Любят в нашей стране праздники. А много ли их было в 1965 году? Посчитаем. Новый год, Международный женский день 8 марта, День международной солидарности трудящихся первое мая, да 7 ноября – годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции. День Советской Армии и военно-морского флота тоже вроде как праздник, но выходной день только у военных и к ним приравненных. А для жителей всей страны это обычный рабочий день, в который принято поздравлять мужчин, бывших, действующих и будущих воинов, защитников Отечества. А день Победы вновь стал праздничным днём как раз в этом, в 1965 году. Получается пять, хорошо, с Днём Советской Армии - шесть праздников.

У каждого праздника – свои особенности и традиции. Так Первомай все города и сёла отмечают демонстрацией трудящихся, на День Победы – во многих городах и во всех военных городках проходит военный парад, а седьмое ноября объединяет оба праздника: в начале проходит парад, а после него – в праздничных колоннах идут участники демонстрации.

А как преображаются города и сёла страны! Куда ни кинь взгляд – всюду кумач плакатов и транспарантов! Большая часть, конечно, на зданиях официальных учреждений и организаций, но можно встретить украшения и на обычных жилых домах.

Люди тоже выглядят несколько иначе: куда-то девается усталость, спины распрямляются, даже походка становится менее торопливой, в глазах появляется блеск и ожидание Праздника. Именно так, с большой буквы.

Чем ещё знаменит день седьмое ноября? К примеру, тем, что октябрят принимают в пионеры. В этот день в школах проходят торжественные линейки, выносится знамя пионерской дружины, перед строем выстраиваются волнующиеся октябрята, держа на согнутой руке пионерский галстук. Звонкими голосами, волнуясь от торжественности момента, хором, они произносят выученные наизусть первой в их жизни клятвы: «Я, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей, торжественно клянусь: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться как завещал великий Ленин…». Отзвучат торжественные слова, и старшие товарищи повяжут им пионерский галстук. Лучшим октябрятам – галстук повяжет приглашённый гость, чаще всего – ветеран Великой Отечественной. Многие на всю жизнь запомнят этот день, когда счастливыми они бежали из школы домой, а на груди рдел, развеваясь, трепетал живой символ боевого красного знамени и нерушимой связи поколений… Ну а тем, у кого возраст не подошёл, поведение или успеваемость подкачала, придётся подождать до Первомая, следующий приём в пионеры проходил, как правило, перед этим праздником.

Праздничная суета подготовки к приёму нового поколения комсомольцев и коммунистов царила в городских и районных комитетах ВЛКСМ и партии. Позади тревоги, переживания, ночные бдения, заучивание статей Уставов ВЛКСМ и КПСС, изучение Манифеста Коммунистической партии и статей В, И. Ленина, сдача экзамена строгой комиссии с их каверзными вопросами. Сегодня, на праздничном собрании, им, в торжественной обстановке, вручат партийные и комсомольские билеты, ветераны партии и войны скажут напутственные слова, и они вольются в общий строй коммунистов и комсомольцев страны.

Готовилась, преображаясь к праздникам и Москва. Ведь в столице проходит самый лучший, самый большой военный парад, по окончании которого, по брусчатке Красной площади проедет самая новая и самая лучшая в мире военная техника, а после пройдёт и самая массовая демонстрация трудящихся. К этому дню готовятся фабрики, заводы, ВУЗы, школы и небольшие трудовые коллективы. Каждое предприятие, каждый район города, стремится придумать что-то такое, что выделило бы их колонну изо всех остальных. Переоборудуются в передвижные агитпункты автомобили, духовые оркестры разучивают новые мелодии, целыми днями пропадая на репетициях, спортсмены готовятся продемонстрировать силу, ловкость и красоту… Празднование начинается задолго до выхода на главную площадь страны: отовсюду звучат песни, их поют хором, под музыку или акапелла; кто-то танцует, под магнитофон, гармошку, баян, а если повезёт и поблизости будут старательно выдувать марши музыканты, то танцы с песнями пройдут под звуки духового оркестра; отовсюду слышны радостные крики с поздравлением, повторяемым за репродуктором «Да здравствует наша великая страна! УРА!». И вся огромная толпа демонстрантов воодушевлённо ему вторит: «УРРРАААА!!!». Весело, радостно и даже если в этот день похолодает, пойдёт снег или дождь, то и это не омрачит праздника, нужно только что-нибудь с собой взять для сугрева. А вечером, дома, за большими столами соберутся соседи, друзья, родственники, коллеги, сослуживцы. Хозяйки выставят принесенные с собой лучшие домашние блюда и закуски. Пройдут считанные минуты, как стол наполнится угощениями, которых хватит для огромной компании. Жаль, долго не погуляешь, завтра понедельник и всем надо идти на работу.

Конечно, были и те, кто не особо радовался предстоящей дате. Кто-то не любил находиться в толпе, кому-то жалко было тратить на демонстрации и гуляния свой законный выходной день, да мало ли причин могло быть у людей?

До сорок восьмой годовщины Великого Октября оставалось ещё два дня и эти дни были наполнены не только предпраздничной подготовкой, но и многочисленными встречами, выступлениями, торжественными заседаниями. В школы, ВУЗы, на предприятия, организации, в воинские части, колхозы и совхозы приходили ветераны, участники Великой Отечественной войны, а если повезёт – участники самой революции или Гражданской войны. Необычные люди, интересные собеседники, как правило – очень скромные, они рассказывали о том, что им и их товарищам пришлось пережить, как в боях добывали они Победу, как теряли друзей и отдавали все силы, для того, чтобы росла, цвела наша Родина – великий и могучий Советский Союз.

В доме №5 на Смоленской набережной, который получил в народе название «генеральский», тоже готовились к празднованию годовщины Революции. Чем знаменит этот, расположенный в самом центре Москвы, на берегу Москвы-реки, возвышающийся на набережной, между Бородинским и Калининским (ныне – Новоарбатским) мостами, дом? Конечно же не только, величественной сталинской постройкой, башней с арками, лепным декором, аттиками, напоминающими морские раковины и большими, украшенными наличниками с изображением цветочных букетов переплетённых лентами, окнами, видимыми издалека. Как и любой дом, он знаменит людьми, живущими в нём. Среди его жильцов были Маршалы Советского Союза И.Х. Баграмян, С. С. Бирюзов, Н.И. Крылов, Адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков, маршалы родов войск А. А. Новиков, С. И. Руденко, Е. Я. Савицкий, В. Ф. Толубко, Ф. Я. Фалалеев, Н. Д. Яковлев, генералы, адмиралы, заслуженные деятели науки и искусства.

1967 Смоленская наб. Фотограф Дьюла Надь

Но, по тому же адресу жили и обычные, мало кому известные люди. Так, на первом этаже, в скромной, небольшой, конечно по меркам этого дома, квартире живет немолодая, бездетная, супружеская чета: Виктор Андреевич и Злата Семёновна Некрасовы[1]. Празднование в этой семье Первомая, годовщины Октябрьской революции, а с этого года и дня Победы, проходило по-особенному. Им не надо было идти ни на какую демонстрацию, неработающие пенсионеры, какие могут быть шествия? Незадолго до очередного праздника, Виктор Андреевич получал на себя и свою жену приглашение для посещения гостевой трибуны у стен Кремля, чтобы вместе с военачальниками и партийными руководителями, приветствовать в начале военнослужащих, участников Парада на Красной площади, а затем – огромное людское море трудящихся, вышедших на демонстрацию. Многое пришлось пройти и пережить полковнику в отставке Некрасову, прежде чем заслужил такое право, но, по заслугам и честь.

полковник инт. службы Виктор Андреевич Некрасов (фото из личного дела)

Сегодняшний предпраздничный вечер, отличался от обычных. И виной тому – настроение полковника Некрасова.

- Витя, ну что ты такой мрачный? И почему до сих пор в домашнем? Твоя форма готова, пора переодеваться и выходить. Ты же пойдешь на выступление в школу? – тараторила жена.

- Не хочу, Злата, я идти ни в какую школу. Может отказаться от выступления? Скажу, что нездоровится. Не хочу. Так что, форма пусть ещё повисит, позже надену, когда 7 ноября на Красную площадь пойдем. – задумчиво, с какой-то горечью, тяжело роняя слова ответил Виктор.

- Витенька, ну там же дети! Кто им ещё расскажет о жизни, войне и мире, победах и поражениях, сложном армейском пути. Ты же очень любишь детей! Как жаль, что у нас с тобой их нет. – отвечала Злата, вытирая украдкой выкатившиеся из глаз слезинки.

- Люблю, люблю. Не дави на больное. Но, выступать – не буду!

- С каких это пор, полковник Некрасов перестал выполнять свои обещания и отказываться от данного им слова? –спросила Злата Семёновна. – Ты же своему однополчанину, директору школы, обещал, что придёшь! Нельзя подводить людей, ни Иванова, ни детей, ни их классного руководителя!

- Ты мне про этого классного руководителя, даже не напоминай! Видеть его не хочу, а разговаривать с ним – тем более. Да и дети…

- А что дети? – откликнулась жена. – Они при чём?

- Может и не при чём. Только школа эта… Понимаешь, это же школа в центре Москвы, догадываюсь, чьи дети там обучаются. Небось, сплошь детки ответственных работников и прочих руководителей!

- Витя, ты бы перестал выдумывать невесть что. Может и есть среди них отпрыски высокопоставленных родителей, но в основном – обычные дети, чьи семьи проживают поблизости.

- Пусть так, продолжал гнуть свою линию Некрасов, - А о чём мне им рассказывать? Что такого необычного и интересного я совершил?

- Витя! Ты хочешь сказать, что в твоей жизни и судьбе нет ничего интересного? Сорок лет в армии, из них без малого тринадцать, ты - воевал! Кому, как не тебе рассказывать ребятишкам обо всём этом?

- Всё так, Златочка, всё так. Всё так. – повторил Некрасов. – Да только не в пехоте же я воевал, не в кавалерии. Не танкист я, не артиллерист, не снайпер, не разведчик, не лётчик. Я всего лишь обеспечивал бойцов. Интендант я, понимаешь? Снабженец. Или, как некоторые говорят, «морда тыловая»!!

- Ну и что с того, что ты интендант? Ты, Виктор, самый, что ни на есть – герой! Вот, на мундир глянь – вся грудь в орденах и медалях. Ну ляпнул какой-то дурак слово обидное, что же теперь, с людьми из-за этого не общаться, детям о своей службе не рассказывать? Даже самые героические лётчики, разведчики, танкисты, с артиллеристами – они ведь в первую очередь люди. И их нужно вовремя и сытно накормить, одеть, обуть, в баньке искупать, да исподнее их постирать! Кто-то должен и этим, неблагодарным, тяжким трудом заниматься? Вот вы, со своими товарищами, всё это и делали. В конце концов, не ты же выбрал эту стезю, так сложилось.

- Не был бы грамотным, тогда бы и судьба сложилась иначе.

- Кабы знать, может и иначе... И не беседовали бы мы сейчас с тобой, полковником интендантской службы в отставке, потому как сложил бы рядовой 2-го Донецкого стрелкового полка 38-й Морозовской дивизии Некрасов свою буйну голову где-нибудь под Царицыным, на Северном Кавказе или в Крыму. Сам же говорил, что начинал рядовым красноармейцем.

- Да, полгода, с ноября восемнадцатого по апрель девятнадцатого рядовым пехотным «Ваней» и был.

- Вот это детям и расскажи. Как в церковно-приходской школе учился. Они поди и не представляют, что это за школа-то такая. Как отец твой, сам перебиваясь с хлеба на воду, деньгу по копеечке собирал, чтобы сын не только едва – едва читать, писать и считать научился, а в люди выбился. Напомни, как твоё училище называлось?

- Высшее Начальное училище[2]. Пять лет только и смог проучиться. На большее средств не хватало, хоть я был единственным ребёнком в семье. Какие там доходы у бывшего матроса царского флота, работавшего по найму, то маляром, то кузнецом. Слёзы одни, а не заработки. Вот в девятьсот пятнадцатом моё обучение и закончилось. А дальше – сам уже зарабатывал, поступив на службу, в Уездную Земскую управу Царицына, книжки по ночам приходилось читать, всё остальное время, работа отнимала. А хотелось образованным человеком стать, экзамены за шесть классов гимназии сдать, да мечту отца исполнить.

- Экзамены же платные были?

- Да. Платные. За допуск к экзаменам, из моих очень скромных доходов деньги немалые заплатить надо было. А по-другому – никак.

- И об этом школьникам тоже расскажи. Они привыкли к тому, что образование им даром даётся, не понимают уже смысла слов «всеобщее» и «обязательное». Не приходится им по ночам учиться, самим над книжками корпеть, да над каждой копейкой дрожать, чтобы на учёбу отложить.

- Да не очень им это и интересно! Вроде и слушают, а вот понимают ли? Им ведь кажется, что я сказки рассказываю, байки травлю…

- Так, Виктор! Что-то ты мне не договариваешь. Насколько помню, последний раз ты со школьниками общался перед Днём Победы? Какой-то учитель тебя пригласил. Часом не этот «историк»? Помнится, что уходил ты в школу радостный, а вернулся – задумчивый, чернее тучи. На все попытки разговорить – только отмахиваешься и обещаешь рассказать «потом». И чует моё сердце, что этот «потом» уже настало. И пора бы тебе рассказать мне всё, что у тебя тогда стряслось. Вместе что-нибудь и придумаем.

- Хорошо. Слушай…

***

Первая неделя мая 1965 года выдалась непривычно холодной, столбик термометра поднимался чуть выше нулевой отметки, едва достигая пяти градусов. Но, за два дня до празднования Дня Победы, природа слегка опомнилась и решила немного побаловать москвичей солнышком и теплом. Только после обеда потеплело и ветер разогнал свинцовые тучи. Ледоход по Москве-реке уже прошёл, но полностью ото льда река так ещё и не избавилась и от воды всё же тянуло холодом. Необычно холодная весна принесла ещё один неприятный сюрприз – яркой, молодой травы на земле и ласкающих взгляд зелёных листочков на деревьях, почти не было. Весна в свои права окончательно так и не вступила.

Но, приближение тепла, света и праздника, чувствовалось уже отовсюду. Как-то по-иному, веселее, звенели трамваи и гудели машины, вовсю чирикали воробьи, развевались алые стяги флагов и транспарантов.

Прохожие улыбались солнцу, теплу и приближающемуся празднику. Во дворах звенели детские голоса, пробегали ватаги мальчишек, кто-то катил перед собой обруч на палочке, кто-то с грохотом рассекал на самодельных самокатах на подшипниках, а девочки играли в «классики». На лавочках появились пенсионеры, увлеченно двигавшие шахматами, которых, как правило, облепляли болельщики.

В общем, обычный, тёплый, весенний вечер пятницы.

На набережной Москвы-реки прогуливающихся почти не было, у реки всегда холоднее. Не пошёл к реке и пожилой полковник, только что вышедший из легкового автомобиля. Весеннее тепло обманчиво, не заметишь, как и продует, а в его возрасте болячки лечить сложнее и проходят они дольше. Удобно устроившись на лавочке, офицер улыбался заходящему солнцу, вечеру, ставшему тёплым, приближающемуся великому празднику и больше всего – прекрасным впечатлениям от сегодняшних встреч с боевыми товарищами.

Парадная форма образца 1955 года, сидела на нём идеально. Фуражка стального цвета, с малиновым околышем, плетёным шнуром и дубовыми ветвями на козырьке удобно покоилась на колене, изрядно потёртый немецкий кожаный портфель расположился рядом, на лавочке. Довершали облик белоснежная рубашка с тёмно-серым галстуком, аккуратно заправленное под воротник, выступавшее над воротником чуть более, чем на сантиметр белое кашне уложено параллельно лацканам застегнутого на три пуговицы летнего плаща; золотые погоны, малиновые петлицы с серебряными эмблемами интендантской службы, тщательно отутюженные синие брюки и вычищенные до зеркального блеска чёрные армейские ботинки.

Крепкого телосложения, но не полный, среднего роста, ладони рук крупные, словно у моряка или бурлака, полковник словно сошёл с картинки, оформляющей приказ по правилам ношения военной формы одежды. Круглое, добродушное лицо, украшали тёмные и густые брови, серые глаза сияли от счастья, а полноватые губы были растянуты в мягкую, приятную улыбку. Офицер одним своим видом демонстрировал уверенность, надёжность и доброту.

Вечером, где-то с неделю назад, в их скромной и уютной квартире неожиданно громко прозвенел телефонный звонок. Взявший трубку телефона Виктор Андреевич услышал:

- Дежурный по управлению вещевого снабжения Министерства обороны СССР подполковник Колоцей. Полковник Некрасов?

- Да, Некрасов. Слушаю.

- Товарищ полковник, 7 мая, в 13 часов, в здании Второго дома состоится торжественное собрание, посвященное 20-летию Победы в Великой Отечественной войне. Вы в числе приглашенных, пригласительный будет доставлен по месту проживания. Начальник управления генерал-майор Симоненков, просил уточнить, сможете ли Вы прибыть?

- Надо же, Коля про нас, ветеранов, вспомнил! Очень приятно. Передайте пожалуйста, Николаю Герасимовичу, что я обязательно буду.

- Принято. Тогда, товарищ полковник: форма одежды – парадная, вне строя, с наградами, кортик – не обязателен. С собой иметь документы, удостоверяющие личность, пропуск будет осуществляться по спискам. Приглашены только Вы, без супруги.

- Спасибо большое.

- До свидания. – сказал дежурный и, не дожидаясь ответа, отключился.

- Да свидания. – автоматически ответил Некрасов и положил трубку на место.

Какое-то время он продолжал стоять на месте, счастливо улыбаясь, пока в коридор не вышла немного встревоженная жена.

- Витя! Кто звонил? Что случилось?

- Златочка! У меня прекрасная новость! Звонил дежурный по управлению, Коля Симоненков приглашает ветеранов! Я так рад!

- Когда встречаетесь и где? Кто ещё будет?

- Встреча официальная, состоится 7 мая, в здании штаба тыла. Кто будет – ещё не знаю, этого дежурный не сказал, видимо остальных приглашённых обзванивает.

- Что же, я очень рада. Наконец-то со своими встретишься, знакомыми армейскими запахами надышишься, да на год вперед наговоришься! Вижу же, как ты измаялся, извёлся и соскучился.

- Неужели так заметно? – немного удивлённо произнёс Некрасов, - Хотя что ещё можно ожидать от человека, который из своих 65 лет жизни, сорок лет провёл в армейских рядах.

- Сколько я тебя знаю, всего себя, здоровье и силы, ты отдал службе.

- И нисколечко об этом не жалею! – подхватил Виктор Андреевич. – Как же я рад приглашению!

- Что же, завтра посмотрим твою форму и начнём готовиться…

Несколько дней пролетели, как один миг. Со стороны казалось, что Некрасов помолодел лет на двадцать, энергия просто лилась из него, а хвори сразу отступили. Утро 7 мая, отставной полковник встретил, словно восторженный юноша, с колотящимся в предвкушении долгожданной встречи, сердцем. Он в очередной раз осмотрел парадную форму, убирая с неё несуществующие пылинки, вновь прошёлся бархоткой по сияющим ботинкам, нервно походил по квартире, в волнении дожидаясь времени выхода. А когда до установленного часа оставалось минут пятнадцать, быстро переоделся, надел плащ, фуражку, придирчиво осмотрел себя в зеркало, взял портфель и поцеловав жену, выскочил из квартиры.

Некрасов вышел из подъезда и совсем уж было отправился на остановку общественного транспорта, как его окликнули:

- Виктор! Здравствуй! Ты, случайно, не во Второй дом направляешься?[3]

Некрасов обернулся и увидел вышедшего из своего подъезда Начальника тыла Вооруженных Сил СССР маршала Советского Союза Ивана Христофоровича Баграмяна. Иван Христофорович был одет в парадную, цвета морской волны, щедро украшенную золотым шитьём, форму. На его груди теснились многочисленные ордена и медали. Плащ маршал надевать не стал, держа его сложенным на левой руке.

генерал армии

Иван Христофорович Баграмян

- Здравия желаю, товарищ маршал! –ответил сияющий от счастья полковник, - Так точно! Пригласили в штаб тыла, на встречу ветеранов!

- Тогда садись в машину, нам по пути. – предложил Баграмян. – И не козыряй, не на службе. К тому же мы соседи и, почитай, ровесники.

- Ты какого года? – задал вопрос Иван Христофорович после того, как офицеры разместились в служебной машине и автомобиль стронулся с места.

- С девяносто девятого. 10 марта шестьдесят шесть лет исполнилось.

- Я чуток постарше буду, шестьдесят шесть годочков в прошлом году отпраздновал, второго декабря. А родом откуда?

- Царицынский я. Сталинградский.

- А я в Чардахлы родился, что в Елизаветпольской губернии. Сейчас это Кировабадский район Азербайджана. Как дети? Как родня.

- Спаибо, жена – жива и здорова, а детей и родственников у нас нет. Детей – бог не дал, а родственники… Все уже ушли, одни мы со Златой и остались.

- Печально… - со вздохом ответил маршал, обожавший своего внука Ивана, дочь Маргариту и приемного сына Мовсеса.

- Не забывает старую гвардию, значит, Симоненков. Молодец! Сегодня много встреч будет, замечательных встреч! Боевые товарищи соберутся. Эх время, времечко. Сколько людей уже ушло. Всю войну прошли, страну из руин восстановили, а теперь – уходят. Каждого, как родного теряю. Эх… - Баграмян горестно вздохнул и замолчал.

- Да… Теряем друзей и боевых товарищей, - горько согласился с полководцем, проводивший уже не одного сослуживца в последний путь и переживающий схожие чувства Некрасов, - Пройдёт лет пятнадцать – двадцать и не останется никого.

- Не вешай нос, вещевая служба! – подбодрил его маршал, - Так просто мы не сдадимся, будут и те, кто семидесятилетие Победы встретят, а может и восьмидесятилетие.

- Это же сколь лет им будет? Больше сотни?

- А что в этом такого? За это время, наша, советская медицина так продвинется, что столетние перестанут быть редкостью, а болячек почти не останется. Мы человека в космос отправили, неужели болезни не победим?!

- Дожить бы до этого светлого завтра! – мечтательно отозвался Некрасов.

- Ты держись, не раскисай и тогда – точно доживёшь!

Автомобиль пронёсся по почти пустому Новому Арбату, выскочил на Моховую улицу, миновал Манежную площадь, значит совсем немного осталось. Проехав мимо Большого и Малого театров, служебная «Волга» притормозила и свернула улицу 25-го Октября (ныне - Никольская), затем повернула налево, немного не доехав до Красной площади, проехала в Ветошный переулок, двинулась вдоль ГУМа, прямиком к зданию штаба тыла Минобороны СССР. Немного не доехав до перекрестка Ветошного с улицей Куйбышева (с 1990 г. – ул. Ильинка), машина остановилась, и Некрасов уже приготовился выходить, как Баграмян вновь окликнул его:

- Перед торжественным собранием и после встретиться вряд ли получится. Да и девятого мая буду загружен, минуты свободной не найду. Так что, с наступающим тебя праздником, Виктор Андреевич! Здоровья и мирного неба над головой!

- С наступающим днём Победы, Иван Христофорович! Крепкого здоровья Вам и Вашим родным! – Некрасов пожал руку обернувшемуся к нему маршалу, кивнул водителю, благодаря его за комфортную поездку, бодро выскочил из машины и пошёл, к знакомому входу.

Когда Виктор Андреевич вошёл в знакомые стены штаба, он увидел, таких же, как и он приглашённых. Встреча ветеранов была организована по-военному чётко: в холле стояли столы с табличками, на которых было написано название органа управления, за столами сидели офицеры, со списками приглашённых. Ветеран подходил к столу, показывал документы, офицер делал отметку в списке и говорил куда идти дальше. Несмотря на большое количество приглашённых, никакой толчеи в холле не было, и Некрасов, поздоровавшись буквально с несколькими знакомыми офицерами и генералами, через считанные минуты уже шёл знакомым маршрутом в Управление вещевого снабжения. Ещё один молодой и незнакомый офицер, встречавший ветеранов у входа в управление, провёл Некрасова в кабинет, где он смог оставить плащ и фуражку. Проведя расчёской по всё ещё густым, но полностью седым волосам, одёрнув мундир и ещё раз критически осмотрев свою форму, Виктор Андреевич вышел в коридор. Там его тут же окружили знакомые офицеры, здороваясь, обнимая, похлопывая по спине. Со всех сторон неслись радостные возгласы и вопросы: «Виктор, здравствуй!», «Андреевич, как ты?», «Ух, здоров, чертяка!» и прочее, в том же духе. Виктор обнимался с боевыми друзьями и товарищами, отвечал на вопросы, сам задавал такие же, встречал новоприбывших. И такой дух радости, счастья, веселья, праздника витал повсюду, что слёзы радости, нет - нет, да наворачивались на глаза Некрасова, и, как он заметил, не только у него одного. Вокруг не было ни одного равнодушного и даже спокойного лица. Люди соскучились по общению друг с другом, по празднику. Многие, в том числе и сам Некрасов, с обидой и досадой вспоминали годы правления Хрущёва. Бездумное сокращение армии, отставка многих видных военачальников, фактический запрет на любые многолюдные встречи ветеранов войны. Складывалось впечатление, что "кукурузник", словно опасаясь того, что его оттеснят на второй план, делает всё возможное, чтобы забыть, стереть народную память о войне, о великой Победе советского народа, принизить роль и значение фронтовиков, их наград и заслуг.

Вид с Красной Площади на Второй дом Министерства обороны СССР (фото 1960-х годов)

Второй дом Минобороны СССР в фалеристике (КВП - касса взаимопомощи)

Торжественная часть соответствовала духу Великой Победы: играл оркестр, входил и выходил почётный караул, выносилось знамя, с трибуны звучали поздравления от командования Тылом Вооруженных Сил, начальников Главных и Центральных управлений, вызывали награждаемых, которым вручали грамоты и ценные подарки. Не забыли и про Некрасова, наградив и его ценным подарком.

Приглашённым фронтовикам сообщили радостную новость, об учреждении юбилейной медали «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне». Но, так как подписан указ Президиумом Верховного Совета СССР только сегодня, награждение ветеранов состоится 25 июня, здесь же, в здании штаба тыла, в день юбилея Парада Победы.

А потом был банкет… Вот там уже удалось пообщаться от души.

Начальник Управления генерал Симоненков сам подошёл к Виктору Андреевичу, отыскав его в толпе приглашённых. Некрасов неплохо знал боевой путь Николая Герасимовича: на фронт Симоненков попал сразу после выпуска из Военно-хозяйственной академии, в августе 1941 года. Начинал с должности помощника начальника отделения отдела вещевого снабжения Резервного, затем Калининского фронта, с августа 1944 г. – начальник отдела вещевого снабжения 1-го Прибалтийского фронта. В августе 1945 г. находился на Дальневосточном фронте, участвовал в войне с Японией, а в ноябре 1945 г. – назначен в Управление вещевого снабжения Красной Армии. В общем настоящий фронтовик. Виктор Андреевич то в центральный аппарат позднее пришёл, в пятьдесят втором, по окончании годичных курсов усовершенствования офицерского состава при академии тыла и снабжения имени Молотова.

С сентября 1960 – генерал Симоненков, сменив генерал-лейтенанта Филиппа Григорьевича Тармосина, возглавил Управление и уже пять лет руководил организацией вещевого снабжения Советской Армии.

- Виктор Андреевич! Как я рад видеть тебя живым и здоровым! – воскликнул Симоненков, пожимая крепкую руку ветерана, одновременно обращаясь к молодым офицерам. – Гордость Управления! Смотрите молодежь, на кого равняться и у кого учиться надо! С 1918 года на фронтах Гражданской, затем – участвовал в боях с басмачами, в Финской войне. На фронтах Великой Отечественной с 27 июня 1941 и до Дня Победы! От Гомеля, почти от нашей западной границы, он дошагав до Сталинграда, прошёл фронтовыми дорогами до Варшавы и Берлина! Ну как ты, Виктор Андреевич? Как себя чувствуешь? Как семья?

Ошеломлённый приёмом и множеством приятных слов в его адрес, Виктор Андреевич смутился и только смог сказать:

- Спасибо, Николай Герасимович за добрые слова. Живу – как и подобает отставнику, скриплю помаленьку. Семья – в порядке, жена просила Вам привет передать и поздравления с праздником, с днём Победы! А здоровье? Жаловаться, не буду, есть ещё. Держусь, бодрюсь.

- Очень рад за тебя и за твою Злату! Спасибо за поздравление – ответил генерал, - Уважаемые товарищи! Предлагаю поднять тост за полковника Некрасова Виктора Андреевича и от всех нас пожелать ему здоровья и долгих лет жизни!

Собравшиеся за праздничным столом поддержали начальника Управления, подняв бокалы, пожелания здоровья и долгих лет жизни доносились со всех сторон. Прижав руку к сердцу, Виктор Андреевич благодарил всех и слезы счастья серебрились в уголках его глаз…

Увы, долго оставаться на этом замечательном празднике Некрасов не мог. Возраст, всё же 66 лет – не шутка, здоровье тоже уже не то, и дома жена ждёт, волнуется. Подняв бокал за товарищей, не вернувшихся в войны, павших за свободу и независимость Родины, и ещё один – за светлый праздник, день Победы, употребив за всё время не более ста грамм, Виктор Андреевич засобирался домой, благо в банкете объявили перекур. Он уже собрался уходить из управления, когда его вновь окликнул генерал Симоненков:

- Виктор Андреевич, Вашу скромность я конечно понимаю, как и то, что Вы торопитесь домой. Но, чтобы мои слова не расходились с делом, дозвольте Вас проводят на моей служебной машине. Негоже в Вашем возрасте пешком ходить.

- Николай Герасимович, не стоит беспокоиться, я вполне нормально доберусь до дома. Ещё светло и транспорт ходит хорошо.

- Ну уж нет, не обижайтесь Виктор Андреевич, но Вас всё же довезут. Офицер Упраления проводит Вас до машины, и Вы с ветерком доедете.

- Спасибо, товарищ генерал!

- Пожалуйста, товарищ полковник! До свидания и ждём Вас в следующем году.

Симоненков подошел, пожал руку Некрасову и дал знак одному из офицеров, чтобы он проводил ветерана. На машине добрались быстро. Некрасов хотел было попросить шофёра высадить его пораньше, чтобы пройтись, повспоминать, наслаждаясь первым тёплым деньком, но он прекрасно понимал, что водитель в точности выполнит приказ генерала и доставит его прямиком к двери подъезда. Так и вышло. «Что же» - подумал Виктор Андреевич, «Посижу на лавочке, подышу свежим воздухом, как врачи рекомендуют, заодно и впечатления улягутся». Так он и сделал, сев на лавочку, погрузившись в свои мысли и счастливо улыбаясь.

- Товарищ полковник! Товарищ полковник! Разрешите к Вам обратиться? – незнакомый голос вырвал Некрасова из воспоминаний.

- Вы мне? – недовольно отозвался Виктор Андреевич.

- Да! Вам! – ответил приближающийся молодой человек, крупный нос, выделяющийся на бледном, вытянутом худощавом лице украшали очки с роговой оправой и толстыми линзами. Одной рукой он придерживал модную шляпу, другой – удерживал шарф, развевающийся под распахнутым тяжёлым, зимним пальто. Из-под пальто собеседника виднелась белоснежная рубашка со стильным галстуком, выглядывали отглаженные брюки, а завершали одеяние – ботинки на толстой подошве.

Полковник поморщился, не то настроение и состояние, чтобы общаться с незнакомцами. Но, быстро справился со своими эмоциями и сказал:

- Слушаю вас.

- Товарищ полковник, только Вы можете мне помочь! – выпалил приблизившийся вплотную молодой человек, – Вы ведь фронтовик? Живёте где-то здесь, поблизости? Вы москвич?

- Да, фронтовик. Волею судьбы и службы – москвич. Живу здесь. – ответил офицер и показал рукой себе за спину, на громаду дома.

- Здесь? – протянул собеседник. – Вы, наверное, Герой Советского Союза или Соцтруда? Конструктор? Или Вам запрещено говорить на эти темы?

- Ни одно, ни другое, ни третье! И к чему все эти расспросы? О какой помощи идёт речь, гражданин прохожий? Извините, не знаю, как к Вам обращаться, уверен, что мы не знакомы.

- Прошу прощения. Фамилия мой – Тупицкий. Юрий Васильевич Тупицкий. Педагог, так сказать, учитель истории в школе и по совместительству – классный руководитель в восьмом классе.

- И чем полковник интендантской службы может помочь учителю истории и классному руководителю? – чуть насмешливо спросил офицер.

- Так Вы интендант? – несколько разочаровано протянул собеседник.

- Так точно. Полковник интендантской службы в отставке Некрасов Виктор Андреевич. Надеюсь, что теперь я могу быть свободен? А Вам, молодой человек, помимо воинских званий, неплохо бы научится разбираться и в других знаках различия, эмблемах, например.

- Но за какие-то заслуги Вас же поселили в этом доме??? – почти вскрикнул Юрий Васильевич. – Здесь же такие люди живут!!! Такие известные и знаменитые люди!

- Разные люди здесь живут. Моя семья – в том числе. – спокойно парировал Некрасов.

- Не может быть, чтобы у Вас не было каких небывалых заслуг! Может Вы какой-то необычный интендант? – напористо продолжал собеседник.

- Нет. Я самый обычный интендант. К тому же – давно в отставке.

- Неужели всё пропало и я зря к Вам обратился? – с какими-то чуть не плаксивыми нотками произнёс учитель.

- Может Вы всё же расскажете, чем я мог или могу Вам помочь и тогда подумаем, как можно разрешить Вашу проблему?

- Видите ли, - запальчиво начал говорить Юрий. – У нас в школе, как и во-всех других школах Советского Союза, перед Днём Победы проводятся встречи с ветеранами. На них фронтовики рассказывают где и как воевали, своим примером воспитывают подрастающее поколение. Я, как классный руководитель, должен был привести такого ветерана и в свой класс, но… Дело в том, что приглашённый мною фронтовик не может прийти, заболел, к сожалению, а урок уже завтра, вот я и бросился на поиски. Просить учеников привести своих дедушек – уже поздно, а мои родственники, участники войны, уехали в Подмосковье и вернуть хоть кого-то из них я уже просто не успеваю.

- Что же, вполне житейская история, хотя решение Вы приняли какое-то удивительное: в поиске нужного для выступления фронтовика, бегать по улицам.

- Первоначально я хотел поехать к какому-нибудь зданию с военными. Но, побоялся, что меня могут неправильно понять, а неприятностей не хочется. К тому же, завтра военные, наверное, работают?

- Да, офицеры завтра на службе. А кто Вас надоумил сюда прийти?

- Мне как-то рассказывали, что в этом доме живут выдающиеся люди, вот я и понадеялся… - упавшим голосом сказал собеседник.

- И Вы бы до поздней ночи бегали вокруг дома, разыскивая нужного Вам человека? – с усмешкой сказал Некрасов. – А если бы маршала или генерал-полковника какого встретили? Также бросились бы к нему с уговорами? А если бы никто не вышел? Или вышел, но в обычной, гражданской одежде? Военные – тоже люди и военную форму круглосуточно не носят.

- А что мне остаётся делать? Если я не найду и не приглашу на выступление фронтовика, у меня такие неприятности будут. А может Вы сможете помочь? Ведь должны же были офицеры из Москвы выезжать на фронт?

- Конечно же генералы и офицеры центрального аппарата выезжали на фронты. И на передовой бывали, и так, по войскам ездили, помощь оказывали или проверяли. И какого рода неприятности у Вас могут быть?

- А Вы тоже выезжали? – с надеждой спросил Юрий, - Может и Вы можете что-то рассказать?

- Даже не знаю, чем Вам помочь. – задумчиво протянул Некрасов, хотя в его глазах сверкало озорство, а губы невольно растянулись в улыбку. – Вы так и не ответили, что Вам грозит?

- Для начала отстранят от классного руководства, а потом… Потом тоже ничего хорошего не ждёт. Получится, что я сорвал важное политическое мероприятие, тут и по партийной линии неприятностей может на всю жизнь хватить. Из кандидатов в члены КПСС точно попросят.

- А сколько Вам лет, молодой человек, что Вы уже кандидат в члены партии?

- Двадцать пять…

- Н-да. – задумчиво протянул Некрасов, ставший кандидатом в члены ВКП (б) только в 1938 году, будучи почти сорокалетним интендантом 2-го ранга. – Рановато, конечно. Хорошо, я Вам помогу. Куда и во сколько я должен прибыть?

- Адрес вот – протянул педагог листочек с написанным на нём адресом. А прийти надо к пятому уроку, вместо истории.

- Вы мне лучше время скажите, к какому нужно прибыть?

- К половине первого сможете? В военной форме и с наградами?

- К 12. 30? Хорошо, буду. – улыбнулся Некрасов, протянув для рукопожатия руку - Да свидания.

- До свидания! – До завтра! – пылко ответив учитель, двумя руками обхватив крепкую руку полковника. – До завтра!!!

***

В школу Некрасов пришёл точно в установленное время. У входа его встречал сияющий учитель истории.

- Здравствуйте, Виктор Андреевич! – радостно поприветствовал ветерана учитель, – Пока есть время, предлагаю пройти в кабинет директора школы, там Вы сможете снять свой плащ, подождать начала занятий, заодно и чаю попьём. Может ещё кого из ветеранов застанете, вдруг с кем-то на фронте встречались.

- Что же, ведите. Я у вас в школе впервые и куда идти – не знаю.

- Конечно, конечно… Вот сюда, потом направо, по лестнице на второй этаж и дальше пройдём по коридору.

Тупицкий посеменил немного впереди, а за ним степенно, внимательно рассматривая окружающую обстановку, пошёл и Некрасов. Окружающее ему не нравилось, какое-то всё через-чур правильное, непонятное, словно не в школу попал, а в образцовую воинскую часть, где всё по линеечке и дисциплина просто «драконовская». Виктор Андреевич не выдержал и спросил своего провожатого:

- Юрий Васильевич, а что у вас в школе так тихо? Словно не школа, а монастырь или воинская часть.

Немного помявшись, учитель ответил:

- Видите ли, у нас не совсем обычная школа…

- А какая же тогда? Вроде на табличке ничего особенного не написано.

- Дело в том, что здесь, в основном, учатся дети высокопоставленных партийных товарищей. Потому и дисциплина несколько отличается от обычных школ, и качество обучения гораздо выше, чем в обычной…

- Ага, и отбор учителей особый. Теперь понятно, почему Вы вчера так переживали, простым взысканием точно не отделались бы…

- Руководство ценит мои знания, педагогические способности, умение общаться с детьми... Вот мы и пришли. – с этими словами, открывая дверь в кабинет директора, завершил перечисление своих достоинств учитель.

Войдя в кабинет, Некрасов увидел, что помимо сидящего за центральным столом пожилого человека, с наградными планками на пиджаке, по всей видимости директора школы, за большим приставным столом, удобно разместились ещё три, выглядевших явно моложе Виктора Андреевича, ветерана: два генерал-майора и генерал-лейтенант. Перед гостями стояли чашки с блюдцами, в которых дымился чай, две вазы с сушками, да пара тарелок с конфетами. Директор школы встал со своего места и прихрамывая пошёл навстречу Некрасову, протягивая руку для рукопожатия и одновременно представляясь:

- Директор школы Иванов Николай Александрович. Лейтенант в отставке, артиллерист. 21 армия, Юго-Западный фронт. После ранения под Харьковом – уволен подчистую. Спасибо врачам – вытащили с того света и спасли ногу от ампутации, о войне только хромота напоминает, да раны лучше любого барометра реагируют на изменения погоды. С тех пор и учительствую, детишек математике учу.

Вы уж не удивляйтесь тому, что ветеранов так мало, ваша группа – сегодня последняя. Мы специально разбили всех гостей на пять групп, по количеству уроков. Всех ветеранов разом мой кабинет вместить не может, а хотелось бы хоть толику внимания, но уделить каждому приглашённому.

- Какая всё же Земля тесная и круглая. Надо же, «земляка» встретил, сослуживца, почти однополчанина! – обрадовано сказал гость, - Полковник интендантской службы в отставке Некрасов Виктор Андреевич. С июня 1941 по сентябрь 1942 – начальник отделения вещевого снабжения, или как ещё называют – начвещ, этой же, 21-й армии.

В кабинет заскочила девушка, видимо пионервожатая. Увидев Некрасова, она улыбнулась и прощебетала:

- Товарищ полковник, давайте я уберу Вашу фуражку, портфель, плащ и кашне.

- Будьте так добры. – улыбаясь отозвался Некрасов, протягивая фуражку. Он расстегнул и снял офицерский плащ, стащил с шеи кашне.

- Ой! Сколько у Вас наград! Даже не наши есть, иностранные! – удивилась вожатая.

- Есть маленько. – улыбнулся Виктор Андреевич и развернувшись подошёл к генералам.

Офицеры привстали со своих мест приветствуя собрата по оружию, солидно и мелодично звякнули награды. Генералы представились и старший по званию предложил присоединиться к чаепитию.

- А Вы я смотрю из кадровых, довоенных. Гражданскую, наверное, ещё застали? – спросил генерал-лейтенант, взглядом показывая на медаль «ХХ лет РККА».

- Да, застал. – не стал отпираться Некрасов. – В ноябре 1918, будучи членом Царицынского Совета советских служащих, по профессиональной мобилизации ушёл на Царицынский фронт рядовым 2-го Донецкого стрелкового полка 38-й Морозовской дивизии. Рядовым был до апреля 1919 года, непосредственно участвуя в обороне Царицына.

- Вот это да! – восхищенно произнёс один из генерал-майоров, - Надо же – Вы Участник обороны Царицына! Наверное, Сталина видели?

- Нет, товарищей Сталина и Ворошилова я не встречал. – поморщился Виктор Андреевич. По всему было видно, что на этот вопрос он уже отвечал неоднократно. – Насколько знаю, к этому времени товарища Сталина уже отозвали с Царицынского фронта. Да и с кем там рядовой мог встретиться? Разрешите, я продолжу?

- Да, да! Конечно! Очень интересно! – наперебой ответили присутствующие.

- В апреле девятнадцатого года был назначен помощником адъютанта того же полка. Полк переименовался и неоднократно переформировывался. Помощником адъютанта пробыл до августа девятнадцатого, там же, под Царицыным. Полк в это время переформировался в кавалерийский 1-го конного корпуса и стал именоваться 2-й Донской Кавалерийский полк, 1 конного корпуса. Я, как закончивший шесть классов гимназии и Высшее Начальное училище, был назначен казначеем этого полка, а затем, в августе двадцать первого – завхозом того-же полка, каковым и пробыл до марта 1923 года. За этот период полк переименовался в 8 Донской кавполк, 121-й кавполк конного корпуса, 65 кав. полк 21 й кавдивизии, 2-й конной армии. Полк все время был на Фронтах: на Южном, участвовал во взятии Новочеркасска и Краснодара, затем – на Северном Кавказе, принимая активное участие в ликвидации бандитизма. С Кавказа нас вновь перебросили на Южный фронт. На сей раз сражались с Врангелем, участвовали во взятии Крыма, ликвидации банд Махно на Украине. После боёв на Украине полк был переброшен в Западную Сибирь, на ликвидацию банд Кайчародова, Новоселова и других бандитов, под городами Барнаулом, Бийском, на Алтайском перевале.

В 1922 году полк был развернут в 6-ю отдельную кавалерийскую бригаду, в дальнейшем получившей название Алтайской. – Некрасов остановился, для того чтобы перевести дух и посмотрел на собеседников. Его слушали с открытыми ртами.

- А дальше? – с интересом спросила пионервожатая.

- Дальше? – усмехнулся Некрасов. – С двадцать третьего года, в составе полка боролся с басмачеством в Ферганской области, а затем – в Восточной Бухаре. С февраля двадцать четвёртого - назначен пом. командира этого же полка по хозчасти. А в марте 1925 г. полк был расформирован, и я получил назначение в Белоруссию, в город Могилёв. До 1938 года занимал хоздолжности в различных воинских частях, дислоцированных в Сталинграде и Куйбышеве. В 1935 году получил первое воинское звание – Интендант 2 ранга.

- Надо же, как Вас судьба помотала, да покрутила. – задумчиво произнёс генерал-лейтенант. – Неужели, за всё время ни одного ранения? Нет, я понимаю, что снабженец, но случаи всякие бывают…

- Ни одного. – развёл руками Некрасов. - Только в Фергане с малярией свалился, а так и Гражданскую, и Финскую, и Отечественную прошёл без единого ранения.

- А как тридцать седьмой пережили? Всё же кадровый… - спросил один из генерал-майоров.

- Тридцать восьмой намного лучше был. – улыбнулся Виктор Андреевич и не давая возможности задать ещё один вопрос, продолжил: - В феврале месяце тридцать восьмого года, за хорошую постановку хозяйства полка Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден орденом «Знак почета», затем – медалью «ХХ лет РККА». В этом же году мне было присвоено досрочно воинское звание «Интендант 1 ранга».

- А почему Вы орден не носите? Он же должен быть Вам особо дорог. – выпалила пионервожатая.

- Орден утерян. В боевой обстановке. – рубанул Некрасов. – И орден, и медаль. Хоть документы и сохранились, но восстановить смог только медаль. На все остальные запросы – получил отказ. Да. – задумчиво произнёс Некрасов.

- А как дальше сложилась Ваша судьба? Расскажите! Ужасно интересно! – вновь загомонили собравшиеся.

- А у нас время ещё есть? – спросил Виктор Андреевич. – Некрасиво получится, если заговоримся и к детишкам опоздаем.

- Время ещё есть! – заверил всех Тупицкий, - Минут десять – точно есть.

- Тогда очень коротко: в июне 1938 года, был назначен начальником обозно-вещевого отдела Приволжского военного округа. В октябре - ноябре месяце 1939, по заданию комиссии Советского Контроля при СНК СССР, проверял мобилизационную готовность Ленинградского Военного округа по линии обозно-вещевого снабжения. В период войны с Финляндией был назначен начальником обозно-вещевого отдела во фронтовую Северную группу комкора Захарова М.В. А по окончании войны – возвращен на прежнюю должность, начальника обозно-вещевого отдела ПриВО.

21 июня 1941 года в составе окружного аппарата, во главе с Командованием округа убыл по специальному назначению и 25 июня прибыл в Чернигов, а затем в Гомель, где образовали полевое Управление 21 армии, в составе которого я был назначен начальником вещевого отделения Интендантского отдела армии. Соединения и воинские части армии весь период войны, беспрерывно до октября 1942 года, находились в боях. Ну а мне, по заданиям командования, почти постоянно приходилось находится непосредственно в частях — на передней линии фронта.

- Неужели больше некому было? Интенданты в каждой части есть, какая нужда в том, чтобы их подменять?

- Интендант интенданту рознь, разных людей на должности назначают, нерадивые тоже встречаются. Были случаи, когда в воинской части снабженцев вообще не было, погибали, по ранениям выбывали, без вести пропадали. Всякое бывало, снабженцы ведь тоже люди, а бомба, пуля или вражеский снаряд не выбирают должность или звание, им без разницы кого ранить или убить: рядового бойца или генерала. Да и начальственный пригляд в нашем деле необходим, без него – никак.

- С назначениями более – менее ясно, хотя с этим делом и любой командир справится, а вот зачем «пригляд» требуется – не понятно. – задумчиво сказал один из генералов.

- Это уже тема отдельного разговора, а сейчас, судя по тревожному поведению Юрия Васильевича, подошло время встречи со школьниками. – ответил Виктор Андреевич. – А после урока, если присутствующие не против, мы можем и продолжить общение.

- Виктор Андреевич прав! – поддержал его директор школы. – Уважаемые ветераны! Сейчас наши педагоги, которые должны уже собраться в моей приёмной, проводят вас в классы, вы расскажете им о своем славном боевом пути, ответите на вопросы, а после занятий – милости прошу в мой кабинет. Поднимем по чарке за павших и отметим славный праздник – день Победы!

- Значит не зря с собой бутылочку коньячка прихватил! – обрадованно отозвался Некрасов, открывая портфель и доставая из него бутылку марочного, выдержанного коньяка.

- Ну что, товарищи генералы, поддержим интендантскую службу? – весело откликнулся генерал-лейтенант. – Быстренько, по-фронтовому, кто, чем богат, накроем стол?

Ответом ему было щёлканье замков у портфелей, и на приставном столе директора школы словно из воздуха материализовались ещё две бутылки и конька и одна – сухого красного вина, коробка шоколадных конфет и несколько банок с различными консервами.

- Что вы! Что вы! – замахал руками враз покрасневший директор школы. – Уберите всё это, пожалуйста! Неужели я не найду, чем угостить уважаемых гостей? Лишнее это всё!

- Николай Александрович! Не переживайте, мы не собираемся устраивать здесь длительные посиделки с обильным возлиянием. Как вы и сказали, по три чарочки примем, поговорим, да и разойдёмся. – успокоил педагога один из генералов.

- Если только так… - протянул Иванов. – Уважаемые ветераны! Тогда действуем по вновь разработанному плану. Вы проводите уроки, а потом – милости прошу. Мы за это время немного подготовим праздничный стол.

- Наденька! – обратился директор школы к пионервожатой, - На Вас помощь в подготовке праздничного стола, а Вы, Юрий Васильевич, проводите гостей, их уже ждут.

Ветераны потянулись на выход, а в приемной их уже перехватывали и провожали в классы учителя. Тупицкий провожал Некрасова, показывая дорогу и одновременно рассказывая о школе. Рассказ оказался коротким, нужный класс оказался неподалёку от лестницы, этажом ниже. Они вошли в класс истории, скромный, с портретами видных исторических личностей на стенах и одиноким цветком на подоконнике. С грохотом, разом, откинулось несколько десятков крышек парт, ученики встали со своих мест, приветствуя вошедших.

- Здравствуйте, ребята! Присаживайтесь. – поприветствовал их Виктор Андреевич.

- Здравствуйте! – хором откликнулись школьники, затем вновь грохнули крышки парт, школьники сели на свои места и на Некрасова устремились более двух десятков пар любопытствующих детских глаз.

Виктор Андреевич обвёл взглядом притихших ребят и начал свой неторопливый рассказ:

- Для начала, познакомимся. Меня зовут Некрасов Виктор Андреевич, полковник интендантской службы в отставке. Кадровый военный. В армии – с восемнадцатого года, участвовал в Гражданской войне, в войне с белофиннами. На фронтах Отечественной – с 27 июня сорок первого воевал в Белоруссии, в составе 21-й армии. С первых дней войны, войска нашей армии делали всё возможное и невозможное, чтобы остановить врага, не позволить ему продвинуться в глубь нашей страны. Уже в середине июля 1941, в ходе наступления на Бобруйск, бойцы и командиры нашей армии освободив Рогачёв и Жлобин, продолжили наступление, с целью восстановления связи с осаждённым Могилёвым, но противник оказался сильнее, наших сил не хватило и наступление «захлебнулось». А менее чем через месяц, уже нам пришлось отбиваться от рвущегося к Гомелю врага. О тяжести боёв может говорить тот факт, что командир 63-го корпуса генерал Петровский, назначенный в августе командующим нашей армии, так и не успел вступить в должность и героически погиб, оставшись в войсках для вывода корпуса из окружения.

В первых числах сентября, стремясь выйти из-под угрозы окружения, отступая под натиском противника, в том числе и 2-й танковой группы Гудериана, армия перешла в полосу обороны Юго-Западного фронта, была передана в его состав и участвовала в обороне Киева. После того, как враг перебросил свежие силы, многомесячная оборона столицы Советской Украины, закончилась поражением наших войск. Прорвав оборону, враг начал охватывать наши войска, стремясь взять весь фронт в окружение. В середине сентября сорок первого, в кольце врагов оказались соединения и части нашей, 21-й армии.

Некрасов замолчал, переводя дух. На него нахлынули воспоминания из того, страшного сорок первого: бомбёжки, обстрелы, жара, пыль, потеря боевых товарищей, горечь отступления и бессилие, от осознания того, что не может защитить наших, советских людей, детей, стариков, женщин…

- Понимая, что кольцо врагов захлопнулось и получив приказ из штаба фронта, 16 сентября штаб армии приказал всем выходить из окружения. Воинскими частями, подразделениями, мелкими и крупными группами, прорывались на соединение с Красной Армией, оказавшиеся в окружении бойцы и командиры.

По приказу интенданта армии, попытались выскочить из кольца на машине, да не тут-то было. Немного проехали и наткнулись на фрицев. Те открыли огонь, повредив легковушку. Хорошо, что все успели выскочить, даже не зацепило никого. Я было хотел рвануть обратно, в машине остался чемодан с гимнастёркой, на которой были прикреплены награды: медаль «ХХ лет РККА» и орден «Знак Почёта», да только товарищи удержали. Один из командиров схватил меня за рукав, да, перекрикивая шум боя, как гаркнул: «Дурак! Ты куда?». Кричу в ответ: «Чемодан забрать, в нём награды!». «Ордена живым нужны, а если немцы тебя сейчас свинцом нашпигуют, то они тебе уже не понадобятся. Мёртвым ордена ни к чему». Согласился я с ним, чего уж. Тут немцы прибывать начали, пришлось нам уходить.

Вскоре к нашей группе ещё несколько «окруженцев» прибилось, я, как старший по званию, надо всеми командование принял. Три недели в тылу противника, теряя в стычках с противником товарищей, пройдя по лесам и прочему бездорожью многие десятки километров, сохранив служебные, партийные и наградные документы, в полной командирской форме, я смог провести через линию фронта и вывести на соединение с нашими войсками группу из тринадцати «окруженцев», моих боевых товарищей. Многое довелось пройти после, во многих боях и сражениях поучаствовать, но лето и осень сорок первого я не забуду никогда…

Виктор Андреевич обвёл взглядом класс. Видно было, насколько сильно ребята близко к сердцу приняли его рассказ: детские взгляды из любопытствующих стали суровыми, у многих до белизны сжаты кулаки, несколько ребят играют желваками. Видимо его рассказ как-то наложился на виденные мальчишками и девчонками фильмы, прочитанные книги, рассказы родственников и сейчас они переживали события вместе с ним, незримо участвуя в боях, пробираясь лесами и болотами, отстреливаясь от врагов, теряя друзей… Некрасов помолчал, вновь и вновь вспоминая былое, а затем глухим голосом продолжил:

- Выйдя к своим, я с радостью узнал, что окруженная, истекающая кровью, сражающаяся, побеждающая и погибающая 21-я армия возрождается, а я вновь назначен на должность начальника вещевой службы двадцать первой, прослужив и провоевав вместе с ней до октября 1942 года, до назначения меня начальником вещевой службы Донского фронта. Как я сегодня узнал, в рядах нашей армии, вместе со мной воевал и директор вашей школы. Выжив в кровавых боях под Харьковом, он благодаря искусству наших медиков, вернулся в строй и сейчас учит вас, подрастающее поколение не только математике, да алгебре с геометрией. Он учит вас любить нашу Родину.

Ребята начали удивленно переглядываться, в недоумении пожимая плечами. Видимо о этих фактах биографии директора школы и их учителя они не знали.

- В составе Донского и Сталинградского фронтов, вещевая служба, под моим руководством, обеспечивала защитников Сталинграда. И тут я хочу сказать вот о чем: вы ведь видели фотографии и документальные кадры кинофильмов с фашистами, сдавшимися нашим бойцам под Сталинградом?

Школьники дружно закивали головами.

- Тогда вы видели, в каком виде перед всем миром предстали недавние «покорители Европы». Жалкие, замерзшие, разутые и раздетые, грязные, кутающиеся в обрывки одеял, женские шали, украденные у наших людей вещи, еле передвигающие ногами, обутыми в плетёные из соломы «эрзац-валенки». - Некрасов достал из внутреннего кармана мундира аккуратно свёрнутый вчетверо листок, развернул его и обратился к классу:

- Я зачитаю отрывок из воспоминаний одного такого "покорителя Европы", сдавшего под Сталинградом:

«Пораженный, я остановился.

Советские и немецкие солдаты, еще несколько часов назад стрелявшие друг в друга, во дворе мирно стояли рядом, держа оружие в руках или на ремне. Но как потрясающе разнился их внешний облик!

Немецкие солдаты — ободранные, в тонких шинелях поверх обветшалой форменной одежды, худые, как скелеты, истощенные до полусмерти фигуры с запавшими, небритыми лицами. Солдаты Красной Армии — сытые, полные сил, в прекрасном зимнем обмундировании...

Внешний облик солдат Красной Армии казался мне символичным — это был облик победителя. Глубоко взволнован был я и другим обстоятельством. Наших солдат не били и тем более не расстреливали. Советские солдаты среди развалин своего разрушенного немцами города вытаскивали из карманов и предлагали немецким солдатам, этим полутрупам, свой кусок хлеба, папиросы и махорку.».[4]

В классе поднялся небольшой шум, дети начали обмениваться впечатлениями, на лицах появились улыбки.

- И действительно, вспомните наших воинов: в полушубках, валенках, телогрейках, ватниках, стеганых штанах, в рукавицах и меховых жилетах. Конечно, отчасти есть в этом заслуга и интендантов, вещевой службы. Но, они бы не смогли сделать ничего, если бы не помощь всего нашего народа, всех, от мала до велика. И вот о чём я хочу попросить вас, дорогие ребята и девушки: когда придёте домой, спросите у своих бабушек и мам, чем они помогали фронту. Конечно же, у тех, кто воевал, тоже обязательно расспросите, и как можно подробнее. Уверен, они смогут рассказать немало интересного. И обязательно запишите их рассказ, когда-нибудь вы будете с интересом и удовольствием перечитывать эти строки. А те, кто не был на фронте, поверьте, они тоже могут рассказать не мало. Как стояли у станков, убирали урожай, шили обмундирование, выходили и выкормили ваших мам и пап… Они будут скромничать, отнекиваться, говорить, что ничего особенного не совершили, на фронте не были, работали в тылу, как все. Как все…

А ведь благодаря им мы выдержали, выстояли, опрокинули и уничтожили врага. Как же все мы, бойцы и командиры, ждали весточки из дома, как берегли скромные подарки, варежки, вышитые кисеты. Сколько же вынесли на своих хрупких плечах наши женщины, сколько сделано нежными женскими и детскими руками. Вы же знаете, что женщины и дети вытачивали на станках детали для танков, самолётов, артиллерийских орудий, шили шинели, ватники и гимнастёрки, валяли валенки… Их вклад в Победу огромен и неоценим…

Некрасов вновь замолчал. Он обратил внимание, что дети задумались, видимо вспоминая, что им вообще известно о собственных бабушках и мамах. Видимо, во многих семьях сегодня будут вечера вопросов и ответов.

Наконец одна из девочек не выдержав спросила:

- А дальше что было?

- Дальше? После ликвидации фашистской группировки под Сталинградом, Ставка Верховного Главнокомандующего переименовала Донской фронт в Центральный. Под командованием Маршала Советского Союза Константина Константиновича Рокоссовского участвовал в сражении на Курской дуге, битве за Днепр. В октябре сорок третьего, фронт вновь переименован – в начале в Белорусский, а затем – в 1-й Белорусский. Наш фронт освобождал Белоруссию, Польшу, принимал решающее участие в битве за Берлин. Вы, наверное, знаете, что разведчики Михаил Егоров и Мелитон Кантария, установившие над поверженным Рейхстагом Знамя Победы, служили в 150-й ордена Кутузова Идрицкой стрелковой дивизии. А 150-я стрелковая, подчинялась нашему комфронта, Маршалу СССР Жукову Георгию Константиновичу и входила в состав 1-го Белорусского.

Знамя Победы на Параде 9 мая 1965 г. Знаменосец - участник штурма рейхстага,

полковник К. Я. Самсонов. Ассистенты: сержант М. А. Егоров и младший сержант М. В. Кантария

Судя по лицам школьников, и об этом факте им было неизвестно. Нет, названия фронтов, штурмовавших Берлин, им похоже были известны, но некоторых подробностей, связанных со Знаменем Победы, они либо не слышали, либо подзабыли.

- Что же ребята, время урока подходит к концу и нам пора заканчивать. Возможно, мы ещё не раз встретимся и пообщаемся, но уже гораздо подробнее.

- Товарищ полковник! – обратился юноша с первой парты, - А какую награду, из тех что у Вас на груди, Вы считаете самой главной, самой важной?

- Самой главной? – задумался Некрасов, - Да все они мне важны и дороги. К примеру, вроде и скромная медаль – «За боевые заслуги». – Некрасов прикоснулся к медали, на выцветшей орденской ленточке, - Моя первая боевая награда! В октябре сорок второго, Интендант фронта написал представление на орден «Красной Звезды», но Военный Совет армии решил, что достаточно медали. А разве не главная и не важная медаль «За оборону Сталинграда»? Какой-то один один из двух орденов «Отечественной войны»? Нет, самой главной награды, пожалуй, назвать не смогу. За что наградили – рассказать смогу, а выделить или назвать хоть одну из них второстепенной, не главной - не могу.

- Товарищ Некрасов! – обратилась к ветерану срывающимся от волнения и внимания голосом ещё одна школьница, - А что из фронтовых будней Вам запомнилось больше всего?

- Больше всего? – переспросил полковник. – Начало сорок третьего года, пожалуй. Ещё не завершилась Сталинградская битва, когда пришёл приказ о введении для бойцов и командиров новых знаков различия – погон. Это сейчас погоны привычный элемент военной формы, а тогда все носили на воротниках петличные знаки, - Некрасов показал на воротнике место, куда нашивались петлицы со знаками различия, - Воинские звания обозначались «геометрией» - сержанты и старшины носили треугольники, больше всех, четыре, носили старшины. Часто старшинские знаки называли «пилой».

По классу пробежал лёгкий смешок.

- Вот. Младшие командиры носили «кубари», старшие – «шпалы», знаки, похожие на вытянутый прямоугольник, генерал и им равные – «ромбы». А тут всё это отменили, и ввели погоны с «лычками», у сержантов и звёздочками – для офицеров. Не все приняли такое нововведение. Часть бойцов и командиров старших возрастов, хорошо помнили Гражданскую войну, а погоны напоминали им «золотопогонников», офицеров – белогвардейцев. Открыто никто особо не высказывался, но было, что и недовольно ворчали, принципиально в вещмешок убирая погоны. Нам, интендантам, было не до разговоров и обсуждений. Приказ обязал за месяц обеспечить всех погонами. Но, выдать это мало, нужно было ещё и объяснить людям, как правильно размещать звёздочки, крепить погоны, на каких предметах нужно носить, на каких – нет. Помотаться, конечно, пришлось, до хрипа объясняя некоторым, несознательным, что погоны не просто красиво, но и в деле улучшения дисциплины – тоже важны.

- И как, успели выдать всем?

- Успели. – улыбнулся Некрасов. – А как же иначе. А уже после Сталинградской битвы, одним глазком, издалека, увидел гитлеровского фельдмаршала Паулюса, с немецкими штабными офицерами. Их в баню должны были отвезти, грязные они были – жуть! Вот, перед самой отправкой в поезд – баню, я их и встретил.

- И даже не подошли, не посмотрели на фашистов вблизи? Паулюс – это же вражина, план «Барбаросса» разработавшая. Я бы ему… - раздался из глубины класса голос какого-то мальчишки.

- Рядом с ними комфронта стоял, Маршал Рокоссовский, Константин Константинович, интендант фронта и множество других генералов и офицеров из штаба. Посчитали бы, что нужен – позвали.

- Товарищ полковник, а Вам что-то известно про штрафбаты и штафников? – задал вопрос один из учеников, сидевший за предпоследней партой.

- Конечно известно. – ответил Виктор Андреевич. – Подразделения, как подразделения, командный состав – обычные кадровые командиры. Переменный состав, то есть сами «штафники» – это проявившие трусость или совершившие воинское преступление представители командного и начальствующего состава, получившие возможность кровью искупить свои преступления и проступки.

- И Вы считаете это нормальным?

- Знаете, мне доводилось общаться с людьми, прошедшими через штрафбаты, в том числе и с одним из них, ставших впоследствии генералом. Негатива в адрес штрафных батальонов и того, кто принял решение о их создании – не слышал. Людям дали возможность искупить кровью или отбыть наказание – они этим воспользовались, предпочли уничтожать врага, а не отбывать срок наказания в тюрьме. Если не ошибаюсь, предельный срок службы в таком подразделении – три месяца.

- Опять уходят от ответа. – разочаровано пробормотал спрашивавший, - Как историк и говорил…

Некрасов сделал вид, что не услышал реплики, но «зарубку» в памяти сделал. Надо будет позднее поговорить с учителем, не вмешивая директора школы.

- Товарищ полковник, а иностранные награды – это от кого и за что? – немного сумбурно зада вопрос еще один школьник, также сидящий за первой партой.

- Медаль «За Варшаву» и орден «Крест храбрых» - от народа Польши, ещё одна медаль – «Китайско-Советская дружба» - награда Правительства Китая.

Медаль «За Варшаву 1939—1945» Военный знак отличия «Крест храбрых» (польск. Krzyż Walecznych)

- Виктор Андреевич! – продемонстрировала блестящую память одна из школьниц, - А после окружения, Вы с фашистами ещё встречались?

- Как сказать, встречался… - задумчиво ответил Некрасов, - Мы военнопленных обеспечивали, форму трофейную выдавали, теплые вещи, кормили, лечили…

- Фашистов??? – раздался голос с «Камчатки». – Кормили, грели, одевали, лечили??? И это после того, что они с нашими делали?!

- Мы – советские люди! И с пленными мы не воюем! – ответил за полковника ученик, первым задавший вопрос.

- Наша страна – гуманная и с пленными, равно, как и с мирным населением, мы не воюем. – поддержал его Виктор Андреевич. – Думаю, что эти вопросы, равно, как и подробности сражений Великой Отечественной, вы сможете полно и подробно изучить, обсудив появившиеся вопросы с вашим учителем. – Некрасов показал рукой на сидевшего за первой партой Тупицкого.

– Спасибо вам за приглашение и приём. Поздравляю с наступающим праздником, с Днём Победы! И хочу пожелать крепкого здоровья Вам и Вашим родным, мирного неба всем нам, всему советскому народу. Мы его отстояли и защитили, теперь вы, молодежь, должны сделать всё возможное, чтобы мир сохранился и человечество никогда более не узнало и не познало ужасов войны. До свидания. – Некрасов коротко кивнул и повернулся к выходу.

Школьники вновь встали, захлопав крышками парт, а учитель вскочил и вышел из класса вслед за полковником.

- Надеюсь, мои ребята не обидели Вас своими вопросами? – спросил Юрий Васильевич.

- Ученики? Нет. А с Вами я бы поговорил немного подольше и подробнее.

- Я Вас дождусь. Не хорошо, когда остается что-то недосказанным. Не хотелось бы, чтобы у Вас остался «камень за пазухой».

- Как знаете. – ответил Некрасов и открыл дверь кабинета директора школы.

За накрытым столом уже все собрались, ожидая только его. На сей раз, в кабинете присутствовали и две дамы, заведующие учебной частью. Разлили по первой стопочке, дамам – вино, мужчинам – коньяк. Первый тост – за Победу! Все выпили, Некрасов – тоже не стал отказываться от рюмочки. Когда все приступили к закускам, директор школы, выпив свою порцию и закусив шоколадной конфетой, сказал:

- Виктор Андреевич, не могли бы Вы продолжить свой рассказ? Очень интересно, как же Ваша судьба складывалась дольше.

- Расскажу. – не стал отказываться Некрасов. – В сентябре 1942 года назначен начальником вещевого отдела Интендантского снабжения фронта. В начале – Сталинградского, затем – Донского, Центрального, Белорусского и 1-го Белорусского фронтов.

- С маршалом Тимошенко или Василием Николаевичем Гордовым начинали? Не знаете, что с ним?

- Нет, генерала Гордова к этому к этому времени от командования уже отстранили. Командовал фронтом генерал Ерёменко, Андрей Иванович. А что случилось с Василием Николаевичем – не знаю, - развел руками Некрасов, - слышал, что после войны его осудили, а что, да как – мне неведомо.

- Никиту Сергеевича должно быть знали?

- Хрущёва? – сморщился Некрасов. – Доводилось общаться. Член Военного Совета, как-никак.

- Вижу, что у Вас остались негативные воспоминания?

- От общения на фронте? Нет, тогда особого негатива в его адрес у меня не было. А вот того, что он Сталинград переименовал – не прощу. Если уж так хотел от имени Сталина избавиться, мог бы и Царицын вернуть. Хотя и это имя тоже с вождём связано.

- Может когда-нибудь и вернут героическое имя. Как ни крути, но в мировой истории закрепилась Сталинградская битва, а не Волгоградская, или какая-то ещё.

- Надеюсь, что у нового руководства страны, сил на это и воли хватит.

- Хорошо, названия фронтов и сражения, в которых этот в общем-то один и тот же фронт, с разными названиями, но под командованием Маршала Рокоссовского участвовал, мы знаем. А как сложилась Ваша служба после войны? Тоже необычно?

- С августа сорок пятого по сентябрь сорок шестого – руководил вещевой службы Группы Советских оккупационных войск в Германии, затем – начвещ Северной группы, и четыре года – возглавлял вещевую службу Дальневосточного округа. В пятьдесят втором назначен сюда, в Москву, начальником отдела управления вещевого и хозяйственного снабжения Министерства обороны СССР. А тридцатого декабря пятьдесят восьмого - уволен в запас, с правом ношения военной формы одежды…

- Про «трофейное дело», наверное, наслышаны? Что там произошло? – задал вопрос один из генерал-майоров.

- Именно что наслышан. Хотя и пришлось со следователями пообщаться, но подробности этого дела известны мне не более, чем кому-либо другому. – не стал лукавить Некрасов. – Только всё это мимо интендантского управления Группы войск проходило. О том, чем занимался командующий и прочие – нам было не ведомо. Своих забот полон рот. Одна отправка демобилизованных домой чего стоила.

- Так трофеи же через вас проходили, через интендантские службы. Неужели так ничего и не знали? – не унимался собеседник.

- Сбор, учет, хранение и выдача трофеев – через нас. А если что-то проходило мимо интендантских складов, то нас об этом никто в известность не ставил. Тут бы с принятым народным имуществом разобраться, в порядок его привести, да по назначению отправить.

- А что там в порядок приводить?

- Вы, видимо, под трофеями понимаете какие-то предметы искусства, да дорогую одежду? – спросил Некрасов и не дожидаясь ответа, продолжил, - Конечно же были и они, а также рояли с пианино, патефоны с приёмниками, но в основном это было оборудование для швейных и обувных предприятий, ткани и кожи. Всё это надо было собрать, при необходимости – починить, а затем отправить адресатам. Дорогостоящие вещи тоже учитывались и отправлялись туда, куда начальство прикажет. Контроль за этим был жёстким.

- Неужели ничего даже на память не взяли? –лукаво прищурившись задал вопрос, всё тот же генерал.

- Вот этот портфель купил, - показал рукой Некрасов на видавший виды портфель, - И немного по мелочам. Порядок же чётко был прописан, так что, не надо было ничего мудрить, а просто брать и выполнять. Тут же дело такое – позволишь себе слабину, возьмёшь чужое, государственное, а следом и твои подчиненные, вдохновившись примером начальника, тоже себе лишнего позволят. А уж чем заканчивают любители перепутать свой карман с государственным – мне хорошо известно.

- За снабженцами ещё и «особисты», наверное, присматривают?

- Не только. Командиры, замполиты, да почти все присматривают. – слегка улыбаясь ответил Некрасов. – А в первую очередь – твоя совесть.

- Если бы все рассуждали и действовали как Вы, тогда, конечно же, порядка было бы больше. – съязвил собеседник.

- Больше, - согласился Виктор Андреевич, словно на замечая попытки его поддеть, - Но тут от командиров как бы не больше зависит, нежели от снабженцев.

- А командиры здесь при чём? – недоуменно спросил генерал. – Материальное обеспечение и всё, что с ним связано – забота интендантов. Нечего на командиров свой воз обязанностей перекладывать. У них и без этого хлопот полон рот! – возразил собеседник, а остальные генералы закивали головами, соглашаясь с ним.

- Постараюсь объяснить. Интендантов в части не много, и их первое дело – получить всё, что положено, раздав потом по подразделениям. Если он этого не делает – грош цена ему, как работнику снабжения. А уж кого в первую очередь нужно обеспечить, красноармейца Иванова, Петрова или Сидорова – это старшины и командира подразделения обязанности, они каждый день должны осмотр личного состава проводить и нужды бойцов назубок знать. Обед готовят под пристальным вниманием и с участием интенданта, а за то, чтобы никто не был забыт, оставшись голодным – опять же старшина с командиром обязаны беспокоиться, это их подчиненные и им это в обязанности вменили. Поход подразделений в баню, сдача белья в стирку – то же самое. Командир за каждого бойца в ответе. Не проследит, не проконтролирует – беда придёт.

- С ротным и батальонным звеном понятно, - перебили Некрасова, - Но, Вы говорили о командирах в целом. А значит подразумевали и командование вышестоящих звеньев.

- Что же, постараюсь пояснить свою позицию и в этом вопросе. Во время войны, был случай: стоит армия в обороне, долго стоит. Командарм в войсках не появляется, в штабе сидит, планы разрабатывает. Глядя на него – командиры дивизий тоже штабной работой увлеклись, никто в войска носа не кажет. И так на всех уровнях. А потом Верховному от рядового красноармейца письмо приходит, в котором боец, не скрываясь и ничего не скрывая, пишет, что живут они впроголодь, бани в глаза не видели, одежда и сапоги – ветхие, многие заболели, моральный дух падает, а командирам до них дела нет. Товарищ Сталин отправляет комиссию, которая проверив не только один полк, а всю армию, да пару соседних, доложила, что все факты подтвердились, и на самом деле обстановка ещё хуже, чем боец написал. Естественно, после этого слетели со своих мест куча начальников, везде начали порядок наводить. Только всего этого не было бы, если бы командиры свои обязанности выполняли, да бойцов берегли. Вот не припомню, чтобы в войсках у Константина Константиновича был хоть один подобный случай. Да и у остальных, под чьим началом служил, не припоминаю.

- Не скажете часом, что за армия была? – спросил один из гостей.

- Сейчас это не столь и важно. За время войны несколько раз выходили приказы начальника тыла Красной Армии, в которых рассказывали о подобных случаях. И возвращаясь к теме, которую мы начали до того, как к детям на уроки пошли, с уверенностью могу сказать: чтобы подобных случаев не происходило, мы на передний край и выезжали. Очень важны такие поездки для нижестоящих звеньев. Кого-то подучишь, а у кого-то и сам подучишься, новое почерпнешь. Кого-то – похвалишь, или наоборот, отругаешь. А через некоторое время – повторно приезжаешь, смотришь, что изменилось, лучше стало или хуже. Такое тоже бывало. А с хищениями и разбазариванием государственного имущества – всё точно так же обстоит. У строгого, хозяйственного командира, даже самый никудышный интенданта работать на зависть другим будет. А если командир только о себе думает, то тут и до беды недалеко.

- Это какой такой беды?

- А разве хищения — это не беда? – ответил вопросом на вопрос Некрасов. - Думаю, надо заканчивать наши прения, а то барышни уже откровенно заскучали. Они надеялись, что мы о боях, да сражениях расскажем, а мы о какой-то рутине беседуем.

Все разом зашумели, соглашаясь с Виктором Андреевичем и праздник продолжился…

Посидели недолго, часа через полтора все разошлись. Некрасов, помня о том, что его должен был ждать учитель истории, ушел одним из первых. Он немного подождал учителя в приемной, затем спустился вниз и подошёл к кабинету, в котором он сегодня выступал перед школьниками, но класс был закрыт, похоже все давно ушли. Виктор Андреевич вышел на улицу, минут десять подождал на площадке перед школой, но Тупицкий так и не появился. Тогда он не спеша пошёл домой…

***

- И сегодня, Златочка, мне вновь идти в эту же школу, в этот же класс и вновь встречаться с этим гражданином. – завершил свой рассказ Некрасов.

- Витя! Тебя кто пригласил на урок? – строгим голосом спросила жена.

- Николай Александрович пригласил, директор школы.

- Ты ведь его приглашал, когда медаль к 20—летию Победы обмывали?

- Да, Иванов был в числе приглашённых.

- А про этого, историка, ты у него спрашивал? Кто он, что он и какие беседы со школьниками ведёт?

- Особо поговорить не получилось, но кое-что Николай рассказал.

- Виктор, мне каждое слово из тебя клещами тянуть? О чем тебе рассказал Иванов?

- Фантазёр, говорит этот Тупицкий, всё пытается опровергнуть официальные данные и по этой войне, да и остальную историю Советского Союза под сомнение ставит. А с моим приглашением на день Победы, так вообще какая-то странная история произошла.

- Ты то при чём?

- Я не при чём. Учитель этот, хотел пригласить дворника, который перед школой метлой машет. Как-то раз, дворник этот, поведал молодому учителю, что, дескать он – майор, в войну был командиром штрафного батальона, но ни наград, ничего прочего у него нет, так как «Советская власть скрывает правду от народа»! Учитель вначале не поверил, а потом на какой-то площади прочитали стихи какого-то Вознесенского, «балладу о штрафбате» что ли, где-то и от кого-то услышал ещё и песню со словами: «нам не писать, считайте коммунистом», и тут же этому дворнику поверил. А тот ему ещё много чего наплёл, и как его в наградах обходили, и как зажимали «героя» «рожи тыловые, от которых хоть прикуривай», как, они, якобы, в Германии немцам, а в особенности – немкам, мстили и прочую чепуху. А историк слушал, да записывал, кое-что из баек и ученикам рассказывал.

- Так это же всё не правда! – повысила голос Злата.

- Я знаю, ты знаешь, Иванов – тоже. Многим реальные факты известны, а школьники своему классному руководителю и учителю истории – верят. Им такого никто и никогда не рассказывал, а разве педагог будет врать?

- А дальше?

- Николай Александрович как узнал, какие разговоры в своём кружке этот псевдоисторик и педагог ведёт, так первым делом к дворнику подошёл, фактами его прижал. Тот и сознался, что на войне по малолетству не был, а после войны несколько раз в тюрьме сидел, воровал он по мелочам, вот там рассказов о штрафниках и наслушался. А тут нашёл благодарного слушателя, который и водочкой угощает, вот и понесли ботинки Митю.

- И что директор школы? Уволил этого Митю, в смысле дворника?

- Нет, тот его слёзно просил не увольнять и в милицию – не сдавать. Встал, говорит, на путь исправления, а оставшись без работы, боится, что опять на кривую дорожку вернётся.

- Ну, это дело Иванова. Раз решил, что человек сможет исправиться, поверил ему, может всё так и будет. А с учителем что? – спросила Злата.

- Откуда я знаю? Наверное, работает по-прежнему. Иванов говорит, что он хороший педагог.

- То есть, ты, толком не зная, уволился человек или нет, какая вообще обстановка в школе и классе, решил не ходить к детям? Так? Ты почему у Николая Александровича не спросил?

- Не успел, разговор был короткий, - начал оправдываться перед женой Некрасов. – После уже сообразил.

- Витя! Я же знаю, ты у меня очень ответственный, никогда никого не подводил. Почему же сейчас решил идти на поводу своих эмоций, личной неприязни, и подвести знакомых тебе людей? Возьми себя в руки, отбрось в сторону всё ненужное и наносное, одевайся, а то можешь опоздать.

- Пожалуй, ты права. И что это я разнюнился? И всё из-за какого-то мелкого негодяя. Не он первый в моей жизни, не он последний! Всё, одеваюсь и выхожу! – бодрым голосом ответил Некрасов и подошёл к открытому шкафу, снимая с дверцы вешалку с парадной военной формой.

***

Домой Виктор Андреевич вернулся поздно, когда стрелки часов уже подбирались в 22 часам. Встревоженная жена спать не ложилась, дожидаясь мужа. Наконец в двери заскрежетал ключи, входная дверь распахнулась и в коридор квартиры вошёл счастливый, сжимающий в руках букет гвоздик, «пропавший».

- Виктор! Ты куда запропастился? Почему не позвонил и не предупредил о том, что задерживаешься? – грозно спросила Злата, вышедшая из комнаты для встречи где-то «загулявшего» мужа. – Я места себе не нахожу! Уже собралась больницы с моргами обзванивать!

- Златочка! Прости, пожалуйста! Закрутился так, что вырваться и добраться до телефона не мог. В начале – выступил в школе. Николай Александрович собрал на торжественную линейку все классы, октябрят принимали в пионеры и меня попросили нескольким отличникам повязать пионерские галстуки. Волновался – ужасно, а ну как не получится! А потом и меня торжественно приняли в почётные пионеры!!! – с гордостью, достал из внутреннего нагрудного кармана шинели аккуратно свёрнутый пионерский галстук Некрасов. – Потом – рассказывал ребятишкам о революции и Гражданской войне! Все и сразу в актовом зале не поместились, так что выступать пришлось дважды: в начале перед младшими классами, потом – перед старшими. Только собрался домой, как ко мне подошла группа товарищей, представившихся представителями райкома партии и попросили выступить ещё и перед у них, в райкоме. Я начал было отнекиваться и отговариваться, да куда там – уговорили. Вручал партийные и комсомольские билеты, рассказывал, отвечал на вопросы…

- Я рада, что у тебя вышел такой насыщенный и интересный день. Завтра, когда эмоции улягутся, расскажешь подробнее. – перебила его жена, – Есть будешь?

- Нет, Златочка, нас покормили.

- Тогда переодевайся, в душ и спать. Я тоже пойду, извелась вся, пока тебя дождалась.

- Хорошо, родная! – Виктор Андреевич быстро переоделся в домашнее, принял душ, и, придя в комнату, быстро разделся и юркнул под одеяло, жене под бочок.

- А этот, историк, там был? – задала вопрос Злата.

- Нет, не было. Я в перерыве спросил у Иванова, куда это учитель пропал, а он сказал, что Тупицкий у них больше не работает.

- Вот и хорошо! Не будет в неокрепшие детские души свой яд изливать. По статье уволили?

- Нет, сам ушёл. Учебный год закончился, и он заявление принёс. Вроде в какой-то институт пристроили, будет теперь диссертации с докторскими писать, глядишь – профессором ещё станет.

- А вот это зря. – прокомментировала жена. – Ещё неизвестно, что от там понапишет.

- Это ты брось! В институте его быстро от всякой ерунды и чепухи отучат. Да и не защитится он никогда, если он свои научные работы из мифов, легенд и баек «лепить» будет.

- Если только единомышленников не встретит и свои завиральные идеи продвигать не начнёт. Такие столько яду выльют, начнут с выдумок про штрафбаты, а закончат неизвестно чем.

- Эк ты хватила! Не будет никогда такого!!!

- Не будет. Успокойся. Очень хочу на это надеяться. Чтобы потом не получилось так, как с развенчанием «культа личности».

- Думаю, что до этого больше никогда не дойдёт. Нам и одного волюнтариста «кукурузника» за глаза хватило.

- Не можешь простить ему переименования Сталинграда?

- Не могу! – сжимая кулаки и играя желваками ответил Некрасов. – Много дурного Никитка наворотил, много бед армии принёс, но отнять прославленное имя у Сталинграда… Не прощу! Пока жив буду – не прощу.

- Скучаешь по Сталинграду?

- Ещё как! – успокаиваясь, со вздохом ответил Виктор Андреевич. – Сколько лет в Москве живем, а привыкнуть так и не смог. Не хватает мне Сталинграда, Волги. Всё здесь не то и не так. Красиво, суетно, многолюдно, удобно, но – не моё. А поехали, домой съездим, в Сталинград?

- Сейчас? В ноябре? Так холодно уже, даже на юге. Может летом? А зачем поедем? Где жить будем?

- Несколько дней и в гостинице пожить можем. А зачем?... На могилки родителей сходить, отцу с матерью поклониться, рассказать им о своем житье – бытье. Больше никто к ним не придёт, ни родных, ни близких не осталось. Пока родители были живы, я всё пытался их к себе забрать, присмотр обеспечить и из нужды вытащить. Всё же старенькие они уже были. Да матушка отказалась, пришлось мне просить, чтобы меня к ним перевели. Хоть всего три года, с двадцать восьмого, но рядом прожили, помогал, чем мог…

- А вообще, жаль, что ты так и не стал генералом. – неожиданно переключилась на другую тему Злата.

- Мне и полковником хорошо. А чтобы генералом стать – учиться надо было раньше и больше. А что это ты вдруг об этом вспомнила?

- Вот подумала, что про генералов книги пишут, фильмы снимают, их мемуары публикуют. А ты так и останешься никому не известным. Вот уйдем мы через какое-то время и забудут про тебя. Детей у нас нет, родни – тоже. Школьники, с которыми ты беседуешь, через пару лет забудут, что был у них в гостях такой необычный человек, как полковник Некрасов… Даже фотографий не останется, не говоря о чём-то большем.

- Допустим, чаще всего книги пишут и кино снимают не про генералов с маршалами, а про обычных людей. И правильно! За войну столько подвигов совершено, столько людей погибло – никаких писателей не хватит, чтобы про каждого хотя бы по рассказу написал. Разведчики, связисты, кавалеристы, пехотинцы, сапёры, танкисты, снайперы – каждый из них достоин хотя бы нескольких строк. И те, кто, пройдя дорогами войны встретил Победу, и те, кто не дожил, сгинул в огненном вихре: пропал без вести, попал в плен, погиб, защищая Родину. Сколько их, безвестных, да безымянных в землю легло. Вот о ком необходимо писать, на чьих примерах учить, о ком фильмы снимать. А вот нам, интендантам, там места нет. Разве что, разок и упомянет кто в мемуарах, среди прочих, через запятую.

- Все, кого ты перечислил – безусловно достойны рассказов, повестей и книг. Но, вдруг и про вас, тебя, твоих друзей и боевых товарищей, начальников, кто вспомнит, да повесть и напишет. – на сдавалась Злата.

- Ага, роман напишут и фильм снимут!!! Фантазёрка ты моя родная! Про нас если и пишут, то только отрицательное: опоздали, не подвезли, вовремя не накормили, да прохудившиеся сапоги не поменяли. И вообще, если про интендантов нет ни слова – значит они хорошо сработали.

- А я надеюсь. Пройдёт несколько десятилетий, вспомнят и про вас. Попадётся на глаза какому-нибудь историку, писателю или, такому же, как и ты, интенданту, твоя фамилия, глянет он, да подумает «а чем таким однофамилец знаменитого поэта прославился?». Прочитает твою биографию и захочет о ней рассказать. А назовет: «От стен Царицына и Сталинграда до Берлина» или ещё как.

- Да кто же его к личным делам допустит? – спросил Некрасов, - Если где и упомянут, так только в каком-нибудь многотомнике, посвященном работе служб снабжения. И то, одной фразой: «начальник вещевой службы фронта полковник интендантской службы Вэ А Некрасов.». И всё. Ладно. Не будем спорить, пора спать. Вставать рано, завтра ведь такой прекрасный праздник!!! – Виктор Андреевич поцеловал супругу, поудобнее улёгся и тут же заснул.

- А я верю, что будет так, как я загадала… Сонно отозвалась Злата. – Хоть 7 ноября и не Новый год, но и моё желание когда-нибудь сбудется… А ещё бы я хотела, хоть одним глазком посмотреть, с каким размахом будет праздновать наша страна 100-летие Октябрьской революции. Величественное и незабываемое зрелище будет, вековой юбилей!

С этими возвышенными мечтами Злата Семёновна заснула. И снился ей столетний юбилей Великой Октябрьской Социалистической революции, 7 ноября 2017 года…

Безразличные к людским страстям и всему происходящему мерно отсчитывали секунды и минуты настенные часы, за окном царила ночь, вдоль набережной горели уличные фонари, а с реки дул ветер. Москвичи ещё спали, а на Камчатке уже трезвонили будильники, поднимая людей навстречу заре, празднику, демонстрации, посвященной 48-й годовщине Великого Октября…


[1] Адрес проживания, а также все факты биографии В.А. Некрасова – реальные.

[2] Именно так название учебного заведения записано в автобиографии.

[3] Вторым домом по адресу: Красная площадь, дом 5, называлось здание Министерства обороны, в котором с 1918 и до 1999 года размещались Главные и Центральные органы управления тылом Советской Армии. Название использовалось как в официальной переписке, так и при неофициальном общении.

[4] Вильгельм Адам, «Катастрофа на Волге. Мемуары адъютанта Ф. Паулюса»

Загрузка...