Нежить

1. ТРОПАМИ ПРИХОДЯЩИХ

–Сегодня снова приходил? – спросил участковый Петров Марину Корниенко.

–Да, – как будто виновато ответила женщина.

Петров снял фуражку и вытер лоб. Заявительница сидела сама не своя. Бледная. Синяки под глазами. А ведь молодая женщина. И вроде бы ничего не случилось. Корниенко написала заявление в полицию. Ночами кто-то заходит во двор ее одноэтажного дома на окраине города, куда она переселилась после смерти матери. Правда в дом нарушитель с ее слов не влез. Но она боится и просит остановить данного субъекта.

–Может Вы что-то не договариваете?

–Я говорю правду.

–Вы утверждаете, что это Ваш дальний родственник, дядя Саша, а по паспорту Александр Михайлович Корниенко. Проживает: улица Луговая, дом 7, квартира 12. Утверждаете, был у Вас вчера во дворе в 2 часа ночи, с 26 на 27 апреля. 27-го днем Вы написали заявление. Сегодня, 28-го я пришел отреагировать на Ваше Заявление.

–Да.

–Вы с Александром Михайловичем разговаривали, он отрицает, верно?

–Да.

–Марина Сергеевна, у нас городок небольшой. Вы в курсе, что я его допросил, пока без протокола, естественно. Во-первых, он в ночь с 26 на 27 апреля был дома. Его видели жена, теща, дети. Во-вторых, он дальше двора ходить не может, опухшие ноги. В-третьих, привезти его тоже никто не мог. У них в семье никто автомобиль не водит. В-четвертых, в ту ночь у его жены был приступ. Сердце. Он с ней был всю ночь. В 2.30 они «скорую» вызывали. Сделали укол. В медучреждении это все зафиксировано. Вы обознались. Да и с какого перепугу пожилой человек мог лазить по Вашему двору в ту ночь? Вы бы подумали хотя бы. Тем более жена его при смерти, сердечница.

–Это был точно он.

–Да в нем весу больше центнера. Шкаф такой. Вы говорите метался по двору, как резаный. Как он мог бегать, если ходить не может? Тем более живете в разных концах города.

–Да, он как безумный был. Одет был в лохмотья. Глаза блестели, руки болтались, как веревки. Мне было очень страшно, что он выломает дверь.

–Не выломал же…

–Мне страшно, Вы можете это понять? Он стучал, скребся, выл как зверь.

Участковый еще разок оглядел заявительницу. Молодая, стройная, красивая женщина. Вела группу танцев в ДК. Наверняка, какой-то ухажер домогается.

–Ну ладно, хватит. Попрошу Вас по этому поводу больше не звонить, не писать.Сначала выясните точнее, кто это, и предупредите его, чтобы такие фокусы ночами не устраивал. Договорились?

–Нет.

–Ну мы не будем засаду устраивать, – у Вас ничего не произошло. Вас никто не изнасиловал, не ограбил. У нас нет никаких оснований его задерживать.

И тут у участкового появилась идея.

–Может кто-то похож на этого вашего родственника? Не припомните?

–Абсолютно исключено. Он приходит не первый раз. В пятницу я ходила к знахарке. Она сказала, что видит для меня смертельную опасность. Чтобы отвадить его, сняла с огородного пугала одежду, дала мне, – я съездила и незаметно подбросила им во двор. А он в прошлую ночь опять пришел. Я снова пошла к знахарке. Знахарка говорит: «Не человек это, а Нежить».

–Кстати, почему Вы того родственника по имени отчеству ни разу не назвали? Между Вами конфликт, вот Вы и скрываете.

–Они всю жизнь нелюдимые. Мою маму всегда недолюбливали, сочиняли про нее разные сплетни.

–Ну вот, с этого и надо было начинать.

–А я при чем?

–Так. Тогда еще раз спрашиваю, может Вы им должны денег? Может он хочет поговорить с Вами?

–В час ночи?

Участковый понял, что сморозил глупость, но «кхэкнул» в кулак и продолжал:

–Должно быть объяснение. Может перед сном пьете чего?

–Непьющая я.

–Да лучше бы пили! Извините. Так, что там дальше.

–Ничего! Не хотите расследовать, так и скажите. Я жалобу на Вас напишу.

–Ну, хорошо, давайте начистоту. Вы женщина красивая, видная. Без мужа.

–Это Вы к чему? В женихи ко мне набиваетесь?

–Подождите, Вы же не знаете, что я хочу сказать. Наверняка нравитесь мужчинам. Может в гости к Вам кто-то ходит. Может с этой стороны посмотреть?

–Сергей Павлович, еще раз Вам повторяю…

–…Так, не надо. И с претензиями давайте полегче тут. У меня по району пятьдесят восемь человек отбывали срок, сейчас освободились, – все под моим надзором, двадцать семь человек с условным сроком, еще двое с браслетами ждут суда. И еще два человека пропавших. Есть чем заниматься, как видите. Поэтому что я Вам посоветую. Установите камеру. И все! Все проблемы бы решили разом. Почему молчите? Это не дорого. Ну хорошо, собаку заведите, в конце концов. Есть много решений.

–Еще я не хотела говорить. Но скажу. Я ходила на кладбище. Там у меня мама и бабушка. Кто-то там был и … глумился над могилами.

–Что они там сделали?

–Не могу это вслух произносить. Но у мамы даже крест свалили.

–Но заявление по этому поводу Вы не писали.

–Нет. И не напишу.

–Так, и Вы видите, что есть какая-то связь между этим ночным гостем и вандализмом на могилах? Или вы мне что-то не договариваете?

–Я говорю правду.

–А зачем Вы ходили на кладбище?

–А зачем люди ходят на кладбище?

–Понял. Возьмите бумагу, укажите мне, пожалйста, место захоронения ваших родственников. Я проверю. Вы не сделали фотографию?

–Я не фотографирую могилы.

–Зря.

–Вы когда-нибудь сталкивались с Нежитью?

При этом вопросе Марина встала, поправила на себе футболку, выпрямилась, грудь ее как-то приподнялась. Она явно что-то припомнила.

–Марина, я взрослый человек. В сказки уже давно не верю. Такой ответ Вас устроит?

–Вы не отвечаете на вопрос.

–Вообще вопросы задаю я. Имейте в виду, гражданочка Корниенко.

–Значит, не понимаете меня. Тогда объясню, это ни человек, ни зверь. Это отродье, которое уничтожает все живое. Нету у него ни души, ни плоти. Я все выяснила. И знахарка также говорит.

–Вот я вижу библиотека у Вас большая. Книжки читаете. Может там фантастику нашли какую и приняли ее за реальность?

– Вы сами поняли, что сказали?

–Да, даже хочу книжку у Вас попросить, почитать на досуге. Дадите?

–А вот кстати, подкинули вы мне идею. Я Вам из словаря Даля кое-то зачитаю:

«Все, что не живет человеком, что живет без души и без плоти, но в виде человека: домовой, полевой, водяной, леший, русалка, кикимора и пр. Нежить – особый разряд духов, это не пришельцы с того мира, не мертвецы, не привидения: не мара или морока, и не чертовщина, не диавол...»

Дальше слушайте: «По выражению крестьян, нежить не живет и не умирает».

И вот еще: «...Есть поверье, что нежить — сверженное Архангелом Михаилом воинство сатанино. У нежити своего обличия нет, она ходит в личинах. Всякая нежить бессловесна».

–По словарю мы еще нарушителей не ловили.

–Ага! Смешно Вам? Ну тогда, до свидания.

–Да не обижайтесь Вы.

–Хорошо. Мне самой защищаться, да?

–Меня же не заселите к себе? Как Вас охранять? Во дворе сидеть? Еще раз прошу Вас успокоиться. Вон, какие Вы косички наплели на голове. Вот и плетите. Никто Вас не тронет.

–Договорились. Я сама разберусь с незваными гостями.

–Так, мне пора. На всякий случай предупреждаю: если у Вас есть оружие и Вы его примените – пойдете под статью. Лучше зарегистрируйте.

…Марина уже тыщу раз пожалела, что не переехала в Тамбов. Здесь ей, конечно нравилось в доме матери. Все-таки, дом на земле, садик, деревья, двор, цветы, грядки. Но ночью страшно. Хоть всю ночь сиди перед образами в углу.

На чердаке мыши, – в подполе крысы. Во двор заходят бродячие псы с кладбища. По кустам орут коты.По углам прячутся ежи. За двором – пьянь всякая визжит по ночам. Да и по стенам в доме черно-белые мутные портреты предков страшные, будто их делали с фоток на памятниках с кладбища. А веники, косточки в мешочках, угольки, самодельные тряпичные куклы, кучки камней, палок – ни сенцы, а склад Археологического музея. Хоть Бабой Ягой становись. Все вычистила к черту и на помойку.

Еще Марина подумала, что должно быть объяснение ее плохому самочувствию. Почему она не находит себе места. Может, что-то с домом не так? Может надо было мать расспросить, когда она говорила, что дочери лучше не переезжать сюда, лучше продать дом.

Марина припомнила один случай из детства. Она тут была у бабушки. Пришла какая-то тетка и орала на всю улицу, что она нас проклинает. Люди говорили. Что та тетка была сумасшедшая и она всем так орала, но все равно не по себе.

Ночью Марина предприняла все меры безопасности. Для начала стянула резинки для волос, которыми были закреплены косички, не расплетая их, перехватила на затылке в один тугой пучок. Потом вызвала Таньку, – подруга ничего не боится, может «в огонь и в воду», как говорится, особенно, если накатит пива.

Танька загнала свою «Тойоту» во двор Марине. Поставила на сигнализацию.

На ворота повесили замок. Над двором установили мощную светодиодную лампу. Окна как следует занавесили. На чердачную дверку тоже замок повесили, Танька привезла, да еще захватила свой электрошокер.

Сели перекусить.

–У меня сон был, будто я умерла, – спокойно сообщила Марина.

Таньку аж передернуло.

–Ты чо, Тань? – глаза Марины в упор уставились на подругу.

–Да чего-то стремно. Тут и кладбище еще рядом. Как ты тут живешь? Слушай, я пока ехала – подумала, вот ты занималась танцами в ДК с этой, с Кульдиной или Кульгиной, как ее там, собрала группу, хорошо платили… Теперь не занимаешься, похудела, посмотри на себя в зеркало. Почему все бросила? Я просто не врубаюсь!

–Ой, долгая тема. Давай потом как-нибудь…

–Тогда скажи: что нас ждет ночью?

–Да все пучком. Пока он будет лезть, вызовем полицию.

–Он – это кто? – выпучила глаза Таня.

–Я ж говорила, мужик один.

–Как ты рассказывала, на мужика он не похож. Нечисть какая-то. Бабушка, помню, жива была, показывала мне бутылку под разным углом и говорила, что вот он черт сидит. Да с таким серьезным лицом. Вот я «перессала» тогда. Как я не смотрела на ту бутылку, – и в горлышко заглянула, и по донышку постучала, – не увидела ничего. Что-то мешало мне его заметить, а она его видела. Я ее спросила: что это за черт такой, когда пустая бутылка. А она такая: да вот же он, – злится, что его выгоняют, – придумывает, что еще учудить. И не такой он безобидный, Злюку призывает. Вроде сказки, а я верю.

–И что сделали с бутылкой?

–А! Короче, туда бабушка пихала мелкие гвозди, булавки, кнопки, соль, высушенные травы. Когда бутылка заполнилась, – она ее запечатала воском от церковной свечки. И куда-то дела. Не знаю, куда.

–Тише! – вдруг попросила Марина.

И когда у подруг возникло ощущение, что у них от напряжения слуха удлинились уши, подруги услышали ровные медленные шаги и прильнули к окнам, слегка отодвинув занавески. Во дворе никого не было, а шаги продолжались.

–Чердак?

–Да нет.

И снова они стали следить за всем происходящим из окон.

Пошевелилась ветка, поползла, как змея, тряпка под забором, упало пустое ведро, по машине Таньки прошелестели опавшие листья с деревьев. Во всем было какое-то неуловимое взглядом движение, какая-то мистика. Но явно предметы шевелились и двигались. Явно в воздухе застыло что-то неопределенное, и плавало, как прозрачное желе.

Тут раздался резкий стук. Со стены упал старый портрет в раме. Рама рассыпалась. В обломках Таня вытащила серебряный крестик и кулончик с образом Девы Марии.

–Это все в старину использовали как оберег. А что за траву ты вынесла?

-На чердаке, в сенцах, везде висели мешочки, связки, веники из ладана, крапивы, базилика, шиповника, полыни, еще каких-то трав, не знаю названия.

–Это было для защиты дома. Зря выкинула.

–Да там все истлело, рассыпалось в пыль.

–Вот, смотри! – Таня показала свой мешочек с ладаном, что висел у нее на шее.

–Раньше у тебя не видела.

–Сегодня специально надела.

Собрали в мусорное ведро обломки рамы, убрали фотографию деда, выпили во сто грамм водки, но внутри оставалось нехорошее предчувствие.

–Только ты не обижайся, но дед страшный у тебя.

–Ведьмак.

–Шутишь?

–Так говорила бабушка, она была его дочерью. Он ее многому обучил.

…После полуночи не выдержал фонарь, он замигал, выключился, потом включился и в итоге погас.

–Таня, что это? Нас убьют.

–Вот еще!

–А помнишь бабка у тебя колдовала, вот и доколдовалась…

–Зачем ты так на мою бабушку? Она умерла давно.

–А все проклятия ее действуют.

–Да она не проклинала никого, наоборот, лечила.

–Ага, лечила… Кому ты сказки рассказываешь… С нечистой силой она «якшалась», вот и наказание пришло. Короче, много она «хорошего» в кавычках людям сделала…, так что нечего на зеркало пенять коли рожа крива... Твоя бабка грехов наворотила. И еще неизвестно, кто у тебя там в прошлых жизнях напуршил, – карма нарушена. Теперь наказание.

–Чего ты несешь! Я тебя для поддержки позвала, а ты мне обвинения вкатываешь, как прокурор. Тут участковый днем стращал, теперь ты.

На улице показались тени, и когда женщины стали разглядывать забор, кусты, деревья, дорожку слева от стоящей машины, да и саму машину – там разыгрался целый театр теней. Причудливые формы появлялись на глазах смотрящих, но от кого они происходили?

–Если хочешь знать, черти и другая нечисть так себя и проявляют. А ты не веришь, что это от бабки твоей передалось. Тем более у тебя открыт третий глаз в определенной плоскости - ты видишь эти силы и существа, а я не вижу.

–Мы же обе видели тени.

–Нет, я не видела, и видеть не хочу. Но если в дом влезут, – меня они придушат, а тебя по головке погладят. Ты из той касты, понимаешь. Мне здесь делать нечего. Я уезжаю.

–Да ты водку пила, нельзя тебе.

–Нет, я поеду. Потом все объясню.

–Ну и катись. Подруга еще называется.

–Давай ключи. И не обижайся, пожалуйста.

–Какие?

–От ворот!

–Давай! Беги! Беги! Ты тоже поверила, что мы прокляты?

–Слушай, давай потом, а?

Таня сняла замок, положила в угол, не вынимая ключа. Марина сейчас запрет снова.

Выехала, медленно доехала до угла переулка. И выдавила газ, но педаль тонула, а машина теряла мощность, и вдруг заглохла. Марина несколько раз крутанула ключом. Аккумулятор как будто сдох. Она начала звонить, муж ответил, но не успела его позвать, как телефон погас. Как это все может разом перестать работать? Как все может совпадать?

От двора Тани отъехала чуть больше километра. Да и страшновато было возвращаться. Слева тянулось кладбище.

Может Игорь догадается, приедет за ней. Она пошла стучать в ближайшие ворота жилого дома. Свет у жителей, правда был погашен. Причем у всех свет был тут погашен. Залаяла собака. Никто не вышел. Дальше стучать под этот лай она не стала. Колени уже дрожали? В следующем доме тоже не открыли. На дороге появился силуэт высокого грузного мужчины. Точно, как описывала Маринка своего родственника, как его там, Александра Михайловича. Субъект приближался, будто направлялся непосредственно к ней.

Она быстро пробежала за угол забора, и стала выглядывать.

И увидела… Это был не человек, а особь, закутанная в материи, высоченного размера. То, что можно было назвать руками, имело непомерную длину и болталось почти до пят, будто изогнутые сучья. Ободранный мяч на плечах скорее был головой, а может и чем-то другим… подобием головы… Из уродливой прорехи в том месте, где должен был быть рот, тянулась тёмная, густая, вязкая жидкость, и стекала на землю.

Оно дышало.

Оно двигало конечностями.

Оно чувствовало кровь.

Оно не отпустит свою жертву.

Во рту Тани пересохло. Она попятилась назад, судорожно сглатывая слюну, но слюна не глоталась, она навзничь упала. И понимала, что встать уже не сможет. На локтях стала отползать еще назад, когда раздался пьяный голос, существо исчезло, а какой-то пьяный мужик подходил к ней, расстегивая ремень.

–Что… что тебе надо?..

И тут мужик стал ругаться и глухо «кхэкать», как старик-астматик...

— Иди сюда, шалава, – хрипел мужик.

Слова прошелестели в воздухе, как рвущийся в клочья шепот.

–Я? Не трогай меня.

Таня поползла на четвереньках, вскочила и побежала по дороге. Мужик погнался за ней.

2. ТРОПАМИ УМЕРШИХ

Холодный воздух качал его из стороны в сторону, а мягкий мох под ногами поглощал шаги его ног, делая их бесшумными. Тени от деревьев прятали тень, исходящую от него. А может и не было этой тени.

Он не знал, почему таким родился. Не человек он, – не зверь, а кто? Он не знал, – да его это не интересовало.

Он увидел упавшую девушку, а теперь уходил вглубь леса, туда, где за новым кладбищем дряхлело и рассыпалось старое, – уходил так, что никто его не замечал. Это был ритм леопарда или тигра, острожный и вкрадчивый, с остановками у каждого объекта местности, с замираниемпри каждом шорохе леса.

В лесной чаще он растворяется в зелени. Об искусстве растворения ему поведали на кладбище две покойницы. Они не знали, как это было у предков. Но знали, что предки питались соками земли и леса, получали силу и выплескивали ее. Две покойницы, лежат рядом, в обнимку, а когда-то они были мать с дочкой, грызлись как собаки.

Он увидел, что изменилось его обличье. Недавно он был высокий, худощавый. Личина была словно высечена из камня. В свете луны скулы острыми были как у волка. Тёмные пряди волос облепили череп, а пальцы длинные крепко сжимали лопату, чтобы закопать тех, кого никто не будет хоронить.

Он был хищником, охотником, который вышел за ночной добычей ночью. А до этого было светло, и он прятался во мхах, болотах, под землей.

В последние несколько посещений того двора за дорогой он был крупным, тяжелым, грузным.

Каждую ночь он бродит. Той ночью нашел добычу и преследовал ее по переулкам, не пуская домой, пока не подкараулил за углом.

Последние минуты жертвы прошли в агонии, а до этого женщина плакала, пыталась умолять, отдать ему все, что у нее есть, но ему ничего не надо было, кроме ее жизни, кроме ее крови. Хотя он существует без чужой жизни.

Её слова утонули в хрипе, когда он сжал свои конечности на её горле. Он любил этот момент — когда глаза расширяются в осознании неминуемого конца, когда тело дергается в последнем судорожном протесте. Она думала, что может выжить. И другие до нее тоже так думали.

Глупые. Он их встречает теперь на кладбище.

Он привык к своему ритуалу. Найти – догнать – поймать – подержать в руках чужую жизнь – насладиться ее уходом из чужого тела – ловить ее испарения. Так существует нежить.

Он вспомнил детство. Не свое, а того высокого худого парня, каким он был недавно.

Серый подъезд, сырой запах канализации, крики за стеной. Мать пила, отец бил. Сколько раз он лежал, свернувшись в углу, закрывая уши руками, стараясь не слышать. Но звуки находили его даже там — пьяный смех, удары, визгливые мольбы. Однажды он просто встал и вышел из дома. Шёл по улице, пока не пропала боль. В тот вечер он увидел умирающего голубя. Кто-то прижал его ботинком к земле, размазав кровь по асфальту. Птица трепыхалась, дёргалась, но вскоре затихла. Он смотрел на это с неподдельным любопытством. Это был первый раз, когда он понял: смерть — это освобождение из того странного состояния, в котором находятся люди. А здесь им легче. Они не зависят от тела и друг от друга.

Он давно всех ловит. Сначала были животные. Мелкие зверьки, которых он вытягивал из капкана в подвале. Потом — бездомные собаки. Он наблюдал, как из них уходит жизнь, впитывал в себя этот момент, запоминал. Но настоящий вкус охоты он ощутил, когда впервые убил человека, старика, заснувшего в подворотне. Это было просто. Один удар, хриплый вдох, и всё. Лёгкость, бесконечное облегчение.

Он убивал давно. Убийства были одинаковыми, а вот его облик разным. Его никогда не ловили, – не могли понять, что его нет, а значит, не может быть следов. В этом был его талант. Охотник, незаметный в мире жертвы. Как-то он взял личину одного парня. Тот в своей недолгой жизни что-то натворил, попался, его избили, надели наручники, судили, отвезли в зону, и там глубоко, почти до позвоночника, в самый живот всадили нож. Пришлось ему рано помереть, пришлось расстаться с той никчемной жизнью.

Зато теперь… из трупа вылезла нежить.

…Он подошел к одной могиле. Лопата мягко входила в рыхлую, влажную землю, выбрасывая тугие комья в сторону. Лес стоял тихий, как могила, лишь редкий порыв ветра колыхал верхушки деревьев. Он работал размеренно, без спешки. С каждым новым слоем земли предвкушение внутри росло, разливаясь по телу томным, липким возбуждением. Он выкопает труп и выбросит наружу. Какая разница кого? Главное, зачем! Чтобы стать тем, кем был в жизни тот умерший человек.

Смотрите! Смейтесь! Пойте песни! Танцуйте!

Нежить к вам придет, когда вы утихнете. Придет тьма и нежить к вам придет. Пропадет свет и придет тьма.

С каждой новой игрой он понимал, что стал настоящим избавителем их от этой мерзкой жизни. Он знал, куда бить, как сжимать, когда ослабить хватку, чтобы жертва прочувствовала всё. И теперь, стоя над свежей могилой, он гордился собой перед себе подобными: хотя они не отставали: успевали за ночь настричь много жизней, – не растерять бы их.

Он пойдет в тот двор в городе, в том гнилом улье города, где живет следующая жертва. Она в отличие от других, не убегает, – даже выскочила во тьму, на крыльцо и проорала: «Я – Марина» А ты кто?»

А он, понимая, что теперь стал тяжелым, как мешок с землей, не смог на нее наброситься, не смог приблизиться, – стеной стояла какая-то берегущая ее сила. У Марины был сильный амулет, заговоренный древними заклинаниями. Знала бы она, что он – связующее звено между ею и теми двумя тенями на кладбище…

Он придет еще, он не упустит приятное покалывание в конечностях при ее виде: он прорвет ее защиту.

Вот он поддел лопатой гроб, заскрипели гнилые доски, показался скелет покойника в костюме. Скелет улыбался тому, что предстало перед ним. Темному существу, горке земли, и инструменту, воткнутому в эту горку.

Вдруг раздался голос:

— Помогите…

Женский голос. Слабый, дрожащий, бессильный.

Пальцы существа сжались.

«Кто здесь?»

Он навис над могилами, как коршун, резко оборачиваясь и оглядываясь. Темнота сгустилась, деревья казались выше, ветви словно протягивали к нему тонкие пальцы, еще тоньше, чем у него. Голоса быть не должно. В этом лесу, в такое время, никто не ходит.

Может, почудилось в этом тягучем запахе гнили и сырости?

Но вот снова женский голос сквозь тяжелое, жаркое дыхание:

— Помогите мне…

На этот раз ближе.

Волнение улетучилось, оставив место чему-то другому — азарту.

Если девушка забежала на кладбище, то это ее горькая судьба. Нежить ее уничтожит. Вселенная раз за разом доказывала ему, что ничего случайного не бывает. Девушка ищет свою смерть. Если за ней кто-то гонится из людей, значит и судьба преследователя быть погребенным под толщей земли и переродиться в нежить.

Он увидел, что преследователь сидел на жертве, увидел блеск в глазах преследователя, который успевал оглядываться и срывать с девушки одежду. Человек был в предвкушении удовольствия. Нежить просто жевала землю, прилепившуюся к острию лопаты.

– Танечка, — смягчился в кустах голос. — Не бойся, я помогу тебе.

– Нет, не надо мне помогать. Отпустите меня. Я все отдам. Я отдам машину, здесь, во дворе. Я, я, я найду Вам женщину, которая Вас примет. Умоляю. Только не трогайте меня. Не надо. Ну не надо.

Возня в кустах, треск рвущейся одежды.

Несколько секунд тихих стонов, плача и причитаний, потом несколько секунд жаркого тяжелого дыхания, пока дыхание резко не остановилось. Хруст шейных позвонков произошел, когда Нежить сидела у мужчины на плечах и сворачивала ему шею. Через доли секунды Нежить сидела на памятнике, свернув крест и наблюдала, как голова мужчины повисла, подбородком упершись в спину. Женщина сбросила с себя бездыханное тело, и оно мешком свалилось на близлежащий холм.

Девушка замерла и даже не натягивала на обнаженное тело одежду.

Сила, ему неизвестная, понесла его вперёд, сквозь густые заросли сирени, кучу брошенных венков, могильные насыпи и деревья.

В движении этой бесформенной массы гуще становился воздух. Лес менялся, редел. Деревья нависали, кривые стволы образовывали арку, из-за которой темнота впереди казалась ещё плотнее.

Он схватился за крест и замер в позе ангела, слушая шорох позади.

Он резко обернулся, но там было пусто. Только тёмные стволы деревьев да зыбкие тени между ними. Он нахмурился.

«Показалось…»

Но не успел он сделать шаг вперёд, – с другой стороны прозвучал зов.

— Ты нашёл меня? – спросило существо кого-то.

Голос над ним раздался слабый, дрожащий.

–Сынок! Саша! Я отец твой – Михаил. Я здесь похоронен. Ты сын мой Сашка. По паспорту Александр Михайлович Корниенко. Ты меня сегодня выкопал из могилы.

–Отец.

–Ты спас женщину. Не эту? Нет?

Скелет в истлевшей одежде поднял с земли за волосы голову с полузакрытыми глазами, и показал Саше. Сгустки крови еще капали с шеи погибшей женщины.

–А чего ты земли нажрался?

–Пришлось.

–Ты взрослый. Вон вымахал какой. Уже и весом больше центнера. Маринка рядом, ждет тебя. Она с мужиками чужими путается. Замуж не выходит. Ты сходи, посвяти ее в нашу касту. Пусть приходит к нам сюда. Зачем ей дом? Дом ей не нужен.

Сашка оглядел себя. Тяжелое тело пожилого человека, да еще раздутый живот. Ноги толстые, как бревна. Ходит медленно. Но поднимается над землей легко.

–Чего ты рот грязью набил, я тебя спрашиваю.

Шорохи стали громче. Ветки заскрипели, как если бы кто-то цеплялся за них, пробираясь сквозь заросли.

А потом… Смех.

Тихий, липкий, клокочущий, полный чего-то первобытного, чуждого.

Его тело напряглось. Что-то здесь было не так. Слишком не так.

Где-то за спиной снова раздался шорох. Теперь уже громче. Словно кто-то передвигался на четвереньках по влажной земле, проскальзывая между корнями.

Смех.

Хриплый, булькающий, он будто доносился отовсюду разом.

–Это мать твоя. Ты э ее не выкопал, так она сама вылезла.

— Нашёл меня? — спросила уродка из тьмы.

И Саша прошептал какие-то бессмысленные слова, и звук этого шёпота, липкий и холодный, прополз по коже кладбища, как ползают тысячи скользких жуков и личинок.

Что-то было еще. Он рванулся вперёд. Густой лес плотно сжимался вокруг, словно черные стволы деревьев пытались не выпустить его. Ветки хлестали его плоть, оставляя тонкие, жгучие порезы. Плоть отслаивалась и повисала вокруг него, как рваные объявления на столбе. Он забился в конвульсиях с яростью загнанного зверя.

–Нет, нет, нет!

Он — охотник. Он не жертва. Не жертва!

Но лес… будто не соглашался с ним.

Почва под ногами превратилась в зыбкую грязь, ноги утопали в ней, будто сама земля пыталась удержать его.

А сзади оно приближалось.

Шорох.

Мокрое, чавкающее дыхание.

Шаги.

Саша не выдержал.

— Что тебе нужно?! — рявкнул он, оглядываясь через плечо.

В глазах плясали тени, деревья казались раскоряченными фигурами, застывшими в уродливых позах.

Но ничего там не было.

Пустота.

Тишина.

Только шелест листвы, влажный запах сырости и… крови. Крови погибшей женщины, которая искала спасение на кладбище. Если бы она знала, что совсем рядом, за дорогой, что тянется вдоль кладбищенского забора, живет женщина, которая ее бы спрятала. У нее есть защита. С ее двора трудно войти в дом.

Он выдохнул дрожащий воздух. «Галлюцинации», — пытался убедить себя, а сказал:

–Нервы.

Шаг вперёд.

Раздался тихий звук. Как будто кость ударилась о кость.

Саша замер.

Снова кто-то рядом.

Нечто двигалось сквозь темноту. Саша пропустил.

Тёмное пятно между деревьями, сдвиг тени, неясная масса, которая не должна была двигаться. Но двигалась. И тогда он увидел того мужчину, только с повисшей головой, он еще не был принят в концерн Нежити.

–А Саше нужна Марина, – сказал Саша.

3. ТРОПАМИ ОБРЕЧЕННЫХ

Марина ждала прихода ночного визитера и дождалась. Существо взялось из ниоткуда и металось по двору дома, – ворота были как в прошлый раз заперты на замок. Но эта тварь пришла сюда, раз и навсегда почуяв здесь запах живого тела, свежей крови.

Его движения были хаотичны. Он ничего не искал, в дом не ломился, а просто метался из стороны в сторону. Ходил тяжело со своим животом, а вот когда его ноги отрывались от земли, то движения его ускорялись.

Во двор вошел мужчина и стал звонить по телефону. Марина из окна узнала Игоря и стала ему махать. Он не видел Марину и явно не знал, что здесь происходит.

Сзади его что-то опутало.

— Подожди, подожди. Ты кто? — бормотал Игорь.

Тут холодом обдало спину девушки, она знала, что будет дальше и махала Игорю бежать в дом, она откроет. Но было поздно. Было слишком поздно.

Мужчина вздрогнул, растерялся, попытался вырваться, но будто был опутан веревками, – он лишь успел повернуть голову, как за эту голову его сдернула с места какая-то сила и вытащила со двора.

Марина успела вызвать Игоря, чтобы он разыскал уехавшую Таню. Звонила в полицию. Там Марине отказались помочь, не видя никаких причин для этого.

Существо вернулось, медленно качнуло уродливой головой, разбрызгивая с себя кровь.

— Больше…никто… не придет…, — это были слова, будто упавшие с неба. Марина их расслышала в открытую дверь. И снова голос и движения пришельца напомнили Марине Александра Михайловича. Но слова были произнесены за ее спиной…

Она кинулась в комнату и заперла ее. Да, в это невозможно поверить! Это не человек. Существо, умеющее подражать человеку.

Да, да! Умеет.

— Там… там его тело! Похоронить бы, — существо закивало из-под потолка, пытаясь удержать голос ровным. — Он теплый…

Существо растянулось, закрыв собой дверь.

–Проклятие, да? зато на мне все прервется. Я рожу новую жертву.

Марина вдруг ощутила, что нападения не будет. Все затихло. Лес затих. Даже ветер замер.

А потом ее качнуло, наступила тошнота. Она рухнула на пол.

Когда очнулась в темноте, доползла до включателя, – существо исчезло.

Просто растаяло в воздухе.

Марина не спешила покидать комнату. Она зажала ногами нож и стала нажимать вызовы, пока не заметила, что телефон разрядился.

Что там в окне? Ничего. Игорь скорее всего погиб.

Медленно Марина выдохнула. И тут в окне первом, а там и втором посыпались стекла.

Но никто в них не влазил.

–Александр Михайлович, – позвала она.

В ответ никто не отозвался. И тут до нее дошло, что задушенная на прошлой неделе девочка в районе, где живут ее родственники – это дело рук Александра Михайловича, ее двоюродного дяди. Это ему перешло зло от деда. Вот почему эта нежить, похожа на него и всех душит. Она быстро написала на клочке бумаги, кто совершил преступление с девочкой. И оставила запись на столе.

–Зачем пришел? – бросила она через плечо, и снова никто не отозвался.

–Душить меня пришел? Это ты извел мою мать и теперь за мной пришлепал. Давай, подходи, тварь!

Но она не успела сделать и шага… Как что-то схватило ее за шею. Хотя рядом никого не было.

Она махала ножом, разрезая воздух. И даже паря в воздухе…, она не могла задеть пришельца.

Огромные, ледяные пальцы сомкнулись на ее горле, подняли в воздух, лишая дыхания. В голове взорвалась боль. Она засучила ногами, дёргаясь, как рыба, выброшенная на сушу.

И тогда существо ее отпустило.

Она огляделась, – оно было близко, – она чувствовала теперь его по-другому.

–За мной пришел? А убить не сможешь. Зато я тебя на том свете достану, – успела сказать она. И увидела черную пасть без головы, – пасть, повисшую в воздухе, пасть, похожую на развороченную могилу.

Чудовищная пасть разверзлась, внутри была клубящаяся тьма.

Тысячи вспышек возникли в ее голове.

И потом жалобные, тихие голоса.

А потом голоса завизжали. Она увидела себя маленькой, на полянке у бабушки. Увидела, как они с мамой завалились в траву, пока длинная тень не накрыла поляну и не стала давить невидимые мелкие сущности под ногами.

Марина на брызнула в сторону тени святой водой из полуторалитровой бутылки. Зашипело что-то. За стеной и на чердаке забегали крысы.

Марина заорала, как резаная.

Что-то подняло ее в воздух и бросило на потолок, и она к потолку прилипла, потом ее сорвало оттуда и она влипла в стену. Что-то бросало ее, и что-то пыталось проникнуть изнутри.

Пальцы скелета— теперь сотни пальцев пытались вцепиться в ее волосы, руки, ноги, но не могли захватить ее, не успевали за движениями ее тела.

Марина уже танцевала свой танец. Это был необычный танец. Она то ускользала от чьих-то невидимых рук, то бросалась на них, из-за резких движений, прыжков и вздрагиваний телом, танец выглядел зловещим, будто сумасшедшая девушка борется со своими «глюками».

Она схватила свои сегодняшние находки и выбежала во двор, измазанный кровью.

Тело Игоря было разобрано, как детали конструктора.

Существо стояло над его останками и не видело Марину. Это из-за кулона с крестиком?

Не может быть!

Существо выгнулось будто наизнанку, и задрав назад голову упрыгало вон со двора, оставив запах смерти, который Марина сразу узнала. Она лишь зашипела на эту гнусную тварь.

Она выползла наружу, она любила лес, а лес стал тихим за дорогой. Везде воцарилась тишина.

Таня была права. Изверг был опасен для всех, но не для Марины. Судьба Марины давно была решена. Он нашел себе жертву, и растерзал ее во дворе. Марина только теперь смекнула, что это ведь она вызвала поочередно Таню и Игоря. Игорь – труп, может хотя бы жива Таня? А еще она подумала: жива ли она сама, и ощупала одной рукой другую руку.

…Начало светать. Марина медленно шла по дороге. Она не хотела определять, жива она или мертва. За собой тащила Игоря, вернее то, что осталось от Игоря, рука и туловище. За ней тянулся кровавый след.

Машина участкового стояла у задних ворот. Он, видимо, спал за рулем. Марина молча подошла, открыла дверцу. На сиденье стоял могильный деревянный крест, а на нем была нанизана голова участкового.

Марина закрыла дверцу.

В воротах кладбища ее застал дождь. Но что он мог смыть с тела, которое не принадлежало ей? Ворота были распахнуты, будто специально. Хотя, судя по траве, выросшей перед распахнутыми железными створками, они давно не закрывались.

–Ждали меня и дождались, – сказала Марина.

Здесь она бросила свою ношу, и пошла к могилам матери и бабушки. Она хотела найти там спасение. Она увидела две могилы, а возле две тени: одна - старой сутулой женщины, другая – женщины стройной. Она уже знала, что это означает. Ее от двух холмиков отделяла свежая могильная яма, на дне которой плавали темные пятна. Марина сделала шаг вперед.