Кровь. Всегда кровь. Сергей Волков уже не помнил, когда в последний раз видел что-то другое на своих руках. Красные перчатки липли к коже, пот стекал по лбу, а где-то далеко, за стенами полевого госпиталя, гремели орудия.

— Давление падает! — крикнула медсестра Ольга, не отрывая взгляда от монитора.

— Вижу, — коротко ответил Сергей, не поднимая головы от вскрытой грудной клетки пациента.

Осколок снаряда прошел в миллиметре от сердца, задев легочную артерию. Еще немного — и парень был бы мертв до поступления в госпиталь. Двадцать два года, согласно документам. Почти ровесник его сыну.

Руки двигались автоматически, с той четкостью, которая приходит после тысяч операций. Зажим, шов, еще один зажим. Сергей работал уже восемнадцать часов подряд — с тех пор, как начался очередной обстрел и в госпиталь повезли раненых.

— Доктор, у нас еще трое поступили, — в операционную заглянула другая медсестра. — Тяжелые.

— Пусть подождут, — Сергей наконец поднял взгляд. — Этого доделаю, потом займемся остальными.

Ольга покачала головой:

— Вы же на ногах не стоите. Когда последний раз ели?

Сергей попытался вспомнить и не смог. Время в полевом госпитале текло странно — только операции, короткие перерывы на кофе и снова операции. Сон урывками, между поступлениями раненых.

— После войны поем, — буркнул он, возвращаясь к работе.

Артерия была почти зашита, когда здание содрогнулось от очередного разрыва. Слишком близко. Гораздо ближе обычного. Инструменты задрожали на столике.

— Они приближаются, — прошептала Ольга, побледнев.

Сергей стиснул зубы. До конца операции оставались минуты. Он не мог бросить пациента — не после всех усилий, не когда парень был так близко к спасению.

Новый взрыв, еще ближе. Свет замигал и погас, включились аварийные лампы. В коридоре раздались крики, топот ног.

— Доктор, нужно эвакуироваться! — в операционную ворвался дежурный офицер. — Приказ командования — всем покинуть здание!

— Еще две минуты, — Сергей не отрывался от работы. — Почти закончил.

— Доктор, мы должны идти СЕЙЧАС!

— Я сказал — две минуты!

Офицер выругался и выбежал. Сергей продолжал шить, стараясь не обращать внимания на то, как дрожат стены и осыпается штукатурка с потолка. Ольга осталась с ним — верная, как всегда. Она понимала: бросить пациента на операционном столе было равносильно убийству.

Последний шов. Сергей выдохнул с облегчением и отступил от стола:

— Готово. Теперь можем...

Мир взорвался белым светом и оглушительным грохотом.

Потолок рухнул, словно карточный домик. Сергей успел толкнуть Ольгу в сторону, инстинктивно прикрыв собой операционный стол с пациентом. Бетонная плита размером с автомобиль обрушилась на то место, где секундой раньше стояла медсестра.

Боль пронзила спину огненным копьем. Сергей попытался пошевелиться и понял, что не может. Ноги не слушались, а во рту появился металлический привкус крови.

— Ольга? — прохрипел он сквозь пыль и осколки.

— Я здесь, доктор, — голос медсестры доносился откуда-то справа, дрожащий, но живой. — Я цела.

— А пациент?

— Тоже. Вы его прикрыли.

Сергей попытался улыбнуться, но получилась только болезненная гримаса. В горле булькало, дышать становилось все труднее. Он знал эти симптомы лучше большинства людей на планете.

— Доктор! — Ольга пыталась добраться до него, разгребая обломки голыми руками. — Держитесь!

Разрыв легкого, внутреннее кровотечение, повреждение позвоночника. Даже если спасательная команда доберется сюда в ближайшие минуты, шансов практически нет. Медик знает, когда его время истекло.

— Ольга, — прошептал он, чувствуя, как силы покидают тело. — Не тратьте время на меня. Помогите пацану встать и уходите отсюда.

— Не говорите глупости!

Но Сергей уже закрывал глаза. Странно — боль начинала отступать. Наверное, болевой шок. Или просто организм сдавался после восемнадцати часов борьбы за чужие жизни.

Он думал о сыне, которого не увидит больше никогда. О жене, которая получит похоронку. О тысячах пациентов, которых успел спасти за двадцать лет хирургической практики. И о том, что последним его пациентом стал двадцатидвухлетний парень с осколком возле сердца.

*Неплохо для последней операции.*

Сознание начало ускользать. Сергей слышал, как Ольга зовет на помощь, как стонет пациент, приходя в себя, как где-то вдалеке продолжают рваться снаряды. Но все это становилось все тише, словно кто-то медленно убавлял громкость мира.

В последний момент ему показалось, что он видит свет. Не тот яркий туннель, о котором рассказывают люди, пережившие клиническую смерть. Это был странный, пульсирующий свет, голубоватый и холодный, который проникал прямо в угасающее сознание.

А потом стало тихо.

***

Холод. Пронзительный, костяной холод был первым, что почувствовал Сергей, возвращаясь к сознанию. Он проникал в самую душу, заставляя дрожать от кончиков пальцев до сердца.

Второе ощущение — запах. Не больничный аромат дезинфекции и лекарств, к которому он привык, а что-то совсем другое. Сырость, плесень, старый камень. И еще что-то неприятное, едва уловимое — словно в воздухе висел запах увядания.

Он попытался открыть глаза и застонал. Голова раскалывалась, а тело казалось чужим и непослушным.

— Очнулся наконец-то, — раздался незнакомый голос с мягким акцентом. — А мы уж думали, что ты так и не проснешься.

Сергей с трудом разлепил веки. Над ним склонилось лицо пожилого человека с всклокоченными седыми волосами и добрыми карими глазами. Мужчина был одет в странный балахон коричневого цвета, подпоясанный грубой веревкой. На груди поблескивал деревянный крест необычной формы.

— Где я? — прохрипел Сергей.

Голос звучал странно — выше обычного, моложе. Он попытался откашляться и удивился отсутствию боли в горле.

— В храме Милосердной Илианы, — ответил мужчина. — Меня зовут брат Томас. А тебя?

Храм? Сергей попытался сесть и с изумлением обнаружил, что может двигаться. Боли в спине не было. Вообще никакой боли не было, хотя он отчетливо помнил, как его раздавило бетонной плитой.

— Сергей, — машинально ответил он, оглядываясь по сторонам.

Комната была небольшой, со стенами из серого камня. Единственным источником света служили несколько свечей в кованых подсвечниках. Их пламя бросало танцующие тени на стены, где висел тот же деревянный крест с дополнительными символами, которых Сергей не узнавал.

— Где моя форма? Мои документы? — Он попытался встать и внезапно замер, глядя на свои руки.

Это были не его руки. Молодые, без знакомых шрамов от скальпеля, которые он получил еще в интернатуре. Кожа была бледной, почти прозрачной, а пальцы — длинными и тонкими. Руки пианиста, а не хирурга.

— Что со мной? — прошептал он, поворачивая ладони то одной, то другой стороной.

Брат Томас сочувственно покачал головой:

— Боюсь, ты ничего не помнишь. Тебя нашли на пороге нашего храма три дня назад. Без сознания, без документов, без памяти о том, кто ты и откуда пришел. Такое случается с теми, кто пережил сильную травму души.

Травма души? Сергей попытался сосредоточиться. Он помнил все — госпиталь, операцию, обстрел, рухнувший потолок. И свою смерть. Он точно помнил, как умирал под обломками, защищая пациента.

— Я врач, — сказал он медленно. — Хирург. Меня зовут Сергей Волков, я служил в...

Он осекся. Как объяснить этому человеку в монашеском одеянии про армию, войну, полевой госпиталь?

— Врач? — брат Томас заинтересованно поднял брови. — Это благословение Илианы. У нас как раз нет хорошего лекаря. А твоя фамилия... необычная. Не слышал прежде такой.

— А какие здесь обычные? — осторожно спросил Сергей.

— Ну, например, моя — Светлоборович. Или вот брат Маркус — Доброславич. В основном они образуются от имени отца или места рождения.

Эти имена звучали как что-то из учебника истории. Сергей почувствовал, как холодеет в груди. Храм, странная одежда, архаичные фамилии...

— Скажите, а какой сейчас год? — спросил он, стараясь звучать обыденно.

Брат Томас удивленно посмотрел на него:

— Тысяча двести тридцать седьмой год от Великого Пробуждения. А что, разве ты не помнишь?

Тысяча двести тридцать седьмой год от Великого Пробуждения. Сергей никогда не слышал о таком летоисчислении. В его мире был 2024 год от Рождества Христова.

— А что такое Великое Пробуждение? — осторожно спросил он.

Монах удивленно моргнул:

— Ты действительно ничего не помнишь. Великое Пробуждение — это момент, когда в наш мир пришла магия. Когда люди впервые смогли творить чудеса силой воли и правильных слов.

Магия. Слово повисло в воздухе, как приговор. Сергей почувствовал, как реальность окончательно рушится вокруг него.

— А как она работает? — спросил он, борясь с желанием рассмеяться истерически.

— По-разному, — пожал плечами брат Томас. — Кто-то исцеляет прикосновением, кто-то призывает священный свет, кто-то говорит с животными. Все зависит от класса, который даст человеку система при пробуждении.

— Система?

— Когда человеку исполняется шестнадцать лет, система определяет его магический класс. Воин, маг, целитель, ремесленник — вариантов множество. Правда, не всем достается магия. Многие получают обычные классы.

Игровая система. Как в компьютерной игре, только в реальном мире. Сергей попытался переварить эту информацию.

— А сколько мне лет? — спросил он.

— Судя по внешности, около двадцати пяти. Значит, ты уже получил свой класс давным-давно.

В этот момент в голове Сергея что-то щелкнуло, и перед глазами материализовалось полупрозрачное окно со светящимся текстом:

[СИСТЕМА АКТИВИРОВАНА][ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИР АРКАНИИ][ИДЕТ СКАНИРОВАНИЕ ДУШИ...][СКАНИРОВАНИЕ ЗАВЕРШЕНО][ОПРЕДЕЛЕН КЛАСС: НЕКРОМАНТ-АРХИТЕКТОР][УРОВЕНЬ: 1][ДОСТУПНЫЕ СПОСОБНОСТИ: АНИМАЦИЯ ТРУПА (БАЗОВАЯ), ЧУВСТВО СМЕРТИ (ПАССИВНАЯ)]

Сергей замер, читая строчки, которые видел только он. Некромант-архитектор. Из всех возможных классов система дала ему именно этот.

— Что-то не так? — брат Томас внимательно посмотрел на него. — Ты побледнел еще больше.

— Все в порядке, — быстро ответил Сергей, закрывая окно усилием воли. — Просто немного кружится голова.

Но ничего не было в порядке. Он помнил достаточно фэнтези-литературы, чтобы знать: некроманты редко становятся героями. А в мире с храмами и монахами некромантия наверняка считалась абсолютным злом.

— Брат Томас, — осторожно начал он, — а какая магия считается благословенной, а какая — проклятой?

Лицо монаха потемнело:

— Странный вопрос для человека без памяти. Конечно же, благословенная магия — это исцеление, защита, священный свет, божественные благословения. А темная... — он поморщился, словно от неприятного запаха. — Некромантия, кровавая магия, демонология, проклятия. Такими мерзостями занимаются только слуги тьмы.

— И что происходит с теми, кто практикует темную магию? — продолжал выяснять Сергей, уже предчувствуя ответ.

— Священная инквизиция находит их и очищает мир огнем, — мрачно ответил брат Томас. — Таков закон Империи. Темная магия разлагает душу и превращает человека в чудовище, не знающее милосердия.

По спине Сергея пробежал ледяной холодок. Если кто-то узнает о его классе, его ждет костер.

— Но ты не беспокойся, — добавил монах, заметив испуганное выражение его лица. — В нашем храме безопасно. Мы даем приют всем, кто нуждается в помощи, независимо от прошлого.

— Спасибо, — пробормотал Сергей.

Ему нужно было время, чтобы обдумать ситуацию. Он попал в магический мир, получил класс некроманта и теперь должен выживать, не выдав себя. К счастью, он был врачом. Возможно, удастся замаскировать свои способности под медицину.

— Брат Томас, — сказал он, — я чувствую, что постепенно вспоминаю медицинские знания. Может быть, смогу помочь в лазарете?

Лицо монаха просветлело:

— Это было бы благословением! У нас сейчас несколько тяжелых больных, а наш лекарь отправился в соседнюю деревню и вернется только через неделю.

— Тогда покажите мне их, — Сергей поднялся с кровати. — Посмотрим, что я могу вспомнить.

Брат Томас повел его по каменным коридорам. По пути они прошли мимо большого зала, где на деревянных скамьях сидели люди в простой, заплатанной одежде. Они молились перед алтарем, украшенным резьбой и позолотой. Все выглядели усталыми и измученными.

— Трудные времена, — объяснил брат Томас. — Урожай выдался скудный, а налоги все растут. Люди приходят просить у Милосердной Илианы защиты и утешения.

Лазарет располагался в отдельном крыле храма. Длинная комната с дюжиной простых кроватей, половина которых была занята. Сергей быстро осмотрелся, автоматически оценивая состояние пациентов профессиональным взглядом.

На ближайшей кровати лежал пожилой мужчина — высокая температура, тяжелое дыхание. Классическая пневмония. Рядом женщина средних лет с загноившейся раной на предплечье. Дальше — подросток с признаками дизентерии.

Все это были случаи, с которыми Сергей справился бы в прежней жизни за пару дней. Но здесь не было ни антибиотиков, ни современного оборудования. Зато была система, которая могла дать ему совсем другие инструменты.

— Можете оставить меня одного? — попросил он. — Мне нужно... сосредоточиться на воспоминаниях.

Брат Томас кивнул и вышел. Сергей подошел к пожилому мужчине и осторожно коснулся его лба. Немедленно в голове возникло новое окно:

[ОБНАРУЖЕН ОБЪЕКТ: ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК][СОСТОЯНИЕ: КРИТИЧЕСКОЕ - ВОСПАЛЕНИЕ ЛЕГКИХ][СПОСОБНОСТЬ "ЧУВСТВО СМЕРТИ": СМЕРТЬ НАСТУПИТ ЧЕРЕЗ 18-24 ЧАСА БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА][ДОСТУПНЫЕ ДЕЙСТВИЯ: НЕТ (ЦЕЛЬ ЕЩЕ ЖИВА)]

Значит, его способности работали только после смерти. Сергей нахмурился и отошел от кровати. Нужно было найти способ помочь этим людям медицинскими методами, не выдавая свою истинную природу.

Но в глубине души зрела дерзкая идея. Что если некромантию можно использовать во благо? Что если мертвые смогут лечить живых?

Пока что, впрочем, ему предстояло работать по старинке. Сергей осмотрел женщину с раной — инфекция серьезная, но не критичная. Требовалась обработка и правильная повязка.

— Брат Томас! — позвал он.

Монах появился мгновенно:

— Да?

— Мне нужна чистая кипяченая вода, крепкий алкоголь для обработки ран, чистая ткань и травы с противовоспалительным действием.

— Спирт есть только для богослужений, — неуверенно сказал брат Томас. — А травы... спрошу у брата Маркуса.

К вечеру Сергей сумел обработать раны, дать жаропонижающее на основе ивовой коры пневмонику и приготовить отвар от дизентерии подростку. Симптоматическая терапия средневекового уровня, но лучше, чем ничего.

Брат Томас наблюдал за работой с восхищением:

— Ты действительно врач. Где же ты учился?

— Не помню, — ответил Сергей правдиво.

Когда стемнело, монах проводил его обратно в гостевую комнату. Сергей лег на простую кровать и закрыл глаза, обдумывая ситуацию.

Он попал в мир, где его способности считались абсолютным злом. Но он был врачом — его цель спасать жизни, а не отнимать их. Возможно, некромантию можно обратить во благо, вопреки предрассудкам.

Главное — не выдать себя раньше времени. А пока нужно изучить этот мир и понять его законы.

За окном завывал ветер, и где-то звонили колокола. Сергей закрыл глаза, но сон не шел. Слишком много всего изменилось за один день.

Он умер в одном мире и переродился в другом. Получил способности, которые могли стоить ему жизни. И теперь должен был найти свое место в новой реальности, оставаясь верным клятве Гиппократа.

*Не навреди.* Даже если для этого придется стать некромантом.

Загрузка...