Нежданный гость

У меня есть личная традиция: весной и осенью я беру неделю отпуска и уезжаю в лес — один и подальше от людей. Я живу в палатке, думаю о всяком, гуляю и любуюсь природой. И принципиально не отвечаю на звонки и сообщения в это время. Жёстко? Может быть.

Но это помогает не уехать кукухой. У меня нервная и ответственная работа, приходится очень много общаться, договариваться, а кого-то — выводить на чистую воду… Зарплата и коллектив — отличные, но моральную нагрузку вывозить тяжело. Поэтому недели тишины и одиночества мне необходимы.

…В этот раз я выбрал Смоленскую область. В лесу, в нескольких километрах от деревни Петлино, я присмотрел симпатичное озерцо. Сказано — сделано: я собрался, всех предупредил и двинулся в путь.

Подъезжая к деревне, я заметил необычное оживление около местной речки. Там стояли вагончики, бегали туда-сюда люди, шумели инструменты — возводили какие-то заборы и избы. Остановившись на обочине покурить, я достал бинокль…

И увидел странное зрелище. У вагончика стояли вместе, курили и смеялись два молодых парня в серой форме вермахта в узнаваемых касках-горшках, советский пехотинец, советский лётчик в пилотке набекрень и мужчина лет сорока в чёрном кителе СС и в джинсах. К ним подошла женщина в современном красном платье и стала что-то говорить, размахивая руками.

Я сдвинул бинокль влево и увидел, как мужчина в пиджаке что-то говорит группе одетых в лохмотья людей, и одни по команде бегут в сарай, а другие — удирают в разные стороны. Поодаль стояли мужики в ватниках, ушанках и с ППШ, и с ними — мальчик в лохмотьях и ослепительно-белых кроссовках.

“Съёмки какие-то. Или военно-исторический фестиваль. Всё ясно”, — подумал я и убрал бинокль.

В деревенском магазинчике, куда я заехал за хлебом, продавщица похвасталась:

— У нас тут кино снимают! Про Великую Отечественную. Ой, сколько людей приехало! И всё шумят, всё что-то там делают.

— Здорово, — улыбнулся я. — Лишь бы сняли что-то хорошее, а не как обычно.

— Ну да, ну да. Говорили, вроде про партизан кино.

Попрощавшись с продавщицей, я поехал к нужному человеку, оставил у него во дворе машину и потопал в лес. К обеду я был у озера.

С местом стоянки я угадал: там было удобно и очень красиво. Высокие белые берёзки перемежались с осинами, и кое-где попадались ели. Озерцо было чистым, с прозрачной водой и пологим берегом. Я увидел в воде крупных карасей и обрадовался: порыбачу! А может, и искупаться рискну.

Обустроив всё, я поел, взял фотоаппарат и пошёл гулять по округе, пока светло. Налюбовался природой, наделал красивых кадров и даже поймал в объектив шуструю куницу. На обратном пути я вдруг услышал голоса и выстрелы. Сначала хотел обойти от греха подальше, но любопытство победило, и я осторожно пошёл поглядеть, что там.

Это оказались киношники. В лесу снимали сцену, как партизаны попадают в немецкую засаду, а главные герои, молодые красноармейцы, помогают отбиться.

— Дубов, падай трагичнее! Руки раскинь, слезу пусти, — кричал в мегафон мужик в кепке. — Зуев, рожу позлее скорчи. Эсэсовец ты или как?! Давайте, заново.

В суете на меня никто не обратил внимания. Я постоял с краешку, поглазел чуть-чуть (интересно же, как делают кино!) и ушёл.

…Вечерело. Я развёл костер и занялся готовкой. Нет-нет, но долетали ослабленные расстоянием, но явно слышные звуки съёмок.

“Блин, придётся искать другое место, если так дальше пойдёт”, — с раздражением подумал я.

Пока туда-сюда, пока я ужинал, стемнело. Посторонние звуки наконец затихли, зато ожили звуки лесные. В траве кто-то шуршал, трещали ветки, подавали голос ночные птицы, а над головой промчалась летучая мышь. На рукав мне упало жучиное крылышко — мыши повезло на охоте.

На меня нашло лиричное настроение, и я запел вполголоса:

— Чёрный ворон, чёрный ворон,

Что ж ты вьёшься надо мной,

Ты добычи не дождёшься,

Чёрный ворон, я не твой.

Вдруг обе ступни свело судорогой, их закололо и задёргало. Выругавшись, я разулся, осмотрел ноги, потом проверил обувь — ничего. Странно. Берцы не новые, проверенные.

Затягивая шнурки, я остро почувствовал на себе пристальный взгляд, который чуть ли не жёг шею и затылок.

По спине пробежали мурашки.

Мало ли кто.

Мало ли что.

Выпрямившись, я увидел, что на границе круга света от костра стоит человек. Кудрявый парень лет двадцати с приятным открытым лицом внимательно смотрел на меня. Он был одет в советскую пехотную форму. Вроде бы я видел его днём на съёмках…

— Привет. Чай горячий будешь?

— Добрый вечер. Благодарю, чаю не надо. Можно, я просто у костра посижу? — он улыбнулся смущённо и немного виновато.

— Не вопрос, садись, — я убрал со складной табуретки вещи. — Ты же актёр? Меня Миша зовут.

— Анатолий.

Какое-то время мы сидели молча, глядя в костёр. Мне вдруг подумалось, что много тысяч лет назад какой-нибудь древний предок тоже сидел и любовался огнём. У предка бронзовый ножик был верхом технологий, у меня есть смартфон; между мной и предком — невообразимая пропасть. Но и его, и меня завораживало пламя и будило трепет в душе. Огонь объединяет сквозь века…

Я искоса глянул на нового знакомого. Его форма была явно не новая: тут протёрлось, тут лоснится, видны следы починки, и кое-где — пятна. Форму долго носили, а не надели только что.

“Круто зафактурили, — подумал я. — Кажется, так это называется, когда вещь нарочно пачкают и состаривают, чтобы выглядело естественно. Если с формой стараются, может, и фильм хороший выйдет”.

Подул ветер, и я застегнул куртку. Вторая половина апреля — отличное время, но ещё холодное. Особенно ночью и в лесу. Кстати…

— Дать тебе плед? — спросил я у Толи. — Ты же в одной гимнастёрке. Костёр костром, а ночью дубак.

Толя был в одной летней форме, но внешне никак не страдал от холода, даже ни разу не поёжился. А я вот и шапку надел.

— Да, по ночам иногда заморозки бывают, и земля ещё мёрзлая, — согласился он. — Но не волнуйся, мне не холодно. Я уже давно не мёрзну.

— В смысле?

— Всё в порядке, правда. Я чутка посижу, и всё. Просто уж очень захотелось посидеть у настоящего огня.

— А ты дорогу найдёшь? Ваши из леса ушли. Вы где ночуете, в самом Петлино или рядом, в вагончиках?

— Пет-ли-но, — произнёс он раздельно, словно пробуя слово на вкус. — Вот как та деревня называется. Я до неё не дошёл.

— Заблудился? Давай провожу.

Он посмотрел странным, пронзающим взглядом — казалось, он проник глубоко в душу и видел всё, что я и сам не очень-то хотел видеть. Мне вдруг стало жарко и очень неуютно.

— Спасибо, провожать не надо. Мне совсем недалеко, — ответил он и показал рукой на пламя. — Я вот тут. Точнее, под ним.

— Не понял…

— Твой костёр меня разбудил. А я так соскучился по людям и теплу…

“Неадекват какой-то, — подумал я. — Поди он не актёр, а так, псих местный. Надо его аккуратно спровадить нафиг”.

— Я уже ухожу, не переживай, — будто услышав мои мысли, он встал, затянул ремень и поправил гимнастёрку. — Спасибо за костёр и беседу. Эх… Как не хватает тепла. Я так устал...

— Так давай к деревне провожу!

— Это без толку… Прощай, Миша!

Я зажмурился на долю секунды, смаргивая соринку, но когда открыл глаза, Толи уже не было. И не слышно шагов или других звуков. Вот он стоял рядом — и никого.

— Толя! Ты где? Анатолий! — позвал я.

Тишина. Странная, аж звенящая в ушах тишина.

Что за хрень?!

А может…

Я никогда не верил во всякую параномальщину, но сейчас по спине пробежали мурашки, а в горле встал ком. Человек не мог вот так бесшумно исчезнуть. Может, это был… ну, призрак какой-нибудь. Здесь в Великую Отечественную столько людей погибло, может, и правда что-то сверхъестественное пробудилось. Я напряжённо вслушивался и вглядывался в ночную тьму, но ничего странного больше не происходило.

Дождавшись, пока костёр прогорит, я ушёл в палатку.

Утром я проснулся от жуткого шума — рядом начали работать лесорубы. Поговорив с ними, я узнал, что тут будет большая вырубка — тишины и одиночества не видать. Я собрался и ушёл на северо-запад от Петлино и нашёл новое место, не хуже прежнего, только у речки. Дальше всё шло спокойно. Никто не приходил к костру, и я почти убедил себя, что странный парень в форме красноармейца мне то ли почудился, то ли приснился.

…Отдых всегда кончается быстро. В конце недели я вернулся в Петлино, забрал машину и отправился домой. Проезжая мимо съёмочной площадки, я попытался разглядеть, есть ли там Анатолий. Похожий парень мелькал, но он играл немца, и это всё же был не Толя.

Примерно через месяц мы с другом (он — реконструктор и член поискового отряда) встретились в баре, и я вспомнил эту странную историю. Друг совсем не удивился:

— Всякое бывает. Кому-то бойцы погибшие снятся и подсказывают, где их искать. А у нас в отряде был один тип, он говорил, что “мёртвые в сапоги стучатся”, якобы он ногами чует, где боец лежит.

— И как, находили?

— Знаешь, не всегда, но часто. А уж сколько всяких баек гуляет, что ночью к костру души погибших солдат приходят и просят хлеба, воды или чего покрепче!..

— А ты сам что думаешь?

— Что это игра воображения или выпендрёж. Или пьяные глюки у некоторых. Но так хочется верить, что хоть что-то из этих баек — правда… А у тебя геометка сохранилась?

— Да, весь маршрут есть.

…В конце лета друг написал, что его отряд работал в районе Петлино и почти там, где я жёг костёр, нашли скелет погибшего красноармейца. Его личность установили и даже нашли родственников в Иркутске, и теперь бойца перезахоронят с почестями, как полагается. Удалось даже найти информацию о его боевом пути.

С замиранием сердца я открыл скан газетной заметки. Я прочёл первые строки, и мне стало жарко, глаза защипало: “Храбро выполняя воинский долг, в бою за деревню Петлино (Смоленская обл.) погиб красноармеец Анатолий Петрович Чижов. Он вынес из-под огня раненого командира и передал его товарищам, а сам остался удерживать позицию и прикрывать перегруппировку…”.

Фото не было, вместо него художник нарисовал иллюстрацию. Газетный Толя совсем не был похож на того кудрявого парня, что пришёл к моему костру, но это и не так важно. Надеюсь, теперь он обрёл покой.

Хвала счастливому случаю, что я развёл костёр именно там.

“Случай — второе имя Судьбы”, — ответил мне друг.