остальное перестало существовать.

21 мая, поздний вечер.

Мы лежали на тесной одноместной койке.

– Мне удалось расшифровать часть текста, – неожиданно произнесла она.

– Да? И что там? – рассеянно переспросил я, затягиваясь сигаретой.

– Ничего хорошего… Там говорится о бесчисленных мирах, что связаны потаёнными дверями, – понизив голос, сказала Катя.

Я приподнялся и сел на краешек кровати.

– Двери? Что за чепуха.

– Там сказано, что, открыв такую дверь, можно оказаться в мире вне времени и смерти.

Я молчал. По спине пробежали ледяные мурашки.

– Но для этого нужна великая жертва. Это всё, что я пока поняла.

Я снова откинулся на подушку, затушив окурок.

Под мерное покачивание лампы меня неведомо как сморило. И снова сон. Чёрное, блестящее тело, стремительно мчащееся в толще воды. Картинка дрогнула – и вот уже на горизонте показался корабль. Судно было поразительно похоже на наше. Нечто, словно щупальца чёрного спрута, протянулось к его обшивке. Раздался оглушительный скрежет, и корабль замер.

Я очнулся на полу каюты. Рядом никого не было. Катя исчезла. Резкий рёв сирены вырвал меня из оцепенения. Наскоро натянув одежду, я выскочил на палубу. Там царила паника: люди бросались к шлюпкам.

На море бушевал шторм невероятной силы. Ветер и хлёсткий дождь не давали ничего разглядеть. Послышался удар, и одна из шлюпок оказалась на воде. В груди что-то болезненно сжалось.

В страшном предчувствии я наклонился за борт и увидел, как оранжевый корпус, похожий на крошечную подлодку, вынырнул на гребень волны. Конструкция, казалось, была способна пережить любую бурю, но один её борт уже отчаянно задирался вверх.

Что-то чёрное и скользкое цепко тянуло её ко дну. Верхний люк распахнулся, и оттуда показались люди.

Среди них был высокий смуглый мужчина, сжимавший пожарный топор. Старпом! Он отчаянно занёс топор над головой, но чудовищное щупальце опутало его и молниеносно увлекло в пучину.

От этого зрелища у меня подкосились ноги. Не уцепись я в последний момент за леер, меня бы смыло за борт. Я видел, как чёрные, как смоль, щупальца утягивали шлюпку вместе с оставшимися в ней людьми.

Воздух взорвал нечеловеческий рёв, в котором тонули отчаянные крики. Схватившись за голову, я не верил своим глазам.

В нескольких шагах от меня на палубу выбежал матрос и с диким воплем взметнул над головой какой-то предмет. Вспыхнувшей молнией я узнал в нём Майка! Он должен был сторожить капитанскую каюту… И тогда до меня дошло, что он держит в руках. Череп!

Матрос что-то прохрипел и швырнул кость в яростные волны. В тот же миг из воды к нему метнулись чёрные плети и утянули за борт.

Любопытство было перечёркнуто животным страхом. Я рванулся прочь, обратно в каюту, подальше от этого кошмара.

21 мая, спустя час.

Заперев дверь, я откинулся на неё спиной, вжавшись в дерево. Упираясь ногами в пол, я наваливался на створку всем телом, будто мог удержать за ней весь окружающий ужас.

Не успел я прийти в себя, как нос корабля начал тяжело и неумолимо уходить под воду. Я оказался в ловушке на тонущем судне. Страх сковывал тело, не давая выйти.

Вскоре наклон стал так велик, что я уже не стоял на полу, а почти лежал на стене каюты. Корабль продолжал погружаться. И тогда я с ледяным ужасом осознал: теперь я стою на потолке. Судно перевернулось!

Вода уже сочилась из-под неплотно пригнанной двери. Первобытный инстинкт выживания пересилил паралич. Я распахнул дверь и выскользнул наружу.

В коридоре ледяная вода доходила уже до щиколоток. Свет кое-где ещё горел. Я добрался до инженерного мостика – он был пуст. Я остался совсем один. Лампы моргали, одна за другой гасну.

Перспектива оказаться в полной темноте в этом железном гробу придала мне энергии. Обыскав шкафы, я нашёл электрический фонарь. Пробрался к столовой, но дверь была заперта.

И тут я услышал. Тихие рыдания, переходящие в истеричный шёпот. Женский голос. Катя!

– Катя, это я! Всё будет хорошо! – кричал я, и голос мой предательски срывался от ужаса. Я не мог придумать ни одного слова утешения.

– Это ты...?

– Да! Я!

Её голос доносился из большого вентиляционного отверстия, затянутого решёткой. «Снять решётку – и можно пролезть», – пронеслось в голове.

Внезапно рыдания оборвались.

– Оно здесь! – раздался её последний, пронзительный крик.

Я вытащил перочинный нож и стал выкручивать винты. Руки тряслись так, что нож выскальзывал из пальцев. Я что-то бессвязно кричал, бормотал молитвы и проклятия себе. Память отказывается сохранять эти слова.

Её крик перешёл в нечеловеческий вопль – и так же внезапно смолк.

Когда решётка наконец поддалась, за ней была пустота. Лишь широкий кровавый след вёл к распахнутой настежь двери.

Меня била крупная дрожь, и я вздрагивал от любого шороха. Несколько раз я шёпотом позвал Катю. Тишина.

Выбора не было. Я пополз к массивной стальной двери с тяжёлым засовом и, стараясь не греметь, захлопнул её. Едва щёлкнул замок, я в панике рванулся к проходу в столовую.

Здесь мир окончательно перевернулся: потолок стал полом, а стол привиделся над головой сюрреалистичным люстрой. Стоя внутри, я услышал тихий, влажный шорох из одного из навесных шкафов.

Я подошёл и медленно приоткрыл дверцу.

Оттуда с диким рёвом на меня обрушился капитан, но я инстинктивно отскочил.

Он грузно шлёпнулся в воду.

– Иван Сергеевич, это я! Очнитесь! – крикнул я, хватая его за плечо.

Тот в ужасе закатил глаза и резко прижал свою ладонь ко рту, не давая мне издать ни звука.

– Тише, – прошипел он, и в его шёпоте был леденящий душу ужас. – Мы здесь не одни.

21 мая, спустя пять часов после крушения.

Мы устроились на деревянном ящике. Прошло уже много времени, а корабль так и не затонул окончательно. Крики – и внутри, и снаружи – давно смолкли, воцарилась тишина, глухая и абсолютная, как в открытом космосе.

Капитан достал откуда-то бутылку крепкого спиртного, сделал глубокий глоток и передал её мне.

– Мы здесь не одни. Эта тварь… Это проклятие Слепого Джо.

Иван Сергеевич начал свой рассказ. При нём, когда он был ещё боцманом, на корабле всё было иначе. Его предшественник отличался крутым, мрачным нравом.

Ходили слухи, будто тот знался с нечистой силой и умел повелевать морской нежитью.

– Но слухи – цветочки, – проговорил он, и голос его дрогнул. – Всё было куда страшнее.

Он рассказал, как Слепой Джо однажды выследил брошенный корабль посреди океана. Капитан вместе с несколькими матросами отправился на шлюпке к этому призрачному судну.

– Не знаю, как он это вычислил, но он точно знал, где и когда тот корабль объявится. Меня до сих пор бьёт озноб при одном воспоминании. Будто он и вправду приплыл с того света. Летучий Голландец!

Через несколько часов он вернулся один. В лодке лежал тяжёлый деревянный ящик.

Джо сказал, что матросы в ужасе побросались в воду и, должно быть, уже вернулись на судно. Что было в ящике, он не сказал, лишь загадочно ухмылялся, твердя: «Это решит все наши проблемы, дайте только срок».

В тот же день я пробрался в его каюту. Я не верил в байку про бегство матросов. Среди них был мой старый приятель, который плавать не умел отродясь. Он ни за что не прыгнул бы в открытое море.

– Я открыл тот ящик и увидел… – капитан содрогнулся всем телом. – Я увидел тела. Тела наших матросов, из которых проросли чёрные, жилистые лозы какого-то растения. Оно было похоже на сплетённую из живой плоти паутину… Это невозможно описать.

В тот миг, когда я в ужасе отпрянул, за спиной раздался спокойный, слишком спокойный голос.

Слепой Джо вещал, что наш мир – не единственный. Что между мирами можно проложить дверь, но требуется особая жертва: тела и души людей. На том брошенном корабле он раздобыл семя – зародыш такой двери в иное измерение. И теперь мы обязаны её открыть. Он предложил мне стать соучастником.

У двери, как оказалось, стояли в дозоре несколько верных мне матросов. Я свистнул в боцманский свисток – и в каюту ворвалось человек десять. Расправа над бывшим капитаном была короткой.

По решению общего схода его приговорили повесить на рее, а тело предать морю.

Его последними словами были:

– Через пять лет я вернусь на свой корабль. Вот тогда-то дверь и откроется…

Он не успел договорить – старпом выбил из-под его ног табурет.