Не зомби.
Мне сорок два, зовут Артем, и я уже пять лет как часть интерьера этого чертова супермаркета «У дома». Моя должность — охранник. Звучит гордо, но по факту я просто сторож, призванный отгонять подростков, не умеющих читать ценники, и следить, чтобы старые знакомые не проносили в карманах то, что потом забудут оплатить.
Жизнь, как проржавевший гвоздь, забитый в доску, казалась мне окончательно зафиксированной. Серая форменная рубашка, серый пол, серые лица покупателей. И, конечно, моё колено. Напоминало о себе при каждой смене погоды, а иногда и просто так, из вредности.
Раньше... раньше я был оперуполномоченным. Следаком. Любил это слово — опер. Звучало как выстрел. “Знак беды”— так называли мой отдел. Мы ловили тех, кто не знал, что такое «тормоза».
Всё изменилось семь лет назад. Перестрелка в заброшенном цеху. Я тогда поймал пулю, которая прошила мне правое колено насквозь. Не смертельно, но достаточно, чтобы попрощаться с погонями и адреналином. Врачи починили ногу, но сказали, что о прежней работе можно забыть. Я не спорил. Адреналин сменился на перманентный страх хромоты.
Сегодня была дневная смена. Обычный вторник. Вязкий, как мёд, август. Жара даже здесь, в кондиционированном зале, чувствовалась липкой пленкой на коже. Я стоял у выхода, наблюдая за потоком.
И тут появилась ОНА.
Старушка. Лет, наверное, под восемьдесят. Тонкая, как стебелёк, в старомодном платке и поношенном пальто, хотя на улице пекло. Она медленно двигалась мимо прилавков с овощами, держась за край тележки, словно за спасательный круг.
И тут её повело.
Старушка покачнулась, выпустила тележку, которая с грохотом врезалась в стойку с помидорами, и свалилась на кафельный пол. Не крик, не стон, а просто глухой, жуткий звук падения мешка с песком.
Я рванул к ней. Хромая, конечно, но больше по привычке.
-Вызывай скорую! — крикнул я кассирше Надежде, уже присев на корточки рядом с женщиной.
Старушка была бледная, губы синюшные. Я еле нащупал слабый, почти отсутствующий пульс.
Через десять минут приехала скорая. Двое: крепкий фельдшер-мужчина и молодая сестричка со смешным, ярким макияжем.
Фельдшер пригнулся к женщине, послушал, что-то быстро и покачал головой.
-Все — сухо сказал он. — Сердечный приступ. Вызываем полицию для протокола.
Медсестра, наклонилась, чтобы закрыть ей глаза. Руки старушки лежали поверх пальто. Девушка хотела расстегнуть воротник, чтобы проверить что-то ещё.
И тут, старуха открыла глаза. Лучше бы я их не видел. Они были белые. Ни цвета, ни зрачка. Ничего, одна пустота.
-Олег! — крикнула медсестра и повернулась в сторону фельдшера.
Старуха приподнялась и укусила девушку. Прямо за предплечье. Хватка была неожиданно сильной, а звук — чавкающий хруст.
Медсестра вскрикнула, отшатнулась, хватаясь за раненую руку. Кровь тут же проступила через белую ткань униформы. Старушка не выглядела мёртвой. С какой-то дикой энергией, которой я не видел и у двадцатилетних, она неестественно быстро, поднялась на ноги. Голова повернулась к ближайшим людям: ко мне, к ошарашенному фельдшеру, к покупателю, который стоял, как вкопанный, с пачкой сосисок в руке.И старуха пошла. Не шатаясь, не хромая. Прямо на нас, что-то хрипя.
Грохот трех выстрелов разорвал тишину. В супермаркете запахло порохом и чем-то острым, металлическим. Старушка, которая секунду назад шла в нашу сторону, теперь лежала на полу, в луже из пробитого пакета с молоком.
Я опустил пистолет. Это был мой старый табельный ПМ, который я хранил, как сувенир, и носил с собой, как пропуск в прошлое.
Свидетелей, кроме нас, было немного: испуганная кассирша Надя, которая спряталась за прилавком, фельдшер, и покупатель с сосисками. Фельдшер, бледный, как мел, посмотрел на меня, на тело, и прошептал:
-Что, что это было?
Я смотрел не на тело, а на медсестру. Она сидела на полу, прижав раненую руку к груди. Кровь продолжала пропитывать её униформу.
-Помощь ей, живо! — рявкнул я фельдшеру, но тот не двигался. Он смотрел на старушку, а точнее на ее лицо, изуродованное пулей.
Я присел рядом с медсестрой.
-Как ты, девочка? Больно?
Она кивнула. Слёзы текли по её щекам, смывая макияж.
-Укус... он был такой... У неё не было зубов, только десны, но она прокусила!
Я осторожно отодвинул ткань. На руке был глубокий рваный след, будто кто-то вырвал кусок плоти.
-Обработать надо. — сказал я.
Фельдшер, наконец, очнулся. Он бросился к сумке с медикаментами. Пока фельдшер обрабатывал рану, я смотрел на тело и думал. Я сделал два выстрела до контрольного в голову. Первый — в грудь. Старуха даже не сдвинулась, просто продолжала идти, как машина. Второй — в живот. Ноль реакции, никаких признаков боли, только хриплое, утробное рычание. Только попадание в голову остановило ее. Мозг. Должно быть, всё дело в нем. Она выглядела как человек, но вела себя как... как хищник. И ей было все равно на боль. И тут же — страшная и бредовая мысль.
Я посмотрел на медсестру, которая морщилась от йода.
-Если это... что-то заразное — начал я, — думаю мы все понимаем, что я имею в виду, хоть и звучит это как бред… то ты должна отреагировать. Почти сразу.
-Я не чувствую ничего, кроме боли. И страха — всхлипнула она.
Фельдшер поднял на меня взгляд. «О чём вы? У старухи остановка сердца была! Она была мертвой! А потом...
-Потом она встала и стала кусаться. Какая разница, как это называется? — я пресек его истерику. — Она была опасной. Вопрос в другом: как быстро происходит заражение?
Лицо медсестры было нормальным, кожа не бледнела, глаза не меняли цвет. Никаких тревожных перемен не было.
-Может, это не передается через укус? — попытался я логически рассуждать, но тут же отмел эту мысль. Слишком много совпадений.
«Или нужно просто подождать?»
Я снова посмотрел на рану. Она была глубокой. Слюна старухи точно попала в рану.
Я взял телефон. Полицию уже вызвал, но им я скажу, что это был грабитель с ножом, а не оживший труп.
Я посмотрел на фельдшера.
-Перевяжи ей руку. А ты... — я обратился к медсестре. — поедешь со мной.
-Куда?
-Туда, где я смогу наблюдать за тобой.
Никаких больниц — это верная смерть или, что хуже, распространение. Никакого дома — если вирус проявится там, пострадают соседи или близкие. Кстати о близких — У тебя есть муж, парень или кто-то из родни? — спросил я у медсестры.
— Нет, а родные… я сирота.
-Понятно, так даже лучше.— Нужен бункер. Или что-то похожее.
Но сначала: припасы.
Фельдшер уже закончил с повязкой. Медсестра, которую звали Света, выглядела как статуя страха. Фельдшер, назвавшийся Олегом, суетился, повторяя, что надо ждать полицию и писать объяснительную.
-Послушай. — мой голос стал низким и жёстким, тот самый, «оперский», который я не доставал годами. — То, что ты видел, не возможно объяснить. Если ты скажешь полиции правду — тебя запрут в психушке. Если скажешь, что это был просто грабитель, который вдруг упал замертво, — повесят на тебя висяк. Скажешь, что она укусила, тебе не жить. Ты все понял?
Он сглотнул.
-А что говорить?
-Ты не видел, как она встала. Ты видел, как я выстрелил в грабителя, потому что он напал на Светлану с ножом. Понял?
Он моргнул.
-Понял. А как объяснить… ну… старушка?
- Тут нет камер, вынеси ее через задний вход. Там много бродячих собак.— Я не договорил, но парень меня понял. Да, это не по человечески, но я не видел другого выхода.
Посмотрел на Надю. Она всё ещё выглядывала из-за кассы, трясясь, как осиновый лист.
Взял большую, пустую тележку. Я знал, что мне нужно: консервы, вода, обезболивающее, бинты. Пробежался по рядам. Тушенка, рыбные консервы, галеты, несколько бутылок чистой воды, спирт, антибиотики из аптечного отдела. Взял немного скоропортящихся продуктов. Я действовал быстро, как будто грабил собственный магазин.
-Надя! Пробей всё это! И давай быстрее!
Я подкатил тележку к кассе. Надя дрожащими пальцами пробивала товар. Сумма вышла внушительная, почти вся моя зарплата.
-Ты сейчас закрываешь магазин. — сказал я, забирая пакеты. — Идёшь домой. Никому не говоришь, что случилось.
-Я... я не могу домой, Артём, — её голос дрожал. — Я... живу одна, а родители вообще за тысячу километров. Меня некому защитить. — Она посмотрела на меня, её глаза, только что наполненные паникой, теперь наполнились слезами. — Ты... ты же опер был, Артём. Я знаю. И ты такой надежный, с тобой не так страшно, — она неосознанно подалась вперёд, почти умоляя. — Если это... если это везде, я не выживу. Возьми меня с собой. Я буду помогать. Я могу считать, я могу... я могу не мешать.
Я стиснул зубы. Очередная обуза и в без того невыносимой ситуации. У меня на руках Светлана с потенциальной заразой, хромое колено, и теперь ещё эта. Но я посмотрел на её испуганное лицо. Она говорила правду: если этот ужас вырвется наружу, ей конец.
-Хорошо, Надя, — вздохнул я. — Но ты будешь делать все, что я скажу. Никаких вопросов, никаких истерик. Ясно?
-Ясно! — она вскочила, как солдат. — Я сейчас закрою все. Выезды и входы. Чтобы никто не вошел».
Я посмотрел на фельдшера.
-Олег, ты остаешься. Ждёшь полицию. Говоришь, что я спас девушку от грабителя. Скажешь, что Светлана потеряла сознание от шока, и я отвез ее в ближайшую больницу.
Он кивнул, всё ещё в шоке, но уже немного пришедший в себя.
Надя быстро заблокировала въездную дверь тяжёлой тележкой и дёрнула рубильник. Магазин погрузился в полумрак. Она схватила свой маленький рюкзак.
Мы вышли через служебный выход.
-Куда мы едем? — спросила Светлана.
Я нёс тяжёлые пакеты, Надя несла свой маленький рюкзачок, а Светлана просто опиралась на мою руку.
-У меня есть старая дача, — ответил я, грузя припасы в багажник моей старой, побитой волги. — В сорока километрах от города. Там большой подвал с кирпичными стенами. На первое время подойдет.— Я посмотрел на двух женщин, в которых сейчас кипела потенциальная чума и истерика. — Надеюсь, это просто болезнь. И мы сможем переждать. Потому что, если это то, о чём я думаю… — Я не договорил, сел за руль и завел мотор. Старая волга взревела, словно соглашаясь с моим мрачным прогнозом. Мы рванули прочь, оставляя за собой мертвое тело, перевёрнутые помидоры и начало конца всего, что мы знали.
Как только мы выехали со служебного двора супермаркета, стало ясно: то, что случилось с нами, — не единичный инцидент.Мы проехали всего пару кварталов, а на центральной улице начался хаос.
-Артем, смотри! — вскрикнула Надя, прижавшись к стеклу.
У витрины модного кафе молодая женщина, одетая по-летнему легко, яростно рвала зубами руку мужчины, который пытался оттолкнуть ее стареньким портфелем. Женщина не кричала от боли; она издавала звериный, утробный рык, который я уже слышал. Её глаза были пусты, а движения — резкие и сильные. Мужчина упал.
Я резко свернул.
- Надя! Не смотри!
-Они... они как… — голос Светланы был тихим, наполненным ужасом. Она прикрывала свою раненую руку другой.
Мы двигались медленно, протискиваясь через пробки, которые внезапно образовались на всех перекрестках. Паника накатывала волнами. Люди бросали машины прямо посреди дороги и бежали в разные стороны, часто натыкаясь на тех, кто... кусался. В парке, мимо которого мы проезжали, я увидел, как двое парней в спортивных костюмах пытались отбиться от целой группы кусающихся. Один из нападавших был одет в форму курьера. Несколько минут назад он, наверное, вёз чей-то обед. Сейчас же он был воплощением немыслимой агрессии. Я стиснул руль. Моё колено болело от напряжения.
-Почему их так много? — пробормотал я.
-Наверное, те, кого укусили... тоже становятся такими — предположила Светлана. Её голос дрожал, но в нём была страшная логика.
Укус. Вот что стало спусковым крючком. Значит, у нас не было недель. У нас, возможно, были часы. Или даже минуты.
Надя всхлипнула.
-Я думала, это просто старушка... это конец?
-Нет, это не конец. Это начало, — ответил я, сам не веря в собственную браваду. — Но мы из этого выберемся.
Я старался держать взгляд на дороге, избегая смотреть на ужасающие сцены. Нам удалось выехать на объездную трассу. Здесь было чуть свободнее, но и тут мы видели машины, с распахнутыми дверьми, словно люди просто испарились из них. Где-то вдали доносились звуки сирен и редких, отрывистых выстрелов. Я надавил на газ. Старая волга застонала, но понесла нас вперёд.
-Света, как ты себя чувствуешь? — спросил я.
Она покачала головой.
-Пока... только боль. Артем, если я... если со мной начнется... что мне делать? — В её голосе не было страха смерти, был страх стать тем, кого пришлось бы уничтожить.
-Ты будешь в подвале. Там кирпичные стены, — сказал я. — Если что, ты будешь в безопасности. И мы тоже.
Я посмотрел в зеркало заднего вида. Надя сидела, обхватив себя руками.
может быть, в городе что-то делают. Полиция, военные..., — сказала она с призрачной надеждой.
-Если они и делают что-то, то это пока не работает. А когда заработает, это будет жёстко. Нам лучше быть подальше от города, пока все не перегрызут друг друга.
Я выехал на проселочную дорогу, ведущую к дачному поселку. Город остался позади, окутанный дымом и воплями. Но у меня была миссия: выжить, защитить этих двоих и понять, сколько времени до того, как Света присоединится к стае.
Впереди были лес и дача. Не убежище. Просто ловушка с лучшим замком.
Мы добрались, когда солнце уже почти скрылось за густым лесом. Старая постройка выглядела заброшенной и неприступной — именно то, что нам сейчас было нужно. Первым делом я спустил Свету в подвал. Кирпичные стены, низкий потолок, тяжелая деревянная дверь. Припасы сгрузил рядом.
-Ты здесь, пока мы не убедимся, что всё в порядке. Недолго, — сказал я ей, стараясь говорить максимально спокойно. — Мы должны быть уверены. Иначе... сама понимаешь.
Света кивнула. В её глазах была усталость, но и облегчение, что её наконец-то изолировали. Пока что никаких изменений не наблюдалось. Лицо девушки не бледнело, лихорадки не было.
Я поднялся наверх, запер подвальную дверь на навесной замок и вернулся к Наде, которая металась по гостиной, осматривая запыленную мебель.
-И что теперь? — спросила она.
- Ждем, — ответил я, опускаясь на старый, продавленный диван. Колено давало о себе знать, тупой пульсирующей болью. Включил старый, пыльный телевизор. Тишина. Экран оставался черным. Переключил каналы — ничего. Ни федеральных, ни местных. Как будто всё вещание разом рухнуло.
-Свет отключили? — Надя в панике посмотрела на лампочку.
-Нет, свет есть. Просто вещание прекратилось, — я схватил старенький транзисторный радиоприемник и принялся крутить ручку. Через треск и помехи, наконец поймал волну. Это был сухой и официальный голос, но с едва заметным напряжением.
«...Повторяем для граждан. События, происходящие в крупных городах, не являются, повторяем, не являются вспышкой вируса. Это не эпидемия, и не то, что в кино».
Я напрягся. Значит, они знали, о чём думают люди. Ведь первое, что приходит в голову это зомби..
Диктор продолжил, его голос обрел твердость, которая казалась наигранной.
«Обращаем особое внимание: укус агрессивных лиц не заразен. Подобные действия зараженных — результат крайней формы нейротоксической реакции. Не паникуйте. Ученые и военные работают, чтобы определить причину этого недуга. Власти настоятельно просят граждан оставаться дома, не поддаваться провокациям и не применять физическую силу к зараженным. Военные патрули в городе восстановят порядок в ближайшие часы».
Я выключил радио. Тишина дачи была оглушительной.
Надя посмотрела на меня, её лицо засветилось надеждой.
-Слышал? Это не заразно! Это просто... просто какая-то болезнь! И укус не опасен!
Я откинулся на диван.
- Не верю, — сказал я, глядя в окно на сгущающуюся темноту леса.
- Почему? Это же официальные новости!
-Потому что я видел. Видел, мать вашу, как она поднялась, как её тело пробили две пули! И она на них не отреагировала! И я видел, как быстро это распростроняется в городе. Если бы это была просто болезнь, вроде бешенства, она бы не действовала так мгновенно и не приводила к такой неуязвимости. Они говорят, что это не передается, чтобы предотвратить панику. Чтобы мы от страха не поубивали друг друга.
-Но они сказали, что укус не заразен... — Надя хваталась за эту соломинку.
-Пока у Светы нет ухудшений, я буду надеяться, что это правда, — я встал и подошел к подвальной двери, проверяя замок. — Но я видел, что происходит в городе. И буду верить собственным глазам, а не голосу из радио. Если бы это была просто болезнь, зачем им было отключать телевидение по всей стране? — Я взял фонарь и пошел на улицу, осматривать периметр.
-Куда ты? — спросила Надя.
-Забаррикадирую окна. У меня в гостях две девушки, одна из которых может стать смертельно опасной в любой момент.
Два дня превратились в застывшую, тягучую вечность, измеряемую лишь тиканьем старых часов на каминной полке.
В первую ночь я сколотил из досок импровизированные щиты на все окна. Надя, оказалась на удивление полезной. Она держала фонарь, не мешала и даже научилась подавать нужный инструмент.
Света оставалась в подвале. На второй день утром мы отнесли туда старую походную раскладушку, найденную на чердаке, и пару армейских одеял, чтобы девушке было комфортнее.
-Спи, — сказал я ей, зажигая керосиновую лампу. — Отдых нужен. У нас с тобой теперь график.
График был прост и выматывал меня больше всего. Каждый час я подходил к тяжелой двери подвала.
-Свет, ты как? Ухудшения? Голова не болит? Не тянет... кусаться? — я ненавидел этот вопрос, но должен был его задавать.
Каждый раз следовал спокойный ответ, от которого я ощущал, как с моих плеч уходит часть напряжения.
-Всё в порядке. Только рана ноет и скучно.
-Терпи — отвечал я и возвращался к своим делам.
Дважды в день, утром и вечером, я спускался к ней, чтобы перевязать рану. Оставлял ей антибиотики и болеутоляющее, она медик, сама знает, что и в каком количестве принимать. Надя после перевязки приносила еду и питье.
-Никаких признаков инфекции — пробормотал я, аккуратно меняя повязку на ее предплечье. Рана была глубокая, но чистая. Ни покраснений, ни припухлости, характерных для стремительно развивающегося заражения.
Света была поразительно спокойна.
-Может, все же сказали правду? И укус не заразен? — в её голосе уже была надежда, а не отчаяние.
-Покажет время, — мрачно ответил я.
Надя тем временем взяла на себя хозяйство. Она прибралась в доме, стерла пыль, нашла старые дрова и разводила огонь в печи. Испуганная кассирша, превратилась в полезную попутчицу.
Она готовила нам еду: тушенка с гречкой, сваренный кофе из запасов. Её забота, на короткие минуты отвлекали меня от мысли, что мир рухнул.
Радио держали включенным постоянно, на минимальной громкости. Передачи стали более отрывистыми, но тон оставался прежним: «Ситуация под контролем. Укус не заразен. Оставайтесь дома». Однако я больше не слышал музыки. Только официальные сводки и, иногда, — отдаленный треск. В городе, судя по обрывочным фразам, продолжался хаос, но власти настаивали на том, что это «временные очаги нервного расстройства». Ни слова о неуязвимости и необходимости стрелять в голову.
Я не верил. И просиживал у окна, держа пистолет рядом, смотрел на опустевший лес.
На конец второго дня, ближе к вечеру, снова спустился к Свете.
-Два дня, — сказал я. — Света, прошло сорок восемь часов. Ты не превратилась в... то, что мы видели. Ни лихорадки, ни агрессии.
Она улыбнулась. Настоящая, счастливая улыбка, впервые с той смены.
-Я рада, Артём. Я очень рада.
Если это не укус, тогда что заставило старуху подняться?
Я встал, закрыл дверь подвала, но на этот раз оставил небольшую щель.
-Надя, ты сегодня спишь в спальне. Я у двери — сказал я и наконец-то рухнул на диван, впервые за двое суток пытаясь заснуть. Когда я почти погрузился в тревожную дрему, радио зашипело и раздался новый голос. Он был напуган.
«...Связь. Учёный Горин. Внимание! Все ложь! Это не нейротоксины! Это... паразит! Он... он попадает в голову, в кору... Укус не заразен, но…» Голос захлебнулся паническим криком. Треск. И тишина.
Я мгновенно подскочил, сердце колотилось в рёбрах. Надя выскочила из спальни.
-Что это было?
Я посмотрел на радио. На подвальную дверь. На Надю.
-Укус не заразен, но... — повторил я, чувствуя, как холодеет кровь. Если не укус, то что? Посмотрел на стол, где стояла чашка, которую только что держала Надя, и рядом с ней — тарелка, из которой я только что ел.
Я стоял посреди гостиной, глядя на приёмник из которого слышалось только шипение. Надя прижала руку ко рту.
-Что... что он сказал? Паразит? — прошептала она.
Я проигнорировал её. Моё внимание было приковано к радио. Мы были в западне, но, возможно, не в той, о которой думали. Я резко схватил приёмник и начал судорожно крутить настройку, пытаясь снова поймать сбитую волну. Треск, шум, и вдруг, сквозь них, тот же, срывающийся от паники, голос, он говорил быстро, почти кричал.
«...Повторяю! Это паразит! Он не передается укусом. Укус — это признак того, что паразит полностью захватил мозг! Путь заражения — продукты! Это... это молоко! Популярный бренд! Название... название...»
Голос захлебнулся, как будто учёный пытался отдышаться.
«...Деревенский дар! Все, кто пил молоко "Деревенский Дар" за последние сорок восемь часов, немедленно изолируйтесь! Не вступайте в контакт! Паразит попадает в организм через желудок, а затем...»
Он снова замолк. Но через несколько секунд, голос, уже более сдержанный, продолжил.
«...Нет лечения. Паразит слишком быстро проникает в кору. Если вы уже чувствуете... тягу к агрессии... или резкую, необъяснимую силу... ваш организм, к сожалению, заражен. Всем, кто не употреблял молоко этого бренда... ваш организм чист. Ваша задача — выжить. Избегайте заражённых. Не надейтесь на помощь. Медицина бессильна. Передайте это…»
Трансляция резко оборвалась. Окончательно. Только шипение.
Я отбросил приемник на диван и тяжело оперся руками о стол.
Деревенский дар. Я вспомнил. Когда мы собирали продукты в супермаркете, я взял с полки пакеты с долгохоанящимся молоком. Название... да, было какое-то простое, но не Деревенский дар. Я всегда брал самое дешевое, а этот бренд был слишком дорогим. Я пересчитал все пакеты в кухонном шкафу. Ни одного Деревенского дара. Повернулся к Наде. Ее глаза были полны ужаса и, внезапно, понимания.
-Мы... мы его не брали. Я помню. Ты сказал, что оно дорогое.
Я кивнул.
-Мы пили воду и ели консервы. Ты пила молоко, которое мы купили?
-Нет. Только кофе, который ты делал на воде. А в кашу я даже не добавляла — забыла открыть пакет — она схватила меня за руку, ее пальцы впились в мою ладонь.
Я почувствовал, как огромный камень свалился с плеч, но тут же переключился на главную проблему.
-Света— я прошептал это имя.
-Если укус не заразен, значит... — Надя не договорила, но её глаза сияли.
-Значит, она не заражена — закончил я, схватил фонарь и направился к подвалу.
-Иди за мной. Надо ее осмотреть.
Я открыл дверь подвала, даже не взглянув на замок, который оставил открытым.
-Света!
Она лежала на раскладушке и читала старую потрепанную книгу, которую Надя ей принесла.
-Артем? Что случилось? Вы очень громко кричали, — она выглядела... спокойной. Скучающей.
-Радио — бросил я, быстро спускаясь. — покажи руку.
Она тут же повернулась так, чтобы мне было удобно провести осмотр. Я снял повязку. Рана выглядела хорошо. За два дня в антисанитарных условиях дачного подвала не было ни малейшего намека на воспаление. Края были чистыми, а сам укус, хотя и глубокий, уже начинал затягиваться, словно она обладала ускоренной регенерацией. Но нет, это просто была чистая рана, которую мы регулярно обрабатывали, и ей повезло.
-Видишь? — сказал я Наде. — Никакой инфекции.
-Значит, я не стану такой, как та старуха? — с надеждой спросила Светлана.
- Нет — сказал я. — Ты в полной безопасности. Укус не передает заразу. Зараза передавалась через молоко Деревенский дар. А мы его не пили.
Светлана заплакала. Слезы были от облегчения, от отмены смертного приговора.
-Могу я выйти?
-Да, конечно — и помог ей подняться.
Я посмотрел на Надю. На её лице было такое огромное облегчение, что её плечи обмякли. Я почувствовал, как мое колено снова начало пульсировать. Это была не боль от старой раны, а просто усталость. Дикое, внезапное раздражение на Надю, которое я чувствовал минуту назад, испарилось. Это был просто стресс.
-Хорошо — сказал я. — У нас есть еда, вода, мы не заражены. Теперь нужно понять, что вообще происходит и как долго это продлится.
Я посмотрел на транзистор. От него исходило мертвое шипение.
-Нам нужно новое радио или что-то, чтобы связаться с внешним миром.
Солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая лес в багровые тона. Мы собрались на кухне. Атмосфера была тяжелой, как свинец. Света, измученная, но теперь свободная от страха превращения, была настроена решительно.
-Я думаю, мы должны остаться здесь — сказала она, прижимая к груди чашку с чаем. — Тут безопасно. Город — это бойня.
-А когда кончатся консервы? — Надя немедленно переключилась на хозяйственные проблемы. — Мы съели половину тушенки за два дня. Тут нет магазинов.
Я сидел, чистя пистолет, и слушал. позволяя им высказаться. Мне нужно было, чтобы они сами пришли к нужному мне решению.
-Надя права, — подтвердил я. — Наши припасы рассчитаны максимум дней на пять, если питаться скудно. Дача — это не крепость, а перевалочный пункт. Без еды мы скоро превратимся в мародеров.
Надя бросила на меня обиженный взгляд.
-Я не хочу становиться воровкой!
-Слушай, Надь, без обид ,но нам нужны ресурсы.
Света тяжело вздохнула.
-В город нельзя. Если мы вернемся, и нас увидит... толпа… даже если мы чисты, нас просто сожрут.
-Не сожрут, — возразил я. — Нас либо убьют военные, чтобы не рисковать, либо запрут в карантине, где мы будем сидеть без еды.
-Но ведь мы не знаем, где этот Деревенский дар продавался. Вдруг он был только в нашем супермаркете, а в других магазинах — нет? — предположила Надя.
-Это неважно. Важно, что в городе теперь паника и военные. Мы не можем жить на даче, но и не можем сидеть сложа руки. Нам нужна информация.
Спор длился почти час. Наконец, Света подтянула колени к груди и выдохнула, словно сдаваясь.
-Хорошо. Я согласна. Мы остаемся здесь, пока ситуация в городе не станет яснее. Нам нужно максимально долго протянуть на даче.
-Но как? — спросила Надя.
-Нужна вылазка в город. — ответил я, и эти слова дались мне нелегко.
Я оглядел их лица: Света кивнула, приняв неизбежное. Надя, хотя и испуганная, поняла логику.
-Мы не можем пойти в ближайший супермаркет — продолжил я, — там, вероятно, уже всё разграблено или оцеплено. Но нам нужно что-то маленькое, незаметное и с максимальным разнообразием товара. И по хорошему, чтобы там был аптечный отдел.
-А радио?» — спросила Света. — Нам нужно знать, что сказали до конца. И работают ли ещё какие-то частоты.
-Верно. Приемник — наш приоритет номер один. Припасы — номер два.
Мы встали. Первым делом, начали собирать деньги. Надя достала свою заначку. Светлана — то, что было в кошельке. Я вытряхнул из своих карманов последние купюры. Финансов было немного, но, возможно, в наступившем хаосе они что-то ещё значили.
-Мне придётся ехать одному, — заявил я.
-Нет! — одновременно возразили обе девушки.
-Я пойду с тобой! — Надя была непреклонна. — Ты можешь нести тяжести, а я могу следить за дорогой. Две пары глаз лучше, чем одна. Ты хромаешь, Артем, не забывай.
Я взглянул на свое колено. Довод был сильным.
-Хорошо — сдался я. — Ты едешь со мной. Света, ты остаешься здесь. Забаррикадируйся наглухо. У меня осталось всего два патрона. Если что-то попытается вломиться... Ты знаешь, что делать.
Света побледнела, но кивнула.
-Мы должны ехать сейчас. До рассвета. В темноте мы не так заметны.
Мы быстро проверили снаряжение: фонарь, деньги, и карта города. Моя старая волга стояла готовая.
Я спустил Свету в подвал.
-Жди нас. И не открывай никому, даже если это будем мы, пока я не назову тебе пароль, — я быстро придумал первое, что пришло в голову. — Знак беды.
Она слабо улыбнулась, и я закрыл дверь.
Через десять минут мы с Надей уже мчались по проселочной дороге, прочь от дачи. В город. В самое пекло.
Въехали примерно в два часа ночи. Моя старая волга ползла медленно, шины шуршали по асфальту, усыпанному разбитым стеклом и мелким мусором. Я ожидал увидеть ад: пожары, крики, бегущую толпу. Но город был мертв. Не просто тих, а жутко безмолвен. Свет горел в окнах некоторых домов, но на улицах не было никого — ни зараженных, ни военных, ни мародеров. Брошенные машины стояли, как памятники панике. Эта тишина была хуже криков. Мы ехали к небольшому, круглосуточному магазинчику в спальном районе, который я знал. Там было меньше шансов на оцепление. Нам повезло. Дверь магазина была разбита, но внутри не было видно следов тотального разграбления.
-Быстро! Ты следи за дверью. Я беру припасы — скомандовал я.
Я действовал молниеносно. Батарейки, медикаменты, спички, сахар, крупы. Главное — радиоприемник. Я нашёл новый, китайский, в отделе электроники. Проверил — работает. Надя стояла у разбитой витрины, держа в руках фонарь. Она казалась почти спокойной, даже воодушевленной. Смена обстановки и адреналин держали её.
Когда я нёс последний, самый тяжелый рюкзак, мое внимание привлек кассовый прилавок. В спешке я не заметил, что под ним был самодельный тайник, прикрытый стопкой старых газет. Любопытство и профессиональный инстинкт пересилили спешку. Я отбросил газеты. Там лежал старый, запыленный обрез двустволки и короткая записка от руки: «Берегись. Только в голову. Петрович».
Я быстро проверил оружие. Он был заряжен.Сунул его под куртку, спрятав за спиной. Теперь у нас было два шанса.
-Уходим! — сказал я, подходя к Наде.
Мы прошли всего несколько метров, когда девушка внезапно замерла. Она отпустила мой рюкзак и её фонарь упал на асфальт.
-Надя? — я обернулся.
Она не смотрела на меня. Её глаза были широко раскрыты, уставившись куда-то на тёмный фасад дома. А потом ее дыхание стало хриплым, как у старушки в магазине. Она издала низкий, горловой рык, и её руки, сжатые в кулаки, затряслись.
Я мгновенно отшатнулся. Девушка бросилась на меня быстрее, чем я мог ожидать. Я смог только поднять свой локоть, чтобы блокировать удар. Ее рука ударила по плечу с силой молота. Я полетел на асфальт. Колено пронзила невыносимая боль. Надя навалилась на меня. Её лицо было искажено гримасой, рот оскален. Она явно целилась в шею. Я чувствовал её сильное, холодное дыхание. Её руки были сильны, как стальные тиски. Я не мог вырваться. В последний отчаянный момент я вспомнил про обрез, выдернул его из-за спины.
-Прости, Надя!
Не целясь, просто направив ствол в её голову.
БАХ!
Выстрел был оглушительным. Отдача отбросила меня назад, окончательно лишив сил. Надя упала. Мгновенно. Как и старушка. Я тяжело дышал, глядя на то, что осталось от моей попутчицы. Я не чувствовал вины. Только опустошение. Второй патрон оставался в стволе. Всего один. Я встал, опираясь на обрез. Улица была пуста, но выстрел разбудил город. Где-то вдалеке послышались крики и шум, который быстро приближался. Нужно было бедать. Я был хромой, на грани истощения, но живой. Быстро собрал вещи и похромал к волге. Моей единственной целью было вернуться на дачу.
Моя старушка въехала на территорию дачи, еле волоча покрышки. Я заглушил мотор. Наступила абсолютная тишина, прерванная только моим тяжелым, хриплым дыханием. Вылез из машины, опираясь на обрез. Хромота была теперь не просто болью, а агонией. За спиной — город, который я оставил умирать. Впереди — дача, ставшая моей последней надеждой.
-Светлана! Я вернулся! — крикнул я, не доходя до двери. Тишина. --Пароль! Знак беды!
Никакого ответа. Дверь, запертая мной, была открыта. Сердце упало в желудок. Я вошёл внутрь. Обстановка была такой, какой мы ее оставили, кроме тела, которое лежало у самого выхода. Значит Света смогла себя защитить. А вдруг нет? Я похромал в гостиную, сжимая обрез. Девушка стояла у окна. На ней была моя старая, выцветшая рубашка. Света смотрела на лес, и в этой позе было что-то неестественное.
-Света?
Она медленно повернулась. Её лицо было бледным, как мел, кожа казалась натянутой, сияющей какой-то нездоровой энергией. А главное — глаза. Белые, без намека на цвет и зрачок. Они были широко распахнуты.
Я поднял обрез. Второй патрон. Последний.
-Когда, Света?
Она сделала шаг ко мне, но остановилась, будто что-то её сдерживало. Рана от укуса полностью затянулась. Остался лишь тонкий розовый шрам. Девушка сделала еще один шаг. Медлить нельзя. Она сильна, а я хромой и измотан.
-Прости меня, Света — прошептал я.
Я нацелил ствол.
БАХ!
Выстрел сотряс стены дачи. Света упала. Я сел на пол, опираясь спиной о стену, и попытался отдышаться. Я остался один. С одним патроном для ПМ, который я оставил здесь. Обрез был пуст.
Я достал новый радиоприемник и включил его. Крутил настройку, избегая мёртвых официальных волн. И тут поймал что-то. Тихий, шипящий, но живой голос. Не диктор. Обычный человек.
«...Слушайте меня! Все, кто слышит! Я Андрей. Мы сидим в подвале. Мы перехватили переговоры военных! То, что передавал Горин, правда только частично! Паразит не в молоке! Молоко — всего лишь катализатор. Что-то в нём ускоряет процесс!»
Я напрягся.
«Паразит везде! Он в воде! В водопроводной, в озерах, в реках! Мы все... все заражены! Военные знают! Они специально дали нам ложную цель! Чтобы не допустить паники, когда люди поймут, что они пьют смерть каждый день!»
Я похолодел. Мы пили воду из колодца на даче. Мы мылись в ней. Мы дышали паром.
«Вопрос не в том, заражены ли вы, а в том, на какой стадии! Катализатор — молоко, стресс, травма — что угодно! Что-то включает процесс. Поэтому они пытаются изолировать города! Если вы еще не напали ни на кого... у вас есть время. Но лечения нет. Мы все обречены. Повторяю: Мы все обречены! Вода...»
Связь оборвалась. Окончательно.
Я сидел один, в тишине. Обрез лежал рядом. Я достал свой старый ПМ. Один патрон…