Не тормози! Дорожные ужасы

Он не давал мне покоя несколько месяцев. Точнее – с весны, когда мы купили дом в небольшой деревушке Шишилки. Почему-то нам с мужем показалось, что этот вариант лучше, чем просто дача. В конце концов, в отличие от доступных нам финансово СНТ, в деревне был и магистральный газ, и канализация, и водопровод. Да и домик нас буквально очаровал с первых минут. Поэтому – купили. И не прогадали, и не разочаровались. Вот только…

Наши Шишилки – деревня маленькая. Вокруг много других сёл и деревень, более крупных. И вот, когда мы ехали к себе, постоянно проезжали мимо одного сельского кладбища. И мой взгляд невольно цеплялся за крест, который почему-то стоял за оградой, а не на территории. Когда увидела его впервые, подумала, что это не могила, просто старый крест, предназначенный на выброс и выставленный у забора. Но потом заметила, что стоит он ровно, и холмик при нём есть. Как-то попросила мужа остановиться – дети в плач ударились. У нас две девочки-погодки, восьми и девяти лет, на кладбище они ни разу не были. Но как-то спросили, что это. И испугались обе. Поэтому остановки мы делать не стали, конечно. А муж даже что-то буркнул про мой нездоровый интерес.

Интерес действительно нездоровый, что уж. К какой-то чужой могиле. Но он меня не отпускал. Я всё думала, почему за оградой?.. Знаю, читала, что за оградой раньше хоронили самоубийц. И тех, кого церковь отказывалась отпевать, ведьм типа и страшных преступников. Но мы в каком веке-то живём?! Да, тут сельская местность, но не до такой же степени мракобесие…

Короче, мне бы выдохнуть. Но не получалось. Я начала искать информацию о захоронениях за оградой кладбища и выяснила, что у нас это категорически запрещено. Но могила-то есть! И она меня словно притягивала. Когда мы ехали мимо, моя голова непроизвольно, как подсолнух к солнцу, поворачивалась к ней. Просто наваждение какое-то! Муж даже несколько раз поехал по объездной, так дальше получается, но его уже напрягало моё внимание к этим кладбищенским делам. Не помогло. То есть, смотреть мне было не на что, но мысли не отпускали.

Однажды я решилась. В нашей деревне магазина не было, только автолавка. Зато был в соседнем селе, куда на машине минут пятнадцать езды. И, собственно, при котором - кладбище. Я затеяла пироги и недосчиталась у себя дрожжей и яиц. Сказала мужу, что быстренько сгоняю, а он пусть пока с детишками поиграет. Муж посмотрел очень подозрительно – водить я умею, но не люблю, поэтому за руль сажусь не часто. Но девчонки наши в этот день взялись капризничать с самого утра, и к обеду я от них очень устала. Супруг, видимо, решил, что таким способом я решила немного отдохнуть, поэтому отпустил. Заказал только пива и чипсов себе. А дочки – по шоколадному яйцу.

Первым делом я доехала до могилы. Припарковалась неподалёку, вышла, почему-то оглядываясь по сторонам. Но, кроме меня, желающих попасть на кладбище не было: пешеходов не наблюдалось, машины проезжали мимо. Как-то странно робея, дошла до креста. Старый. Почерневшее дерево всё изъедено непогодой. Ни фото, ни металлической таблички, ни самого завалящего искусственного цветочка рядом. Приглядевшись, я заметила на центральной поперечной перекладине нацарапанные буквы. Вчиталась. Слева буквы сложились в слово «Ирина». Я вздрогнула – так зовут и меня. Справа буквы были тоньше, но я всё же, чуть не сломав глаза, прочла. И сердце болезненно сжалось: «Софья». Это имя моей старшей дочери. Господи! Сразу двое здесь! Но почему?! За что?!

Трясущимися руками я завела машину и поехала в село. Целью были, конечно, не продукты. Точнее, продукты были прикрытием. Я хотела всё же узнать хоть что-то об этой могиле. К которой меня так нездорово тянуло. И это желание только окрепло после того, как я увидела имена на кресте. Где брать информацию о захоронениях, мне было не ясно, наверняка в сельской администрации, но вряд ли меня там сильно ждали. Поэтому я понадеялась на то, что в магазине кто-то поделится сведениями. И не ошиблась.

Продавщица была в годах, но на мой вопрос лишь плечами пожала – она оказалась неместной, переехала в это село недавно. Но дала адрес некоей Анастасии Павловны – та, мол, всё про всех знает, вдова бывшего сельского старосты или председателя сельсовета, я не очень поняла. Короче, местная сплетница. Купив всё, необходимое для пирогов, чтобы соблюсти легенду, а также заказы мужа и дочерей, я дополнительно приобрела самых дорогих и свежих печений и пряников, и отправилась за информацией. Дом нашла довольно быстро, и сухонькая старушка – видимо, Анастасия Павловна – у этого дома на скамейке сидела. Однако встретила она меня странно. Посмотрела сурово и спросила:

- Тебя тоже что ли Ирка приманила?

И не успела я изумиться, как быстро в селе разносится информация (хотя, при наличии мобильников, почему бы и нет?), добавила:

- Крест-то, вижу, трогала…

Тут я реально обалдела. Потому что, если о моём визите и интересе могла старушке сообщить продавщица, то моё прикосновение к кресту точно никто не видел. Не было там в тот момент никого, даже машины мимо не проезжали. А я надпись трогала, стараясь буквы разобрать еще и на ощупь.

Анастасия Павловна рассмеялась, но как-то невесело. И, поскольку я так и молчала, пытаясь как-то собрать мысли в кучку, продолжила:

- Таких как ты, девка, тут уже немало побывало. Анька-продавщица всех ко мне шлёт. А я и без ваших рассказов вижу, что метку Ирка на вас поставила. Гнилую метку. Присядь-ка. А то, смотрю, ноги тебя не держат.

Машина моя осталась у магазина, а ноги реально вдруг отказали. Я кулём свалилась на скамейку рядом с бабкой. И спросила трясущимися губами:

- Какая метка? Кто она, Ирка эта? И почему за оградой? Ведь нельзя же по закону…

Бабка пожевала губами.

- По закону… По закону-то настоящему её, гадину, в освящённой земле нельзя хоронить было. Но похоронили, умолили родители. А она после этого такое творить начала!

Я поняла, что голова сейчас лопнет от бабкиных «откровений», мысли словно играли в чехарду. И взмолилась:

- Пожалуйста, можно по порядку? А то я ничего не понимаю…

Анастасия Павловна глянула востро:

- Что ж, можно и по порядку. А сплохело тебе от того, что ты крест этот проклятущий потрогала. После меня в церкву поедешь, я скажу, что делать.

Я застонала. Бабка как-то от моего стона спохватилась, шустро вскочила и скрылась у себя за калиткой. Вскоре вернулась со стаканом воды. Я попила – вроде полегчало. И стала слушать вдову старосты.

- Ирка – дочь Любы и Андрея Кутеповых. Хорошие люди, простые, работящие. Сами из нашего села, и родители их тут жили, и бабки с дедами. А у Ирки с детства в одном месте играло – принцесса она. Поэтому в город ей надо, принца искать. Только об этом и думала. И училась плохо, и по дому ничего не делала, и родителями не помогала. Всё журналы листала и в телефоне сидела. Принца, видать, искала. А вместо принца подвернулся ей дачник один. Из города, правда, но не принц. Да и не нужна она ему особо была, если честно-то.

Бабка вздохнула и неожиданно перекрестилась:

- Она ему не нужна, а у ней прямо взыграло. И удумала она его приворожить. Ну не дура ли?! То в церкве чего-то там шептала, пока батюшка её взашей не выгнал. То на кладбище её видели, землю она там что ли собирала. В общем, совсем сдурела. И ходить стала чуть не голая. Сиськи из майки так и вываливаются, юбка – срам один. Её отец из дома не выпускал, так она через чердак сбегала. И все перед домом того дачника вертелась. А к нему жена приехала. Городская. И красавица, в отличие от Ирки-то. Холёная вся такая. И уехали они вместе. Ирка на бобах осталась, не сработал приворот. Зато одежонка её «сработала». Завалил её какой-то молодчик проезжий. И обрюхатил.

В принципе, конец истории мне был уже ясен. Таких, как Ирка, пруд пруди по миру. И заканчивают они, чаще всего, плохо. Но при чём тут я-то?! И почему она всё же за оградой, если родители умолили кого-то там, чтобы её на кладбище похоронили?

Анастасия Павловна помолчала. А потом, как-то уже без задора и злости, грустно дорассказала:

- Утопилась Ирка. С беременным животом. Девочка у неё там была. От злости и дури своей и себя, и ребятёнка угробила. Родители не ругали её особо, и помогать готовы были, и даже на себя внучку записать. А Ирка такой лютой злобой исходила и на ребёночка, и папашу его, и на всех мужиков вообще, что вот так всё и решила. Ну что, поплакали, батюшка сказал, что жаль, не прежние времена, не видать было бы самоубийце, да еще и дитя некрещённое загубившей и магией не побрезговавшей, места в освящённой земле. Но, как ты и сказала, закон. Отпевать он её отказался, но место выделили, конечно. Похоронили. Родители даже памятник поставили. И что?

Я эхом повторила за бабкой:

- И что?..

- А то! Треснул камень могильный прям пополам! Чуть ребятёнка не зашиб, родители его на могилу к деду пришли. И началось. Все, кто рядом с Иркиной могилой побывал, или заболевал серьёзно, или какие-то пакости с ним происходить начинали. После того, как Игорёк наш, зоотехник, мамашу свою навестить сходил, недалеко от Ирки похороненную, а потом белым днём на ровном месте на машине расшибся насмерть, односельчане мои на закон и наплевали. А батюшка прикрыл. Перезахоронили Ирку, тут уж и родителям согласиться пришлось. Крест поставили, имена выцарапали, её и дочки не родившейся, бабка с дедом о ней как о Софье молятся. Её-то может и отмолили. А Ирка не уймётся никак. Что ни год, то какая-нибудь женщина ко мне приходит. Мол, ехала мимо, потянуло к кресту, сил нет. И все – Ирины. Ты ведь тоже?

Я кивнула. Бабкин рассказ вызывал странные ощущения. С одной стороны, ни в какую мистику и ни в какие привороты я не верю. Но – потянуло же меня. И Ирина я. А дочка у меня – Соня. Совпадения?..

Надо было что-то сказать, потому что Анастасия Павловна замолчала, но как-то выжидательно. И я брякнула:

- Да, я Ирина. Но крестили меня Ариной. Может, это как-то поможет, а? А вот дочка у меня – Софья… И вообще, что делать-то?

Бабка улыбнулась:

- Хорошо, что Ариной. Спрячет тебя ангел-хранитель твой от Ирки. А дочку сама спрячешь. Что делать – это я тебе расскажу. Но ты – ни одной живой душе, иначе не сработает. И мимо больше не езди. Никогда.

Глупость, правда? Как и отвороты с приворотами. Но мне было очень страшно. Поэтому я поехала в «церкву» и сделала всё, что велела Анастасия Павловна. И ни одной живой душе – ни слова. А мужа попросила всё время по длинной дороге ездить. И в деревню, и из деревни. Он у меня добрый. И умный. Наверное, что-то понял, потому что в тот день я вернулась «из магазина» поздно. Впервые в жизни сожгла пироги. И всю ночь проплакала. Мимо кладбища мы больше не ездим. И не тянет меня. Правда. Я в храме только лишние две свечи за упокой всегда ставлю теперь и сорокоусты заказываю. Надеюсь, что все, кто попал под Иркин «зов» до меня, делают так же. И что после меня больше никого к этому кресту не потянет.