Норвегия… Овеянная легендами северная земля, страна суровых людей, которые похожи на саму природу этих мест. Заснеженные горы, густые леса и глубокие заливы-фьорды — и между ними разбросаны хутора, деревни, горные пастбища и рыбацкие посёлки.

Мир потусторонний был тесно вплетён в жизнь простого норвежца и начинался… да вот прямо за порогом дома. Мир принадлежит не только людям, но и иным существам. В давно знакомом лесу легко можно встретить тролля, в реке и водопаде живут духи-хозяева, в горах и в море — тем более. А некоторая нечисть и вовсе появляется только при горячем участии человека... Всегда нужно быть начеку. Людей и иных существ испокон веков связывают тесные и сложные отношения. И осторожность никогда не бывает лишней.

Эта история случилась в семнадцатом веке, где-то среди затерянных в лесах и долинах норвежских хуторов. А правда это или нет — решай сам, читатель.


Стояла поздняя осень. Зыбкое, странное время, когда утром и вечером воздух холоден и пахнет снегом, а днём солнце ещё бывает обманчиво-тёплым.


Лишённый листвы лес выглядел чужим и неуютным. Даже зелень сосен, кое-где росших среди берёз, не делала общий вид более радостным. Всё вокруг замедлялось и засыпало — природа готовилась к зиме.


Сверре Матисен, светловолосый и голубоглазый мужчина двадцати двух лет от роду, шагал по дороге и думал, что когда пойдёт обратно, уже наверняка ляжет снег.


А шёл Сверре в деревню Льёсне, к своему дяде. Тот затеял переделать кое-какие постройки во дворе, и рабочие руки были бы весьма кстати. Старшие братья были слишком заняты, и на помощь дяде отрядили Сверре. Впрочем, он и не возражал. Наоборот, он был рад навестить дядю и недельку-другую отдохнуть от домочадцев.


Все три брата Матисены — Ивар, Эспен и Сверре — жили вместе в большом добротном доме, доставшемся от родителей. Жили они дружно и даже не думали делить наследство и переезжать куда-то со своего хутора Нерсвеа.


Двое старших парней уже женились и обзавелись детьми, так что в доме всегда было шумно и многолюдно. И только младшенький Сверре пока что был одинок: не было у него ни жены, ни невесты, ни даже кого-то на примете.


Три года назад он влюбился в дочь дядиных соседей, зеленоглазую красавицу Вигдис. Девушке он тоже вроде бы приглянулся, во всяком случае, она позволяла парню куда больше, чем того требовали приличия. Но, пока Сверре мечтал, сомневался и раздумывал, как поступить, к Вигдис посватался богатый швед. Девушка согласилась, вышла за него и уехала вместе с мужем в Швецию.


Сверре долго ходил как пыльным мешком пришибленный. А потом стал несколько сторониться женщин. Нет, он беседовал с соседками, улыбался девчонкам на танцах и пару раз даже пообнимался за амбаром. Но дальше этого дело не шло. Ко всем женщинам Сверре стал одинаково спокоен и холоден, хоть и вежлив.


Все попытки братьев и их жён найти невесту Сверре категорически отвергал. Видать, крепко поранила ему сердце зеленоглазая красавица…


Почти год Сверре носу не казал к дяде, потому что родители Вигдис жили с ним забор в забор, и всё здесь напоминало о ней.


Но время всё-таки лечит, и сейчас парень с лёгким сердцем шёл в Льёсне.


Лесная дорога была оживлённой. Люди с окрестных хуторов и деревень сновали туда-сюда, торопясь закончить важные дела до того, как ляжет снег. Сверре часто останавливался и здоровался со знакомыми.


Вот и сейчас ему навстречу шёл батрак с хутора Эйгорден, здоровенный детина, до самых глаз заросший чёрной бородой.


— О, Сверре, привет! Как поживаешь?

— Всё хорошо, а ты как? Какие новости?

— У нас волки трёх овец из стада утащили. И как только ухитрились, стервецы! Хозяин думает, что кто-то из работников овечек украл, а на волков валит. Жадный он, хозяин-то. Рвёт и мечет, думали, так и прибьёт кого-нибудь. А толку...


Батрак долго сетовал на хитрых зверей, а Сверре ему сочувствовал. Обменявшись ещё новостями, они разошлись.


Едва Сверре обогнул поросший лесом холм, как его догнал сосед, тоже идущий в Льёсне. Сначала они шли вместе, обсуждая погоду и скорую зиму. Но вскоре сосед извинился, сказал, что спешит, и ушёл далеко вперёд. Сверре остался в одиночестве, но ненадолго.


Парень миновал ручей, убегающий дальше в лес и в овраг, и в кустах затрещало. На дорогу выбралась Раннвейг, батрачка с хутора Эйгорден. Ей было девятнадцать лет, но из-за маленького роста, общей худобы и нескладности её легко можно было принять за подростка. Круглая сирота, она не имела ничего и работала у богатого хозяина за еду и крышу над головой.


Девушка шла, пошатываясь, будто ноги не вполне её слушались. Смотрела она только вниз, на свою обувь, и не замечала остановившегося Сверре. Волосы растрёпаны, одежда в пятнах грязи…


“Пьяная что ли?” — подумал парень.


Но запаха спиртного не чувствовалось. Девушка была бледна, а на лбу блестели крупные капли пота.


— Здравствуй, Раннвейг. - сказал Сверре. - Как поживаешь?


Девушка вздрогнула и подняла глаза. Они были красивые — большие и серо-голубые, как лесное озеро в пасмурный день. Но вот взгляд был пустой и устремлён куда-то мимо.


Сверре повторил приветствие, и взгляд девушки прояснился.


— Здравствуй, - ответила она слегка охрипшим голосом. - Всё хорошо. Я клюкву собирала, вон там, за оврагом.


Девушка приподняла висевшую на локте корзинку. Она была заполнена ягодами еле-еле на треть. Не похвалят Раннвейг дома за такую добычу.


Сверре стало её жалко. Несладкая у сироты жизнь...


— Бледная ты какая-то. Заболела или случилось что? Проводить тебя до дома?

— Нет, спасибо, Сверре. Я в порядке. Женские дела, живот тянет немного. Тебе поди и так есть чем заняться, ещё меня провожать.

— Я к дяде иду, в Льёсне.

— Так это совсем не по пути! Тебе прямо, а мне под холм и направо.

— Ну, дядя только к ужину ждёт, могу тебя проводить. Ты не подумай чего! - поспешно добавил Сверре, заметив, что девушка насторожилась. - Просто помочь хотел. Мало ли что...

— Спасибо! - тепло улыбнулась Раннвейг. - Обо мне редко кто-то заботится. Но правда, не нужно меня провожать. Я сама.

— Ладно, - пожал плечами парень. - Как скажешь.


Они ещё немного постояли рядом, поговорили о том о сём, и каждый пошёл своей дорогой.


***


Сверре гостил у дяди две недели. За это время переделали кучу важных дел: сломали старый сарай и построили новый, законопатили щели в доме и в хлеву, починили лодки и рыболовные сети.


Так, за работой и задушевными разговорами, время пролетело незаметно. Нужно было идти домой.


Сверре долго стоял в воротах, болтал с дядей и его домочадцами и всё тянул с прощанием. Уже вечерело, когда парень, пьяненький и весёлый, с полной сумкой подарков, всё-таки пошёл домой.


Лесная дорога на сей раз была безлюдной. Только Сверре, горланя песню про волшебный смычок, бодро шагал вперёд.


Холодное красное солнце уходило за горизонт, и длинные тени растянулись между деревьями. Под ногами хлюпала мерзкая кашица из грязи, травы и воды. С наступлением вечера это месиво начало замерзать, и стало очень скользко.


Сверре поневоле замедлил шаг. Потом и песня прервалась: пришлось внимательно смотреть под ноги, чтобы не шлёпнуться в грязь.


Так парень добрался до холма, который дорога огибала, а после раздваивалась. Основной путь вёл к Нерсвеа, а ответвление шло к хутору Эйгорден. Здесь, у развилки, Сверре остановился отдохнуть и выкурить трубочку.


Пока парень, прислонившись к дереву, пускал кольца дыма, уже стемнело. В полную силу засияла жёлтая, похожая на ломоть сыра, луна.


В её призрачном свете всё вокруг расплывалось и меняло очертания. Вон тот поросший мхом валун... А если это не камень, а носатый тролль?! Вот-вот он зашевелится, разогнётся и откроет глаза. Сверре показалось, что он замечает движения валуна-тролля.


Ветви деревьев, будто кривые изломанные пальцы, тянулись в сторону, к чему-то невидимому.


Крылатый силуэт бесшумно мелькнул в ночном небе и исчез среди ветвей. Сова? Самое время для её охоты. А может, это не просто птица...


Сверре вдруг стало очень неуютно.


И прислушавшись, он понял, почему.


В лесу не бывает полной тишины: шумит ветер, журчит вода. Да и звери и птицы издают уйму звуков. Нужно только уметь слушать.


А сейчас стояла тишина глухая, абсолютная, будто уши были накрепко заложены ватой. Даже ветер стих. Лес будто замер, затаился в ожидании чего-то.


Весь хмель мигом выветрился из головы Сверре. Он затушил трубку, поправил сумку и осторожно двинулся вперёд.


И тут тишину ночного леса разорвал детский плач.


Злой, обиженный плач младенца, который намочил пелёнки и хочет есть, а матери всё нет и нет…


Сверре аж подпрыгнул от неожиданности и прислушался. Звук шёл слева, из оврага в глубине леса.


“Но там сплошной бурелом! Как ребёнок там оказался?” - подумал парень.


Плач становился всё более горестным.


“Пойти посмотреть?.. Там и днём ноги переломаешь, а ночью тем более! А у меня фонаря нет”.


Сверре сделал было несколько шагов к оврагу, но передумал и вернулся к развилке.


— Да это росомаха! - осенило парня. - Ну точно! Ведь эта зверюга вопит точь-в-точь как ребёнок.


Плач перешёл в стоны и всхлипывания, а потом затих.


Тягучие мгновения тишины.


А потом всхлипывания раздались снова, и гораздо ближе!


Сверре сплюнул горькую табачную слюну, снял с пояса топорик и зашагал так быстро, как только позволяла скользкая дорога. Росомаха — зверь опасный. Даже волки и медведи с ней не связываются, а Сверре тем более не хотел. Лучше убраться подобру-поздорову, пока цел.


Зловещие звуки умолкли. Наступила тишина, прерываемая только тяжёлым дыханием самого Сверре.


И тут парень отчётливо почувствовал на себе чей-то взгляд.


Кто-то пристально смотрел ему в спину.


Сверре покрылся липким потом от страха. Сердце бешено застучало в груди.


Стиснув зубы, он бросился к старой сосне. От росомахи по скользкой грязи не убежишь, а если прикрыть спину и встретить зверя с топором в руках, то есть шансы на лучшее.


Вжавшись спиной в могучий ствол дерева, Сверре покрепче перехватил топорик и приготовился встречать врага.


Шевельнулись кусты слева, в них что-то заворочалось и громко засопело.


Парень грязно выругался, и в ответ ему раздался вой.


Низкий, вибрирующий звук был полон тоски и неизбывного одиночества. Было в нём что-то чужое, неправильное, чему нет места в привычном мире. Ни зверь, ни человек не может издавать ТАКИХ звуков…


Сверре окаменел от ужаса.


Что за нечисть прячется в кустах?!


Вой раздался снова, на этот раз полный злобного торжества и… голода?!


Потусторонний звук теперь шёл отовсюду. Он обволакивал, давил на плечи гигантской тяжестью и ломал волю.


Сверре, уловив быстрое движение слева, наугад рубанул топором. Кажется, промахнулся! Но звук прекратился, тяжесть ослабла, и парень бросился бежать.


Подскальзываясь на грязи, падая и тут же поднимаясь, он нёсся по дороге. То за спиной, то сбоку раздавались жуткие стоны и вой.


Сверре и сам вопил от страха, но всё же заметил, что враг будто нарочно даёт ему бежать впереди. Это существо двигается очень быстро, так, что глаз видит только размазанное пятно. Хотело бы оно схватить, давно бы догнало. Оно специально пугает добычу, чтобы побегать за ней и поиграть.


Эдакие смертельные кошки-мышки.


Пот заливал глаза, морозный воздух колол лёгкие. Сердце, казалось, сейчас проломит грудь и выпрыгнет наружу. Нестерпимо хотелось остановиться и перевести дыхание, но стоны нечисти подгоняли похлеще любого кнута.


Сверре достиг поляны, где тёк ручей с крутыми берегами. Он ещё не замёрз, и над водой клубился туман.


Сверре хотел с разбегу перепрыгнуть ручей, но не рассчитал и рухнул в ледяную воду. Ручей был неглубоким, всего-то по колено, но Сверре больно ударился об острые камни на дне. Набрякшая одежда сильно потяжелела.


Детский плач, переходящий в голодный вой, раздался совсем рядом. Цепляясь за торчащие из земли корни и камни, Сверре перебрался на другой берег ручья.


Ноги не слушались, сил бежать больше не было… Да и нечисть уже была слишком близко.


Сверре приготовился принять отчаянный бой и сжал топорик покрепче.


На поляну выскочил преследователь. Размытое пятно рванулось туда-сюда вдоль ручья и в нерешительности остановилось перед текущей водой. Теперь Сверре мог рассмотреть это существо.


Нечисть в величину была со среднюю собаку и очень походила на младенца, стоящего на четвереньках: округлое тельце, пухлые ручки и ножки с маленькими пальцами, большая голова на тонкой шее.


Вот только младенцы не бегают на одном боку, опираясь на локоть и колено и задирая в воздух свободную руку и ногу. И у младенцев не бывает огромных глаз-провалов, в которых клубится чёрная, непроглядная тьма…


Чудище шумно втянуло воздух маленьким носиком и уставилось прямо на Сверре. Изо рта твари высунулся длинный язык, облизал губы и щёки и спрятался обратно.


Сверре пытался закричать, но из горла вылетел только слабый стон. По бёдрам потекло что-то тёплое. Парень обмочился от страха.


А тварь, нетерпеливо взвизгивая, забегала туда-сюда вдоль ручья. Текущая вода явно её пугала, и нечисть пыталась и не упустить добычу из виду, и найти место, где можно перейти ручей.


Сообразив, что прямо сейчас его не достать, Сверре стал медленно пятиться.


Дальше, дальше…


Ещё шаг.


И ещё. И ещё несколько.


А нечисть так и бегает на том берегу!


Осмелев, Сверре повернулся спиной к ручью и побежал что есть сил. Тварь разочарованно взвыла, и этот вой ещё долго стоял в ушах удирающей добычи.


***


...Наконец-то впереди показались огни хутора Нерсвеа.


Сверре сел на придорожный валун и зашёлся нервным, кашляющим смехом.


Спасся, чёрт побери!.. Добрался! Живой!


Отдышавшись и немного успокоившись, Сверре осмотрел себя и принюхался. Нет, в таком виде показаться на глаза людям нельзя!


Не дай бог увидят в обмоченных штанах, на всю округу прослывёшь зассанцем. И так Сверре считают немного странным, а тут вовек от позора не отмоешься. И никто не поверит, что убегал от жуткой твари. Все решат, что Сверре её выдумал, чтобы оправдаться.


Хорошо, что дом Матисенов ближе всех к дороге!


Никем не замеченный, Сверре пробрался к дому, опёрся локтем об ворота и задумался. Как попасть внутрь? Лезть через забор? Собаки шум поднимут, всех переполошат.


Вдруг створка ворот неожиданно поехала в сторону. Открыто!


Вот это удача!


Видимо, старший брат Ивар опять забыл запереть ворота на ночь. Водился за ним такой грешок. Домочадцы, в том числе и сам Сверре, часто ругали его за это, но сейчас парень был очень рад забывчивости брата.


Двор был пуст, а в доме свет горел только в одном окне. Семья уже почти легла спать.


Отлично, то, что нужно!


Погладив сторожевых псов, Сверре шмыгнул в сарай, где лежала грязная одежда, приготовленная для стирки. Здесь же нашлось и ведро с водой. Поверхность воды затянула тонкая ледяная корка.


Стащив с себя мокрые и вонючие штаны, Сверре взял ведро, зашёл за сарай и помыл ноги. Потом вернулся, выудил из кучи для стирки что-то более-менее подходящее и оделся.


Теперь нужно было избавиться от испорченного. Тихонько выйдя за ворота, Сверре приподнял большой камень и спрятал штаны под ним.


“Потом сожгу в бане. Всё равно они уже разодраны так, что не починишь.”, - подумал Сверре и, пригладив растрёпанные волосы, вернулся во двор и запер за собой ворота.


Вот теперь можно идти домой.


— Господи, Сверре! Почему ты весь мокрый и грязный?! Что случилось? - всплеснула руками жена Эспена, убиравшая на кухне посуду.

— Поскользнулся и в ручей упал.

— Ох… Ну, что стоишь? Приведи себя в порядок и садись к огню. Ты голоден? Сейчас ужин положу.


Переодевшись в сухое и съев большую тарелку форикола и ломоть хлеба с козьим сыром, Сверре наконец согрелся и почувствовал себя в уюте и безопасности.


***


Купание в ручье и бег по лесу не прошли даром. Сверре заболел и десять дней провалялся в постели. И даже потом, когда жар и ломота в теле отступили, он ещё долго чувствовал себя слабым и разбитым.


Пока Сверре болел, снег укрыл землю сплошным ковром и уже не таял. Наступила зима — самое сложное, но и самое красивое и волшебное время года.


Крестьяне, рыбаки и прочий простой люд радовались зиме: повседневных забот стало меньше, и можно перевести дух. А долгие тёмные вечера — лучшее время для историй. Страшных и весёлых, о деяниях предков, о настоящей любви, о чудесах, что ещё случаются в мире…


Сверре так никому и не рассказал о жуткой твари. Он боялся, что ему не поверят и засмеют. И очень не хотелось вспоминать пережитый ужас и стыд.


…А меж тем по окрестности поползли слухи о странных звуках, что доносятся от лесного оврага. Сначала все подумали, что это росомаха. Но бывалые охотники не нашли ни логова зверя, ни единого следа.


А в середине декабря пропал кузнец из Льёсне. Его нашли в том самом ручье на поляне. На теле не было ран, но на лице застыл ужас: рот распахнут, глаза лезут из орбит. Что-то так испугало кузнеца, что он побежал, упал в ручей, сломал шею и мгновенно умер.


Неделю спустя мальчишка с хутора Эйгорден, обидевшись на родителей, вечером удрал в лес. Что с ним случилось — неизвестно, но утром он вернулся немым. Мальчик мычал и тряс головой, как немощный старик. Городские врачи, которым показали мальчика, единогласно сказали: такое бывает от сильного страха.


Теперь люди старались не ходить лесной дорогой поодиночке, а то и вовсе выбирали обходной путь. Вслух, конечно, никто не признавался, что верит слухам и боится. В конце концов, ну просто захотелось человеку пойти другой дорогой!


***


Через пару дней после Рождества Йенс Ларсен, богатый хозяин, которому принадлежало почти всё на хуторе Эйгорден, устроил большой праздник для всей округи. Делал он это не от излишней доброты или щедрости. Уж кто-кто, а старый Йенс никогда не упускал случая похвалиться достатком и напомнить всем, кто тут самый успешный и влиятельный. Соседи ворчали, но от приглашения никто не отказался. Были на празднике и все три брата Матисены.


Столы накрыли в просторном хозяйском доме, но даже там все гости не помещались, и веселье продолжалось во дворе — там жгли костры, пели и смеялись. Постоянно кто-то прибегал погреться, а кто-то выходил проветриться.


Сверре спустился с крыльца и пошёл к амбару, где было потише и потемнее. Парню хотелось отдохнуть. С наслаждением вдыхая морозный воздух, он прислонился к стене и, улыбаясь, наблюдал за веселящимися людьми.


Вдруг из-за амбара послышалась какая-то возня. А потом заговорил пьяным голосом заговорил мужчина.


— Ну чего ломаешься? Никто не узнает. Недотрога! Иди сюда.

— Отстань! Дай пройти. В святой праздник только и думаешь, как бы под юбку залезть. Не стыдно?


“Это же Раннвейг!”, - узнал Сверре женский голос.


— Святая нашлась, меня стыдить! Дура, да кто на тебя посмотрит! Радуйся, что хоть так мужика узнаешь. А ну стой!

— Пусти-и-и-и!


Звуки борьбы и треск ткани.


Сверре вспомнил осеннюю встречу на дороге, серо-голубые глаза Раннвейг и её бледное лицо. Раскалёнными углями в груди зажёгся гнев. Кулаки сжались сами собой, и Сверре поспешил на помощь. И вовремя!


Хуторской рыбак повалил Раннвейг на бочки у стены, задрал девушке юбки и уже пристраивался между её ногами.


— Отстань от неё!


Близоруко сощурившись, рыбак разглядывал неожиданного заступника.


— А, младший Матисен! Шёл мимо, ну и иди себе к чёрту. От девки не убудет, если её потискать.

— Она тебе не рада!


Рыбак опрокинул бочку вместе с девушкой в снег и бросился в атаку. Он был выше и массивнее Сверре, но сильно пьян.


Противники обменялись ударами, потом Сверре удачной подсечкой зашвырнул рыбака в глубокий сугроб. Эх, надавать бы хороших пинков наглецу!.. Но важнее было увести девчонку в безопасное место.


Пока пьянчуга барахтался в сугробе, парень помог Раннвейг встать, и вместе они забежали в дальний сарай и заперли дверь. Сверре снял свой полушубок и набросил девушке на плечи. Та вся дрожала.


Обняв девушку, Сверре неловко гладил её по волосам. Ему очень хотелось сказать что-то хорошее, успокоить её и ободрить. Но как назло, подходящие слова никак не находилось, и Сверре молчал.


Издалека послышалась ругань рыбака. Но его быстро отвлекли люди у костров; кажется, ему там налили горячей выпивки и успокоили.


Подождав ещё немного, Сверре выглянул наружу. Веселье продолжалось, люди сновали туда-сюда, но рыбака нигде не было видно.


— Всё, можно идти, - сказал он Раннвейг.


Но девушка вдруг прижалась к нему и зарыдала в полный голос, сотрясаясь всем телом. Свитер парня тут же промок от слёз.


— Эй, ты чего? Всё хорошо, он уже ушёл!


Но Раннвейг рыдала пуще прежнего, доверчиво уткнувшись лицом в грудь Сверре. Тот обнимал её, шепча на ухо всякие глупости, лишь бы она успокоилась.


Наконец девушка глубоко вздохнула и вытерла глаза рукавом.


— Сверре, я… Не знаю, как тебя благодарить! Спасибо! Ты меня спас. Этот… Он ведь уже!.. Ох, чёрт! Смотри, как платье порвал!

— Пойдём, провожу тебя, переоденешься.


Девушка, кутаясь в полушубок Сверре, поспешила к дому. Парень шёл рядом, с вызовом глядя по сторонам. Если кто снова покусится на Раннвейг, будет иметь дело с ним!


Старшие братья, увидев издалека эту картину, многозначительно переглянулись, кивнули друг другу и радостно сдвинули кружки.


***


Удался праздник у богача Ларсена! Вся округа погуляла на славу, а уж событий, сплетен и обсуждений надолго хватит.


Но тут всем подпортила настроение находка в лесу. Рядом с развилкой злополучной дороги охотники нашли два тела, мужчины и женщины. Это были дальние родственники Йенса Ларсена, собиравшиеся к нему на Рождество. Собирались, да вот не дошли…


Оба были мертвы уже давно. Одежда, вещи — всё нетронуто. Зато на синюшных лицах застыла гримаса ужаса, а на шее явно видны круглые кровоподтёки — следы пальцев. Этих людей задушили. Вот только пальцы у душителя были очень маленькие, почти детские.


Теперь всем стало ясно: в овраге поселился некто особенный. Это точно не привычная нечисть вроде троллей, хюльдр или нёкка. И лучше с этим кем-то не связываться…


Лесную дорогу забросили, а в лес ходили только по очень важным поводам, днём, большой и вооружённой компанией. А с наступлением ночи запирали покрепче двери и ставни.


Но, словно в насмешку над испуганными людьми, нечисть пропала!


После той несчастной пары никто больше не пострадал. Из оврага больше не слышали плача и стонов, не видели странных следов.


Впала ли в спячку неведомая тварь, ушла куда-то или провалилась в преисподнюю — местным жителям было всё равно. Главное, что удобная лесная дорога снова безопасна!


***


В мир ворвалась стремительная северная весна. Только что небо было низким и хмурым, а ветер гонял тучи над свинцово-серой водой фьорда. А сейчас с ясного неба на землю льётся тепло юного солнца.


Тают сугробы, звенят ручьи, поют птицы… Природа просыпается и спешит жить. И люди радостно улыбаются неизвестно чему и расправляют плечи. Весна — время обновления и надежды, время влюбляться и строить планы на будущее.


И весенними вечерами молодёжь собирается в стайки и уходит подальше от внимательных взглядов соседей и родни. Вот и Сверре с приятелями тоже позвали девушек прогуляться. Встречу назначили на обочине дороги, у столба с указателем.


Парни уже были на месте и ждали. Сверре, не обращая внимания на шутливую перебранку друзей, мечтательно смотрел вдаль. С замиранием сердца он ждал, когда же придёт Раннвейг.


С Рождества между ними установились особые отношения. Они не давали друг другу обещаний, не говорили красивых слов и не клялись в любви. Но Сверре оберегал девушку и старался облегчить непростую жизнь сироты. А Раннвейг стремилась угостить его чем-нибудь вкусным, развеселить и тоже помочь в меру своих сил.


Сверре не думал о ней постоянно и не испытывал навязчивого, почти болезненного желания, как это было с зеленоглазой Вигдис. Но с Раннвейг ему было уютно. Когда они на берегу фьорда любовались закатом, и девушка доверчиво прижималась к нему, вложив свои тёплые пальцы в его ладонь, Сверре был совершенно счастлив.


…Вот вдали показались три девичьи фигурки. В правой парень узнал Раннвейг. В груди разлилось приятное тепло, и губы сами собой растянулись в улыбку.


А вот приятели Сверре, братья-погодки с хутора Эйгорден, заметили подруг и прервали спор только тогда, когда девушки подошли вплотную.


— Все тут! Ну что, идём?


Смеясь и рассказывая всякие истории, компания двинулась в путь. Они шли к изгибу фьорда. Когда-то в древности здесь был ледник. Отступая, он оставил множество камней самой причудливой формы. Получился то ли диковинный каменный сад, то ли скульптуры, и местная молодёжь давно облюбовала это место для своих посиделок.


Раннвейг шла, подставляя лицо ласковым лучам солнца, и улыбалась.


Сверре залюбовался ею, и вдруг его как вспышкой поразило: хватит медлить! Пора поговорить со старшими братьями, купить кольцо, да и позвать девушку замуж. Чего думать-то? Пусть она сирота и бесприданница! Главное, что им хорошо вместе.


Сверре аж споткнулся от таких мыслей. В самом деле, почему бы и нет?..


— Эй, ты чего? - окликнули его спереди.

— Ничего, просто задумался.


Компания тем временем подошла к развилке. Дальше можно было пойти длинным путём, через деревню. А можно — коротким, той самой лесной дорогой.


— Куда свернём?

— Пойдёмте через лес, - сказала одна из девушек. - Так быстрее, а времени маловато.

— А не боишься?

— Ой, да с Рождества тут всё тихо! А с вами ничего не страшно, - кокетливо улыбнулась она обоим братьям.


Вопрос был решён.


Все шумели и смеялись, и даже Сверре, который отлично помнил жуткую тварь, в итоге успокоился. В конце концов, тогда он был один, а сейчас вокруг люди. И рядом идёт Раннвейг, а перед ней никак нельзя показать себя трусом!


…А вот и та старая сосна, к которой он прижимался, готовясь дать отпор врагу. Зловещая картина той ночи отчётливо встала перед глазами. В горле мигом пересохло, и парень полез в сумку за водой.


— Что случилось? - встревоженно спросила Раннвейг. - Ты побледнел.


Сверре глотнул из бутылки и пробормотал нечто невнятное.


— Хм, а птицы-то замолчали. - сказал младший из братьев-погодок.


Все прислушались. Сверре затошнило, а перед глазами поплыли цветные круги.


Это была неестественная, глухая тишина, как тогда…


Спина Сверре покрылась липким потом. Он понял, ЧТО будет дальше. И был прав.


От оврага донёсся вой.


Тот самый, тоскливый, голодный и потусторонний.


Он сразу же оборвался, и наступила тишина. Все настороженно осматривались по сторонам.


— Что за?.. - не веря своим ушам, выдохнул старший из погодок.


Вой раздался снова и перешёл в тяжкий стон и плач. На сей раз звук был гораздо ближе.


Началась паника.


Перепуганные девчонки завизжали и побежали куда-то в лес. Младший из братьев бросился за ними. Старший сначала выхватил нож, но, услышав новый вопль твари, не выдержал и помчался вслед за братом.


В мгновение ока у сосны остались Сверре и вцепившаяся в него Раннвейг.


Нечисть заплакала где-то совсем рядом.


Сверре выругался.


— Раннвейг! Слушай меня!


Девушка подняла взгляд. Она не плакала, но в широко распахнутых глазах плескались страх и… что-то ещё, Сверре не понял. Да и некогда было разбираться.


— Знаешь ручей у трёх берёз?

— С высокими берегами? Да.

— Беги туда! Эта тварь боится текущей воды! Перейдёшь через ручей и беги к людям, зови подмогу. Ну?!


Раннвейг сделала пару шагов и остановилась.


— Я с тобой! - лицо девушки побелело, но голос был твёрд. - Если убьёт, так пусть обоих.

— Беги! - рявкнул Сверре.


Но Раннвейг осталась на месте.


Кусты напротив зашевелились. Но нечисть почему-то не спешила выходить, а издавала стоны и плач, полные страдания и одиночества.


Если не знать, что это за тварь, то сердце сожмётся от жалости.


Раннвейг вдруг смело пошла вперёд. Глаза её пылали гневом. Встав прямо перед укрытием твари, девушка громко крикнула:


— Заткнись, отродье! Убирайся и оставь нас в покое!


Нечисть вмиг умолкла.


Миг напряжённой тишины.


А потом из кустов раздался радостный детский голосок:


— Отродье! Меня зовут Отродье! Мама дала мне имя!


Из кустов вылетело белое облачко и растворилось в воздухе. И тут же лес наполнился привычными звуками.


Сверре стоял, разинув рот и не веря своим ушам.


— Мама?.. Эта жуть назвала тебя мамой. Раннвейг! Ты что, родила нечисть?!


Девушка ссутулилась и разом будто постарела лет на двадцать.


— Нет. Но он стал… стал им. Я не хотела.

— Тьфу, кто стал?! Кем стал?

— Мой сын! Он стал утбурдом! Ты разве не понял, кто это был?!


Сверре схватился за голову, словно пытаясь удержать её на месте.


Конечно, он слышал раньше, что такое утбурд. Это дух младенца, брошенного умирать или убитого матерью. Он очень зол на живых и мстит им. Старики любили пугать молодёжь такими историями, но всегда добавляли: “В нашей-то округе давно такого не было, у нас, слава богу, всё хорошо! Уж не припомню, когда младенца выносили в голодное время”. И Сверре всегда думал, что эти истории — старческие байки.


А тут на тебе!..


У Раннвейг начался нервный припадок. Она завыла не хуже нечисти и стала кататься по земле и биться головой о камни и торчащие корни. Сверре пытался её успокоить. Получилось, но спустя долгое время. Успели даже вернуться удравшие в лес девушки и братья-погодки.


И вот наконец Раннвейг угомонилась и смогла рассказать, в чём дело.


Прошлой зимой Трюгве, сын богатого хозяина Йенса Ларсена, вернулся домой из города. Он учился там несколько лет, но отец решил, что хватит - парень вырос, пора и делами на хуторе заняться.


Трюгве исполнилось шестнадцать лет, и он считал себя вполне взрослым. Только одно его беспокоило: он до сих пор не познал женщины. А разве можно без этого быть мужчиной, а не мальчишкой!..


Улучив момент, парень зажал рот батрачке, проходившей мимо, надавал ей оплеух, затащил девушку в спальню и сделал то, что хотел.


Батрачку звали Раннвейг. Она никому не рассказала о случившемся. Кто станет слушать жалобы нищей сироты на сына хозяина? Даже с немногими подругами Раннвейг не могла поделиться своей бедой. Расскажешь, и вся округа узнает, пальцем будут тыкать, смеяться… Лучше помалкивать.


А через месяц девушка поняла, что беременна. Скрепя сердце, она сказала об этом Трюгве. Тот равнодушно ответил: “Мне нет дела до детей какой-то батрачки”.


Живот рос, благо, под юбками и просторными рубахами можно спрятать даже большое пузо. Никто ничего не замечал.


А время шло, и нужно было что-то решать. В отчаянии девушка рассказала всё Осхильд, старой пряхе из Льёсне, и попросила у неё совета. Старуха выслушала сбивчивый рассказ и усмехнулась: “А то ты не знаешь, как испокон веков поступают с ненужными детьми. Роди тайком и оставь в лесу.”.


Чем ближе подходили роды, тем больше правды находила Раннвейг в словах старухи. Ребёнок — это помощник, наследник, продолжатель дела семьи… Что наследовать и что продолжать ребёнку нищей батрачки, когда у неё самой частенько живот от голода скручивает?


А родить ребёнка невенчанной, без мужа — обречь себя на такой позор, что и правнуки не отмоются. И мать, и ребёнка ждут впереди только презрение всей округи. Никто не захочет иметь с ними дела. Так не лучше ли сразу избавиться от ребёнка, и прекратить и его, и свои страдания?...


Поздней осенью, чувствуя приближение родов, Раннвейг каждый день уходила в лес, говоря, что идёт за клюквой. И однажды всё случилось. Раннвейг спустилась в лесной овраг и там родила мальчика.


Мать взяла его дрожащими руками. Он заёрзал, сделал свой первый вдох и оглушительно заорал.


Сердце Раннвейг бешено стучало, в глазах всё плыло. И в голове билась мысль: “А вдруг?.. Взять с собой или оставить?”.


Раннвейг разглядывала младенца. Нелепый, с синюшного цвета кожей, перемазанный кровью и белой слизью, мальчишка больше походил на диковинную куклу, чем на ребёнка. На голове младенца красовались густые тёмно-русые волосы, точь-в-точь того же цвета, как у Трюгве Ларсена.


И девушка закричала. Просто так, без слов. Похожий на вопль раненого зверя, крик пролетел над оврагом, вспугнув птиц.


Вскочив на ноги, Раннвейг положила ребёнка в кучу опавших листьев. Посмотрев в последний раз на младенца, она повернулась спиной, выбралась из оврага и побежала прочь.


В лесном озерце она помылась и привела себя в порядок, насколько могла. Собрала немного клюквы, чтобы не возвращаться с пустой корзиной. И, прежде чем уйти, Раннвейг долго смотрела на своё отражение в воде, и губы шептали то ли молитву, то ли проклятие…


Наконец она вышла на лесную дорогу. Там-то девушку и увидел Сверре, который шёл в Льёсне. В другое время она с удовольствием поговорила бы с ним подольше, но не в тот раз…


Несколько дней Раннвейг с замиранием сердца ждала: а вдруг младенца найдут, и всё раскроется?! Но её тайна осталась тайной. И всё шло своим чередом.


…Следующей зимой поползли слухи о вопящей нечисти в лесном овраге. Вспомнив истории про утбурдов, Раннвейг догадалась, КТО это. Но никому, понятное дело, не сказала. А теперь правда выплыла наружу…


Раннвейг обессиленно прикрыла глаза. Все окружающие потрясённо молчали.


— Убийца! - первым обрёл дар речи старший из братьев-погодок. - Из-за тебя люди погибли! Нечисть тут развела!

— Нечего было перед Трюгве хвостом крутить! - поддержала его одна из девушек. - Сама поди к хозяйскому сыну липла.

— Старику Ларсену рассказать придётся. - почесал в затылке младший. - Он хозяин, он пускай и решает, как быть. Только запереть её надо, чтобы не удрала.

— Заткнись.

— Что?!

— Что слышал. - Сверре обвёл всех гневным взглядом. - Вы удрали, оставили нас нечисти на растерзание. А теперь набросились! А Раннвейг, между прочим, утбурда и упокоила! Больше он не появится.

— Сама породила, сама и упокоила, - пожал плечами парень.


Сверре не удостоил его ответом. Он помог Раннвейг подняться и, поддерживая девушку под руку, повёл её домой. Остальная компания пошла в отдалении сзади, перешёптываясь за их спинами.


***


Со встречи с утбурдом Раннвейг повредилась рассудком. Она перестала мыться и менять одежду, не узнавала людей вокруг и постоянно разговаривала то ли сама с собой, то ли с невидимым собеседником.


Потом она повадилась удирать в лес или на берег фьорда. Не раз её ловили и приводили домой, грязную, всю в синяках и с совершенно безумным взглядом.


Богатый хозяин выгнал её с хутора. Если она не может работать, зачем терпеть сумасшедшую? И Раннвейг исчезла.


Поговаривали, будто её видели среди городских нищих. Другие утверждали, что она живёт в землянке в лесу, а старуха Осхильд носит ей еду. Иные клялись, что встретили Раннвейг в приюте при монастыре, и девчонка прикидывалась немой.


Что из этих разговоров правда, а что нет, Сверре не знал и знать не хотел.


После всего случившегося в нём будто что-то надломилось и никак не заживало. Он стал нелюдимым, перестал даже здороваться с соседями. Выполнял привычную и необходимую работу, мог даже поговорить на простые темы, но всё время держался отстранённо, будто мысли и душа его были устремлены куда-то далеко. Братья и их жёны пытались растормошить и развеселить парня, но ничего не выходило.


Когда объявили рекрутский набор, Сверре неожиданно для всех вызвался добровольцем и ушёл в солдаты. С тех пор родня больше ничего о нём не слышала.




Справка


“Волшебный смычок” — норвежская народная песня про музыканта и богача, который хотел купить его инструмент.


Нёкк (нюкр, водяной) — в скандинавском фольклоре природный дух воды, хозяин пресных водоёмов. Опасен, враждебен к человеку, но его можно перехитрить. Чаще всего принимает облик лошади светлой масти или огромной рыбы.


Утбурд (утбюрден, мюлинг) — в скандинавском фольклоре дух младенца, убитого матерью или брошенного умирать. В буквальном переводе означает что-то вроде “вынесенный на пустошь”.

Считается крайне злобной и опасной нечистью. Описания его свойств разнятся, но почти все истории говорят, что избавиться от утбурда можно, дав ему имя или похоронив его останки в освящённой земле.


Форикол — блюдо норвежской кухни. Название переводится как “овца в капусте”. Готовится из кусков ягнятины с костью, капусты, чёрного перца и муки. Ингредиенты тушатся несколько часов. На гарнир к фориколу подают сваренную крупными кусками картошку.


Хюльдра (хульдра) — персонаж скандинавского фольклора. Выглядит как красивая девушка, но с коровьим хвостом. Обладает большой физической силой. Любит соблазнять мужчин.

Загрузка...