Проснулся Иванушка от воплей горестных. Проклятья звучали по страшному и сулили всем беду неминуемую. Заслушался хлопец, задергался, не его ли ищет тетушка, не ему ли грозит ножки выдернуть. Побежал Иванушка скоренько, выяснять, в чем беда у тетушки, горемычно чертей призывающей.

Крик и грохот стоял на задворках, от лая матерна дрожала яблонька, на землю мокрую плоды падали. Огляделся добрый молодец, призадумался и не может понять, откуда же раздаются те крики ярости. Услыхал он вновь вопль тетушки и смекнул, что-то клозет на задворенках издает эти звуки страшные. Вороток дверной чуть повернутый, крепко дверку держит в уборной. Из отдушины, сердечком вырезанной, глаз горит, гневом пышущий. Не несет тот взор ничего доброго, ни ему, ни всему живому в окрестностях.

— Стоять! — раздался на задворках окрик злой. Воробьи в кустах заметалися.

Вытянулся Иванушка придорожным столбиком, убоялся насмехаться над тетушкой. Он любил ее, родню единственную и взоржать не осмелился над бедною. Добрым парнем слыл юный молодец, хоть и кликали его дурачиною.

— Дверь открой, поганец ты этакий! Не твоих ли рук дело темное, признавайся мне, как на духу, все равно узнаю ведь истину!

— Дорогая моя тетушка, почто напраслину на меня наводишь ты. Совесть чистая у мня, яки стеклышко, в мыслях не было учинять тебе оказию!

— Открывай давай, козы еще недоены, слышишь, как орут, бедолаги рогатые. А я уж докопаюсь до истины, по следам найду баламута негодного, закопаю тут под березонькой.

— Копаясь до правды, тетушка, на себя не выйди неожиданно! Может ты сама, родная, воздух когда портила вороток сместила нечаянно?

— Ты посмотри, какой умник выискался! Разберусь я во всем сама, только выпусти.

Освободил Иванушка тетушку и та, горлицей из проема вылетев, устремилась с несвойственной ей скоростью, в центр деревни, в руках вилы подкидывая.

— Где вы все, окаянные? Ау, ау, ироды! — донесся ее голос с дороженьки.

Иванушка кинул взгляд на деревню родную. Действительно, где все, удивился он. Ни тебе детишек, всегда под ноги лезущих, ни теток на лавке семки лузгающих. Решил он до центра бежать, вслед за тетушкой. Если и там нет сельских жителей, значит карачун всем пришел неожиданный иль беда какая учинилася.

Дойдя до цели, Иванушка выдохнул, облегченно вздохнул, успокоился. Судя по пестрой толпе у порога старосты, апокалипсис покамест откладывался. Обсуждали видать что-то важное. Бабки тихо в кругу перешептывались, дети робко ручками подолы их ситцевые дергали. Мужики равнодушно смотрели на старосту, тот грозил перстом богам яростно, над головой руками размахивая.

— Непристойно быть равнодушными, люди добрые вы али нехристи! Человек пропал, юная девушка, а вы мне про подати неотданные. Вы меня слышите или нет, окаянные? — заходился в негодовании староста. Седые брови его, густотою богатые, ходили волнами по лбу морщиной изрытому.

— Что случилось-то? — спросил Иванушка у парнишки с открытым ртом внимавшего старосте.

— Змеюка прилетал под утро раннее, уволок Аленушку, сироту несчастную. Вот староста на бой всех уговаривает и никто не хочет откликнуться.

Удивился Иванушка и обрадовался. Змеев летучих в этих местах уже лет как тридцать не видывали. Ну а теперь можно развернуться на всю мощь богатырскую, размять косточки в борьбе с супротивником. Никто не чуял, какая силища таится в теле невзрачного с виду Иванушки, двадцати годочков отроду. С детства он ходил на бои с пугалом, от ворон на грядках поставленном. Набил за годы он их немеряно мечом, самолично им из доски выструганным. Получал в ответ от огородников слова бранные и подпопники. Не поняли еще, дурни деревенские, какого богатыря взрастила земля деревни Калиново.

— Ну что, кто возьмется геройствовать, кто девку спасет нашу бедную? — вопрошал тем временем толпу староста, уставший от людского бездушия.

Все так же уныло, с молчанием, смотрели мужики в ответ, не желали они воевать со змеем летучим из-за девушки.

— Матрена вон на бой готовая, смотри, какая вся бодрая, — подал тут голос Степка, конюхов сын.

Взвилась еще не успокоившаяся тетка Иванушки, зыркнула на парня злобным взглядом, смерть повесе сулящим мгновенную. Тут же ворот рубахи Степановой был захвачен крепкою рукою тетушки. Вяло брыкающееся тело его, сначала воспарило над пыльной дорогой, а потом было утащено за ближайший сарай на задворенках. И было ясно теперь Иванушке, на ком выместит свой гнев его тетушка.

Мужики разбредаться начали, не слушая более речей старосты. Близился полдень и надо им заниматься делами насущными. Ни к чему им занятым селянам разгребать чужие напасти, к ним отношения не имеющие. Иванушка встряхнулся, оправился, отряхнул портки от пыли дорожной. Побежал и предстал перед старостой:

— Я пойду спасать Аленушку, геройствовать хочу на благо общества!

— Силенок то хватит, добрый молодец?

Для своих лет Иванушка походил на богатыря с большой натяжкой. Крепкие руки, привыкшие к труду можно принять бы за силушку, но сомнения в глазах старосты били своей очевидностью. Худой, жилистый Ванюшка не дюже богат был росточком, ни разу в боях не участвовал, уменьями пред народом не бахвалился.

— Вы не смотрите на меня, что я худой такой, я знаете какой пробивной да заводной! Я змея этого найду и покараю, узнаете еще, каков Иван, песни слагать устанете.

— Ой, парень, шел бы ты до дому, юноша. Пригодишься ты нам еще, женишься, дом тебе построим, детей нарожаешь, что еще ты можешь для деревни родной сделать-то. Живым быть оно ведь лучше, согласись, красный молодец.

— А как же Аленушка? Пусть погибает несчастная? Нельзя так к людям относиться, особенно к девицам-красавицам. Вот спасу да и женюсь, почему бы и нет, девка хорошая.

— Хороша-то хороша Аленушка, да как же ты спасать собираешься? Вон, мужики не согласились никто, знают, что их ждет в бою против змея нечистого. Куда уж тебе, неопытному по стране скакать с мечом из булата кованным. Да и нет же у тебя ни брони, ни оружия ладного.

— С голой рукой супротив врага пойду, но невмочь мне сидеть на попе ровнышко, пока девица в беде кручинится. Ты же сам призывал воителей, а теперь нос воротишь от добровольца юного.

Покачал головою староста, окрестил перстом чело юноши. А Иванушка, по дороге подпрыгивая, побежал к дому тетушки быстренько.

Безмятежная после расправы над Степкою, тетушка сидела за столом и пила чаек с мятой свежесобранной.

— Признался Степка мне во всех грехах своих, все как на духу рассказал, окаянный. Уж я-то ему внушила уважение, запомнит ученье надолго он.

— Тетушка, как же без суда и следствия наказание-то ему учинила?

— Я сама себе суд, сама себе следствие. Главное, что признался он, стервец, в содеянном. Грешно не верить речам покаянным, от души высказанным раскаяниям.

Покачал головой Иванушка, улыбнулся и молвил тетушке:

— Знаешь, тетушка, решил пойти я по свету, спасать Аленушку от змея летучего.

— Совсем ополоумел, недоросль, давно себя в отражении речки видел, глупенький? Если да, то пойди искупнись сейчас, охлади свою голову, ума напрочь лишенную, — молвила Матрена, дуя на чай губками сложенными.

— Ну а кто, как не я, подумай, тетушка? Я рожден для подвигов и доблести, а не бедра растить на лавке сидючи.

— Ну валяй, беги, геройствуй, глупое дитятко. Возьми в сундуке одежку запасную. Пригодится, когда перед змием портки измараешь в фекалиях.

— Смейся, смейся, тетушка, услышишь еще про меня былины сложенные, возгордишься потом племянником. Еды в дорогу дашь или голодать предложишь бедному родственнику?

— Да бери, что уж мне жалеть хлеба черствого, поди в последний раз кормлю-то болезного. Но, если что, вертайся, коль передумаешь. Найду тебе дело по силушке. Береги себя, племянник единственный.

— Тетушка, молви напоследок, кто была матушка моя, кем батюшка? Какими они были, мои родичи?

— Раньше не говорила и сейчас не скажу. Померли и все тут, остальное не твоего ума дело, зачем теперь и знать-то, коль их нет давно.

Взгрустнул Иванушка, вздохнул тяжело, и покатилась слеза по его небритой молодецкой щеке. Он достал свой заплечный мешок, собрал в него запас продуктов в дорогу долгую. Часом спустя, он уже шагал прочь от деревни, толком не зная еще, куда направляется.

Загрузка...