Недописанные строки

ВЫСОТА УХОДА

Давай умрём достойно — не сгибаясь, а ломаясь,

Как клинок о камень — в ночь, со звоном, не сдаваясь.

Давай умрём достойно. Пусть жест последний будет

Не просьбой — вызовом, что в пустоте забудет.

Мы исчезнем не с пылью, что гложут тяжкие сапоги,

А с ветром грозовым, с полынной горечью тайги.

Давай умрём, как гибнут острые стихи, в огне строки, —

Недописанными, с ранней болью, в центре глубоки.

И пусть потом, гадая над пеплом, над осколком фразы,

Скажут не: «их не стало», а: «они ушли — и сразу, и разные».

В тот день, когда исчезли все приказы, рухнул строй, —

Они прошли последнюю черту — огненную, стальную.

Давай умрём достойно. Не в срок — а вовремя, всерьёз,

На пике крика, на излёте крыльев, гроз.

Когда не страшно — тихо, и не больно — пусто,

А только свет — последняя минута, чувство.

Когда сломается в груди последняя свобода,

И тишина придёт, как подлинная мера рода,

И это всё. И иного нет, исхода.

Но пусть уход наш станет высотой, а не уходом.

Освобождение

Я видел: шла ты, руку вложив в его ладонь,

С тем гитаристом, чей мотив так нежно пел.

Ты улыбалась — и в глазах твоих огонь

Сиял сильнее, чем когда-то для меня горел.

И боль пронзила сердце, словно острый нож,

Рассекая тишину до самой глубины.

Но вдруг я понял — мой усталый, тихий вздох

Не о тебе… Ты счастлива. Ушли мои сны и войны.

Пусть будет с ним твой смех — прозрачный, неземной,

Пусть струны для тебя поют о вечной любви.

Ведь я люблю — не собственностью, а душой,

И боль моя — ничто, раз счастливы вы.

Вдохновение

Я ждал тебя, как ждёт зарю луна,

Считая дни — ведь каждый был о нас.

Я душу выжег, но была одна

Моя мечта — дышать тобой сейчас.

Ты — утро в самый тёплый летний день,

Ты — свет, что в окно льёт благодать.

Мне раскрывать себя бывало лень,

Но перед тобой не мог я скрыть себя опять.

И смысл мерк в словах вокруг пустых,

Когда звучал твой смех — живой, глубокий, нежный.

Моя душа молила: “Дай мне крылья, дайте их!” —

И обрела, едва шепнул ты мне надежду.

И потому, чтоб не было сомненья,

Скажу тебе на языке любви:

Je t’aime, ma chérie, ты — моё вдохновенье,

Tu es, mon cœur, l’amour de ma vie.

Защитные механизмы

Я смеюсь — чтоб не дрожать,

Шучу — чтоб не сорваться.

Мир гремит, а я — молчать учусь,

Чтоб не сломаться.

Я носил на лицах свет,

Чтоб спрятать боль под вуалью,

И верил: если правды нет —

Пусть хоть останется печалью.

Любовь? — как лезвие из снов,

Но тёплое, до боли.

В её шаге — тысяча основ,

На коих держится мой дом.

Тишина — мое поражение

Нет тех шпаг,

Что проткнут сердце мне за шаг.

Мир рубил — не дрогнул я,

Под огнём стоял, смеясь.

Лишь твой шаг за дверь —

И рушится мой бастион, поверь.

Не клинок, не боль чужих —

А тишина меж двух дыханий.

Пусть гремят мечи вокруг,

Пусть мир ломает хрупкий круг —

Я паду не от войны,

А от твоей тишины.

Эхо шагов

Я в каждом шаге слышу эхо

Твоих утраченных шагов.

И тишина рыдает глухо —

Мой грех — огонь твоих следов.

Твой смех в метро воспевает духов —

Он, будто пепел старых снов.

И дрожью бьёт шестой аккорд,

И тонет в стуже январской кровь

Отблеск в пустоте

И если ветер выдует все свечи,

И ночь прольётся в дом, как черный лёд, —

Не зови. Не кляни. Не перечь ей.

Пусть тьма сама твой голос унесёт.

Запомни лица — каждое, до дрожи,

Те, что смеялись, плакали, молчали.

Запомни руки — добрые, как божьи,

Что хлеб тебе когда-то подавали.

И тот усталый, выцветший от боли

Взгляд, что прощал тебе твои стихи.

И тишину, в которой все неволи

Тяжелее неба и глухих веков. Грехи.

Когда останешься — один, как пепел,

И сердце стынет, словно хрупкий лед, —

Зажги одну последнюю — для неба —

Спичку, что памятью ещё живёт.

Не для тепла — ведь пламя не утешит,

А чтобы на стене, как на листе,

Затрепетал твой образ, кроткий, нежный —

Последней правды отблеск в пустоте.

И пусть он мал, дрожит, как луч прощальный,

И пусть его затопчут ложь и грязь…

Ты видел свет — и миг был настоящий.

А значит… всё. Достаточно. Сейчас.