(Не)Сказка

Жил-был в одном царстве, крохотном государстве Иван-сирота. Ну как сирота, отец его женился во второй раз, а мачехе пасынок не полюбился — лишнего пирожка не оставит, щи пожиже положит, а потом работой нагрузит за младших братьев к той, что и так его. И с отцом в поле, и в лес, и дрова колоть, и в доме латать-чинить, и в ночь скот сторожить. Ни минутки вздохнуть! А как новые рубахи шить и семье раздавать, то что получше родным детям, что попроще — мужу отдаст, а Иван в старых отцовых латанных ходит. Вот и качали старики головами, причитали старухи что при живом отце сын сирота получился.

А Иван живёт не тужит: от реки идёт — бабам вёдра донесёт, из лесу — детям лукошки дотащит, да и никому в помощи не откажет.

Как-то раз отправила мачеха Ивана за поле, за луг, за лес в горы за самоцветами. Мол, пора сёстрам приданое шить-собирать, а украсить девочек и нечем.

Взял Иван краюшку хлеба и крынку молока и пошел к горам. День шел, два шел, а на третий увидел домик на поляне стоит, а в домике старуха плачет.

— Что, бабушка, плачешь? Обидел кто? — спросил Иван.

— Как мне не плакать, как не печалиться. Муж у меня в горы в шахты ушел, да всё не вернётся. Сын, младшенький, поздненький, за ним отправился и вовсе пропал и весточки не оставил. А как я без них одна останусь?

— Не горюй, бабушка. Поешь пока хлеба, выпей молока, а я схожу проверю.

Оставил Иван котомку в домике и ко входу в шахту поднялся. А вход там сразу на три прохода разделился. Пошел Иван по левому пути — проход подземная река со студёной водой перегородила. А под водой каменья сверкают, но не взять — руки от холода замерзают. Эх, были бы рукавицы, собрал бы сёстрам на бусы!

Пошел Иван по правому пути — вывел он его на крутой обрыв. А по краю обрыва цветы красоты невиданной цветут. Но не дотянуться до них, не допрыгнуть. Быть бы крыльям, что подняли бы вверх, тогда нарвал бы сёстрам на венки.

Пошел Иван по центральному проходу и набрёл на обвал. А с той стороны стук доносится. Поаукал Иван, постучал и с той стороны голос расслышал — стонет старик, причитает, по свету божьему и по старухе скучает.

Подумал Иван, примерился. Сдвинул самый большой камень и мелкие следом за ним посыпались. Отвалил средний камень и ветра в проходе проснулись. Растащил те камешки, что поменьше, и освободил старика.

Поблагодарил старик Ивана и подарил свои рукавицы, да попросил проверить не проходил ли мимо сын его, не оставил ли меток потайных.

Поворотил Иван опять в левый проход, камней из реки набрал, осмотрелся кругом — нет вешек секретных. Поворотил в правый проход, осмотрел скалу обрывистую и заприметил знак заповедный за обрывом на другой стороне оставленный, а самого сына стариков не нашел.

Вернулся, отвёл старика ко старухе и рассказал что видывал. Пригорюнились старики, повздыхали. И обернулась старуха кукушкою, улетела в горы. К ночи вернулась с охапкой цветов чудесных, будучи сорванными не вянущих и со временем лишь хорошеющих.

Снарядили старики Ивана в обратный путь, да попросили ещё одну службу им сослужить — отнести их внучке от старшей дочери Марфушке зеркальце самоцветное. Согласился Иван.

Воротился он домой — мачехе поклонился, за задержку повинился и выложил самоцветы сёстрам на бусы и сам раздал цветы на венки девочкам.

А цветы не простые, чудесные. В темноте светят, переливаются, в венках и волосах не вянут и с каждым днём рядом с ними девочки всё краше становятся.

Три дня прошло и отправился Иван на окраину села к внучке стариков — Марфушке — подарок передать. Пришел, постучал, честь по чести поприветствовал, о деле рассказал, зеркальце передал и давай прощаться, как девушка в благодарность решила тоже парня подарком порадовать и за дедушку с бабушкой поблагодарить.

Подарила Ивану Марфушка букашечку в коробочке. А букашечка не простая, волшебная, умеет человеческим голосом говорить и ничто её не обманет.

— Зачем мне чудо такое? Разве на ярмарке праздничной показывать и народ потешать?

— Букашечка-жучок врать не может, не для того от мира родился. И кто бы не говорил рядом, а букашечка только правду услышит и тебе расскажет.

Взял Иван подарок, спрятал за пазуху, а пока домой шел и подзабыл уже о нём. Дни идут, работа делается, поле зерном сеется, к сёстрам сваты посъезжалися. Однажды утомился Иван к вечеру пуще обычного и заснул на завалинке за окном, чуть присел отдохнуть. Стемнело, слышит он сквозь сон из комнаты голоса — отец с мачехой спорят да разговаривают.

Мачеха просит, отдай мол, дочкам сундуки приданного от первой жены оставшегося. Отец отказывается, сохранить хочет, а почему — молчит, лишь проронил, что возвращать бы не пришлось. Мачеха давай ругать его, причитать, соломенным вдовцом называть.

А Иван лежит, слушает и на ус мотает, что знает про мать вспоминает. За полночь тихо встал и за сарай ушел, где и призадумался. Тут из-за пазухи голос тоненький раздался букашечкин:

— Матушку твою Чудище в тот год утащило, жива иль мертва в селе не знали, три года ждали, а потом вторую свадьбу и сыграли.

С того дня Иван задумчив стал, молчалив, неулыбчив. Думу думая, передумал и порешил пойти искать, мать выручать или хоть её судьбу разузнать. Улучил момент когда с отцом с поля шли, на землю коленями встал, повинился, что всё узнал и испросил благословение в дорогу отправиться. Расплакался старик-отец, но отпустил, благословил и добрым напутствием осенил.

Утром чуть свет поклонился Иван родной печи, вчерашний каравай с собой завернул и тихо ушел со двора. Под крик петухов по селу прошел и уже за оградою на перекрёстке глядит — его Марфа ждёт.

— В долгий ты путь собрался, а совсем не подготовился, — покачала она головой. — Вот тебе в дорогу рубаха мной сотканная — носи — не сносится, и сапоги — или — не стопчутся, и посох дорожный — что не случится, а он поможет домой воротится.

— Спасибо тебе, Марфушка, — поклонился достав рукой до земли Иван-сирота, — но отдариться мне нечем.

— Не отказывайся. Коль встретишь младшего моего дядю, не оставь его в беде. Это и будет для меня подарочком.

На том и попрощались.

Долго по миру ходил Иван, Чудище поганое искал. Только много кто о Змее Поганом слышал, но гнезда его никто не ведает.

Идёт Иван очередной дорогою и набрёл он на камень путевой, упавший лицом прямо в пыль дорожную. А рядом с камнем молодой богатырь с цветком под височной тесьмой пыхтит и на место воздвигнуть путеводный камень пытается, но всё не может ухватить надёжно. Справа подхватит — он на лево катится. Слева подопрёт — на право катится.

Поздоровался с богатырём наш Иван, познакомился с Белимиром. Схватились они за путевой камень по обе стороны, ухнули, охнули, и подняли на место камень тяжелый. А на камне том выбито:

«Налево пойдёшь — опасность найдёшь.

Прямо пойдёшь — богатство найдёшь.

Направо пойдёшь — себя не найдёшь.»

Подумали они, посмотрели и рассудили: Ивану налево идти — где опасность, там и Чудищам быть, а Белимир направо поворотил — утраченное и утраченное богатством не считал, вот и теперь не богатство искал, а терять уже и нечего. Только прощаться начали, так букашечка чудесная голос подала, проснулась и к богатырю полетела, на плечо села и что-то тихо нашептала. Белимир с тех слов обрадовался, весь расцвёл, что цветок за тесьмой простой ромашкой показался.

Обнялись они и разошлись в разны стороны. Шел Иван, брёл Иван, день за днём, неделю за неделей пока не выросла перед ним гора чёрная, дым по склону стелется, деревья пригибаются, а из пещер тёмных стоны раздаются, люди о спасении молят.

— Не слушай, Иван-сирота, эти голоса. Обман это. То ветер страдания помнит, а самих людей уж и нет давно, — напомнила букашечка, чудо-жук, друг незаменимый.

А гора затряслась вся и громом разнеслось:

— Кто ко мне пожаловал? Кто смерть свою ищет?

— Я Иван, сиротой прозванный. Матушку ищу давно, Чудищем Поганым похищенную, погубленную.

— Хо-хо-хо. Не знаю, не ведаю о ком ты! Но раз сюда пришел, здесь и останешься!

— Врёт оно, узнал, учуял, — пискнул букашечка.

А чудище Змей с вершины слетел на птичьих крыльях о ярких перьях и вонью дохнул на Ивана. Не испугался Иван и стал с Чудищем биться. День бьётся, ночь бьётся — равны силы, но Змей хитростью взять пытается. А букашечка про обманы всё рассказывать успевать пытается.

Ещё день бьются, ещё ночь сражаются, Змей уж выдыхается, да и Иван притомился.

— Отпусти меня к змеечкам-деточкам, Иван-сирота! — взмолился Змей.

— Нет у него детей! — пискнул букашечка.

— Отпусти меня к отцу да матери, Иван-сирота!

— Нет у него отца и матери, он их на этой горе умертвил и косточки вокруг разбросал, — пискнул букашечка.

— Отпусти меня, Иван-сирота, я тебе меч волшебный отдам и сундук золота в придачу, — в третий раз взмолился Змей.

— Не верь ему, Иван, То не золото, а проклятия на Чудище насланные заточённые, то не добрый меч, он любому руки и ноги отсечёт, а сам никому не дастся.

Рассердился Иван, собрал последние силы и победил Змея Поганого. И ничего от Чудища не осталося: тело зловонным дымом истаяло, а кости прахом серым рассыпались. Только птичьи крылья остались. Забрал их Иван и в кошель положил.

Осмотрел Иван-сирота гору чёрную. В пустых пещерах ветер древние стоны гонит, дым стелется, деревья гнёт. У вершины ещё одна пещера нашлась, а в ней три больших сундука стоят.

Подошел Иван к первому сундуку с тремя замками крепкими — букашечка пищит:

— Не бери, там проклятья обиженных Чудищем людей собраны.

Подошел Иван ко второму, цепью перевязанному, а букашечка опять тревожится, тонким голосом предупреждает:

— Не бери, там меч заточенный. Кто крышку поднимет, того он на кусочки порубит.

Подошел Иван к третьему богато украшенному сундуку, а букашечка молчит. Поднял Иван крышку и видит — в сундуке девица лежит, а забытьи спит. Достал он девицу и унёс с поганой горы.

Решил Иван домой вернуться. Хоть мать не нашел, но зато Чудищу за обиду ответил. Долго ли, коротко ли путь держал — ноги сами вели — а пришел в родное село.

Переполошились все, пришли старики судить. Смотрели они, спрашивали, думали и порешили негоже из лап Чудища девицу в новой беде оставлять. Как очнётся, пусть Ивану женой станет.

А девица спит не шелохнётся, мир кругом её не тревожит. Позвали Марфушку, та в зеркальце посмотрела и говорит, что пленница три года в чаду Змеевой пещеры провела и теперь из неё ещё три года будет погань выходить. Как выйдет всё — очнётся и здоровее прежнего станет.

Обрадовались и испугались селяне. Собрались, посоветовались и справили избушку в лесу подальше от околицы, чтоб зло в селе не осталось и оставили в той избушке спящую девицу.

На следующий день пошел Иван на окраину деревни, стучится к Марфушке. Как она дверь открыла, он с поклонами благодарить начал и за рубаху, что и в холод грела, и в жару не в тягость была, и за сапоги, что домой привели, и за посох, что против Змея копьём стал и победить помог. А пуще прочего за букашечку, друга милого, от опасностей предостерёгшего. И в дар Марфушке крылья полученные протягивает в подарок.

Марфа крылья приняла и попросила опять в путь отправиться и младшего дядю её из беды выручить, да эти крылья у него похищенные ему вернуть.

— Но как же я дядю твоего младшего узнаю?

— Ты уже раз помог ему. Узнаешь его по цветку за тесьмой височной, что для него мать сплела, а я с ней цветок с обрыва пришила.

Вспомнил Иван-сирота богатыря Белимира у перепутья и порадовался, что сам не ведая наказ данный в дорогу выполнил. Ещё раз поклонился и в путь засобирался.

Воротился Иван к перепутью и повернул туда же, куда Белимир ушел. День шел, два, а на третий вышел к дворцу золочёному, но пустому — ни души. Идёт Иван по залам, озирается, аукает по коридорам, прислушивается, а нет никого. А день к вечеру клонится. Нашел Иван лавку в присенке попроще и спать устроился. Ночью проснулся от голосов громких. Голоса слышит, а речь понять не может. В щель у двери свет видит, а шагов нет. Страшно стало, притаился до рассвета, когда дворец вновь не пустел.

Наутро букашечка из коробочки вылез и говорит:

— То люди были, что по дороге раньше тебя пришли да тут себя и потеряли. Сейчас они лишь тенями появляются, других путников предостеречь стараются, но никто их не понимает.

— А что сказывают?

— Разное говорят. Кто из них где споткнулся. Кто на трон золочёный сел и править возжелал. Кто в сокровищнице пропал, а кто на девичьи портреты загляделся. Да в сером мареве перед рассветом растворился. Тяжко им теперь вернуться.

Ушел Иван-сирота из дворца, ходит кругом, кручинится. Слышит шорох за кустами — глядь, там волк в капкане застрял, рану зализывает, подвывает и человечьим языком плачет. Учуял Ивана и говорит:

— Помоги мне, Иван-сирота, и я тебе службу сослужу.

— Как не помочь, помогу.

Раскрыл Иван капкан, вынес волка, но тот совсем ослаб.

— Видишь, Иван, ту гору? На ней родник целебный есть. Раз его водой рану промыть — сей же миг заживёт.

Подумал Иван, да взвалил волка на плечи и понёс ношей до горы. Поднялся наверх тропами нехожеными, нашел родник целебный и промыл лапы изодранные волку. Раны сразу затянулись и ноги волчьи крепче прежнего стали. Встрепенулся волк и опрокинул Ивана в родник, а сам в лес убежал.

Три дня никого не было, вернулся волк отъевшийся да и выросший на три вершка.

— Идём, Иван, проведу тебя через двери тайные во дворце, не дам себя потерять и обратно ворочу за помощь твою и терпение.

Вернулся Иван-сирота верхом на волке во дворец, пролетел по коридорам закатом озарённым и как стемнело. Среди огней вокруг плывущих серую дверь нашел. В неё волк и прыгнул. А за ней лестницы крутые, коридоры и темницы сырые. Долго они по ним скитались, пока Белимира не нашли, по цветку свет и дух распространяющему узнали.

Иван ему крылья и передал, и привет от племянницы, и что старики-родители ждут его. Встрепенулся богатырь, цепи с себя скинул и на крыльях вверх полетел. А рядом Иван на волке поднимались. Выбрались на свет божий.

Поблагодарил Иван-сирота волка за службу и поворотил домой с Белимиром.

Вернулись, а уже три года и минуло. Время за серой дверью по другому идёт, и час за год может, и век за миг бывает.

Белимир к отцу с матерью отправился. А Иван пришел в избу лесную, девицу ото сна дожидаться. День днём сменялся, пока все три года не истекли и спасённая очнулась. Поклонился ей Иван-сирота, рассказал о Чудище Змее Поганом им побеждённом, себя назвал, её имя выспросил. Назвалась девица Ладою, княжной-царевною.

По людскому разумению стали свадьбу готовить, да невеста невесело — по матушке, по батюшке скучает. А молва кругом уже разошлась — деревенский сирота при живом отце на спасённой от Чудища красавице женится. Невеста же бела, румяна, станом словно лебедь вешняя…

В день свадьбы на пир брачный Царь сам явился, грозное войско привёл дочь забирать. В избу вошел и обмер на вышивки глядя. К свадьбе Иван все занавески и скатерти попросил переменить на от матушки оставшиеся. Царь слезу пустил и свою царицу вспомнил, на колени рухнул причитая.

Он красавицу тогда две дюжины лет назад у Змея выкрал, когда Чудище Поганое передохнуть остановился и крепко накрепко уснул. Ну отнял, выкрал и был таков. Полюбил, царицею сделал и красавица ему дочь в свой срок подарила. Но и самой её вскоре не стало — тревоги до косточек съели. А Чудище Поганое через много лет его отыскало и дочь забрало.

Поблагодарил царь за спасение княжны-царевны Лады, подарками одарил, но дочь домой забрал. Запечалился Иван-сирота, тоже перед царём повинился, что чуть на сестре не женился. Да и что той годы и годы назад похищенной красавицей его матушка родная была.

Но расстались, разъехались. Сидит Иван, печалится, за судьбу сестры кручинится. Отец её в башне запер и там сидеть велел. Попросил Иван помощи у Марфы и её дяди Белимира. Да и слух опять пошел и к Ладе женихи свататься потянулись, но никто ей не глянулся, пока она на них из окна высокого поглядывала да посматривала.

Сидит Ладушка под замком, печалится о своей девичьей доле сокрушается, а ночами боится, вдруг новый Змей явится.

В одну из ночей в окошко постучали, привет от брата передали и букет чудесных цветов.

На другую ночь всё повторилось. И на третью. Стали они с полуночным гостем до утра беседы беседовать и друг друга полюбили.

Год минул и пришел к царю богатырь крылатый Белимир к княжне-царевне Ладушке свататься. А как знак согласия девицы платок вышитый её руками принёс. Царь и согласился.

А в ту же пору Иван-сирота к Марфушке пришел, поклонился, за мудрость и помощь благодарил и с ней жизнь жить, каждый день ей помогать попросился.

Свадьбы через месяц сыграли в один день. Жизнь зажили пока вместе не состарились, детей внуков не воспитали. В том царстве-государстве их ещё долго помнили за дела их добрые.

Тут и сказочке конец. Прочитал — ты молодец!