Некрономикон. Аль Азиф или шёпот ночных демонов. Повесть (глава) 5

Повесть 5

История каинов

1

Мне удалось догнать караван брата, возвращавшийся из Ктесифона. Мы оба были чрезвычайно обрадованы тому, что, по крайней мере, часть пути проделаем вместе. А, поскольку брат жаждал услышать рассказ о том, что же мне повезло найти в этот раз, мне стоило большого труда решить, что я могу сообщить ему, а о чём мне следует умолчать. Я рассказал ему о руинах великого города и о том, как паломники пробуждают их к жизни. Рассказал о захватывающем приключении с похищением и освобождением Мудрых. При этом я не раскрыл ему истинных намерений похитителей, сказав, что это была всего лишь очередная дьявольская секта, собирающая таким образом жертвы для своих ритуалов. Я рассказал о древнем храме, хранящем удивительные письмена, повествующие о том, как улучшить себя и продлить свой век. При этом я, разумеется, ни словом не обмолвился о лампе, сказав, что Мудрые, много лет изучавшие эти письмена, нашли ключи к их прочтению. На вопрос же, кто их оставил, ответил, что это был, очевидно, один из давно ушедших народов, преуспевший в познании себя. Брат был в восторге от услышанного, выразив желание, когда появится время, посетить благословенный город, чтобы увидеть всё своими глазами. А пока он обратился ко мне с настоятельной просьбой отправиться с ним в Сану и погостить в родном доме.

Я не мог позволить себе этого, ибо меня ожидал путь в Мемфис. Дорога же в Сану и обратно отняла бы у меня слишком много времени. Тем более что я не так давно посещал родной дом. Однако Аллаху на этот раз было угодно, чтобы я, всё же, посетил его. В Дамаске меня ожидало известие, что в порту Аден для меня был куплен сундук, полный древних свитков. Этот сундук сложными и витиеватыми путями попал туда с самого дальнего Востока, пропутешествовав много лет. Он был перекуплен у одного любителя древностей, который, взглянув на свитки, почему-то испугался их и, спеша избавиться от этой покупки, был безумно счастлив, когда ему предложили ту же цену. Свитки были, и правда, странными: во-первых, никто здесь раньше не видел такой письменности, а во-вторых, пергаменты, на которых они были написаны, выглядели очень древними при удивительно хорошей сохранности. Всё это сразу привлекло внимание моего младшего брата, помнившего о моём поручении. И теперь сундук, отправленный в Сану, дожидался меня дома.

Что же мне было делать? Разумеется, я, разбираемый крайним любопытством и в предчувствии новых открытий, вынужден был отложить путешествие в Мемфис и вместе с караваном отправиться в Сану.

По дороге я, наконец-то, решил прочитать свитки, которые дал мне Почтенный Дервиш. Их было совсем немного: всего несколько. Читая их, я понял, что Дервиш обобщил в них для меня то, что почерпнул из многих, попадавшихся ему в разные времена, свидетельств.

Самым обширным из них было описание Восточного караванного пути почти через всю Большую Землю. Это описание содержало множество упоминаний о странных явлениях и таинственных находках, совершенно не связанных между собой для непосвящённого. Но, при глубоком проникновении в их суть, связь эта проступала вполне явственно. Однако этот путь, весьма чёткий изначально, в определённый момент раздвоившись, терялся, во-первых, на обширном побережье Восточного моря, во-вторых, на подступах к Восточным горам. Второе описание касалось моего родного Аравийского полуострова. Оно повествовало о древних городах, затерянных в его центральной части, особенно – в великой пустыне Руб аль Хали. Эти города были воздвигнуты в незапамятные времена неизвестно кем. По имевшимся свидетельствам, они «существовали всегда» и лишь в последние тысячелетия были уничтожены стихией, ибо в них не осталось никого, способного ей противостоять. Однако в недрах их руин продолжается своя, никем не постижимая жизнь, движимая ожиданием тех, кто их воздвиг и покинул. Ибо их неисповедимые пути, пролегающие сквозь Вечность, в результате своих бесконечных поворотов могут когда-нибудь вновь привести их туда.

Были также описания древних мёртвых городов на нескольких больших островах среди бескрайнего Тёплого моря с весьма точными указаниями звёздного пути к ним. Однако эти острова отделены от Большой Земли огромными расстояниями, и путь до них занял бы многие недели, а то – и месяцы. Описания говорили, что архитектура этих городов совершенно не укладывалась в человеческие представления о строительстве, вызывая у попавшего в них смятение и страх. Изображения же на элементах строений и скульптурные композиции, будучи совершенно непонятными, вызывали самые невероятные образы, надолго врезавшиеся в память и терзавшие разум, доводя до безумия. Эти города полны загадочных повествований, воплощённых в письменах и изображениях, да и в самой архитектуре построек и их расположении. Легко почувствовать, что каждый элемент, каждая черта, каждый штрих в них несёт в себе Слово, однако ещё никто из побывавших там не смог разгадать их смысла.

И, наконец, были указания путей, уводивших через невообразимые морские просторы к другой Большой Земле, которую видели лишь немногие. Выглядит она, судя по описаниям, совсем не так, как наша. Её сплошь покрывает невиданная растительность, и населяют люди, носящие на своих головах головы животных. Там также воздвигнуты великие города, состоящие из невероятных построек, никак не напоминающих жилища людей ни формой, ни грандиозностью. Тамошние люди считают их жилищами богов, которых изображают самыми невероятными и ужасными образами, говоря, что они то уходят неизвестно куда, то вновь возвращаются в их земли, представая всё в новых, ещё более невероятных обличиях. Поклонение же этим божествам неизменно выражается в неописуемых по своей жестокости ритуалах, требующих массовых человеческих жертвоприношений, поражающих воображение своей изощрённостью и кровожадностью. Однако, вместе с этим, тамошние языческие государства весьма многочисленны по населению и пребывают в процветании, обладая высокоразвитыми, хотя и очень самобытными культурами. Причём, многое в этих культурах никак не вяжется с нормальными человеческими представлениями.

Кроме того, один из свитков содержал отрывочные и полученные явно через десятые руки сведения о существовании ещё одной Большой Земли, лежащей у самого Края Света. Эта земля, цветущая изначально, в результате каких-то ужасных перемен подверглась жестокому похолоданию, превратившему всю воду в камень и уничтожившему на ней всё живое. Так вот, в незапамятные времена, когда на этой земле ещё можно было жить, на ней существовали, а может быть, существуют и по сей день ни с чем не сравнимые архитектурные сооружения. Они, несомненно, являются следами очень богатой культуры, совершенно, однако, не похожей на человеческую.

Прочитав эти манускрипты, я, разумеется, воспылал вожделением сверх всякой меры. Я готов был устремиться во все, указанные в них, концы сразу. Но затем, поостыв, решил установить очерёдность поисков и начать с того, что было ближе, разумеется, побывав сначала в Мемфисе. Конечно, я понимал, что искать какие-то неведомые земли среди бескрайнего моря едва ли мне по силам, и, всё же, готов был, не колеблясь, отправиться на их поиски. Цель их я теперь мог определить достаточно точно. Я хотел получить ответы на вопросы: кто же такие те, кто приходит и уходит, и откуда они являются; узнать, как они выглядят и как живут. А если посчастливится, то и встретиться с ними!

Дома всё шло своим чередом. Торговые дела процветали, и накопленных средств было уже вполне достаточно для безбедного существования и наследства будущим детям. Я, тем не менее, оставил братьям и сестре всё, что было у меня с собой, и получил ожидавший меня сундук, оказавшийся весьма объёмным. Погостив немного, я с попутным караваном отправился в Дамаск, где мне предстояло подготовиться к следующему путешествию.

Открыв сундук и, разумеется, с помощью лампы, углубившись в изучение свитков, я был приятно удивлён аккуратности писавшего их. Все они были размечены по порядку, и последовательность изложения событий, порой разделённых веками, была поразительно чёткой и тщательной. Было видно, что их автор отнёсся к своему делу совершенно серьёзно. Но не это поразило меня в первую очередь, едва я пробежал глазами несколько из них. Мною овладели благоговейный восторг и алчность ищущего, лишь только я понял, о чём они повествуют: передо мной была летопись древнего народа каинов.

2

Во времена, канувшие в бездну веков, когда люди лишь расселялись по Свету и едва сменили камень на металл, на равнины у подножия Восточных гор стеклось множество племён. Все эти племена покинули свои земли, гонимые стихией, голодом или воинственными соседями. Одни из них пришли с холодного Севера, из краёв Белой Пустыни и Великих Топей. Другие – с морского побережья. Третьи спустились с бесплодных гор. Немало пришло из степей, спасаясь от набегов агрессивных кочевников, а также – с берегов Южного моря, изгнанные оттуда могущественными народами, преуспевшими в своём развитии. Все эти многочисленные племена, ищущие мирной и спокойной жизни, постепенно объединились и перемешались настолько, что, приобрели единый облик, сформировали из многих языков единое наречие, став, в конце концов, одним народом. Построив нехитрые поселения, они стали заниматься всем тем, чем в те времена могли заниматься люди. Они возделывали поля и сады, разводили скот, ловили рыбу, развивали ремёсла, вели торговлю. В горах искали металл и драгоценные камни, в реках добывали золото. Однако особого богатства они не имели, и жизнь их, в основном, была весьма скудной. Но они жили мирно и спокойно и не желали чего-то лучшего. Так продолжалось в течение многих поколений.

Но пришло время, когда над мирным народом сгустились тучи. Из южных земель пришли полчища тёмных воинов, одетых в доспехи из удивительно прочной кожи и вооружённых оружием из невиданно твёрдой бронзы. Ходили легенды, что они вышли из пещер в высоких горах, где были порождены тьмой глубин и пришедшим с небес огнём.

Тяжкой поступью прошли они по землям малорослого народа, несколько веков не знавшего нашествий и неспособного к сопротивлению. Многие селения были разорены, а люди угнаны захватчиками в их земли. Тяжело было оставшимся возрождать уничтоженное, но они постепенно справились с этим, восстановив былое население.

Но, по прошествии времени, за которое сменились два поколения, нашествие повторилось, будучи ещё более разрушительным. На этот раз захватчики прошли в нескольких направлениях, охватив гораздо большую территорию, чем в прошлый раз. Урон, нанесённый ими, был ужасен, ибо опустела половина земель, населённых мирным народом. Жизнь в предгорьях и на Великой Равнине замерла. Чтобы восполнить утраченное, необходимо было не одно поколение. И, впервые за многие столетия, люди задумались о защите своих владений. Целыми селениями и племенами они срывались с насиженных мест, переселяясь к их южным границам. Здесь они стали возводить укрепления, которые, соединяясь между собой, вскоре образовали почти сплошную стену, перегородившую легко проходимые участки территории. Племена, жившие в горах, старались добывать больше металла, из которого теперь изготовлялось, в основном, оружие. Люди, никогда прежде не державшие его в руках, вынуждены были обучаться владению им. К счастью, среди них нашлись и такие, кто понимал необходимость не только владения оружием, но и умения вести боевые действия. Так у малорослого народа появилось новое ремесло: военное. И появилось оно вовремя!

По прошествии примерно такого же времени, как и в прошлый раз, захватчики вновь обрушились на них. Однако на этот раз они натолкнулись на надёжные укрепления и встретили ожесточённое сопротивление. Защитники своих земель сражались, хотя и не очень умело, но храбро и самозабвенно. Захватчики, в былые времена беспрепятственно ходившие по этим территориям, никак не ожидали такой встречи и были ошеломлены настолько, что потерпели сокрушительное поражение. Защитникам удалось отбросить неприятеля от своих границ, и он, понеся огромные потери, отступил. Но все сражения были тяжёлыми и кровопролитными. Многие тысячи храбрых защитников пали от рук искусного врага под ударами более совершенного оружия. В некоторых местах врагу всё же удалось прорвать оборону и углубиться в защищаемые земли, население которых он, как и во времена прошлых нашествий, угнал с собой. Но, несмотря на все потери, радость победы, одержанной впервые за всю свою историю, была безмерной.

Когда же настало время восстановления причинённых разрушений, народ впервые обратил внимание на то, что целью захватчиков были именно люди. Неприятель не стремился без особой нужды разрушать поселения, не уничтожал сады и посевы. Его не интересовал ни скот, ни продукты труда крестьян и ремесленников, ни накопленные богатства: всё это оставалось практически нетронутым. Но люди, не успевшие вовремя уйти с захваченных земель, исчезали полностью и бесследно. Причём, те немногие, кому удалось бежать из плена, рассказывали, что отношение к ним там было совсем неплохим. Их достаточно кормили, не изнуряли длительными переходами, лечили больных и раненых. Но охрана пленных всегда была самой тщательной, и бежать им во всех случаях удавалось лишь благодаря счастливой случайности.

Труды и жертвы малорослого народа во имя своей защиты не были напрасными: потерпевший поражение неприятель надолго оставил его в покое. Жизнь его постепенно восстановилась и вошла в привычное русло, поредевшее население восполнилось. Поселения, число которых всё увеличивалось, разрастались вширь, сообщение между ними становилось всё более оживлённым. Усердный труд приносил обильные плоды, и жизнь год от года становилась лучше.

3

Однажды рудокопы, приведшие большой караван с металлом, рассказали о том, что на вершине одной из высоких и мрачных гор неожиданно появился неведомый и очень странный свет. Он не был похож ни на огонь, ни на молнию, ни на раскалённый металл. Он походил на блеск золота в лучах очень яркого солнца, не затухая ни днём, ни ночью. Такое странное явление люди увидели впервые. Жители деревни, расположенной недалеко от подножия этой горы, сообщили, что, по рассказам их предков, недалеко от её вершины имеется довольно обширное плато, а в скалах – множество пещер. Не иначе, как боги, найдя это место удобным для своего пристанища, зажгли там свои неугасающие костры. Примерно в то же время, когда свет вспыхнул на горе, добытчикам стали чаще и в изобилии попадаться драгоценные камни: они приобрели особый, более яркий блеск, став гораздо заметнее среди горной породы. Люди нисколько не сомневались в том, что боги таким образом явили им свою милость, а гора, избранная ими своим домом, была объявлена священной. Попытки же некоторых отчаянных подняться на неё все закончились неудачей, ибо после некоторого подъёма они неизменно наталкивались на незримое непреодолимое препятствие, будто сам воздух отталкивал дерзких назад. Вне всякого сомнения, боги деликатно указывали человеку на то, что ему не престало пытаться посягать на их величие. Весть о том, что боги снизошли до людей настолько, что избрали себе земное, хотя и несоизмеримо более возвышенное жилище, быстро распространилась по Великой Равнине. Благоговению народному не было предела. Ведь люди, безусловно, верили в то, что боги приблизились к ним и одарили их своей милостью, оценив их усердие в труде и доблесть в защите своих земель. И они поспешили воздать им свою благодарность ещё большими стараниями, ибо труд, кроме источника средств и благ, считался ещё и богоугодным делом. Произошедшее событие всколыхнуло весь народ и приковало к себе его внимание. И поэтому никто не придал значения появлению в поселениях странных людей, скрывавших лица под глубокими колпаками, во всём же остальном мало, чем отличавшихся от других. Они вели себя тихо и смирно, ничем не привлекая к себе внимания и никому не мешая, ничем не занимаясь и не вступая в разговоры. Они просто неторопливо ходили среди других людей, избегая больших скоплений и шумных сборищ. Если кто-то обращался к ним с вопросом, отвечали коротко и, чаще всего, невпопад. Очень скоро к ним привыкли и перестали обращать на них какое-либо внимание. Никто не знал и никогда не видел, где они ночуют, где укрываются от непогоды, когда и что едят, и вообще, едят ли что-нибудь. И они продолжали беспрепятственно обращаться среди населения, не выказывая никаких намерений.

Так продолжалось два или три десятилетия. И вот, в какой-то момент, люди вдруг начали замечать, что чужаки в колпаках стали проявлять интерес к работе ремесленников и крестьян. Они подходили к работающему мастеру и подолгу неподвижно стояли, как бы наблюдая за его работой. В точности, однако, этого сказать было невозможно, ибо из-за колпака, скрывающего лицо, нельзя было понять направления их взгляда. Они могли долго идти вслед за пахарем по полю или стоять на берегу реки, на которой рыбаки вели свой промысел. На предложение им еды или войти в дом неизменно отвечали коротким мягким отказом. Поначалу это вызывало любопытство и даже смущало людей, но затем они привыкли и к этому.

Однако этим дело не кончилось. Спустя ещё несколько лет произошли события, вновь всколыхнувшие жителей Великой Равнины. Начались они с того, что однажды в одном из центральных поселений известный на всю округу оружейник взволнованно рассказал собравшимся у него друзьям об удивительном происшествии с ним накануне. Он, как обычно, занимался изготовлением очередного бронзового топора, когда в его мастерскую заглянул чужак. Мастер не обратил на него особого внимания, так как это явление было обычным. Чужак, как обычно, стоял позади, никак себя не проявляя. Но, когда мастер уже хотел вылить в форму для топора приготовленную бронзу, неожиданно тронул его за руку. Мастер был удивлён настолько, что едва не уронил тигель с расплавленным металлом, но, всё же, удержал его в щипцах, осторожно поставив обратно в печь. Затем он изумлённо воззрился на чужака: ведь никогда прежде они не обращали к людям никаких жестов. Чужак же вдруг указал рукой, которой, впрочем, даже не было видно из длинного рукава, сначала – на тигель, затем – на щипцы. Мастер понял, что тот призывает его вынуть тигель из печи. Когда ошеломлённый мастер повиновался, чужак указал на поверхность печи. Мастер не понял, чего от него хотят, и наугад поставил на неё тигель. Чужак кивнул головой и указал на лежащий на столе кусочек олова, затем – на тигель. Мастер хотел, было, возразить: ведь он уже отмерил нужное количество меди и олова и смешал их. Однако удивление его было настолько сильным, что он не посмел и послушно опустил кусок металла в тигель. Чужак снова кивнул и, не дав мастеру ни перемешать расплав, ни подогреть его, взял из его рук щипцы и, подхватив тигель, ловко и очень быстро вылил расплав в форму. При этом руки его ни на мгновение не показались из рукавов. Мастер был сверх меры изумлён и раздосадован: литьё наверняка получилось некачественным. Ему ли было не знать, что остывший, да ещё и не перемешанный после добавления металла расплав, и, к тому же, быстро вылитый в форму, не мог заполнить её равномерно. Но чужак не дал ему опомниться. Указав на кувшин с водой, а затем – на заполненную форму, он сделал руками выразительный жест, словно объясняя, что нужно полить форму тонкой струёй. Мастер, окончательно сбитый с толку, безвольно сделал всё так, как ему велели. Чужак удовлетворённо кивнул и вышел из мастерской. У мастера едва хватило терпения дождаться, когда отливка остынет настолько, чтобы можно было вскрыть форму. К его неописуемому удивлению, качество литья оказалось превосходным: на поверхности новенького топора не было ни единого пузырька. Когда же он насадил остывший топор на древко и принялся точить, его удивление ещё более возросло. Намётанный глаз и умудрённые богатым опытом пальцы сразу определили, что качество металла получилось совсем другим. Когда-то давно ему довелось один раз прикоснуться к лезвию трофейного меча тёмных воинов. Этого прикосновения было достаточно, чтобы запомнить его навсегда. И вот теперь то ощущение повторилось почти в точности. Его новое изделие было столь же твёрдым, как тот меч.

Этот рассказ в считанные дни разлетелся по всей округе и пополз дальше по Великой Равнине. Однако навстречу ему уже ползли подобные рассказы, которых день ото дня становилось всё больше. Чужаки, как по команде, стали вступать в обращение с людьми. Выражалось это неизменно в безмолвных подсказках, советах и указаниях на ошибки и неточности при выполнении работ. Будучи совершенно неожиданными, они всегда оказывались очень полезными и ценными, часто заставляя опытных и потомственных мастеров своего дела глубоко задумываться, а затем менять и пересматривать многие свои приёмы и навыки. Мастера быстро поняли всю пользу и выгоду таких сношений и, в конце концов, сами стали приглашать чужаков к участию в своём труде, осваивая разные способы безмолвного обращения с ними. Для них оставалось страшной загадкой, как чужаки, ни разу не замеченные за каким-либо трудом и, стало быть, не имеющие в нём никакого опыта, могут проявлять в нём такую смекалку. Также они были безмерно удивлены щедростью чужаков, которые делились с ними своими знаниями, ничего не требуя взамен. И они тщательно и торопливо пополняли этими дарами копилки своего опыта, тщетно пытаясь как-либо благодарить за них этих странных созданий, равнодушных к любым проявлениям.

Некоторое время спустя, стали происходить вещи, ещё более удивительные. Всё тот же оружейник рассказал новую историю о том, как чужак научил его определять наилучшие соотношения меди и олова при приготовлении бронзы для разных изделий, а также – то, как её при этом правильно нагревать, готовить и охлаждать. При этом он не смог объяснить, как он это сделал, так как, по его словам, сам ничего не понял. Чужак остановил его на дороге, безмолвно предложил ему сесть на землю, сам же сел напротив, и так они просидели весь день и полночи. За это время чужак не произнёс ни слова. Он лишь издавал едва ощутимые, ни с чем не сравнимые звуки, которые мастер то слышал ушами, то воспринимал каким-то непостижимым образом. Кроме звуков чужак, то и дело, рисовал на дорожной пыли палочкой причудливые и непонятные изображения. Сначала мастер был совершенно сбит с толку: ведь все эти формы обращения были ему совершенно чужды, и он поначалу вообще не понимал, чего же тот от него хочет. Но постепенно в его голове под влиянием всех этих звуков и картинок стали формироваться образы: сначала – очень туманные, затем – всё более ясные. И через некоторое время ему показалось, что он понимает своего учителя. Однако это понимание было совсем не таким, как от нормальных слов и изображений. По его словам, его поразила и ужаснула догадка о том, что это было понимание чужаков друг друга, которое тот каким-то образом передал ему, чтобы донести до него свои обращения. Придя домой, мастер обнаружил у себя совершенно необъяснимую способность чувствовать взятый в руки металл, словно проникая в его глубины и познавая его свойства. Перебирая куски меди и олова, он совершенно точно представлял себе, от каких именно и сколько нужно взять, чтобы изготовить то или иное изделие.

Обучение повторялось изо дня в день. Сколько их было, мастер точно не помнил: десять, а может, и двадцать. За это время мастер почувствовал, что в голове его произошли необъяснимые перемены. Он стал мастером в каком-то другом, более высоком смысле. Его знания и умения были уже не теми, что приходят при ежедневном выполнении работы и подсказок более умелых мастеров. Они шли из каких-то глубин, которых он сам не в состоянии был понять, давая ему совершенно новые возможности в развитии своего мастерства. Источником этих возможностей теперь была его мысль, бегущая впереди его рук и предвосхищающая опыт, открывая его взгляду грядущее. Основой же их была та самая, неожиданно открывшаяся у него удивительная способность чувствовать свои материалы и выстраивать единственно верные пути их воплощения в готовые изделия.

Не успели люди, как следует, перемолоть эту новость, она перестала быть новостью. Истории о подобных обучениях стали слышаться отовсюду в большом числе. Самые разные мастера и их помощники поодиночке или целыми группами посвящались чужаками в такие тайны своего ремесла и получали такие умения, которые затем изумляли не одно поколение их потомков. Но главное, все они приобретали совершенно новые, неизвестные им раньше и трудно осмысляемые способности к повышению своего мастерства. Это повышение не замедлило самым благотворным образом сказаться на качестве и количестве продуктов и облегчении самого труда.

Но чужаки не остановились и на этом. Они открыли людям удивительные секреты, ещё более обогатившие их знания и мастерство. Некоторые из них были настолько удивительными, что напоминали волшебство, чем люди и сочли их сначала. Крестьяне, например, узнали, как можно использовать в своих целях некоторые горные породы. С помощью одних можно было повысить урожаи, придать почве нужную структуру и свойства, вылечить растения от болезней. Другие угнетали сорные растения или отпугивали вредителей. Третьи берегли от гниения хранящиеся семена или делали их несъедобными для червей и грызунов, повышали их всхожесть. Обработанные особыми способами, растворённые в воде, растёртые в тонкую пыль или, наоборот, спечённые или спрессованные в крупинки разного размера, они рассыпались или разбрызгивались по земле, закладывались в оросительные канавы. Ими поливали и опыляли растения или, нагревая, превращали в дым, который разносился ветром. Ими пересыпали или обкуривали семена, хранящиеся для посева. Некоторые же годились для приготовления рассолов, употребляемых для сохранения пищевых запасов.

Гончары научились подмешиванием к глине разнообразных добавок и использованием разных способов обжига придавать своим изделиям нужные и желаемые свойства, нередко превращая их в произведения искусства. Они стали настоящими виртуозами своего дела, составляя бесчисленные комбинации из огромного количества составных частей, кропотливо пробуя каждую из них и отбирая удачные для продолжения поисков. Это позволяло им кроме обычной посуды получать изделия самого разного назначения, вплоть до невиданно жаропрочного кирпича и инструмента для оружейников. Посуда же в их руках приобретала самые разные, порой – удивительные свойства: начиная от удивительной лёгкости или, наоборот, тяжести, стойкости к огню и ударам, и заканчивая способностью долго сохранять различные продукты питания от порчи. А необычные пластические свойства некоторых смесей позволяли выделывать из них поистине чудесные художественные диковины.

Рудокопы получили возможность разрушать горную породу с помощью огня и грохота, в которые превращались смеси порошков, добытых из камней и растений. Это приобретение поначалу стоило им многих жертв, ибо недюжинная разрушительная сила не щадила неосторожных и неумелых. Однако со временем эти жертвы были вполне оправданы богатой добычей, многократным облегчением труда и многими сбережёнными жизнями. Получив возможность проникать таким образом глубже в недра гор, рудокопы смогли добывать более богатую руду и много других полезных пород, интерес к которым проявляли даже чужаки. Сгорающие ярким и сильным пламенем порошки, да ещё и дающие при этом густой дым, стали также использоваться для подачи различных сигналов на большие расстояния, что способствовало созданию целой системы быстрой передачи сообщений. Кроме того, породы, дающие при горении сильный жар, стали использовать как топливо для плавильных печей, намного облегчая труд мастеров по литью из металла.

Ткачи были несказанно удивлены, узнав, что можно получить прекрасную нить, осторожно размотав кокон червя, питающегося листьями одного из плодовых деревьев, перед этим обварив его. Нить была лёгкой и прочной, её очень трудно было разорвать и почти невозможно разрубить. Полотно, сотканное из неё, получалось удивительно тонким – сквозь него даже можно было смотреть – и лёгким, а также – неописуемо красивым, блестящим и переливающимся на солнце. Удивительной прочностью обладали также шнуры и верёвки, сплетённые из неё. Тоненькие же шнурки для ношения украшений выглядели поразительно изящно. Кроме того, ткачи узнали, как готовить краски для этого удивительного полотна, хорошо державшиеся на нём и придававшие ему поистине неописуемую красоту. Крестьянам же, собиравшим урожаи ягод с тутового дерева, было открыто искусство выращивания червей, дающих бесценную нить, явив, таким образом, ещё одно ремесло. Благодаря этому нить стали получать в больших количествах, и прекрасное полотно и прочные верёвки быстро перестали быть редкостью и стали главным товаром для торговли.

Мастера по обработке драгоценных камней стали делать это по-новому. Они теперь не просто шлифовали осколки, лишь слегка обточив их. Они вытачивали на них ровные грани, располагая их в определённом порядке, который для каждого сорта камней был строго своим. Они говорили, что каждый камень по-своему ловит солнце и заставляет его по-своему играть в нём. Строгое же для каждого из них расположение граней, если точно его угадать, могло значительно улучшить эту игру. Каким образом они могли понять это расположение, осталось загадкой, ибо даже они сами не могли толком этого объяснить. По их словам, они видели, как солнечный свет там внутри бегает по мельчайшим лабиринтам, и грани стоит делать там, где он близко подходит к поверхности. Правда, кроме них, разглядеть эти лабиринты больше не мог никто. Но камни, обработанные таким образом, приобретали поистине волшебную красоту, и любоваться ими, играющими солнцем, можно было бесконечно.

Лодочники, раньше лишь долбившие челны из стволов деревьев, проникли в секреты постройки из множества отдельных частей больших посудин, которые могли выходить даже в море и противостоять сильным ветрам и большим волнам, при этом способные перевозить большое количество людей и грузов. Люди, никогда не видевшие моря, научились удивительным образом предполагать и учитывать при их постройке все особенности и опасности больших водных просторов, снабжая свои челны невиданной раньше оснасткой. Они же предвосхитили трудности, которые могли возникнуть при прокладывании пути, когда берега исчезнут из виду. Выход был подсказан тем из них, кто любил наблюдать за звёздами. Они предложили использовать в качестве вех дневные и ночные светила, пути которых по небу всегда были неизменными.

Ещё более дорогой подарок получили оружейники. Из тяжёлого чёрного камня, однажды принесённого им рудокопами, в очень сильно разогретых печах нового устройства они выплавили белый металл, настолько тугоплавкий, что делать из него отливки, как из бронзы, было почти невозможно. И мастера, наученные чужаками, стали обрабатывать его, предварительно размягчённый нагревом, нанося по нему в нужных местах удары молотом, придавая ему, тем самым, желаемую форму. Таким образом, изготовляемым из него изделиям можно было придать любую форму, что далеко не всегда удавалось литьём. А с помощью особых приёмов нагрева и охлаждения им можно было придавать самую различную твёрдость, чего почти невозможно было добиться от бронзы. Так, оружие после замысловатой закалки становилось чрезвычайно прочным, и, будучи отточенным, очень долго не тупилось, и было способно резать даже волос или шёлковую нить. Этот металл, благодаря своим достоинствам, быстро вошёл в обиход гораздо шире бронзы, так как его можно было применять там, куда бронза совсем не годилась. К тому же, он был ощутимо легче.

При изготовлении инструмента и оружия стали происходить настоящие чудеса. Под безмолвными наставлениями чужаков мастера теперь выделывали их удивительно замысловато, с множеством каких-то премудростей, так что они приобретали новый, непривычный вид. Но в деле они неизменно показывали себя несравнимо лучше прежних. В итоге легче и плодотворнее становился труд тех, для кого они были сделаны. А однажды несколько кузнецов, объединившись для совместной работы, после многодневного кропотливого труда показали соплеменникам удивительный клинок. Он был настолько острым, что перерезал просто скользившую по его лезвию шёлковую ленту. Зажав его остриё в деревянный расщеп, мастер согнул его почти в обруч. При этом клинок не только не сломался, но даже нисколько не погнулся и, распрямившись, принял прежнюю форму. Способ его изготовления, по словам мастеров, был настолько странным, что они долго вообще не могли понять, что они делают. Большую часть времени им пришлось потратить на заготовку для него. Изготовление самого клинка также было долгой и нелёгкой работой, включавшей очень тонкую ковку и многократную закалку при разной силе нагрева. При этом мастера даже не заметили, как остались одни и всю работу сделали сами без чьих-либо подсказок, будто она была им совершенно привычна. А она включала в себя множество хитростей и мелочей, и мастера твёрдо заявляли, что выпущение хотя бы одной из них повлекло бы потерю качества. Эти странные знания, которых раньше у них не было и в помине, по их неуверенным словам, чужаки своими непонятными способами вложили в их головы во время своих странных и даже пугающих безмолвных наставлений. Однако плоды этих наставлений, вне всяких сомнений, того стоили.

Бесценные умения получили и врачеватели. Они приобрели необыкновенные, неведомые доселе чувства и открыли в себе способности с их помощью определять недуги. Они, находясь рядом с больным и прикасаясь к его телу, как бы проникали этими необъяснимыми чувствами в его глубины, ощущая, что в них не так. При этом некоторые недуги они лечили тут же простым наложением рук, или же совершая различные движения: поглаживания, надавливания, разминания и многие другие, вплоть до ударов. При наложении рук они как-то странно напрягались, однако, что при этом происходит, сами не могли объяснить. При многократном повторении этих действий недуг обычно отступал. Если же этого было недостаточно, они, кроме уже известных способов лечения, стали прибегать к новым, ранее никому неизвестным и совершенно необычным. Одним из них, например, было проникновение внутрь тела больного и удаление из него безнадёжно больной части, когда всякое другое лечение было бесполезным. Людьми поначалу овладевал страх, и они отказывались от такого лечения. Но неизменные успехи с применением этих способов, в конце концов, развеяли все страхи и укрепили доверие к ним. Врачеватели же, используя те или иные способы лечения, делали всё совершенно спокойно и уверенно, словно видели то, что происходило внутри больного.

Были и такие области, в которые чужаки посвящали всех, независимо от ремесла. Главной из них было познание возможностей собственного тела и способностей управлять им. Оно позволяло укреплять его силу и здоровье, развивать умения двигаться и покоиться, сохранять и улучшать душевное равновесие, обострять чувства, усиливать и изощрять мысль. Большое место здесь занимало умение слушать себя, свои внутренние голоса, которые лишь одни могли наиболее правдиво и точно передать нужды, страдания и радости собственного тела. Умение двигаться было выделено особо, так как движение являлось основой для всех проявлений жизни, обусловливало и обеспечивало их правильное течение. И знание необходимых движений давало возможность управлять ими и рачительно использовать жизненные силы. Кроме того, умение двигаться, в высоком смысле этих слов, необходимо было везде, даже в самом простом обиходе. Да и вообще умелое, гармоничное и изощрённое движение просто доставляло удовольствие. И в народе постепенно начал складываться культ движения и сопутствующих ему проявлений.

Но, пожалуй, самое большое значение умение двигаться имело для воинов. В их ремесле оно было особенно необходимым, ибо нигде больше от него так не зависела жизнь их самих и жизни многих, стоящих за их спиной. А, поскольку у мирного малорослого народа не было постоянного войска, и воином должен был быть готов стать каждый мужчина, искусству движения, связанному с владением оружием и ведением боя, стали вожделенно обучаться все, едва лишь твёрдо встав на ноги. Причём, люди даже не заметили того, что чужаки уже давно предоставили их в этом деле самим себе, дав им для этого, как и в любом другом деле, лишь самое необходимое.

4

Многими секретами, большими и малыми, овладели люди тогда, многое познали и многому научились. Они получили знания, намного опередившие их время. Самые искусные из мастеров были призваны чужаками проявить полученные умения и создать Шедевры – непревзойдённые образцы своего мастерства, в которых воплотится их творческая мысль, заключившая в себе всё, постигнутое ими. Шедевры эти должны были стать образцами совершенства и вершинами стремления к его достижению многих поколений их последователей. Попробовать себя в создании Шедевров было предложено всем, кто сам чувствовал себя способным на это. Мастера собрались со всех земель, населённых малорослым народом, поселившись в посёлке, обустроенном чужаками в пещерах подножия одной из гор. Он состоял из мастерских и помещений для отдыха с самым скудным обиходом.

Два года мастера не показывались на равнине, два года трудились они, создавая образцы своего наследия. И всё это время их соплеменники заботливо приносили к подножию горы еду и всё необходимое. Они терпеливо ждали их возвращения в предвкушении каких-то невиданных чудес, совершенно не представляя, что же они создадут, и какое значение оно будет иметь для всего народа. По правде говоря, они вообще плохо понимали смысл этой затеи. Создание каких-то возвышенных образцов, которые едва ли кто-то будет использовать в жизни, казалось им пустой тратой времени. И лишь один из мудрейших старцев однажды высказал мысль, долго потом шёпотом передававшуюся из уст в уста: «Наверное, это нужно чужакам…». Люди, услышав её, были крайне удивлены тем, что она не пришла в голову больше никому. А ведь она была так проста и естественна: почему чужаки вдруг стали им помогать, да ещё как?! И что они хотели получить взамен? Ведь им, по всем многолетним наблюдениям, вообще ничего не было нужно. Ведь не делали же они это просто так? И теперь люди получили ответ: взамен они хотели получить эти самые Шедевры. Разумеется, им для их непостижимых нужд необходимы были не простые предметы, а предметы, сделанные с особым, непревзойдённым искусством.

Наконец, мастера начали возвращаться. Они неторопливо, один за другим, спускались на равнину, и возвращение всех затянулось на несколько месяцев. К всеобщему удивлению, все свои изделия они принесли с собой, зачеркнув, тем самым, ответ на мучивший всех вопрос. Да ещё и стали рассказывать удивительные вещи. Войдя в пещеры, они оказались в мастерских, обустройство которых было совершенно невероятным, просто сказочным, так что они, вплоть до самого конца, не верили своим глазам. Внутри пещеры выглядели совсем не пещерами. Все они были весьма обширными, правильной четырёхугольной формы с ровными полом и стенами, и довольно высокими сводчатыми потолками. Мастера, никогда не видевшие ничего подобного, благоговейно озирали их изумлёнными взглядами. Всем им тогда пришла одна и та же мысль, что эти удивительные помещения не могут быть ничем иным, кроме как обиталищем богов или храмом для их восхваления. И, конечно же, плоды их труда, которым предстояло родиться здесь, не могли быть ничем иным, кроме как данью благодарности богам за всё то, чем они одарили людей.

Там совершенно не было огня. Вместо него они неизменно видели странный, невиданный свет, который нагревал и освещал там, где это было нужно. Его не надо было питать, как огонь: он просто светил сам по себе сколько угодно. Он возгорался и гас, когда это было нужно, становился сильнее или слабее, повинуясь особым движениям, которым обучили мастеров чужаки. Вода также была в достатке, так как в каждой пещере был родник. Воздух там всё время был чистым и свежим: копоть, пыль и запахи, неизбежно образующиеся при работах, непонятным образом исчезали быстро и бесследно. Мусор же и всевозможные остатки они сбрасывали в особые ямы, в глубине которых горел всё тот же свет.

Но главным, что поразило мастеров, было изобилие инструмента и приспособлений, столь разнообразных и удивительных, что мастера сразу даже не поняли, что всё это приготовлено для них. Любуясь этими невиданными предметами, они поначалу даже не могли понять, для чего они все здесь находятся, и уж, тем более, связать их с предстоящей работой. Но едва эта работа началась, они перестали над этим задумываться, ибо работа потекла сама собой. Руки выполняли её, казалось, сами по себе, используя весь этот невиданный инструмент, как самый привычный. Его здесь было столько, что для каждого, даже самого мелкого штриха работы можно было найти самый подходящий, наиболее удобный. Приспособления же значительно облегчали и ускоряли труд мастера или вовсе заменяли его, освобождая для других работ. Еда для мастеров всегда была готова в достатке, причём, они не имели никакого представления о том, кто об этом заботится. Отдых их также был, на удивление, глубоким и полноценным, несмотря на самое скудное убранство помещений.

В итоге, не нужно было задумываться ни о каких трудностях и мелочах. Все мысли мастеров были заняты лишь тем, как сделать свой Шедевр ещё лучше, чем он был задуман. Они вертели его в голове так и сяк, обдумывая все тонкости его будущего использования, прикидывая, где и что ещё можно и нужно улучшить и добавить, как лучше выполнить те или иные штрихи. Они проделывали это бесчисленное множество раз, и то, что постепенно рождалось у них в голове, изумляло их самих. Никогда раньше они так глубоко не задумывались над своими творениями, так тщательно и любовно не подходили к их созданию. Ведь в своих убогих мастерских им было просто не до этого. Теперь же чужаки дали им возможность взглянуть на свой труд совершенно по-другому и понять, что значит быть настоящим мастером и как создаются истинные шедевры. Удивлению мастеров не было предела. Ведь результатом этой их работы стало не только то, что они создали и принесли с собой, но и, в гораздо большей степени, то, что они теперь знали, какой же, на самом деле, смысл должен заключаться в слове «мастер». И они были переполнены гордостью за то, что стали именно такими мастерами!

Но, вместе с тем, им не давал покоя тот же вопрос, которым задавались все вокруг. Ведь то, что сделали для них чужаки, не было сопоставимо ни с каким богатством и никак не могло быть спроста. Так что же двигало ими в этих недюжинных порывах и, бесспорно, далеко не малых затратах? Какие цели они этим преследовали? Неужели они ничего не хотели получить взамен? Этот вопрос долго ходил среди людей, рождая множество гаданий, споров и пересудов. Конец им положил почтенный престарелый мудрец, когда-то пришедший сюда откуда-то издалека, по облику совершенно не похожий на здешние народы. Услышав рассказы мастеров и суждения по поводу намерений чужаков, он сказал:

– Посмотрите, чем всё завершилось. Они, хотя и всего на несколько мгновений, превратили ваш труд в стремление вашей души, освободив его из неволи насущных потребностей. И таким образом они отпустили вашу мысль, и она, свободная от оков нужды, взлетев над всем низменным, стала творить чудеса, на которые способны лишь истинно свободные. Они стали помогать вам в вашем труде потому, что мысль ваша лучше и чаще всего проявляется именно в нём. Им нужна ваша мысль, но свободная и первозданная, не обременённая заботами о насущном, невзгодами и неудачами. Им нужна ваша мысль, несущая в себе ваши изначальные естество и суть, то, чем вы были, едва появившись на свет. Зачем она им нужна, как и для чего они собирались её употребить, я не знаю. Но если они готовы были заплатить за неё ту цену, которую заплатили, значит, для них она того стоила.

Услышав это, люди были поражены. Услышанное ими просто не могло уложиться в их головах. Заплатить за мысль?! Как вообще чужую мысль можно получить или, хотя бы, прочитать, если она не озвучена словами? И какую ценность она может иметь для чужаков, если они сами открыли людям столько удивительных вещей? Всё это было выше их понимания. Ещё некоторое время они продолжали обсуждать эти загадочные события, но, в конце концов, перестали, приняв их, как милость свыше. Ибо чем ещё мог быть этот дар пробуждения способности к плодотворной мысли? А чужаки, донёсшие до них этот дар, наверняка были посланцами богов. Сами же чужаки, по-прежнему, продолжали тихо обретаться среди людей, время от времени подавая им свои безмолвные советы. Некоторые из людей, самые смышлёные, в конце концов, научились понимать их загадочные знаки, пытаясь даже объяснять их другим. Нельзя сказать, что им это удалось, но такой способ передачи мыслей совершенно неожиданно показался людям удобным. К тому же, им очень хотелось хоть в чём-то подражать посланцам богов. И они стали перенимать его, придумывая, конечно, свои, более простые и понятные символы, стремясь, однако, к сходству. Письменность эта прижилась и, постоянно совершенствуясь, со временем распространилась очень широко, вытеснив прежние примитивные формы.

5

Прошли долгие годы. И вдруг с южных границ, как гром с ясного неба, пришли леденящие вести о новом нашествии врага. К счастью, за бесконечно большой промежуток мирной жизни малорослый народ не потерял настороженность, и приближение захватчиков было замечено вовремя. Этого времени оказалось достаточно, чтобы разослать послания во все территории, хоть немного обновить и усилить укрепления и стянуть к ним хоть какие-то силы для обороны. Во всех землях жители спешно приступили к сбору ополчения и подготовке всего необходимого для отражения нашествия. Войско было готово в самые короткие сроки. Во главе его был поставлен молодой правитель Каин, выходец из горских племён, непревзойдённый мастер в искусстве движения.

Тем временем огромное полчище тёмных воинов, заполнившее, казалось, всё видимое пространство, обрушилось на оборонительный рубеж. Оказалось, что всё это время враг не сидел без дела. Доспехи тёмных воинов были теперь гораздо крепче, оружие стало более приспособлено для смертоносного поражения. Кроме того, они, имея горький опыт прошлой войны, принесли с собой целый арсенал штурмовых орудий. Они разрушали стены мощными механическими таранами, делали под них подкопы, подкатывали к ним подвижные башни, которые были выше укреплений. С их верхушек они расстреливали защитников, а с площадок, расположенных ниже, по перекидным мостикам перебегали на стены. С помощью хитроумных машин метали через стены огромные камни и пучки зажжённого хвороста, облитого сильно дымящей смолой. Стрелы их несли на себе яд, не убивавший, но лишавший способности двигаться. Шли они сплошным потоком, не давая защитникам никакой передышки. При этом они беспрестанно дули в огромные трубы, издающие совершенно нестерпимые звуки, раздирающие слух и доводящие до отчаяния.

Однако защитники встретили их изощрённым боевым искусством и обилием военных хитростей. Опомнившись после первого удара, они повели успешную оборону, уравновешивая численный перевес врага умелыми действиями. Они заманивали врагов в многочисленные ловушки, уничтожали их осадные орудия грохочущими ядрами. Это были шарообразные сосуды из толстого перекалённого железа, заполненные огненным порошком, который, загораясь, разрывал их на мелкие осколки. С помощью особых приспособлений эти ядра посылались на большие расстояния и поражали цели с высокой точностью. Подкопы защитники заполняли тяжёлым удушливым дымом, который долго оставался там, не выветриваясь. Выходя по ночам из тайных проходов в стенах, они наносили противнику большой урон. Удары их оружия были точны и вредоносны, ибо они знали, куда и как их наносить. А в схватке с могучими противниками им помогали ловкость и смекалка. Врачеватели очень быстро научились возвращать в строй раненых отравленными стрелами. Кроме того, они подобрали затычки для ушей, смягчавшие дьявольский вой вражеских труб, не мешая при этом слышать другие звуки. Конечно, при всём этом, защитники несли большие потери, но сражались они упорно и самоотверженно, твёрдо стоя на своём рубеже. И лишь многократное численное превосходство позволяло противнику сохранять натиск и постепенно изматывать их.

Враг, опять-таки, был изумлён и ошеломлён всем тем, что он встретил здесь на этот раз. Тёмные воины были уверены, что предусмотрели всё и подготовились к походу наилучшим образом. Но того, с чем они столкнулись, они никак не ожидали от мирного, почти беззащитного народа. Такого боевого искусства, военного мастерства и изобретательности, и, в особенности, такого удивительного оружия они ещё нигде не встречали. Лишившись большей части штурмовых башен и таранов, они поняли, что сокрушить укрепления по всей линии им не удастся. Поэтому они сосредоточили свой натиск на нескольких участках, уже порядком ослабленных. Они бросили туда все оставшиеся штурмовые орудия и навалились на них всей своей мощью. У защитников, тем временем, почти закончилось огневое оружие, стрелы и продовольствие. Усилить же свои ряды за счёт других участков они не решались, боясь их ослабить. И тёмным воинам ценой огромных усилий, в конце концов, удалось в нескольких местах разрушить укрепления. Потоки захватчиков хлынули в бреши, быстро расширяя их.

Но как раз в этот момент на помощь защитникам подоспело войско Каина. Следом за ним спешили ополчения из других земель. Они обрушились на прорвавшиеся отряды, обложив их со всех сторон. Но, хотя у тёмных воинов оставались пути к отступлению, они и не подумали этого сделать. Они предприняли совершенно непонятные для защитников и, на их взгляд, совершенно бессмысленные действия. Силы их, несмотря на огромные потери, были ещё достаточно велики. Воины продолжали плотными потоками вливаться сквозь проломы стен, проникая в земли, в которые они так стремились. Здесь они выстраивались странным порядком, совершенно непонятным стратегически. Их строй выглядел огромными правильными четырёхугольниками, каждая сторона которых состояла из многих рядов воинов. Эти странные легионы пополнялись до тех пор, пока защитники не отрезали остатки их войска и не отбросили их от своих рубежей. Спереди эти четырёхугольники были открыты, и оттуда в них можно было проникнуть. Но все, кто пытался это сделать или попадал туда случайно, тут же поражались маленькими, почти незаметными отравленными иглами. Частично теряя способность двигаться, они становились лёгкой добычей и попадали в плен. Закончив построение, легионы двинулись вперёд. Двигались они достаточно быстро, при этом удивительно чётко держа строй. Внешние ряды ожесточённо оборонялись, место каждого павшего тут же занимал свежий боец. Воины-освободители, которых народ, отправлявший их на битву, назвал воинами Каина, а затем – просто каинами, плотно окружили каждый из них, предпринимая отчаянные попытки нарушить их строй. Но сделать это было совсем непросто. Тёмные воины, одетые в прочные доспехи и обладавшие завидным боевым искусством, держали его стойко и упорно. При этом они столь же упорно продолжали с боем двигаться вперёд, углубляясь в вожделенную территорию. По дороге они продолжали захватывать пленных, число которых внутри построений всё росло. Эти их действия были уж совсем непонятными, ибо было непонятно, на что они рассчитывали. И, напротив, было совершенно ясно, что все они, в конце концов, падут. Пока же каины лишь сопровождали их, сковывая все их движения и не давая совершать никаких активных действий.

Тем временем по всем селениям разлетелись известия о том, что захватчики вторглись в их земли. Люди, от мала до велика, стали готовиться к обороне, недоумевая, что же стало с отправленными войсками. Но гадать было некогда. Люди возводили укрепления вокруг селений, прятали в укромные места самые большие ценности – созданные мастерами Шедевры. Священные же мастерские они тщательно замуровали и замаскировали так аккуратно, что даже самый намётанный глаз не смог бы их обнаружить. Они пытались предупредить об опасности чужаков, но тех нашествие врага, похоже, совершенно не интересовало. Попытки обратиться к ним за помощью также ни к чему не привели: казалось, они даже не поняли, о чём идёт речь. Они по-прежнему, не спеша, ходили взад-вперёд, не проявляя никаких признаков беспокойства. Люди поняли, что они уже сделали для них всё, что могли и хотели. И тут стали приходить другие известия. Жители, к огромной своей радости, услышали, что враг движется по их земле совершенно бесцельно, очевидно, сражённый отчаянием, крепко обложенный войсками каинов, постепенно теряя силы.

Всё это было правдой, кроме бесцельности движения. Тёмные воины двигались в совершенно чётком направлении, стремясь достичь гор. Предводитель Каин давно понял это, но цели их понять никак не мог: ведь в суровых бесплодных горах их не могло ждать ничего, кроме смерти. Куда лучше было бы выбрать путь к морю или к одной из больших рек, по которым вполне возможно было спастись. И, уж подавно, можно было повернуть назад в самом начале, едва пройдя укрепления. Однако то, что тёмные воины, уже сильно ослабев, продолжали захватывать пленных, наводило на мысль, что они имеют какой-то замысел и идут далеко не наугад. Самым большим желанием Каина и его воинов было освободить пленных, но все их попытки неизменно разбивались обо всё ещё прочный строй тёмных воинов. В конце концов, Каин решил продолжать вести их, чтобы окончательно измотать.

Движение это продолжалось много дней, пока, наконец, войска не достигли гор. Они остановились у входа в глубокое ущелье между почти отвесными скалами, уходящее вдаль, насколько хватало глаз. Местность вокруг, а тем более, впереди была совершенно гиблой, а на горах, стиснувших ущелье, даже не было поселений горцев. Каин решил, что настало время передышки. Его войска продолжали держать в плотном кольце легионы врага. Лишь спереди, у открытой стороны построений, оно было слабее. Воины держались от неё поодаль, чтобы не попасть в плен. И здесь между войсками противников имелось некоторое свободное пространство, с которого, однако, каины не спускали глаз. Одним словом, деваться врагу было некуда. Неудивительно, что, с наступлением ночи, уставшие воины немного расслабились и поэтому не сразу заметили движение во вражеском стане. В середине ночи порядки тёмных воинов вдруг начали перестраиваться. Двигаясь чётко и быстро, они образовали один большой четырёхугольник, значительно усилив его стены. В то же время, передняя сторона, обращённая к ущелью, оставалась открытой. Тёмные воины с остервенением бросились на каинов, преграждавших им путь в ущелье. Они разорвали их кольцо и сомкнули свой строй со скалами, служившими воротами в него. Таким образом, они заперли каинам вход в ущелье, открыв его для себя. Горстка каинов, втиснутых при этом в ущелье, в считанные мгновения была частью перебита, частью – взята в плен. Войско каинов, несмотря на глубокую ночь и смертельную усталость, изготовилось к битве почти мгновенно. Но тёмные воины, неизвестно откуда обретшие силы, встретили их ожесточённым сопротивлением. При этом строй их начал постепенно всасываться в ущелье, пока не вошёл в него совсем. Наглухо закупорив своими рядами узкий проход, они стали двигаться вглубь, делая преследование почти бесполезным, так как обойти их было совершенно невозможно, а прямые атаки разбивались о мощную оборону. Однако Каин не ослаблял преследования, отправив гонцов к рудокопам с просьбой прислать им огневое оружие. В течение трёх дней каины шли за врагом по пятам, то и дело, атакуя его. Но все эти атаки заканчивались лишь малыми потерями с обеих сторон. Ущелье, по которому они шли, казалось, было полностью на стороне тёмных воинов. Ширина его между почти отвесными, необычайно твёрдыми скалами была такой, что её полностью перекрывал плотный ряд всего лишь из двадцати бойцов. Дно его было усеяно каменным крошевом, валунами и обломками с острыми краями. Всё это давало большие преимущества стоящим в обороне и сильно затрудняло действия атакующих. Поэтому каины, в конце концов, прекратили бесполезные атаки и лишь продолжали идти вплотную за противником, ожидая благоприятного момента. Каин возлагал большие надежды на огневое оружие, но понимал, что прибудет оно нескоро. А обстановка требовала принятия решения уже сейчас, так как было непонятно, сколько ещё продлится и к чему приведёт эта медленная погоня.

И решение было принято, но приняли его тёмные воины. Внезапно несколько последних их рядов остановились и, тесно сомкнувшись, изготовились к обороне. Остальное же воинство, вместе с большим караваном пленных, ускорило шаг и быстро скрылось из виду. Каины поняли их замысел и отчаянно бросились на врага. Но справиться с ним им удалось далеко не сразу. Их многократное численное превосходство не давало им почти ничего в таком узком проходе, лишая возможности даже в полной мере применить оружие. А тёмные воины, в довершение всего, пустили в ход отравленные иглы, вынудив каинов отойти на почтительное расстояние. Так противники простояли друг против друга три дня. К началу четвёртого из ближайшего селения рудокопов было доставлено немного грохочущих ядер и два приспособления для их метания. Но до них дело не дошло. Поняв, что им не выстоять, тёмные воины сами бросились в атаку и в долгой жестокой схватке полегли все до одного.

Освободив себе дорогу, каины устремились в погоню. Однако вскоре впереди показался высокий завал из огромных глыб, за которым виднелись вражеские воины. Разведчики попытались приблизиться к укреплению, но были обстреляны отравленными иглами. Чтобы помочь поражённым и не дать им оказаться в плену, нужно было действовать быстро. Каин приказал разрушить завал с помощью грохочущих ядер. Однако это оказалось не так просто. Несколько ядер, ударившись о камни, отскочили и выпустили свою мощь впустую. Те же, которые попали удачно, разрушили часть завала, открыв проход для атаки. Но за первым завалом располагался второй. С большой осторожностью воины подобрались к нему и заложили оставшиеся ядра. Грохочущий огонь разрушил преграду, но за ней стояла зловещая тишина. Когда же разведчики отважились заглянуть за укрепление, оказалось, что там не было ни души! Там торчало лишь несколько шестов, на которые были надеты доспехи. Располагались они так, чтобы их было видно атакующим. Глубокая досада обуяла каинов, когда они поняли уловку врага. Заставив их надолго задержаться, он смог далеко уйти от преследования. Переполненные яростью, каины возобновили погоню. Однако, после дня пути, они вновь увидели завал, ещё более высокий и мощный, чем первые. Передовые воины безрассудно бросились к нему, но были встречены меткими стрелами. За этим завалом, вне сомнения, находились люди, готовые сражаться.

У каинов больше не было огненных ядер, и разрушить завал было нечем. Попытки метать простые камни не дали никакого результата. Положение, казалось, было безвыходным. Противник был ещё силён и, похоже, собирался стоять за своим укреплением сколько угодно. При этом каины никак не могли понять, чем тёмные воины всё это время питались и кормили пленных. Ведь никакого обоза с запасами при них не было, а на своих плечах много не унесёшь. Однако было непохоже, что они были сколько-нибудь истощены, и схватка обещала быть жаркой. Тем более что до них ещё нужно было добраться. Неизвестно, сколько у них ещё оставалось стрел и игл, и прямая атака могла обернуться большими потерями. И поэтому остановка вновь получилась долгой. Наконец, один из воинов предложил сплести из ветвей кустарников, изредка торчащих тут и там, большие щиты, которые бы закрывали человека полностью. Эта мысль оказалась лучшей из всех, и её решили воплотить. Кустов в ущелье росло совсем мало, и собирать их пришлось на большом пространстве. Поэтому на изготовление необходимого количества щитов ушло два дня и две ночи. Наконец, сотня каинов под надёжной защитой сомкнутым строем двинулась на штурм. На этот раз тёмные воины даже не пытались их обстреливать, но, стоило каинам подойти вплотную, обрушили на них град увесистых камней. Это было совершенно неожиданно, ведь каины опасались совсем другого. Строй их нарушился, чем тёмные воины не замедлили воспользоваться. Почти половина каинов были поражены, остальные со всех ног бросились к укреплению и стали взбираться на него. В то же время основные силы также ринулись вперёд, стремясь воспользоваться началом схватки, чтобы преодолеть опасный путь.

Тёмные воины плодотворно использовали несколько дней передышки. Укрепление было возведено основательно, с множеством хитростей и ловушек, а также – удобных и хорошо защищённых оборонительных позиций. Им удалось остановить и сбросить с завала первый отряд. Но войско каинов уже успело пройти почти весь путь, и остановить их иглами было уже невозможно. Каины сплошным потоком достигли укрепления и стали карабкаться по камням, по пути пытаясь расшатать их. Завязалась ожесточённая схватка. Тёмные воины, умело используя свои надёжные укрытия, уверенно и успешно работали оружием, не давая атакующим даже добраться до вершины. Павших и раненых тут же сменяли другие. Одна за другой волны атакующих скатывались обратно, унося раненых и оставляя на стенах тела убитых. Но, пока одни продолжали атаковать, другие сооружали у скал с обеих сторон возвышения из камней. Шло это дело быстро, так как число воинов было огромным. В конце концов, сооружения эти значительно возвысились над завалом, и каины получили возможность обстреливать противника из луков и забрасывать дротиками. При поддержке стрелков атаки стали успешнее, и силы оборонявшихся начали таять. Вскоре часть тёмных воинов покинули укрепление, и ушли в глубь ущелья, оставшаяся же горстка сдерживала каинов ещё некоторое время, пока не была полностью перебита. Каины быстро освободили проход и устремились дальше.

Ещё дважды они встречали на пути завалы, охраняемые малочисленными отрядами. И каждый раз тёмные воины дорого продавали свою жизнь, стараясь как можно дольше задержать их. Внезапно, после очередного поворота, ущелье закончилось, и глазам воинов предстала удивительная картина. Горы расступились в обе стороны так широко, что дальние были едва видны. Уже привыкшие к тесноте ущелья воины были поражены обширностью открывшегося перед ними пространства. Однако, вместо чувства радости свободой и размахом, их охватило холодящее ощущение полной беззащитности перед таящимися в этих, незнакомых им до этого дня, просторах, опасностями. Казалось, что горы здесь были просто сметены неведомыми, ни с чем не сравнимыми силами, которые явно были союзниками тёмных воинов. Ведь те стремились сюда с самого начала, едва ступив на землю каинов. Такие мысли рождали явственное ощущение того, что эти таинственные силы, затаившись в необозримых просторах, вот-вот обрушатся на них и обратят в прах. И этот зловещий образ венчало занимающее всю среднюю часть призрачной долины высокое и обширное плоскогорье, похожее на огромную гору, больше чем наполовину срубленную немыслимым мечом. Оно покоилось среди гор так уверенно и незыблемо, с видом полного хозяина всей территории, словно стояло здесь с тех времён, когда вокруг не было ещё ничего. Но при этом оно совершенно не гармонировало с окружающей местностью. Казалось, оно пришло или было принесено сюда кем-то откуда-то издалека и водружено на специально очищенное от гор место, выбранное крайне неудачно. И было похоже, что оно вот-вот стронется с этого места и отправится на поиски более подходящего. Эта странная двойственность впечатления рождала стойкое сомнение в его реальности, представляя его чудовищным призраком из далёких времён и краёв, случайно залетевшим сюда и слишком долго здесь задержавшимся. Оно было далеко, но его невероятные контуры совершенно чётко просматривались сквозь кристально чистый горный воздух. Его обрывистые склоны были словно отёсаны гигантским топором. Они были то ребристые с резко очерченными гранями, то скруглённые в виде огромных колонн, то абсолютно гладкие, то ощетинившиеся множеством уступов. И всё это вздымалось на головокружительную высоту совершенно вертикально или даже отвесно, не давая ни малейшей надежды подняться на него, и тяжело давило своей громадностью даже на таком большом расстоянии. И ужас охватывал при одной мысли о том, каково же там, у его подножия. Казалось, дойти до него просто невозможно, ибо эта неимоверная тяжесть остановит и придавит к земле задолго до окончания пути.

Но именно к нему через простор долины стремились остатки войска тёмных воинов, подгоняя едва ковылявших от яда пленных. Каин жадно вглядывался в эти едва различимые фигурки, с горечью понимая, что догнать их уже невозможно. Тёмные воины ловкими приёмами на нужное время задержали их в ущелье, дав возможность своим товарищам выиграть расстояние и беспрепятственно добраться до цели. Но сердце Каин рвалось дальше. Он просто не мог опустить руки, осознавая, что его соплеменники остались в руках врага. И он уже хотел, было, отдать приказ продолжить погоню, как вдруг из-за валунов появились… чужаки! Их было четверо, в своей обычной мешковатой одежде, совершенно скрывающей их черты, и глубоких колпаках. Они, как обычно, не спеша, приблизились к изумлённым воинам. Каин вышел вперёд и приветствовал их почтительным поклоном. Однако они, как всегда, остались равнодушны к приветствию и почтительности. Один из них приблизился к Каину вплотную, и все, находившиеся поблизости, вдруг ощутили череду тех невообразимых звуков, которые чужаки обычно обращали к людям. Но сейчас эти звуки были, на удивление, понятны, хотя, по-прежнему, не имели ничего общего с человеческими словами.

«Мы никогда не давали вам бесполезных советов, и вы ни разу не пожалели, последовав им. Так примите же ещё один и последуйте ему: оставьте это бесплодное преследование и, как можно скорее, вернитесь назад. Враг побеждён, но угроза не миновала. Вам не догнать тех, кого вы преследуете, ибо они скоро станут недосягаемы для вас. Но все они: и пленённые, и пленившие их – обречены, как и все те, кто вовремя не покинет это место. Ибо то, что произойдёт здесь, будет настолько ужасным, что невозможно даже вообразить, и ещё долгие времена будет содрогать ужасом окружающие земли…»

Едва чужак произнёс свою безмолвную речь, все они повернулись и исчезли за нагромождением каменных глыб. Изумлённый Каин был глубоко растерян. Чужаки за все времена проявили себя столь мудрыми, что он ни на мгновение не усомнился в их словах. Но сердце его рвалось на выручку пленных, за которых, как и за весь свой народ, он без колебаний готов был отдать жизнь. В смятении он обратился к стоящим перед ним воинам:

– Вы всё слышали и поняли так же, как и я. Чужаки мудры и желают нам добра. Они ни разу не обманули нас, не обманывают и теперь. Но там – наши братья! Можем ли мы оставить их в беде? Так что же нам делать? Если я прикажу вам, вы, конечно, повинуетесь мне. Но, если я прикажу идти вперёд – поведу вас на смерть, если назад – на беспощадный суд совести. Нас никто не обвинит в трусости, кроме нас самих.

Воины стояли в напряжённом молчании. Наконец, один из них выступил из толпы и произнёс:

– Мы много раз смотрели в лицо смерти, можем взглянуть и ещё раз. А чужаки не в ответе за нас, если мы по глупости ослушаемся их. Мы пойдём за тобой туда, куда ты поведёшь нас, и любой из этих путей будет правильным.

Услышав это, Каин вздохнул с облегчением: воины с готовностью вверяли ему свою судьбу, и стремления их были едины. И он, властно взмахнув копьём, устремился в долину по следам тёмных воинов. Войско воодушевлённо двинулось за ним следом. Оно вылилось в долину и бурным потоком потекло навстречу зловещему плоскогорью. Воины двигались с посильной быстротой, и, не успело солнце отмерить половину дня, остановились у самого его подножия. И только здесь они в полной мере почувствовали, что чужаки предостерегали их не зря. Очутившись лицом к лицу с древним исполином, они ощутили его истинную непревосходимую мощь. Грозные стены, при взгляде на которые кру́гом шла голова, вздымались в невообразимую высь, нависая гигантским всесокрушающим молотом. Они не имели ничего общего с привычными добрыми горами, широкими у основания и сходящими на «нет» к вершине. Эти стены, казалось, наоборот, многократно расширялись кверху, стремясь скрыть от глаз небо. Их сверкающая, совершенно гладкая поверхность, уходящая под облака, выглядела, как совсем свежий разлом, образовавшийся под ударом молота о камень. Она, почему-то, до ужаса явственно напоминала разрубленную живую плоть, сочащуюся кровью, и, при этом, гигантских размеров! Кручи походили на исполинское чудовище, остановленное сокрушительным ударом, но всё ещё полное грозной силы и неистовой решимости уничтожить всё на своём пути. И эти необъятные разумом стены, готовые вот-вот обрушиться и погрести под своей немыслимой массой, тянулись в обе стороны, казалось, на бесконечное расстояние. Создавалось совершенно реальное впечатление, что за этой каменной толщей просто ничего больше нет, что она служит концом земного пространства. Все подступы к ней, начиная издалека, были сплошь усыпаны каменными обломками, вплоть до огромных глыб. От этого место выглядело абсолютно безжизненным, будто силы Творения от самого начала Времён ни разу не посетили его. Воздух наполняла неимоверная тяжесть, которая ложилась на души людей едва выносимым бременем, сковывая движения и мысли.

Каин видел и чувствовал это. Он понимал, что лишь активное действие сможет пробудить людей от навеянного жуткими картинами оцепенения. Он внимательно осматривал неприступные стены и вскоре обнаружил на них следы недавних подъёмов. Это были очень крутые тропинки, продолбленные в камне, уходящие, причудливо извиваясь, вертикально вверх. Начинались они очень высоко над землёй, не имея с ней никакой связи. Возможно, на них имелись ступени, которых, конечно, не могло быть видно с подножия. Местами рядом с ними на камнях были укреплены непонятные сооружения из ветвей и тонких стволов деревьев, а также свисали обрывки верёвок. Было ясно, что совсем недавно здесь были хорошо оснащённые тропы для восхождения, затем предусмотрительно разрушенные. И было также совершенно ясно, что без необходимых приспособлений, верёвок, лестниц и подъёмных устройств покорить эти стены невозможно. Глядя на недосягаемый край плоскогорья, выглядевший опалённым и безжизненным, Каин пытался понять, на что надеялись беглецы, стремясь в это царство могильного безмолвия, где их не могло ожидать ничего, кроме верной смерти. Однако то, как неудержимо они стремились сюда, жертвуя многими жизнями, с каким упорством поднимались на эти скалы, наводило на мысль, что их путь совсем не был бегством отчаяния. К тому же, они, наверняка, знали места, где можно было подняться наверх. Всё это говорило о том, что у них была ясная цель, лежащая где-то на вершине этого плоскогорья, и они, возможно, шли этим путём не в первый раз.

Положение казалось безвыходным. Изготовление приспособлений для восхождения требовало много времени. Воины были измотаны дорогой и битвами, а теперь ещё и испытывали ужасное давление этого гибельного места. Но Каин приказал готовиться к восхождению. В его войске было много горцев, искусных в этом деле, и рассчитывал он, в первую очередь, на них. Самые опытные отправились вдоль подножия скал на поиски наиболее подходящего места, другие – к ближайшей роще на заготовку материала. Но, едва работы начались, люди вдруг почувствовали тревожные признаки зловещей перемены, ещё далёкой и неясной, но надвигавшейся грозно и неотвратимо. Люди, как по команде, прекратили работы и застыли, напрягая свои чувства, стараясь распознать угрозу. Воздух вдруг стал таким плотным, что сжал грудь, затрудняя дыхание. Он давил на уши, сильно глуша и искажая звуки. При этом он стал совершенно неподвижным, лишь временами начиная как-то странно дрожать, сам издавая что-то, похожее на звук. Это неясное ощущение, очень неприятно отдававшееся в позвоночнике, пробирало всё тело, пересчитывая каждую косточку. Но самым ужасным было то, что очень медленно, но бесспорно заметно стало меркнуть солнце. Оно стояло высоко в небе, но стало чётко очерченным и красноватым, как на раннем закате, и светило, словно сквозь полог из тонкого шёлкового полотна. Каин вспомнил слова чужаков, и его охватило недоброе предчувствие. Он приказал трубачам подать сигнал сбора, сам же стал размышлять, что предпринимать дальше. Однако мысли путались в голове и никак не могли собраться во что-нибудь стройное.

Тем временем, воины, услышав призыв, оставили свои дела и поспешили к месту стоянки. И, едва все разошедшиеся подтянулись к лагерю, к всеобщему изумлению, неизвестно откуда вновь появились чужаки. Их, по-прежнему, было четверо, но, на этот раз, в их движениях явно угадывалась спешка. Они прошли сквозь расступающуюся толпу воинов в середину лагеря, где находился Каин. Один из них, как и в прошлый раз, приблизился к нему и, к неописуемому удивлению всех, совершенно чётко, на чистом языке каинов, заговорил:

– Вы поступили благородно в стремлении спасти своих братьев. И никто не осудит вас за это безрассудство. Но вы уже не сможете спасти их, ибо они обречены и в скором времени обратятся в прах. То, о чём мы предупреждали вас, уже близко. Но у вас ещё есть время для того, чтобы укрыться в каменном коридоре, по которому вы пришли. Мы призываем вас сделать это, именно из-за этого мы, вопреки смертельной опасности, пришли сюда. Эта опасность столь же велика для нас, как и для вас. Вы нужны вашему народу, а ваш народ нужен нам. Поэтому мы ещё раз призываем вас уходить. Вы можете наблюдать за происходящим оттуда, столь большое расстояние ослабит опасность. Но твёрдо запомните одно: ни за что, даже мысленно, не произносите то, что вам очень захочется произнести. Это будет стоить вам огромных усилий, ибо это желание будет мучить вас болью до самых глубин, оно будет искушать вас неистовым вожделением, оно на это время станет самым заветным вашим желанием. Оно будет лишать вас разума, доводить до исступления и неистовства. Мы сами даже не знаем, что ещё оно может сделать с вами. Но помните: если вы не устоите и произнесёте это, вы навлечёте на себя и всех остальных столь ужасную беду, что невозможно даже вообразить. Вы обречёте себя и других либо на страшную смерть, либо на неописуемые страдания до конца дней. Если же вы выдержите, постарайтесь, как следует, запомнить то, что увидите здесь. А теперь – спешите, ибо дорого каждое мгновение! Помните о нас и знайте, что мы глубоко благодарны вам за те неоценимые услуги, которые вы нам оказали. Когда-нибудь мы вернёмся, но сейчас мы должны покинуть вас, ибо нам больше нельзя оставаться здесь.

С этими словами чужаки сбросили с себя свою одежду. То, что предстало глазам каинов, было столь неожиданным, невероятным и ужасающим, что лишило их дара речи и сковало их движения. Два больших выпуклых глаза без зрачков располагались в верхних углах треугольной головы, нижний же заканчивался острыми, причудливо зазубренными сомкнутыми щипцами, слегка прикрытыми небольшой пластиной. Округлые и вытянутые глаза покрывала мелкая сетка, каждая ячейка которой имела свой цвет, отчего глаза радужно переливались даже в слабом свете меркнущего солнца. Два длинных уса, чуть выше глаз, торчали сначала вверх, затем, переломившись, загибались за голову. Шеи не было вовсе, однако голова была очень подвижной, легко поворачиваясь во все стороны. Длинное и узкое, сильно уплощённое тело соединялось с головой суставом где-то в затылке. Оно состояло из трёх частей: длинные первая и третья соединялись через совсем короткую среднюю тоже очень подвижно. Заканчивалось всё это подобием хвоста, значительно более толстым, чем само тело, но довольно коротким и заострённым на конце. Оно также состояло из нескольких частей, но соединённых почти неподвижно. Тонкие суставчатые ноги свободно сгибались в коленях как вперёд, так и назад. Ступни состояли из цепочки мелких частей и двумя сильно изогнутыми когтями на конце. Роль пятки же исполняли два острых шипа, упирающиеся в землю. Ноги выходили из тела на самой границе с хвостом. Руки были устроены так же, но выглядели очень причудливо, с сильно утолщёнными предплечьями, и могли складываться так, что вообще переставали быть заметны. Кисти представляли собой также несколько подвижно соединённых частей, заканчиваясь двумя длинными, сильно изогнутыми и очень острыми когтями. Ноги и руки были снабжены большим количеством твёрдых шипов разной длины и формы, которые могли складываться и оттопыриваться. В середине тела имелась ещё одна пара ног такого же устройства, но гораздо меньше. Они были прижаты к телу и, очевидно, не имели назначения ни рук, ни ног. Голени их были покрыты несколькими рядами выростов, напоминающих перья птицы: состоящими из центрального стержня с густыми рядами жёстких расплющенных волосков. Всё тело покрывал твёрдый блестящий панцирь серовато-зелёного цвета с большими пятнами, отливающий металлом. Одним словом, перед оторопевшими каинами предстали гигантские насекомые, очень похожие на тех, что обитают среди степных трав, и, в то же время, сильно отличавшихся от них. В их облике было что-то иное, необъяснимое, которое резко отличало их от всего живого, что люди видели до сих пор. Казалось, они пришли из земель, где всё было каким-то другим: и солнце, и воздух, и всё течение Жизни. Будто неведомые Творцы, пришедшие из тех мест, решив создать то же, что увидели здесь, сделали всё это по-своему, как ремесленники, перенимающие опыт друг у друга, но не желающие сходства. Кроме того, в этих загадочных существах угадывалось кроющееся где-то в глубине, но несомненное сходство с людьми, несмотря на совершенное несходство в облике.

Их маленькие средние ноги вдруг пришли в движение. Ряды перистых шипов неуловимо быстро заколебались, издавая резкие, пронизывающие пространство, звуки, мгновенно приведшие каинов в чувство. Затем на их спинах поднялись узкие продолговатые створки, из-под которых развернулись блестящие и прозрачные, разрисованные замысловатым сетчатым рисунком, крылья. В одно мгновение они пришли в такое быстрое движение, что превратились в едва заметные облачка. Неведомые существа, сложив руки и ноги и запрокинув головы, стали прямыми, как стрела. Они отделились от земли и, громко шелестя крыльями, стремительно полетели прочь, быстро слившись с окружающей горной пестротой.

Тем временем дневной свет продолжал меркнуть. Несмотря на стоящее ещё высоко солнце, он постепенно превращался в сумеречный. Обдумывать произошедшее, сколь бы невообразимым оно не оказалось, было некогда. Окончательно стряхнув с себя оцепенение, Каин отдал приказ о возвращении к ущелью обратным порядком. Воины спешно подобрали свои скудные пожитки и, наскоро построившись, двинулись в путь. Среди них спешным шагом двигались вестники, несущие предостережение чужаков. Но оказалось, что оно, несмотря на расстояние, было ясно услышано всеми, будто чужаки находились рядом с каждым. Очевидно, их удивительный голос был неподвластен ослабляющему свойству пространства.

Войско текло по равнине быстрым потоком, спеша к спасительному ущелью. Каин с отрядом самых опытных воинов замыкали строй. Солнце уже превратилось в просто блестящий диск, а свет его ослабел настолько, что уже плохо освещал усеянный обломками путь, вынуждая людей то и дело спотыкаться и оступаться. И когда войско, наконец, начало вливаться в ущелье, темнота уже почти сгустилась. Вдруг из-за далёких гор полился яркий свет, совсем погасивший склонявшееся к закату солнце. Сначала он пробивался между вершинами прямыми плотными лучами, затем стал перебираться через них, окутывая ослепительным сиянием. Воины, то и дело оборачиваясь, с удивлением смотрели на этот загадочный свет, победивший солнечный, и души их наполнялись смятением. Свет, тем временем, миновал вершины гор и медленно поплыл по озарённому им небу, проливая на землю свои лучи. Он походил на большое облако, форма которого постоянно менялась. Лучи же, падавшие на землю, создавали на ней невероятную пестроту и толчею пляшущих теней, словно там вспыхивало пламя. Когда же лучи упали на грозные стены плоскогорья, те засияли расплавленным золотом, и это дьявольское сияние наполнило смятённые души каинов ещё и раскалённым ужасом. Эта вспышка была вспышкой предсмертного огня в глазах раненого чудовища, предвещавшей его последний, отчаянный и сокрушительный бросок на врага. Люди, подавленные этим необъяснимым зрелищем, стремились поскорее войти в спасительный коридор между незыблемыми скалами, который, по словам чужаков, должен был защитить их от кошмара, заполнявшего сейчас долину.

И именно в этот момент они начали ощущать звуки, доносившиеся, казалось, из самых глубин их сознания. Однако эти звуки никак не могли быть порождением их собственного естества или разума, так как были им совершенно чужды. Они могли прийти лишь извне, но не через слух, а через какие-то неведомые, молчавшие до этого момента, чувства. Сначала они были очень тихими и совершенно неясными, словно шелест листвы или невнятный шёпот, который мягко и робко закрадывался в душу. Но постепенно они становились всё громче и явственнее, заглушая мысли и разделяясь на высокие и низкие. Скоро они стали настолько чёткими, что можно было уже уловить их сочетания, будто кто-то многократно повторял несколько слов на чужом языке. Голос этот становился всё громче и настойчивее, постепенно завладевая разумом и проникая во все уголки тела и сознания. Слова были совершенно непонятны, скорее даже, это были лишь бессмысленные сочетания звуков, вроде тех, что сопровождают какое-нибудь повторяющееся действие. Но они звучали проникновенно и властно, как повеление и призыв, подавляя волю и лишая душевной стойкости. Они походили на заклинание, повторяемое духами Вечной Ночи, стремившимися обессилить и завлечь в свою тёмную бездну. Они стремительно разрастались вширь и вглубь, заполняя всё пространство, и одно лишь их невыразимое сочетание порождало леденящий ужас. И, в то же время, оно вызывало сладостное и вожделенное стремление броситься навстречу, распахнув душу, самозабвенно последовать за ними и, захлёбываясь от благоговения, многократно повторять их. «Йог-Сот-Тот!.. Йог-Сот-Тот!..» – выкрикивал голос из глубин сознания. Исступление достигло такой силы, что страшное заклинание уже готово было вырваться из задыхающихся ртов, но силы Добра в этот раз, всё же, одержали верх над силами Зла. Вековое обаяние чужаков сделало каинов восприимчивыми к их внушению. И в самый напряжённый момент их предостережение прорвалось сквозь пелену, окутавшую разум, и блеснуло пробуждающим лучом. Те, кто опомнился раньше, нещадно шлёпали по щекам и трясли за плечи более слабых, стремясь привести их в чувство и не дать им совершить непоправимое. «Йог-Сот-Тот!!!..» – грохотало в их головах уже громовыми раскатами, отдаваясь нестерпимой болью в ушах и висках. Но всё большим противовесом ему уже отвечал из пробуждающейся памяти незаглушимый голос чужаков. Люди стискивали зубы и зажимали себе рты, чтобы не выпустить неведомое проклятие, и сдавливали головы, чтобы не слышать его. Но это не помогало, ибо голос проникал в сознание не через уши, а через всё тело, отыскивая в нём удобные для себя тайные пути. Однако воля каинов уже побеждала его, ибо он заметно ослабевал, покидая их, как влага покидает ком земли. Ужасное и сладостное чувство боли и облегчения оставалось при этом в голове: будто из неё вынули что-то чужеродное, попавшее в неё уже давно, успев прирасти там.

Тем временем, самые стойкие, несмотря на все мучения, помня совет чужаков, не переставали наблюдать за странным светом, пришедшим из-за гор и затмившим солнце. Он не разлился по всему небу, а держался посреди него в виде большого причудливо клубящегося облака дыма. Только клубы его состояли из света. Это невозможно было не только описать словами, но даже представить – настолько необычным было это зрелище. Но свет именно клубился, постоянно меняя формы и играя тенями. При этом, из недр этого немыслимого облака, прорываясь сквозь клубы, во все стороны то и дело ударяли ослепительные прямые лучи, сопровождаясь вспышками мерцающего и переливающегося сияния. Они то уходили в небо, быстро исчезая в нём, то ударяли в землю, создавая в этом месте иллюзию вспыхнувшего пламени. Те же, что направлялись вдоль поверхности земли, огненными стрелами устремлялись в невообразимые дали, долго не теряя своей яркости. Световые клубы, время от времени, лопались, высвобождая снопы разлетающихся во все стороны искр, или выпускали из себя крутящиеся смерчи, которые либо улетали в пространство, либо втягивались обратно. Кроме того, они постоянно озарялись проскакивающими внутри них или между ними молниями, гораздо более яркими, чем они сами. Иногда вся эта удивительно подвижная масса света в разных местах начинала вдруг судорожно сжиматься и дёргаться, либо непомерно раздуваться, а затем сдуваться до полного сморщивания. И при этом всё облако постоянно переливалось невероятной радугой огромного множества неописуемых цветов и оттенков. Вся эта удивительная игра приводила в изумление своей невиданностью и необъяснимостью, ибо ничего даже отдалённо подобного ей никто никогда не видел и ни о чём подобном не слышал за всю Историю, хранящуюся в людской памяти. Это было нечто, выходящее за всякие пределы человеческого понимания. Оно висело высоко над долиной примерно на полпути между ущельем и плоскогорьем. И явственно чувствовалось, что эта невероятная огненная пляска тесно связана с тем кошмаром, который происходил сейчас с людьми, что она гармонирует с ним, и что он порождён именно ею.

Сверкающее чудовище висело над долиной, словно ожидая, что люди позовут его. Но его ожидания были обмануты: люди приходили в себя, с ужасом осознавая, что с ними произошло и что могло бы произойти. Очевидно поняв, что его ожидания напрасны, оно вдруг снялось с места и поплыло в сторону плоскогорья. Люди заворожено наблюдали, как оно, продолжая клубиться, сыпать искрами и выпускать огненные стрелы, повисло над ним, озарив его своими лучами, отчего края плоскогорья вспыхнули расплавленным золотом. И в это мгновение люди вновь содрогнулись, ибо до них опять долетели ужасающие звуки. Но, на этот раз, они доносились не из их сознания, а из совершенно определённого места: со стороны плоскогорья и даже, как им казалось, откуда-то с его вершины. Они услышали нечто, очень похожее на многие сотни, а может быть, и тысячи отчаянных и исступлённых человеческих криков, наполненных ужасом и невыносимыми страданиями, мольбой о смерти, как об избавлении от них. Эти крики то сливались в общий хор, то начинали звучать отчётливым многоголосьем, и казалось, что их даже можно пересчитать. Они неслись над долиной, разливаясь до самых её границ, отзываясь дьявольским эхом в вершинах гор. Люди не могли поверить в то, что это были голоса тех, кто находился сейчас там, и легко верили тому, что это – новое наваждение: уж очень большим было расстояние. Но отчётливость голосов, их выразительность и ужасающие интонации потрясали сознание до самых глубин.

Постояв некоторое время, словно задумавшись, над плоскогорьем, сияющий кошмар стал плавно опускаться вниз, пока не коснулся его. При этом все его проявления слились в одно нестерпимое сияние, больно ударившее по глазам и, казалось, добела раскалившее гигантские каменные стены до самого подножия. А жуткие звуки, несущиеся оттуда, стали заметно глуше и через некоторое время смолкли совсем. Сияние же, на которое теперь совсем невозможно было смотреть, продолжало восседать на вершине плоскогорья, словно торжествуя победу, одержанную над всем миром.

Сколько времени продолжалось это невообразимое зрелище, определить было невозможно, так как невозможно было понять, день сейчас или ночь, сменили ли они друг друга и сколько раз. Однако в какой-то момент сияние начало меркнуть. Затем в нём стали проступать все его прежние проявления, и, наконец, клубящееся облако немыслимого света поднялось к небу и, не спеша, поплыло обратно – туда, откуда появилось. Оно больше не стреляло лучами и не сыпало искрами, и выглядело вполне удовлетворённым исполненной миссией. Провожая его глазами, воины вздохнули с облегчением. Но оно вдруг остановилось, и в их ушах явственно зазвучал вкрадчивый шёпот, пронизав смертным холодом их души: «Йог-Сот-Тот!..». Ужас снова обуял людей, и они вновь зажали уши, сильно сдавив руками головы. Но больше ничего не произошло, а зловещее облако снова продолжило свой неспешный путь по небу. Шёпот же прозвучал, словно грозное напоминание о себе и обещание когда-нибудь вернуться.

Когда воины пришли в себя, ужасное облако уже скрылось за южными вершинами гор, а из-за восточных опасливо выглянуло, словно прятавшееся за ними и выжидавшее безопасного момента, рассветное солнце. Люди были глубоко потрясены увиденным и услышанным, а также тем, что, по их догадкам, могло произойти с теми, кто поднялся на плоскогорье. Им было совершенно ясно, что этот летающий кошмар вызвали тёмные воины, что именно за этим они и шли сюда. Очевидно, они почитали это невероятное явление, как божество, а пленных захватывали для того, чтобы принести ему в жертву. Но неужели они сами при этом могли остаться в живых? И чем вообще был этот сгусток огня? Ведь он никак не мог быть живым существом. Но он вёл себя именно как живое существо! Лишь немногих из каинов посещали эти мысли. Большинство из них были смятенны и подавлены: ведь то, что они увидели, не могло быть ничем, кроме кошмарного сна, этого просто не могло быть на самом деле. И понадобилось ещё длительное время, чтобы они пришли в себя. Всё произошедшее было столь невозможным, непостижимым и чудовищным, что люди скоро перестали о нём задумываться, чтобы не ранить себя изнутри.

Весь день и всю ночь каины простояли лагерем у входа в ущелье. Вокруг воцарилась удивительная тишина, и было похоже, что она с начала Времён не нарушалась здесь ни топотом тысяч ног, ни холодящими кровь воплями тысяч голосов, ни громовыми раскатами демонических заклинаний. Ничто больше не нарушало первозданного покоя этого таинственного места. И Каин решил, что пора возвращаться. Но чутьё опытного воина подсказывало ему, что такое странное место нельзя было оставлять без присмотра. Поэтому он, объявив об отправлении в обратный путь, бросил среди воинов клич, призывая добровольцев остаться здесь на один месяц во имя спокойствия всего народа. По истечении же месяца он обещал прислать им смену, чтобы впредь здесь всегда находился дозорный отряд. На его призыв откликнулись многие, он же отобрал пятьдесят человек из наиболее боеспособных, сочтя первое дежурство самым опасным и ответственным. В течение двух недель всё войско строило укреплённую заставу для удобного и, сколь возможно, безопасного дежурства. Закончив работы, измученные длительным и трудным походом воины, наконец, отправились домой.

Вернувшихся воинов встречали, как истинных героев. И как бы ни была велика скорбь по погибшим, радость победы лилась широкими и бурными потоками по всем землям. Жители хотели удивить вернувшихся тем, что покинувшие их повсеместно чужаки открыли им перед этим свой истинный облик. Однако сами, услышав рассказы о приключениях в загадочной долине, были безмерно удивлены и не на шутку встревожены тем, какие невиданные ужасы происходят совсем рядом. Но то, что на протяжении нескольких веков среди них жили столь невероятные существа, да ещё сделали для них столько доброго и полезного, было не менее удивительным. И никто больше не сомневался в том, что эти существа были богами. Ибо кто же ещё мог иметь такой необычный и непохожий на людской – облик. И, при этом, быть такими добрыми и простыми при всех своих мудрости и могуществе, что даже не пренебрегли жизнью среди людей. К тому же они были ещё и удивительно скромными, ибо до последнего момента не представали перед людьми в своём истинном облике. Без сомнения, они не хотели вызвать у людей стремление поклоняться им. И люди по совету старейшин решили, в знак уважения к этой их скромности, не строить в их честь алтарей и храмов, а также – не изображать их каким-либо образом, чтобы сохранить память о них лишь в своих душах. Каин же, единодушно признанный лучшим из лучших, был всенародно избран Верховным правителем. И люди, вспомнив, как назвали войско, победившее под его началом могучего врага, с гордостью стали называть себя народом Каина, а немного позже – и просто каинами. Это имя очень понравилось всем и быстро распространилось по их обширным владениям.

Воины, нёсшие службу на заставе в долине Йог-Сот-Тота, как они сами её назвали, зорко и неусыпно наблюдали за всем, происходящим вокруг, особенно – в окрестностях плоскогорья. Каждое новолуние свежий отряд добровольцев приходил на смену половины гарнизона. Стоять в дозоре на этой заставе считалось почётной миссией, и многие из отстоявших здесь своё дежурство, приходили сюда вновь. Однако ничто больше не нарушало многовекового покоя этого мрачного места. Никакие происшествия не разнообразили спокойной жизни обитателей заставы. Даже немногочисленные животные, обитавшие здесь, попадались на глаза столь редко, что были истинным развлечением. Горцы иногда навещали дозорных, но из-за большой отдалённости их поселений случалось это очень редко. Мало-помалу служба эта стала привычной и приобрела характер скорее – традиции, чем необходимости. Однако воины ни на мгновение не забывали о своём долге перед народом и несли службу с большим усердием, будучи всё время начеку и готовые к любым неожиданностям.

6

Так прошло два года. И вдруг, совершенно неожиданно для всех, с заставы прибыли вестники. Они взволнованно сообщили крайне удивлённым жителям во главе с Каином, что застава подверглась нападению странных, невероятно уродливых, ни на кого не похожих существ, появившихся неизвестно откуда. Никто никогда не видел таких раньше. Причём, хотя они были весьма многочисленными, среди них не было хотя бы двух, похожих друг на друга. Они, в общем, походили на животных, а некоторые – даже на людей, но сходство это было лишь самым общим. Состояли они, как и все животные, из туловища, конечностей и головы. Однако всё это имело такой причудливый и жуткий вид, что почти не поддавалось описанию словами. К тому же, создавалось впечатление, что они не только необычны сами по себе, но ещё и чудовищно обезображены. Поэтому воины сначала даже растерялись, но когда твари бросились на приступ укреплений, опомнились и заняли оборону. Однако существа, несмотря на свой невероятный и устрашающий вид, не выказали ни малейшего умения сражаться. В схватке они проявляли повадки животных, и воины без труда отражали их бесхитростные атаки. Несколько воинов погибли и получили ранения, по неосторожности попав в их лапы, так как те обладали недюжинной силой. Но на этом потери и закончились. И хотя воинам пришлось повозиться, так как тварей была внушительная толпа, победа, в конце концов, была полной и сравнительно лёгкой. Когда же дозорные со сторожевых вышек заметили, что подобные твари во множестве рыщут по долине, было решено отправить вестников в посёлок правителя, чтобы сообщить ему обо всём и, на всякий случай, попросить подкрепления.

Известие это встревожило Каина, хотя и не испугало его, но, в большей степени, заинтересовало. Он много раз задумывался о событиях, произошедших тогда в долине Йог-Сот-Тота, и всякий раз испытывал жгучее стремление проникнуть в тайны тех загадочных явлений. И поэтому сейчас он, не колеблясь ни мгновения, собрал большой отряд добровольцев и сам повёл его к легендарной заставе, в надежде увидеть там нечто, ещё более необычное, чем тогда. Воины также сгорали от любопытства, поэтому путь до заставы занял самое короткое время.

Когда они прибыли на место, им сообщили, что нападений больше не было, однако многочисленные чудовища подбираются всё ближе к укреплениям. Каин, снедаемый любопытством, попросил показать ему убитых во время нападения чудовищ. Однако выяснилось, что за прошедшее время все они были сожжены, а остатки закопаны в землю. Ведь трупы вообще не принято было оставлять на виду,а на этих было страшно даже смотреть. К тому же, никто и не подумал, что кому-то захочется взглянуть на них. Тогда Каин заявил, что хочет посмотреть на живых. При этом он отверг предложение воинов поймать несколько из них и привести на заставу, сказав, что желает видеть их на свободе, чтобы не нарушать натуральности вида. И, вооружившись и отказавшись от охраны, он вышел за частокол и отправился в долину. На некотором удалении от него следовал отряд воинов, готовый прийти на помощь, а на стенах и ближайших скалах разместились лучники.

Едва Каин вышел из ущелья, он увидел пресловутых чудовищ. Они несколькими группами бродили у входа в ущелье, видимо, не решаясь войти в него. Чудовища тоже заметили Каина и двинулись навстречу, однако, разглядев в его руках оружие, остановились на некотором расстоянии. В одной руке Каин держал меч, в другой – стальной трос длиной в полторы руки, к концам которого были подвешены два шара величиной с кулак. Лицо его было совершенно спокойно: он превосходно владел этим оружием, к тому же, пробежав взглядом по обступавшим его врагам, моментально оценил боевые качества каждого из них. Теперь он с жадным интересом разглядывал их – расстояние вполне позволяло сделать это – и желал лишь того, чтобы пауза продлилась подольше. То, что он увидел, поразило его воображение. Эти твари были столь разнообразны по облику, что зарябило в глазах. Иначе, чем тварями, назвать их было нельзя, ибо название «животные» им никак не подходило. Ведь любое животное, даже вызывающее у многих отвращение, всё же, обладало какой-то своей красотой и гармонией. Эти же существа, как их ни поверни, выглядели абсолютными уродами, совершенно нелепыми и бессмысленными. Казалось, кто-то бездарно, либо – вслепую, вылепил их из глины, совсем не понимая, что же он делает, а затем – оживил и, сам испугавшись своего творения, бросил их на произвол судьбы. Среди них действительно не было в точности похожих друг на друга, поэтому о принадлежности их к одной породе нечего было и говорить. Туловища их были самых разных размеров и форм: неимоверно толстые, совсем круглые или непомерно вытянутые, с сильно выдающейся грудной клеткой и полностью втянутым животом. У других, наоборот, животы были сильно раздуты или висели дряблым, наполовину наполненным мешком. Тела других были ужасно перекошенными, горбатыми или выглядели переломанными, имели в разных местах странные выросты и наросты либо – мягкие, свисающие или колыхающиеся, либо – твёрдые, образованные, очевидно, отростками костей. Головы, в основном, отдалённо напоминали головы людей, но были также самых разных форм. Они, казалось, были жестоким образом разбиты, а затем срослись каждая – по-своему, но только не так, как надо. Их мозговые коробки были то сильно вытянуты вверх, то, наоборот, сплющены, неровные, почти угловатые или правильно шарообразные огромных размеров. Далёкие подобия лиц представляли собой бесконечное разнообразие невообразимо ужасных масок, настолько омерзительных, что к горлу подступала удушливая дурнота. Некоторые из них были просто бесформенными нагромождениями воспалённых кожных наростов, скрывавших все черты, если они вообще там были. Неестественно искривлённые конечности, заканчивающиеся то пальцами, то какими-то непонятными отростками, а то – и вовсе ничем, торчали из самых разных мест, порой, совсем неподходящих. Их длина, толщина и форма также поражали своим разнообразием. Причём, нередко они не были одинаковыми даже попарно, а иногда и все были совершенно разными. Число их также было различным. Часто в дополнение к основным четырём имелись ещё одна или несколько либо недоразвитых, либо достаточно полноценных. Попадались и такие, у которых было лишь три конечности. То же можно было сказать и о числе пальцев. Некоторые существа из-за своего невероятного строения едва передвигались, и казалось, оно вообще не даёт им жизни. Другие, напротив, несмотря на все уродства, были весьма подвижны и, видимо, боеспособны. Каин жадно разглядывал их, впиваясь пристальным взглядом в каждого поочерёдно. Он был изумлён до крайности, хотя за последнее время успел повидать множество удивительных вещей. Но, при полной непохожести строения, он уловил в их облике одно, незаметное при первом беглом взгляде, сходство, которое, мощным противовесом всем различиям, сразу объединило их в одну общность. Это была их кожа. Она то висела дряблыми складками, то туго, до блеска, обтягивала тело. Она либо лежала довольно ровно, либо громоздилась бесформенными буграми. Но везде и всегда она имела рыхлый воспалённый вид, её тут и там покрывали многочисленные рубцы – следы затянувшихся трещин. Не менее многочисленными были свежие трещины и язвы, сочащиеся мутной слизью. Цвет же её был непонятно тёмным, было похоже, что её покрывали хлопья засохшей болотной грязи.

Наконец чудовища, словно опомнившись, зашевелились. Те, кому трудно было двигаться, остались на месте, другие же, что были попроворнее, осторожно двинулись ему навстречу. Каин с досадой понял, что время, отпущенное ему на разглядывание, закончилось, и теперь предстоит схватка. Твари приближались, заходя с боков. Их было более десятка, остальные продолжали топтаться на месте. Каин ждал. Он уже изучил каждый камешек на поле предстоящего боя и представлял себе любое возможное развитие событий. В воздухе свистнули стрелы. Несколько крайних чудовищ, судорожно извиваясь, повалились на землю. Однако воины опасались брать прицел близко к своему правителю, зная, насколько он подвижен, и боясь случайно его задеть. Остальные чудовища разом бросились на Каина. Он же моментально сорвался с места, враз оказавшись за их спинами. Меч засверкал неуловимой молнией, глубоко рассекая уродливые тела и далеко разбрасывая брызги бурой вязкой крови. Существа проворно поворачивались из стороны в сторону, пытаясь уследить за ним, но Каин был быстр и гибок, как горный поток. Он сновал между ними с удивительной ловкостью, выписывая мечом головокружительные фигуры, нанося едва заметные, но смертоносные удары. При этом он, то и дело, обрушивал на врагов железные шары, которые в его руках были лёгкими и послушными, но все, получившие такой удар, валились замертво. Через несколько мгновений схватки вокруг Каина лежали лишь мёртвые тела. Однако толпа чудовищ, успевшая собраться у входа в ущелье, бросилась в атаку вслед за первыми. Стрелы дождём посыпались на них, валя на землю целыми кучами. Телохранители Каина ринулись на врага, в то время как он сам, раскручивая над головой гудящие шары, врезался в передовую группу чудовищ. Ужасные удары буквально разметали их в стороны, другие же, заколотые и разрубленные, падали на месте. Воины разили наседающих тварей копьями и мечами, тесня их обратно к выходу из ущелья. Это удавалось им лишь благодаря тому, что многократно превосходящие их числом существа были безоружны. Будь они вооружены хотя бы чем-нибудь, дело могло бы принять весьма серьёзный оборот. К тому времени, как воины добрались до своего полководца, он успел вновь расчистить вокруг себя площадку, усеяв её трупами. Подступившие чудовища уже не решались приблизиться к нему и держались поодаль. Каин, обрадовавшись передышке, вновь принялся алчно разглядывать их. Телохранители встали позади него, готовые в любое мгновение снова пустить в дело своё густо окровавленное оружие.

Вдруг из толпы выступил настоящий гигант. Ростом он был на две головы выше любого из воинов и был непомерно широк в плечах. Держался он, по сравнению с остальными существами, на удивление, прямо, гораздо больше всех остальных походя на человека. На его огромных руках и ногах громоздились бесформенные, наводящие страх своей величиной, мускулы. Чудовище приблизилось к Каину на расстояние менее десяти шагов и, воздев руки к небу, зарычало громовым голосом. Всем стало понятно, что оно вызывает его на поединок. Вместе с тем, все были крайне удивлены, услышав это рычание, так как до этого ни одно из чудовищ, несмотря ни на что, даже на самые жестокие ранения, не издало ни звука. Голова гиганта была слегка приплюснутой, хотя имела широкий лоб, который сильно выдавался вперёд, как бы опережая всё остальное. Глаза сидели где-то в глубине под нависающими надбровными дугами. Нижняя челюсть была заметно сдвинута влево, и казалось, что верхняя – тоже. Скулы мощными желваками выпирали в стороны. То, что надо было назвать лицом, покрывала вздутая буграми кожа, скрывая и уродуя его черты. Шея имела одинаковую с головой толщину, и всё это походило на торчащую из плеч каменную глыбу. Огромные руки с непривычно удлинёнными предплечьями имели по пять пальцев, два из которых были ненормально длинными и толстыми, заканчиваясь грозными, похожими на наконечники стрел, ногтями. Два последних, напротив, были гораздо меньше и, казалось, имели всего один сустав. Палец же, противостоящий ладони, был совсем уж непомерной толщины, но довольно коротким. Всё это придавало рукам сходство с клешнями краба и говорило о недюжинной силе их хватки. Ноги были немного изогнуты колесом и коротковаты для общего роста, но, в общем, походили на человеческие. Однако ступни выглядели совершенно необычно: они были очень длинными – примерно в половину голени – и сильно расширялись к пальцам, которые едва торчали из них, заканчиваясь не то мощными ногтями, не то – маленькими копытцами. Причём крайние были значительно больше средних. Вместо пятки же назад торчал большой и толстый шип, изогнутый подобно когтю. Вообще, строение конечностей было таким, что казалось, будто существо больше передвигалось на всех четырёх, чем на двух, в основном, лазая по скалам. Огромное туловище выглядело довольно странно среди всей массы уродливых тел, никак не гармонируя с ними. От подмышек до пояса оно было ровным и гладким, словно туго обмотанное тканью, сильно сдавившей его и охватывавшей также плечи. Остальные же части выглядели обычно: вздутая больная кожа грязного цвета, покрытая рубцами и буграми, болталась тяжёлыми складками на границе с перетянутой частью. Каин с большим интересом разглядывал своего противника. Он совсем не испытывал страха, он испытывал жгучее любопытство. Он пытался понять, что за существо стоит сейчас перед ним. Какое-то необъяснимое чувство где-то в его глубине властно настаивало на том, что он должен это сделать, если он хочет называться человеком. Он скорее чувствовал, чем понимал, что появление здесь этих существ не было случайным, что оно является звеном цепи каких-то таинственных событий, происходящих в их землях. И что эти убогие создания, скорее, несчастные жертвы, чем кровожадные враги. И он вдруг почувствовал, что ему совсем не хочется убивать это чудовище. Что, если ему, всё-таки, придётся это сделать, он будет горько сожалеть об этом.

Неожиданно глаза его уловили в облике противника нечто знакомое, всплывшее из уже далёкой памяти. Она подсказывала ему, что подобное существо уже когда-то вот так же стояло перед ним, но выглядело как-то по-другому. Каин, усиленно напрягая её, изо всех сил впился в существо глазами. И вдруг из его памяти блеснул луч, заставивший его остолбенеть: тело чудовища стягивал панцирь тёмного воина! Он словно врос в тело, или разбухшая кожа наросла на него так, что он, казалось, был с ней одним целым. И, судя по тому, как он врезался в тело, он не мог быть надет на него недавно и уж никак не подходил ему по размеру. Догадки мгновенно переполнили голову Каина, одна из которых, встав в полный рост рядом с чудовищем, заслонила собой все остальные: он понял, что то, что стояло сейчас перед ним, когда-то было человеком. Когда-то оно, возможно, это же самое существо, вот так же стояло против него. Но тогда в его руках было оружие, в глазах сверкали разум и железная решимость, великолепно сложенное могучее тело дышало жизнью и волей к победе. Сейчас же оно было необъяснимым образом изуродовано, словно поражено неведомой ужасной болезнью, каждая складка воспалённой кожи словно бы источала смертное тление. Даже огромный рост и устрашающие мускулы, казалось, причиняли их обладателю лишь страдания, обременяя его непосильной тяжестью. А в громовом рычании вместо воли и решимости звучали тупая животная злоба и тоска обречённости. Казалось, оно вовсе не хотело победить в этом поединке, а хотело лишь достойным образом избавиться от страданий, выносить которые у него уже не было сил.

Каин был потрясён. Он был не в силах поднять меч на это убогое и несчастное, да к тому же, безоружное существо. Выпустив из рук оружие, он подошёл вплотную к гиганту и, рассчитывая на проблеск разума, спросил:

– Ты – человек?

При этом он даже не задумался о том, что существо может не понимать его языка. Однако его разум либо был совершенно затуманен злобой, либо полностью угас. Чудовище, прорычав невнятную угрозу, бросилось на Каина и схватило его за руку своей громадной клешнёй, сдавив, словно расщеп дерева. Но Каин ни на мгновение не растерялся. Он молниеносно сообразил, что разум покинул несчастное существо, и взывать к нему бесполезно, а нужно защищать свою жизнь. Опередив вторую железную лапу, он опёрся другой рукой об ужасную конечность, державшую его, и, подпрыгнув, нанёс удар обоими коленями в нависший над ним гигантский подбородок. Ошеломлённое чудовище разжало свою мёртвую хватку, выпустив руку Каина, который очень обрадовался, почувствовав, что она не сломана. Голова гиганта от удара откинулась далеко назад, но он, благодаря своей неимоверной мощи, устоял на ногах. Каин же, изгибаясь в неуловимых и немыслимых движениях, в одно мгновение обежал вокруг него, нанося ему молниеносные, почти неуследимые глазом и, вместе с тем, сокрушительные по силе удары руками и ногами. Гигант, ни разу при этом не колыхнувшись, замер, будто в недоумении, затем, словно подкошенный, замертво рухнул на землю. Его не спас даже терзавший его все эти годы, но когда-то верно служивший ему панцирь. Стоявшая за его спиной толпа уродов замерла, едва заметно переминаясь и не решаясь на нападение.

Каин чувствовал себя опустошённым. Он задумчиво смотрел на поверженного гиганта, пытаясь понять, как здоровые и полные свежих сил, молодые и статные мужчины, искусные и храбрые воины, жаждущие простора, славы, полнокровной жизни и бездонной любви, могли превратиться в этих ужасных и жалких, отвратительных и несчастных, обречённых на мучительную и уже недалёкую смерть, тварей. Какие немыслимые и жестокие силы могли вызвать это превращение? Какое кошмарное волшебство несло в себе облако света, опустившееся тогда на плоскогорье? Кем и за что на них было наслано ужасное проклятие по имени Йог-Сот-Тот? Каин окинул взглядом жуткое воинство, всем сердцем желая, чтобы в них не осталось ни капли разума и памяти. Чтобы они сейчас не могли осмыслить себя и своё существование, чтобы не могли помнить себя и свою жизнь в прошлом. Иначе всю безмерность их страданий просто невозможно себе представить, и лучше уж перебить их всех до одного. Каин содрогнулся, представив себя одним из них. Сколь невыносимыми должны быть воспоминания о великолепии самой обычной жизни в обычном облике с нормальным телом, руками, лицом, кожей, среди обычных нормальных людей, в окружении друзей и семьи. Сколь мучительным должно быть осознание того, что всё это безвозвратно потеряно, что вместо всего этого тебе остаётся лишь убогое, полное страданий, уродливое существование, облегчением которого может быть лишь смерть. И горьким было сознание того, что он ничем не может помочь этим несчастным, да они и не в состоянии были принять какую-либо помощь. Единственное, что он мог для них сделать, это оставить их, предоставив своей судьбе. Безнадёжно вздохнув, Каин подобрал своё оружие и хотел, было, идти назад, как вдруг, подумав, вернулся к трупу своего противника. Желая облегчить его страдания хотя бы после смерти, он приставил остриё меча к краю панциря и, с силой налегая на него, сделал глубокий надрез сверху донизу. Он проделал это несколько раз, затем вставил в надрез клинок и резко повернул его. Панцирь разорвался по всей длине, но от тела не отделился, будто прирос к нему. Каин попытался оторвать его, но то, что он увидел, заставило его зажмуриться и прекратить свои попытки. Кожа белёсого трупного цвета тонкими, похожими на волосы, выростами намертво вросшая в твёрдую кожу панциря, легко разорвалась и повисла клочками. Она была очень тонкой, словно плёнка от внутренностей животных, и совсем непрочной, как плёнка внутри яйца. Из разрыва вяло потекла мутная тёмная жидкость, совсем не похожая на кровь.

Каин отвернулся и отправился к ожидавшим его воинам. С сознанием того, что он сделал всё, что смог, он призвал своих телохранителей вернуться на заставу. Рассказав об увиденном, он приказал не уничтожать эти странные существа без особой нужды. Чудовища больше не предпринимали попыток нападать на заставу. Воины же в течение многих последующих дней наблюдали ужасную картину, как они растаскивали мёртвые тела своих сородичей, а затем, разрывая на куски, жадно пожирали их, не оставляя даже костей. Зрелище было настолько диким и омерзительным, что люди не выдерживали его, впадая либо в панику, либо в глубокую скорбь. Они никогда не видели ничего подобного и представить себе не могли, что такое возможно. У них не укладывалось в голове, что до такого можно дойти, даже изголодавшись после многих дней в бесплодной каменной пустыне. И, хотя у животных они наблюдали такое довольно часто, были убеждены в том, что человек, какие бы изменения и превращения он не претерпел, не мог позволить себе такое кощунство даже ради спасения своей жизни. Лишь постепенно убедив себя в том, что эти существа совершенно лишились разума и превратились даже не в животных, а во что-то низшее, воины примирились с происходящим. Но они не могли смотреть в ту сторону до тех пор, пока пространство перед стенами заставы не опустело. Многие чудовища на их глазах в ужасных мучениях умирали сами по себе без видимых причин, и их постигала та же жуткая участь. Было ясно, что все они поражены какой-то неведомой болезнью, которую, вне всяких сомнений, принёс им тот непостижимый свет, от которого там, на плоскогорье, очевидно, невозможно было укрыться. И теперь они были обречены на скорое и полное вымирание.

Воины расширили и значительно укрепили заставу, и Каин, оставив на ней дополнительные силы, вернулся домой. Его рассказы поражали слушателей и быстро расползались по землям, обрастая бесконечными небылицами, и возвращаясь к нему же в виде совсем уж невероятных сказок. И ему, в конце концов, пришлось рассылать во все стороны вестников, несущих правду, для успокоения вусмерть перепуганного народа. После того, как страсти улеглись, жизнь каинов постепенно успокоилась на много лет, а страшные истории стали местными легендами, неизменно изумлявшими чужестранцев наряду с другими чудесами этой страны.

7

Годы текли плавно и незаметно. В стране каинов воцарился покой. Вслед за ростом населения расширялись посёлки, нередко соединяясь друг с другом. Одному правителю было уже трудно следить за всей страной, и в каждой земле стали избираться свои, местные, облегчавшие правление Верховного. Сыновья Каина стали военачальниками, его же самого, в конце концов, ушедшего на покой, сменил достойный преемник. Новые поколения своим чередом шли на смену прежним. Люди радовались спокойной жизни и, натерпевшись от череды потрясений, были счастливы их окончанию. Однако это были ещё не все потрясения, уготованные каинам Судьбой. Было похоже, что благодатная земля, населённая ими, притягивала к себе все самые непостижимые силы, которые только существуют в мире. А народу, населявшему её, предначертано было заслужить блага ценой тяжких испытаний.

Спустя многие годы после смерти Каина, когда дети его, пройдя свои славные пути, отправились на покой, а страна пребывала в умиротворённости и процветании, неожиданное событие вновь, словно вихрь, всколыхнуло её, заставив затрепетать успокоившийся, было, народ. Однажды в город Верховного правителя вошли двое юношей в доспехах воинов. Они едва держались на ногах, так как были измождены и изранены, а у одного из них, к тому же, были чудовищно обожжены обе ноги. Таких ожогов не видел ещё ни один врачеватель, да и вообще никто, и причинены они были явно не огнём. Юноши сказали, что пришли с заставы, охранявшей вход в долину Йог-Сот-Тота, которой больше не существует, как и её гарнизона. Что уцелели лишь они одни, и только потому, что находились на дозорной площадке высоко на скале. Рассказывать что-либо, из-за крайней усталости, ран и глубокого потрясения, они были не в силах. Их, разумеется, сразу окружили всяческой заботой, а Верховный правитель приставил к ним лучших врачевателей. Однако даже они не смогли спасти обожжённые ноги, и были вынуждены во имя спасения жизни юноши отнять их до колен. Правитель был очень встревожен этим событием и с нетерпением ждал, когда они оправятся настолько, что смогут поведать о случившемся, чтобы определить предстоящие действия. Пока же он лишь отправил в ущелье многочисленный отряд воинов, приказав им без крайней нужды не предпринимать активных действий. Когда же один из юношей, менее пострадавший, достаточно пришёл в себя, правитель вместе со всеми своими помощниками явился к нему и услышал страшную историю. Оказалось, что наводящее неземной ужас, будто воздвигнутое неведомыми злыми силами, плоскогорье посреди мёртвой долины Йог-Сот-Тота послало людям ещё одно жестокое проклятие.

Холодным и сырым ранним утром дозорные увидели движущееся к заставе со стороны долины странное существо. Небо покрывали густые тучи, было ещё совсем темно, и поэтому его заметили, лишь, когда оно было уже у самого входа в ущелье. Дозорные сразу подняли тревогу, и вскоре все стены были усеяны людьми, с изумлением взиравшими на невиданное чудовище, вспоминая рассказы предков. Существо походило на гигантскую змею с длинной массивной головой, без шеи переходящей в одинаковое с ней по толщине тело. Оно было невообразимо длинным, не меньше сорока шагов и передвигалось, по-змеиному, извиваясь. Однако, когда существо приблизилось, все увидели, что оно имело четыре ноги, хорошо развитые, но очень короткие для такого большого тела. Передние находились почти сразу за головой, а задние – ближе к хвосту. И, хотя средняя часть тела скользила по земле, ноги активно помогали ему в передвижении. Оно остановилось перед самой стеной и подняло голову, разглядывая высунувшихся над частоколом людей. В общем, оно напоминало не змею, а очень длинную ящерицу, задние ноги которой были удалены к самому хвосту. Тело грязно-коричневого цвета не имело чешуи, а было покрыто грубой кожей, на вид очень твёрдой. По хребту тянулся похожий на пилу гребень из коротких и толстых, загнутых назад, шипов. Хвост был широким и плоским, словно у тритона. Совсем короткие, но хорошо развитые ноги имели по четыре пальца с острыми, сильно изогнутыми когтями. Огромная вытянутая голова была увенчана несколькими большими шипами на темени, мощные челюсти были сомкнуты. Большие выпученные глаза с круглыми зрачками смотрели холодно и бесстрастно. Но самыми удивительными были два странных выроста, торчавшие сразу позади головы. Они походили на диковинные необычайно ветвистые деревья с удивительными перистыми листьями, настолько густые, что почти сплетались ветвями, образуя пышную гриву. Эти выросты, в отличие от всего тела, имели тёмно-красный цвет. Чудовище медленно поводило головой из стороны в сторону, словно пересчитывая торчащие над частоколом головы воинов.

Воины сразу поняли, что от этого страшилища не стоит ждать ничего хорошего, и стали осторожно готовить оружие. Существо же выглядело совершенно спокойным, даже глаза его, казалось, потускнели. И вдруг бока его раздулись, челюсти разомкнулись, обнажив ряды ужасных зубов, и из кроваво-красной пасти с шипением вырвалась плотная струя белого дыма, которая упругим потоком обдала верхушки частокола почти по всей его длине. Двое молодых воинов, сидевших на скалах по обе стороны заставы, с ужасом наблюдали, как этот зловещий туман окутал стоявших на перекладине людей, а через мгновение они с отчаянными воплями посыпались вниз. Они падали на землю, вскакивали и, закрыв лицо руками, с криками бежали, не разбирая дороги. Другие махали руками, словно пытаясь стряхнуть с себя что-то, третьи просто с воплями катались по земле, обхватив руками голову. Они бегали взад и вперёд, натыкаясь друг на друга и на всё, что попадалось на пути. Похоже было, что все они разом ослепли. Другие же воины, не бывшие на стене, спешили к ним, пытаясь помочь, но не могли понять, что с ними случилось. В считанные мгновения на заставе поднялась невообразимая толчея и паника. Вдруг чудовище, необъяснимым образом перемахнув через стену, очутилось среди воинов. И тут началось ужасное. Гигантское тело вскидывалось высоко вверх и обрушивалось с невероятной силой, оставляя на земле раздавленные трупы. Страшные челюсти лязгали так громко, что эхо разносилось, казалось, по всему ущелью. Растерзанные тела валились направо и налево. Острые, словно ножи, когти вспарывали доспехи, разбрасывая в стороны выхваченные из тел окровавленные куски. Воины пытались поразить чудовище, но, к их огромному изумлению и ужасу, ни мечи, ни копья не могли пробить его грубой и толстой кожи, оставляя на ней лишь лёгкие царапины. Взамен же они получали молниеносные сокрушительные удары. Огромное тело чудовища было удивительно подвижным, а движения – необычайно ловкими и точными. Оно, то и дело, странно изогнувшись, делало невероятные прыжки, преодолевая почти всю ширину ущелья. Кроме того, время от времени, выдыхало вокруг себя струи ужасного дыма, окутывавшего все предметы, с которыми он соприкасался, словно прилипая к ним. Люди, попавшие в него, спустя несколько мгновений, падали замертво. Тварь, тем временем, продолжала свою кровавую работу. Она настигала обезумевших и ослеплённых, одним смыканием челюстей, словно орехи, разгрызая головы или разрывая живот и вырывая внутренности. От ударов огромного плоского хвоста люди пролетали большие расстояния, ударяясь и разбиваясь о камни и стены построек. Обвивая своим длинным телом, зачастую, целые группы людей, чудовище буквально распиливало и перемалывало их спинными шипами. Других же, словно на рога, поднимало на шипы, торчащие изо лба и темени. Одновременно оно хватало приблизившихся цепкими лапами, глубоко вонзая в тело длинные, с пильчатыми краями, когти, наносящие ужасные рваные раны. Расплющенные, изломанные, растерзанные и истекающие ручьями крови тела и их оторванные части кучами лежали уже повсюду среди скользкой и липкой кровавой грязи. Кошмарное зрелище превосходило картины самых жестоких сражений всех времён. Охваченные паникой воины, поскальзываясь на разбросанных внутренностях, пытались укрываться в прочных бревенчатых постройках. Однако вместо укрытий они оказывались в ловушках, ибо чудовище сквозь отверстия или щели вдувало внутрь свой смертоносный дым, заполнявший всё пространство. Некоторое время оттуда доносились отчаянные вопли, переходящие в неистовый захлёбывающийся кашель, затем всё стихало. Лучники пытались поразить глаза чудовища, но оно с удивительной ловкостью уворачивалось то стрел, а затем устремлялось за стрелками вдогонку и, в конце концов, настигало.

Вскоре весь гарнизон заставы был уничтожен. Двое юных дозорных, сидя на скалах, с ужасом наблюдали это кровавое зрелище. И, когда чудовище, окружённое лишь изуродованными трупами да лужами крови, зловеще огляделось вокруг, высматривая, не остался ли кто-то ещё, один из них не выдержал и громко вскрикнул. Существо моментально ринулось к скале и стало стремительно взбираться на неё. В несколько мгновений оно достигло площадки, но юноша успел юркнуть в расселину, на его счастье, оказавшуюся рядом. Эта расселина, настолько узкая, что он едва мог в ней передвигаться, вывела его на вершину скалы. Чудовище же оказалось слишком толстым, чтобы протиснуться в неё. После многих упорных попыток и отчаянных кружений по площадке, оно просунуло в расселину морду и выпустило в неё струю дыма. Дозорный к тому времени уже почти выбрался наверх, но настигавшее его ядовитое облако успело коснуться его ног. Уже откатываясь от края расселины, он почувствовал, что его ноги словно бы опалило огнём, и увидел, как ткань одежды на них осыпается прахом. От нестерпимой боли он громко закричал. Но, на его счастье, у чудовища не хватило ума понять, откуда раздаётся этот крик, и вскарабкаться на вершину, что не составило бы для него большого труда. Второй дозорный, услышав этот крик, безотчётно бросился на помощь другу, но, оступившись, сорвался вниз. Однако пролетел он лишь до ближайшего уступа, благодаря чему не разбился насмерть, а лишь, сильно ударившись о камни, потерял сознание. Чудовище же, продолжая досадливо рыскать по площадке, к его счастью, не заметило этого.

Через некоторое время оно с победным видом спустилось вниз и, на глазах у пришедших в себя воинов, принялось с непостижимой быстротой пожирать мёртвых. Причём выбирало оно лишь убитых, обходя умерших от его ядовитых изрыганий. Юноши, несмотря на невыносимые страдания, не решались сдвинуться с места, чтобы не обнаружить себя.

Чудовище насыщалось весь день и всю ночь. И лишь на рассвете, сожрав все останки, не тронутые его смертоносным дыханием, и заметно растолстев, лениво поползло в сторону долины. Дойдя до частокола, оно навалилось на него своим огромным телом, и половина стены, к огромному удивлению воинов, тяжело рухнула, обломившись понизу. Существо переползло через неё и продолжило свой путь к выходу из ущелья, то и дело, отмечая его кучами зловонных испражнений. И, лишь спустя некоторое время после того, как оно скрылось за скалами, юноши решились спуститься в ущелье. Оба они сильно пострадали: один получил многочисленные раны и ушибы при падении, ноги другого до колен были непостижимо изуродованы. Они выглядели обваренными и высохшими. Кожа стала твёрдой, местами отделившись от мяса, и имела тёмный, совершенно неописуемый цвет, но совсем не выглядела поджаренной, как от огня. Юноша с трудом держался на них, испытывая сильную жгучую боль. Его товарищ, несмотря на свои раны, наложил на его ноги повязки, использовав все лекарства от ожогов, которые только смог найти на опустевшей заставе. Для облегчения боли пришлось употребить траву, дым от которой следовало глубоко вдыхать через особую трубку. После взаимного врачевания юноша, ноги которого не пострадали, поднялся на дозорную вышку, чтобы осмотреться. Однако она вдруг затрещала и закачалась, и, едва он успел сбежать по лестнице обратно, рухнула. Изумлению юноши не было предела, когда он увидел, что столбы, на которых она держалась, в нижней части словно сгорели: они были глубоко обуглены, и поэтому не выдержали его тяжести. Тут он вспомнил об упавшем частоколе и, подойдя к нему, увидел ту же картину. Сомнений не было, брёвна не могли быть сожжены ничем другим, кроме ужасного дыма, выдыхаемого чудовищем. Тогда он взобрался на скалу и, напрягая зрение, стал всматриваться вдаль, пока не разглядел двигавшуюся по дну долины ящерицу, казавшуюся теперь совсем маленькой. Помня о своём долге, юноша хотел проследить её путь, поэтому цепко держал её своими зоркими глазами. Она же, вне всяких сомнений, направлялась прямо к плоскогорью, и следить за ней, благодаря кристальной чистоте воздуха, было совсем не трудно.

Юноша просидел на вершине весь день. От долгого напряжения глаза его сильно устали и могли, под конец, обмануть его. Но он готов был поклясться, что видел, как существо, достигнув, в конце концов, плоскогорья, стало взбираться по его немыслимой круче и, достигнув края, исчезло за ним. Спустившись со скалы, он достал из погреба еду, а затем стал готовиться к ночлегу. Его несчастный товарищ проявлял признаки болезни: его колотил озноб, лицо было бледным, на лбу постоянно выступал пот. Надышавшись успокаивающего дыма, он почти ни на что не реагировал. Юноша хотел устроиться на ночь в одной из построек. Но везде, куда бы он ни входил, слышался зловещий скрип и ещё какие-то леденящие душу звуки, будто лежавшие друг на друге брёвна двигались и расползались. Осветив факелом стены одной из построек, он понял, в чём дело: все они, как и основание частокола, были обуглены. Нижние же, испытывая на себе тяжесть верхних, разрушались на глазах, грозя в любое мгновение осыпаться прахом, обрушив всё остальное. К тому же, постройки были полны изуродованных трупов. Пришлось, разведя несколько костров, ночевать под открытым небом.

Утро после холодной и тревожной ночи выдалось таким же хмурым и промозглым, как и вчерашнее. Оставаться на разгромленной заставе не было никакого смысла. Более того, нужно было как можно скорее оповестить народ об ужасном происшествии и получить помощь. Юноша наскоро смастерил костыли для своего товарища, который был очень плох, но полон решимости отправиться в путь. Затем напоил его различными лекарствами, и они, взяв с собой лишь небольшой запас еды, покинули заставу. Шли они много дней, избрав путь прямиком в город правителя. Обожжённые ноги вскоре совсем потеряли чувствительность и почти отказывались слушаться, постоянно донимая мучительной болью. Другие раны, голод и усталость также всё сильнее давали о себе знать. Но воины из последних сил мужественно продолжали путь. И неудивительно, что, дойдя, наконец, до своей цели, они смогли произнести лишь несколько слов.

История эта с быстротой птицы разлетелась по стране. Привыкшие за много лет к миру и спокойствию люди вновь были ошеломлены и перепуганы. Целое войско с огневым оружием было послано на заставу, где были найдены лишь кучи праха да обугленные головешки. Оружие и утварь беспорядочно валялись повсюду, а останки воинов лишь смутно угадывались в кучках коричневого пепла, рассыпающихся при прикосновении. Заставы больше не существовало. На её месте остались лишь погреба для запасов. Много дней простояло войско у выхода из ущелья, пока от правителя не пришёл приказ перекрыть его, насколько это возможно. Опытные воины рассудили, что простой завал даже до самого верха едва ли остановит чудовище, легко карабкающееся по крутым скалам. И поэтому в ущелье на большом его протяжении было сооружено множество хитроумных ловушек, каждая из которых грозила попавшему в неё смертью, каким бы огромным и могучим он ни был. На вершинах скал на протяжении всего ущелья через достаточные промежутки были расставлены наблюдательные посты, готовые, в случае опасности, подать и передать сигнал. Этими мерами, до каких-либо событий, было решено ограничиться. Люди, вновь почувствовав себя в безопасности, очень скоро успокоились. Ведь страшное место находилось далеко от поселений. А чудовище, которое почти никто не видел, было, судя по описанию, столь невероятным, что в его существование верилось с большим трудом. И, к тому же, оно было всего одно, а не полчища, как во времена Каина. Поэтому вся эта история выглядела либо как древняя легенда, либо как вновь придуманная сказка.

Однако не прошло и трёх лет, как неведомая жестокая смерть обрушилась на посёлок, расположенный невдалеке от гор, но довольно далеко от долины Йог-Сот-Тота, где такой напасти уж никак не ожидали. Несколько спасшихся жителей рассказывали о гигантской змее, беспощадно убивавшей и пожиравшей людей и животных, а затем скрывшейся в ночной тьме. Нападение произошло так внезапно, и было таким стремительным, что людей охватил ужас, и они даже не подумали о какой-либо обороне. Они даже не успели опомниться, и всё, на что были способны, это попытки спасаться бегством, в большинстве – безуспешные. Большой отряд воинов, посланный местным правителем в пострадавший посёлок, обнаружил там картину, очень похожую на ту, что нарисовали в своём рассказе уцелевшие юноши со злополучной заставы. Там царил полный разгром, многие дома были разрушены, а на земле тут и там лежали обезображенные трупы, не успевшие ещё обратиться в пепел. Воины долго шли по странным следам, оставленным, по словам спасшихся, загадочным существом, но, в конце концов, потеряли их. Было ясно, что чудовище ушло далеко, и преследовать его нет смысла.

После этого происшествия каины поняли, что история о погибшей заставе – вовсе не легенда, а страшная правда, грозное предупреждение о грядущих бедах. Началом же их было даже не появление в небе ужасного Йог-Сот-Тота, а самое первое, ставшее уже преданием, нашествие неведомых захватчиков. Теперь стало совершенно ясно, что все эти кошмарные события были звеньями одной чёрной цепи, волею злой судьбы протянувшейся через их земли. А, возможно, начались они и гораздо раньше, с появлением на Земле зловещего, выглядевшего язвой на её теле, плоскогорья. И, с содроганием вспоминая рассказы видевших его и испытавших на себе его таинственную гнетущую силу, каины, неожиданно для себя, дали ему имя. Оно пришло из уже забытого языка одного из племён, из которых в давние времена сложился их народ. Плоскогорье было названо «Льен-Го», что на том древнем языке означало «Посылающий проклятия».

8

И беды не заставили себя ждать. Через каждые два-три года, а то и через год, небольшие селения стали подвергаться жестоким нападениям ужасного чудовища. Происходили они в разных частях страны, зачастую, на значительном удалении от гор. И, в конце концов, весь народ перестал чувствовать себя в безопасности, ибо невозможно было предсказать, где и когда оно появится в следующий раз. Чудовище нападало внезапно, обычно – ночью или на рассвете, появляясь, словно ниоткуда. Для всех оставалось страшной загадкой, как ему при его размерах удавалось подбираться к селениям столь незаметно. Оно обрушивалось стремительно, словно ураган, проявляя необъяснимые способности в считанные мгновения учинять полное опустошение. Казалось, целью его было убить всех и сразу, и достигало оно её с непостижимым успехом. Людей при этом охватывали ужас и паника, начисто лишая воли и здравомыслия. Даже самые мужественные из них с трудом могли сохранять самообладание, однако это почти ничего им не давало. Противостоять чудовищу было невозможно, ибо оно было практически неуязвимо для любого оружия, не говоря уже о его огромной силе и ловкости. Спастись же от него можно было, лишь убегая и прячась, и удавалось это лишь тем, кого оно теряло из виду. Оно было настоящим мастером убийства, необычайно виртуозно используя для этого весь свой жуткий арсенал. Те, кому довелось наблюдать это ужасное зрелище, рассказывали, что всё его тело, все его части были словно специально созданы для этого. Всё это работало настолько чётко и слажено, настолько точны, изощрённы и уместны были движения, что чинимое им убийство выглядело настоящим искусством. Само же чудовище казалось сложным приспособлением, придуманным и сделанным искуснейшими мастерами для уничтожения всего живого. Оно молниеносно настигало свои жертвы, необъяснимым образом вовлекая в эту кровавую пляску целые группы людей. Его челюсти и когти, рога и хвост, спинной гребень и кольца тела действовали совершенно отдельно во все стороны, захватывая и калеча жертвы, каждый – на свой лад. Либо же они работали все вместе, исполняя каждый – свою часть. Даже складки грубой кожи способны были захватывать и удерживать жертву, пока на ней не сомкнутся могучие кольца или не настигнет сокрушительный удар хвоста. Гигантские прыжки помогали ему настигать самых быстрых, а невероятная цепкость позволяла взбираться куда угодно. Оно стремилось убить как можно больше, всех, кто хоть мимолётно попался ему на глаза, чтобы затем сожрать без остатка. Количество же съеденного им могло быть поистине огромным, многократно превосходящим его размеры. При этом все очевидцы неизменно указывали на то, что оно очень редко пускало в ход своё испепеляющее дыхание, и с отвращением обходило то, чего оно коснулось. Переведя дух после насыщения, оно неспешным шагом уходило, причём, далеко не всегда в сторону гор. Поэтому люди начали, было, предполагать, что оно не одно, что эти твари, расплодившись, расползлись уже по всей стране. И страх распространился среди людей, сковывая души и холодя сердца.

Однако последующие события показали, что существо было, всё же, лишь одно. Во-первых, не было ни одного случая хотя бы двух одновременных нападений в разных местах. Во-вторых, очень уж много времени проходило от одного до другого. Было совершенно ясно, что, если бы существ было больше, нападения происходили бы чаще. И, наконец, это подтверждал один яркий факт. Конечно, люди, стремясь обезопасить себя, неустанно ломали головы над способами противостояния чудовищу, придумывая огромное количество хитростей, ловушек, приспособлений и оружия исходя из его внешнего облика, повадок и способностей. Многие из них оказывались весьма действенными, и порой существо, израненное, уходило прочь. Однако, всякий раз, спустя некоторое время, оно вновь возвращалось и, словно обученное, мастерски обходило все уловки, на которые попадалось ранее. Словом, оно никогда дважды не попадало в одну и ту же западню. Такой опыт, разумеется, могло накопить лишь одно и то же существо. Поразить же насмерть его никак не удавалось. Невиданные ловкость и выносливость неизменно позволяли ему избежать гибели. И даже совсем обессилившему, ему всегда удавалось отбиться от преследователей, метко поражая их своим жгучим ядом, сколько бы их ни было, и скрыться.

Но, даже будучи одно, оно стало настоящим тираном народа каинов. Оно повисло над ним, как настоящее проклятие, неотвратимое и несокрушимое, подобно череде пожаров или землетрясений. Ибо никакое боевое искусство и оружие не давало людям перевеса в схватке с ним. Бросить же против него большие силы не представлялось возможным, так как невозможно было предсказать место его следующего появления или, хотя бы, выследить его. А само оно избегало крупных поселений и больших скоплений людей.

И так продолжалось из года в год, из поколения в поколение, из века в век. Какое-то время люди надеялись, что чудовище, в конце концов, издохнет само по себе. Но проходили десятилетия, а оно продолжало свои кровавые нашествия с не иссякающими силами. И постепенно они смирились с этим, как с роком, как с неизбежностью, посланной откуда-то свыше, как с расплатой за многие годы спокойной жизни. Надежда осталась лишь на то, что всё как-то образуется само собой. Но случилось так, что своё счастье они вновь смогли завоевать сами.

Однажды маленький отряд, шедший с границы, где он нёс службу, случайно наткнулся на насытившееся в очередной раз чудовище, отдыхавшее среди непроходимого бурелома. Отряд состоял из опытных, бывалых воинов, много лет охранявших рубежи страны. Им удалось, не обнаружив себя ни звуком, ни запахом, обложить чудовище сплошным костровым кольцом и поджечь его со всех сторон. Сухой бурелом запылал жестоким пламенем, уцелеть в котором было совершенно немыслимо. Однако поразительная способность выживать позволила твари и на этот раз обмануть смерть. Ей удалось зарыться глубоко в землю и просидеть там без дыхания до тех пор, пока пламя не уничтожило всё, что могло гореть, и не погасло. Воины, желая выяснить, уничтожено чудовище или нет, пробрались в самый центр пепелища. И тут, к их безмерному изумлению и ужасу, оно вдруг предстало перед ними, совершенно невредимое. Схватка была жестокой, но совсем короткой. Как ни храбры и искусны были воины, они, как и никто до них, не смогли одолеть чудовище и полегли все, кроме одного. Он был тяжело ранен в самом начале и оказался за пределами взгляда кровожадного существа. Это позволило ему выжить, и единственное, что он мог, это бессильно наблюдать за происходящим, чтобы затем поведать об этом, положив тем самым начало пути к избавлению.

В числе воинов отряда были трое родных братьев, умелых и бесстрашных военачальников. Они первыми встали против чудовища, стараясь заслонить собой молодых воинов. Вместе с отрядом двигался небольшой обоз, в котором ехали их семьи. Расправившись с воинами, чудовище напало на него. И все, кто там находился, включая маленьких детей, были съедены заживо.

Тяжкая скорбь в очередной раз овладела людьми, узнавшими об очередной трагедии. Но был один человек, которого охватила не скорбь, а жгучая ненависть, громовой протест против бессильной покорности и непреодолимое желание избавить свой народ от кровавой тирании и вечного страха. Трагедия потрясла его до глубины души, ибо съеденные дети появились на свет на его глазах, а погибшие братья выросли бок о бок с ним. Это был четвёртый, самый старший брат в некогда большой семье, первенец седьмого поколения прямых потомков доблестного Каина. Звали его Йон. В прошлом знаменитый военачальник, участник многих боевых действий на границах своей родины, он, в конце концов, оставил военное ремесло во имя достижения внутренней гармонии и единения с окружающим миром. Такое решение он принял после долгих бесед с престарелыми мудрецами, пришедшими издалека и попросившими приюта в земле каинов. По их словам, они подвергались гонениям на своей родине и были вынуждены её покинуть. Много лет Йон провёл в пустынных уголках вдали от населённых мест, бродил по лесам и степям, поднимался на высокие горы и спускался в тёмные пещеры. Всё это время он пытался слиться с окружавшей его природой, чтобы обрести то состояние, в котором он пребывал, едва появившись на свет. По словам чужеземных мудрецов, в этом состоянии человек способен внять её откровениям и прозреть пути к полной телесной и духовной гармонии с ней, являющей источник истинного счастья. По его словам, сказанным впоследствии, ему это не удалось. Но ему открылось множество тайн этого мира, которые открываются лишь тому, кто кропотливо и самозабвенно наблюдает его, не насилуя грубыми вторжениями. И именно это, в конечном счёте, помогло ему исполнить великую миссию защитника своего народа.

9

Печальная весть о гибели близких и горячо любимых людей долетела до него, когда он предавался созерцанию гармонии прекрасного уголка природы, где кроме него не бывал ещё никто, и поэтому здесь она была первозданной, не тронутой разрушающим прикосновением. Уже который день он почти неподвижно сидел на берегу живописного маленького озера, питаемого водопадом, среди буйной растительности, ничем не нарушая этого дикого покоя. Он внимал волшебным голосам этого мира и вглядывался в его чудесные картины, стараясь слиться с ним в одно целое. Услышав будто откуда-то издалека незнакомый голос, поведавший ему о случившемся, он сначала не поверил своим ушам. Свет померк в его глазах, и пустота отчаяния окутала его. Горе утраты было безмерным. Вместе с ним из памяти всплыли рассказы о бесчисленных кровавых вылазках жуткой твари, происходивших на протяжении уже четырёх веков. Боль его народа была его болью, и смерть родных стала лишь ещё одной каплей в эту чашу горьких слёз. Бессмертное чудовище казалось порождением каких-то высших сил, но в сердце Йона ни на мгновение не промелькнуло смирение с неизбежным. Напротив, оно наполнилось жаждой встать на его пути и заставить его вернуться туда, откуда оно пришло в этот мир.

Первым стремлением Йона было собрать большое войско и силой железа и огня уничтожить кровожадную тварь. Однако разум и опыт военачальника быстро охладили его. Они в один голос напомнили мудрое правило, что, прежде чем атаковать врага, нужно как можно больше узнать о нём. Из рассказов о невиданных боевых способностях чудовища было совершенно ясно, что простой натиск неминуемо обернётся большими потерями, что чудовище продаст свою жизнь очень дорого. Борьба с таким необычным врагом требовала особой тактики, способной обеспечить наименьшие потери и безусловно победный исход. И Йон погрузился в раздумья. Он, сколь мог, подробно вспоминал все описания существа, его облика, движений, приёмов схватки, повадок, пытаясь на основе всего этого составить какое-то представление о его возможных слабых местах. Но, хотя таких описаний было довольно много, все они были весьма однообразны и явно недостаточны. В них не содержалось каких-то небольших, но главных деталей, без которых невозможно было достроить нужную часть картины.

После многих бесплодных попыток Йон вдруг вспомнил о мудрецах, которые в своё время явили ему глубокие знания мира и удивительные способы мышления, не свойственные простым людям. И он решил обратиться к ним в надежде, что они хотя бы укажут ему верное направление поисков. Не долго думая, он отправился в путь. Мудрецов он нашёл на том самом месте, что было выбрано ими самими для проживания, в добром здравии и, к немалому его удивлению, за прошедшие годы совершенно не изменившимися в облике. Йон поведал им о случившемся, о своём стремлении избавить народ от очередной напасти и обратился к ним со страстной мольбой о помощи в поисках путей его осуществления. Мудрецы не были удивлены новым кровавым деянием твари, ибо эти истории стали совершенно обычными. Они восхитились стремлением Йона спасти народ от этого многовекового проклятия, если понадобится, ценой самопожертвования. Они одобрили его мудрость и осмотрительность и выразили готовность оказать посильную помощь. Однако они сами ни разу не видели этого чудовища и представляли его себе также лишь по рассказам других людей, которые, зачастую, сами пересказывали не из первых уст. Выходом, по их словам, могло быть призвание на помощь умения мыслить. Один из них обратился к Йону:

– Едва ли это существо было сотворено без образа и подобия. Времена Творения, породившего всё многоличие природы, давно прошли. В последние времена новое появляется лишь из старого, нося, в той или иной мере, его черты. Мне приходилось слышать о превращениях одних существ в другие, но новые всегда неизбежно наследовали черты породивших их. Это существо появилось неожиданно, но оно не могло возникнуть из ничего. К тому же, его появлению предшествовали известные тебе события. Не связаны ли все они между собой? Ты много и внимательно наблюдал окружающий мир. Постарайся припомнить, не попадалось ли тебе что-либо похожее. Я предчувствую, что именно твоя память и твой разум укажут тебе правильный путь.

Эта мысль при всей своей неожиданности была такой простой и естественной, что Йон удивился тому, как она не пришла в голову ему самому. Она блеснула столь ярко, что сразу озарила его память, так что ему даже не пришлось напрягать её. Он вспомнил случай, происшедший несколько лет назад. Тогда он по бесконечному извилистому коридору проник в глубокую пещеру, где царил вечный непроглядный мрак. Свет факела озарял низкие каменные своды, нависавшие над головой тяжким гнётом. Ноги скользили по влажному, холодному и очень неровному полу. Воздух там был сырой и тяжёлый, рождая неприятные, как при болезни, ощущения. Звуки шагов и падающих капель отдавались во тьме резким неестественным эхом. Дыхание же было болезненно свистящим. Мрак и холод создавали иллюзию мёртвой бесконечности. Казалось, выйти обратно к солнечному свету уже невозможно, что незыблемые врата между двумя мирами закрылись навсегда, и вся оставшаяся жизнь пройдёт в безнадёжных скитаниях во мраке среди холодных камней. И невозможно было себе представить, что в этом потустороннем мире может существовать какая-то жизнь. Однако Йон, к своему удивлению, обнаружил, что она здесь существует: своя, странная и удивительная, порождённая этим удивительным миром.

Свет факела озарил поверхность подземного озера. Самой поверхности, правда, не было видно из-за кристальной прозрачности воды, но её выдавали круги от падающих сверху капель. В него вливался ручей, тёкший вдоль стены пещеры, образуя в этом месте небольшую мелкую заводь. По её поверхности вдруг побежала рябь, и показалось что-то движущееся. Йон, затаив дыхание, осторожно подошёл к краю лужи. Изумлению его не было предела: в ней, извиваясь, словно змея, неторопливо плавало странное существо. Он сначала и принял его за змею, ибо тело его было тонким, длинным и необычайно гибким и грациозным. Находка была столь неожиданной, что Йон задрожал от любопытства и, забыв об осторожности, протянул руку и схватил неведомое существо. Оно вяло извивалось в его руке, не проявляя никакой агрессивности. Воткнув факел между камнями, Йон принялся жадно рассматривать удивительное животное. Длиной оно было в полруки, а толщиной – не больше двух пальцев. Цвет его тела был непонятно бледным, и казалось, что оно пропускает сквозь себя свет. У него совсем не было глаз, на их месте имелись лишь едва заметные бугорки, а позади них торчали странные выросты, похожие на маленькие, но необычайно перистые листики. Окрашены они были немного ярче остального тела. Тут же Йон обнаружил, что это вовсе не змея. Во-первых, оно не имело чешуи, а было покрыто мягкой блестящей кожей. Но, самое главное, оно имело четыре совсем небольшие ноги, на которых едва ли могло передвигаться по суше. Передние располагались почти сразу за головой, а задние – у самого хвоста, который был сильно сплющен с боков. Существо продолжало извиваться и неуклюже двигать лапками, стараясь освободиться. Вспомнив, что водяные животные могут высохнуть и погибнуть на воздухе, Йон бережно опустил его в воду. Очутившись в родной стихии, существо ловко и изящно задвигалось и, помогая себе своими короткими ногами, быстро исчезло среди камней.

Йон много раз спускался к подземному озеру, наблюдая жизнь его обитателей, к которым проникся необъяснимой симпатией. Он пытался постичь эту странную жизнь в мире вечного мрака и холода. Но чем дольше он её наблюдал, тем больше убеждался в том, что она почти ничем не отличается от жизни там, в мире света и красок. Конец его наблюдениям положила драматическая картина ожесточённой схватки нескольких существ. Было это крайне удивительно, так как все их повадки говорили о полной безобидности. Теперь же они словно взбесились, и, в результате, одно из них получило серьёзное ранение: у него оказались почти полностью оборваны головные листики. Причём, оторваны они были не зубами, которых у этих животных, возможно, и вовсе не было. Они были просто счёсаны о камни. После этого несчастное существо стало вести себя очень необычно: оно отчаянно пыталось выбраться из воды, судорожно раскрывая при этом рот. Было похоже, что ему стало трудно дышать. Йон поймал его и заботливо перенёс в другую, мелкую лужу, заметив при этом, что из ранок обильно выступает кровь. Он долго оставался рядом, стараясь всячески помочь раненому животному, истратив почти весь запас факелов. Но, в конце концов, оно погибло, замерев на выступавшем из воды камне, на который в очередной раз пыталось выбраться. Очевидно, эти причудливые листики являлись какой-то очень важной для жизни частью тела. Это происшествие сильно опечалило Йона. Он взял мёртвое животное и вынес его наверх, в этот тёплый и ласковый, хотя и совсем чуждый для него мир, и бережно закопал в землю…

Это воспоминание поразило Йона. Он не видел кровожадного чудовища, но все его описания точь-в-точь повторяли общий облик тех маленьких существ. Но какие ужасные силы могли превратить одно из них в такое страшилище?! А может быть, всё же, оно было лишь похоже на них, как большая змея на маленьких? И насколько можно быть уверенным в том, что ветвистые деревья у него на шее являются его слабым местом? И, если это так, то как до них добраться? На эти вопросы он не смог дать себе ответа и решил снова обратиться к мудрецу.

– Их сходство несомненно, – сказал мудрец. – Но, если бы чудовище было создано силами Творения помимо тех маленьких тварей, то, во-первых, оно было бы далеко не одно. Во-вторых, они существовали бы уже давно, и мы знали бы о них, ибо при таких огромных размерах невозможно остаться незамеченным. Теперь вспомни первые рассказы о нём. Оно, судя по всему, пришло с плоскогорья Льен-Го и затем вернулось на него. На этом плоскогорье тоже есть пещеры, и, очень возможно, что в них тоже обитают такие существа. А теперь вспомни, что ещё рассказывают об этом месте. Когда-то его посетил неведомый небесный огонь, превратив людей в совсем уж невероятных тварей, в которых уж точно никто бы не признал людей, если бы на них не было доспехов. Мне же приходилось слышать об этом огне и другие истории. И все они связаны с подобными превращениями, зачастую, ещё более удивительными. Я уверен, и неспроста, что мы столкнулись именно с таким превращением. Причём оно оказалось очень удачным, так как все приобретения, полученные животным, оказались лишь полезными, позволившими ему не только выжить в этом мире, но и столько времени держать в страхе целый народ.

– Твои слова разумны и убедительны, – продолжал Йон. – Я готов поверить в это превращение. И, если это так, то загадочный воротник чудовища тоже должен быть для него какой-то важной частью, а значит, слабым местом. И поэтому я должен избрать своей целью именно его, и надеяться, что мы с тобой не ошиблись, ибо ошибка эта будет стоить жизни не только мне. Но как мне достать эту цель? Ведь чудовище столь велико и подвижно, что просто так с земли до этих отростков не дотянуться.

– Чудовище сильно и проворно, и, конечно, одними силой и проворством с ним не справиться. Чтобы победить его, нужна хитрость. У него прекрасные зрение, слух и нюх. Их нужно обмануть. К тому же, обычное оружие может оказаться слабым против его тела. Лучше подобрать для этого такое оружие, которое уж точно не подведёт. Удар же, который ты нанесёшь, также должен быть верным, ибо он будет только один, и лишь от тебя зависит, кому он принесёт победу, а кому – гибель. Не мне учить тебя наносить удары, но всё же, прими совет: чувствуй его, чтобы правильно размерить силу.

Со словами искренней благодарности расставаясь с мудрецом, Йон чувствовал удовлетворение и воодушевление. Мудрец сказал немного, но Йон, как стратег, сразу разглядел путь, указанный им. Он уже представлял себе все предстоящие действия, которые, в случае правильности их расчётов, должны были привести к победе. Нужно было лишь выследить чудовище. Ещё нужно было найти подходящее оружие, и Йон знал, где его искать. От мудрецов он отправился в Священный город, хранивший память о Чужаках. В этот город ещё в те времена переселились мастера, создавшие Шедевры, которые с тех пор, вместе с искусством их ремесла, передавались из поколения в поколение потомков. Сюда со всех концов страны приходили желающие постигнуть это искусство, возвращаясь домой признанными мастерами. Йон вошёл в дом знаменитого оружейника и, рассказав о своих намерениях и о советах мудреца, попросил подобрать для него оружие, отвечающее требованиям их замысла. Оружейник радушно пригласил его последовать за собой в дом другого оружейника. Тот, в свою очередь, пригласил их в свою мастерскую, где снял со стены меч в кожаных ножнах и протянул его Йону.

– Это – великий Шедевр, рождённый в кузнице Чужаков двухлетним кропотливым трудом моего далёкого предка, который затем сражался под началом твоего предка. В него вложена мудрость Чужаков, подаренная ими мастеру и воплощённая в его освобождённой мысли. Этот меч наделён её непревзойдённой силой, которую ты почувствуешь, взяв его в руку. Ему пока не довелось проявить её, так как он ещё не был освящён прикосновением к оружию врага и омыт его кровью. Возьми его во имя своего народа и исполни священную миссию избавления его от незаслуженного проклятия. Пусть этот меч будет талисманом твоей победы. Я верю в неё, ибо иначе и быть не может. И когда ты свершишь это святое дело, пусть он будет тебе наградой, ибо его место – в руках Воина.

Удивлённый до крайности, Йон вынул меч из ножен. Клинок, представший его глазам, был непривычным во всех отношениях. Он был непривычно тонким и изящным – слишком тонким и изящным для оружия. Непривычной была его форма: с двойным волнообразным изгибом и расширением у острия. Непривычной была его острота: она, казалось, резала даже смотрящий на лезвие глаз. Непривычной была роспись, покрывавшая клинок. Это был едва различимый рисунок в виде замысловатых волн и разводов, выполненный непонятным образом. На его фоне были отчеканены иероглифы, повествующие о далёких, ещё самых первых сражениях с захватчиками, в которых изобретательность воинов позволила одержать первые победы. Непривычной была рукоять: она была непривычно удобной, словно была сделана по его руке и, казалось, повторяла каждый бугорок ладони, хотя была совершенно прямой. Её также покрывали рисунки, нанесённые на кость между скрепляющими её железными кольцами. Там было изображение божественного света на священной горе, были изображения каинов, приветствующих это послание свыше. Было изображение головы Чужака, как впоследствии узнал Йон, единственное в стране за все времена, сделанное раньше, чем было решено не изображать Их. Было также изображение какого-то непонятного существа, похожего на рыбу, которое явно было здесь лишним, так и оставшись загадкой. Лишь один участок остался пустым, словно ожидая своего рисунка, который отразит ещё одну невероятную веху в истории народа, достойную быть отмеченной здесь. Йон удивлённо взирал на пресловутый Шедевр, и все эти непривычность, изящество и вычурность рождали в его душе недоверие. Он не мог понять, как всё это вообще можно использовать в битве. Но, едва он крепко сжал рукоять и сделал рукой несколько движений, недоверие исчезло без следа. Ибо то, что он почувствовал, было поистине чем-то удивительным. Ему показалось, что эти движения по приказу его разума выполнил сам меч, опередив руку и увлекая её за собой. При этом всё тело само по себе молниеносно перегруппировывалось для наилучшего выполнения каждого из них. Изумлённый, Йон сделал несколько боевых выпадов. При этом у него вдруг появилось необъяснимое чувство, будто меч стал частью его руки. Повинуясь разуму, он двигался так легко и точно, как ещё не двигалось в его руках никакое другое оружие. Всё тело при этом двигалось ему в унисон, казалось, без участия разума, словно меч сам управлял им. Разум лишь успевал отмечать безукоризненность и абсолютную правильность этих движений. Оружейник поднял длинный и толстый деревянный черенок и указал на него. Йон привычно взмахнул клинком так, чтобы по цели пришёлся косой удар самого острия. Он понятия не имел о твёрдости черенка и почувствовал её лишь в момент соприкосновения с ним. Он почувствовал, как лезвие вошло в дерево, как оно проходило сквозь него, пересчитывая разрезаемые волокна. Почувствовал, как сила удара начала ослабевать, и, сам того не осознавая, налёг на рукоять, чтобы помочь. И лишь когда обрубок черенка упал на землю, Йон вспомнил слова мудреца. Конечно, он умел чувствовать свои удары, что всегда помогало ему правильно размеривать их силу. Но таким тонким и ясным это чувствование не было ещё никогда. Он словно, вслед за клинком, прощупал разрезаемое дерево пальцами. Напоследок Йон с силой рубанул воздух сверху вниз. То, что он при этом почувствовал, вновь поразило его: тонкий и изящный клинок вдруг стал тяжёлым, словно кузнечный молот. Он со свистом рассёк воздух и наполовину ушёл в утоптанный земляной пол мастерской. Причём Йон совершенно ясно почувствовал, в каком именно месте клинка собралась вся эта тяжесть: это была самая широкая его часть недалеко от острия. Йон перевёл дух. Ему приходилось держать в руках множество мечей, но на его памяти не было ничего даже отдалённо подобного этому. Всякий раз руке приходилось долго учиться чувствовать меч. Этот же она почувствовала сразу и несравнимо глубже, чем любой другой. И Йон понял, о чём говорил мудрец: этот меч был тем самым оружием!

– Как такое возможно? – благоговейно спросил он.

– Всё дело – в сочетании размеров, формы и веса, – ответил мастер. – Рука должна быть правильно нагружена: ни меньше, ни больше. Это трудно понять, если ты не мастер. Мой почтенный предок кропотливо работал над каждым мизинцем этого клинка. И то, что ты почувствовал, не единственное его достоинство. Тебе ещё предстоит оценить его сполна.

Вновь удовлетворённый и воодушевлённый, Йон покинул Священный город. Он спешил, ибо предстояло сделать ещё многое. Однако Судьба не торопила его: встреча с чудовищем состоялась лишь через два года. За это время Йон успел многократно и тщательно обдумать план предстоящего сражения, предусмотрев множество вариантов, зависевших от местности, времени суток, погоды и многих других особенностей. Он набрал отряд надёжных воинов, заказал защитную одежду, расставил на большой территории наблюдательные посты и составил систему сигналов оповещения о передвижениях чудовища. Неустанно упражняясь во владении мечом, он овладел им в совершенстве, не переставая удивляться и восхищаться его поистине волшебными свойствами. Постоянными учениями со своими воинами до тонкостей отработал предстоящие боевые действия. Словом, подготовка к сражению была проведена самая тщательная. Оставалось лишь дождаться…

10

И вот однажды дозорные лагеря, в котором уже два года жил Йон со своим отрядом, ожидая вестей, увидели сигнал. В нём сообщалось, где именно было замечено чудовище, направление и скорость его движения, и расстояние до ближайшего селения. Судя по всему, чудовище вышло на очередную охоту.

Времени было в обрез. Однако всё необходимое было подготовлено заранее, и воинам оставалось лишь оседлать лошадей. Лагерь находился в самом центре наблюдаемой территории, во всех окружающих селениях были постоянно готовы свежие лошади, так что путь к любому месту занял бы самое короткое время. Подав сигнал о своём выступлении, отряд, сколь мог – быстро, двинулся в путь. Гонцы, посылаемые им навстречу, постоянно сообщали обо всех последующих сигналах, поэтому Йон был в курсе всех передвижений чудовища. Оказалось, что оно двигалось не в направлении ближайшего селения, а просто наугад, на авось, что позволяло выиграть время. А то, что оно двигалось по прямой, позволяло примерно определить место встречи с ним. Йон прекрасно знал ту местность и, прикинув, послал из очередной деревни сигнал. В нём он передал свои распоряжения, кратко изложив план действий. Жители ближайших деревень должны были заманить существо в небольшую долину, изобиловавшую разбросанными по земле огромными валунами, и с помощью различных хитростей задержать его там до подхода отряда. Люди, захватив с собой одежду из толстой грубой ткани, пропитанной смесью воска, порошка глины и растёртых трав, отправились на место. Эта одежда, как считал Йон, должна была защитить их от смертоносного дыма. К тому же, она перебивала их запахи, а её цвет был превосходной маскировкой. Смельчаки появились на пути чудовища, быстро поняв, что особым умом оно не отличается, к тому же, не обращает никакого внимания на неподвижные предметы. Существо живо отреагировало на людей и бросилось за ними вдогонку, но, стоило им залечь в заранее присмотренные укрытия, оно потеряло их из виду и, в конце концов, прошло мимо них. При этом оно, нисколько не смутившись, продолжило путь в новом направлении, даже не попытавшись вернуться на прежнее. Следующая группа людей без труда направила его в сторону назначенного места. Спустившись в долину, существо остановилось перед первыми камнями, словно почувствовав недоброе. Чтобы не дать ему повернуть назад, люди стали показываться из-за валунов, мгновенно исчезая. Наконец, чудовищем овладел азарт, очевидно, подогреваемый голодом. Оно начало преследовать их, проворно ползая между камнями. При этом поиски его постепенно становились всё более осмысленными, и казалось, что оно начало разгадывать уловки людей. Несколько раз оно едва не растерзало неподвижные странные предметы, но, на их счастье, всякий раз было вовремя отвлечено другими. Людьми постепенно овладевал страх. На помощь им пришли начавшие сгущаться сумерки, в которых существо видело явно хуже и больше полагалось на слух и нюх. Люди, быстро поняв это, стали разбрасывать между валунами свежие шкуры и кости животных, а также втыкать в землю зажжённые факелы. Чудовище с досадой глотало кости, и метания его по лабиринту камней становилось всё более беспокойными. В конце концов, совсем сбитое с толку, оно взобралось на вершину гигантской глыбы и просидело на ней неподвижно до самого рассвета.

На рассвете в долину прибыли воины во главе с Йоном. Здесь их ждали местные жители, пригнавшие небольшое стадо. Йон начал торопливо изучать нарисованный на пергаменте план долины, на котором были отмечены все камни. Выбрав подходящее место, он велел пастухам гнать туда животных, сам же, объяснив воинам их задачи, спешно отправился на выбранную им позицию. Облачившись в грубую, напоминавшую короб, одежду под цвет камня, густо пропитанную соками растений, он занял место на одном из двух огромных валунов, лежащих рядом, образуя между собой проход достаточной ширины. Воины с запасами огненного порошка притаились в недалёких укрытиях. Их основной задачей было обеспечить отход в случае неудачи. Пастухи расположили стадо ниже по склону на значительном удалении. Камней на пути к ним было немного, поэтому стадо было хорошо видно. Часть воинов вместе с жителями деревни продолжали манить чудовище в нужном направлении. Главной задачей сейчас было заставить его пройти между двумя валунами.

Проглоченные вчера кости лишь обострили голод чудовища, и оно с остервенением бросилось вдогонку за дразнившими его людьми. Сегодня обмануть его было намного труднее. Оно явно намеревалось атаковать каждого очередного загонщика, замершего под маскирующей одеждой, и быть бы беде, если бы его внимание не привлекал следующий. Тогда существо оставляло сомнительную добычу и устремлялось за несомненной. Люди поражались его сообразительности и начали уже беспокоиться, не разгадает ли оно их совсем. К счастью, засада была уже близко. Чудовище же вошло в азарт и совсем не выказывало настороженности. И вот очередной загонщик скользнул в проход между камнями, на одном из которых недвижимый, словно изваяние, затаился Йон. Остановившись перед ними, чудовище повело головой из стороны в сторону, словно чувствуя опасность. Но камень, лежащий на глыбе, не вызвал у него подозрений, зато подпрыгивающий невдалеке непонятный предмет укрепил его решимость. Существо двинулось в проход. Все, кто наблюдал это, замерли в огромном напряжении, и лишь Йон своей железной волей сохранял спокойствие. Он знал, что ни телу, ни голове его напрягаться нельзя, чтобы не дрогнуть в самый нужный момент, и великолепно владел собой. Он видел, как зловещая громада вползает в проход, и хладнокровно ждал.

Чудовище втиснулось между валунами и снова замерло, но вдруг увидело стадо. Пастухи будоражили животных, заставляя их двигаться и подавать голоса. Вид столь богатой добычи воодушевил голодное существо, и оно двинулось дальше. Йон полузакрытыми глазами наблюдал, как эта невиданная масса заполняет проход. Он не разглядывал существо: разглядывать было не время. Он ждал, когда вот эта его часть поравняется вон с тем выступом камня. Когда голова чудовища миновала проход, оно вновь замерло. Животные в стаде уже громко ревели и, подгоняемые пастухами, скакали вприпрыжку. Чудовище приникло к земле, готовясь к броску. Удивительные пышные деревья на его затылке встали стоймя, соединившись в ажурную гриву, и налились пурпуром, выдавая алчное возбуждение. В тот же момент Йон выскользнул из своего короба и едва уловимым прыжком очутился на самом краю валуна. Во второй прыжок он вложил всю свою силу и, преодолев огромное расстояние, опустился обеими ногами на шершавый и упругий загривок. Чудовище молниеносно вскинулось и мотнуло головой из стороны в сторону, отчего Йон взлетел вверх и, описав в воздухе дугу, покатился по земле. Вслед же ему с шипением неслась смертоносная белая струя, обращая в прах сухую траву. Но Йон вдруг изогнулся и, резко изменив направление, покатился в сторону. Струя же понеслась дальше, постепенно рассеиваясь. Йон, тем временем, уже стоял на ногах, сжимая в руке меч. Падение не причинило ему никакого вреда, ибо он прекрасно умел падать. Он смотрел на чудовище, которое всё ещё торчало из прохода, опершись о землю передними ногами и высоко подняв голову. Ярко-красные деревья на ней, казалось, троекратно выросли и были объяты пламенем. Но это были уже не деревья: из небольших пеньков на затылке вверх и в стороны, обильно орошая всё вокруг, били два высоких и упругих фонтана крови. Это удивительное превращение со стороны выглядело совершенно необъяснимым. Но в то неуловимо короткое мгновение, которое Йон находился на спине чудовища, он успел дважды взмахнуть мечом. Он вновь почувствовал, как лезвие движется сквозь неведомый материал, усердно перерезая какие-то тяжи. Он щедро добавлял усилие, когда чувствовал, что оно ослабевает. И два раза сердце его ёкнуло от радости, когда он почувствовал, что клинок преодолел сопротивление и движется свободно. Взлетев же от мощного толчка вверх, он успел заметить, как два таинственных выроста, словно скошенные травинки, упали с головы чудовища. А летя по воздуху, он лишь благодарил Чужаков и светлую голову мастера за этот чудесный внутренний изгиб клинка. Ведь, не будь его, будь клинок прямым, ему не хватило бы длины, чтобы в той обстановке с одного взмаха срезать их полностью.

Выбравшись, наконец, из прохода, чудовище обратило на Йона оскаленную ужасными зубами морду. И вдруг в воздух взлетел туго наполненный мешок, и, пролетая возле самого его носа, был пронзён вылетевшей откуда-то с другой стороны горящей стрелой. Вспышка яркого пламени с оглушительным хлопком и клубами чёрного дыма на мгновение скрыла его из виду. Оно же, оглушённое, ослеплённое и испуганное, отпрянуло назад. Йон молил все естественные и сверхъестественные силы о том, чтобы они помогли ему как можно дольше затянуть время. Когда чудовище, опомнившись, показалось из рассеивающегося дыма, глаза его снова горели злобой и решимостью уничтожить всё на своём пути. Кровь уже не била фонтанами, а струилась по телу обильными потоками. Оно вновь обратило на Йона свой испепеляющий взгляд, и он заметил едва уловимую медлительность в его движениях. Существо глубоко и тяжело вдохнуло воздух, Йон же размахнулся и метнул меч, который на половину своей длины вонзился ему в глаз. Сомкнув челюсти, чудовище задохнулось, закашлялось, испуская из ноздрей и пасти клубы своего смертоносного дыма, и упало грудью на землю. Некоторое время оно билось, отчаянно глотая воздух, затем всё ещё проворно поднялось на ноги и принялось, изогнув голову назад, взмахивать лапой, пытаясь зацепить когтями рукоять меча, торчащего из глаза. В конце концов, ему это удалось. Оно вырвало меч из глаза, отшвырнув его в сторону. И тут оно в первый раз оступилось, сильно качнувшись в сторону и припав на ногу. Йон, прячась за камнями, бросился к упавшему мечу, и вдруг заметил, что кровь перестала стекать с шеи чудовища. Подобрав брошенный кем-то длинный шест, он разбежался и, упёршись им в землю, взлетел на большой камень рядом с существом, которое, снова поднявшись на ноги, качнулось в другую сторону. Дыхание его стало заметно тяжелее. Йон увидел на месте пеньков от срубленных выростов багровые пенные шапки и понял, что кровь, загустев, закупорила раны. Изумившись в очередной раз его жизненной силе, Йон с помощью шеста опять спрыгнул ему на спину и срубил пеньки почти до основания. Чудовище вновь сбросило его, но уже не с такой силой и быстротой. Кровь снова брызнула фонтанами, щедро окропив летящего Йона. Но фонтаны быстро ослабели, превратившись в потоки: бо́льшая часть крови покинула тело. Чудовище вяло повернуло в сторону вставшего на ноги Йона голову с отвисшей челюстью, второй глаз его уже не сверкал, хотя был ещё полон злобы. И тут всё его невообразимо длинное тело содрогнулось от первой судороги. Оно выгнулось дугой и жутко затряслось, затем передняя часть рухнула на землю, и оно стало биться и извиваться в ужасных предсмертных конвульсиях. Йон отбежал подальше, чтобы не быть раздавленным этой огромной массой, и робкая недоверчивая радость начала наполнять его душу. Он понял, что мгновения чудовища сочтены. Кровь всё ещё текла из ран, разбрызгиваясь в такт его судорожным движениям. Оставшийся, сильно выпученный глаз казался чем-то чужеродным, изо всех сил старавшимся покинуть своё вместилище. Дыхание также стало прерывистым и жадным, словно существу не хватало воздуха.

Судорожные биения чудовища продолжались довольно долго, постепенно ослабевая. Дыхание, став похожим на захлёбывающийся кашель, также угасало. Кровотечение снова остановилось, но освежать раны, судя по всему, было уже не нужно: существо умирало. Глаз ввалился, закатился и потускнел, наполовину прикрывшись веком. Вытянутые ноги с растопыренными пальцами медленно обмякали. Йон подошёл ближе: что-то заставило его это сделать. Вместе с ликованием в его душе появилась тяжёлая задумчивость. Он снова вспомнил умиравшее на его глазах маленькое животное в глубине холодной пещеры. Его вдруг осенила мысль, что именно ему, в конце концов, народ каинов обязан своим избавлением. Ведь оно своей смертью подсказало Йону путь к победе, и неизвестно, как бы всё обернулось, не окажись он её свидетелем. Оно, вне сомнений, заслужило благодарности и почестей от всего народа, а его захоронение достойно было быть отмечено надлежащим образом, чтобы люди могли воздать ему должное. Вместе с тем Йон проникся глубокой жалостью к другому существу, таящемуся где-то в глубинах этой огромной поверженной массы. Существу, которое, будучи слабым и безобидным, волею злой Судьбы превратилось в беспощадного сеятеля и жнеца Смерти. Ибо само оно не было повинно в этом, став безропотной жертвой неведомых жестоких сил, явившихся из-за грани Постижимого в обличии света Тьмы, имя которому – Йог-Сот-Тот. Именно они были повинны в несчётном множестве кровавых смертей и вечном ужасе, висевшем над многими поколениями его предков. Кошмарное же существо, движимое в своей жестокости не более чем голодом, было лишь слепым и безотчётным орудием их разрушительной сути. Что-то подсказывало Йону, что их чёрные дела вершатся непрерывно в разных уголках Земли в бесконечном разнообразии своих жутких проявлений. Что происходило это с самого возникновения мира, и будет продолжаться до самого его конца, если он когда-нибудь наступит. И чем дольше смотрел он на поверженное и уже безопасное чудовище, тем больше видел в нём то маленькое и беззащитное животное, казалось, совершенно не приспособленное к жизни и жестоко ею обиженное. И, в довершение всего, безжалостно изувеченное и обречённое на гибель его рукой… С этими, самому ему непонятными мыслями, он, непроизвольно и неожиданно для себя, подошёл к неподвижному существу и сомкнул веки на его помутневшем глазу.

Тут он почувствовал, что он не один. Обернувшись, он увидел своих воинов, целых и невредимых в полном составе, а также – всех их помощников из окрестных деревень. Все они безмолвно стояли поодаль, не решаясь приблизиться, и с ужасом взирали на лежащего гиганта, не веря в то, что он мёртв. Йон, вложив меч в ножны, направился к ним и, со слезами на глазах, принялся обнимать всех по очереди. Люди, наконец, очнулись, и ими овладело неистовое ликование. Не помня себя, они прыгали и плясали, как маленькие дети, катались по земле, обнимали друг друга, громко смеялись и плакали. Это продолжалось до тех пор, пока они совсем не выбились из сил. Затем они уже без страха собрались вокруг чудовища и принялись с огромным любопытством его разглядывать. Ведь они, сытые по горло многочисленными ужасными рассказами о нём, никогда не видели его своими глазами. Им казалось чудом, что они просто смотрят на него совершенно спокойно, ничего не боясь, и могут полностью утолить своё любопытство. Они были первыми, кто получил такую возможность, ведь всем другим при встрече с ним было совсем не до разглядывания. И их переполняла безграничная гордость за то, что это именно они сами обеспечили такую возможность не только себе, но и всему народу, гордость за то, что именно они низвергли это вековое чёрное проклятие, и безграничная радость тому, что народ, наконец, избавлен от ужасной тирании и многолетнего неодолимого страха. Радость тому, что он, наконец-то, вздохнёт с облегчением и вернётся к такой желанной спокойной и мирной жизни. Чтобы полностью удостовериться в гибели страшилища, они с большим трудом разрубили его твёрдую кожу и перерезали ему глотку вместе с шейными жилами, из которых неторопливо вытекли остатки крови. Затем, оставив здесь небольшой дозорный отряд, все двинулись в обратный путь.

Благодаря системе сигналов и быстрым гонцам, невероятная и радостная весть о гибели чудовища мгновенно разлетелась по стране. Со всех её концов к долине Крови потянулись нескончаемые вереницы людей, жаждущих увидеть место, откуда пришло их избавление, и, конечно же, само чудовище. Это паломничество продолжалось несколько месяцев, и люди не переставали удивляться тому, что оно за это время даже не начало разлагаться. Они поражались его жизненной силе, которая не иссякла даже после смерти. Получив возможность свободно и безопасно разглядывать его, они поражались всему, каждой мельчайшей черте его облика, ибо оно было поистине невиданным, первым и последним за всю Историю.

Год пролежало оно без признаков тления и внешних изменений. И, лишь когда его решили попытаться сдвинуть с места, оказалось, что оно стало неожиданно лёгким. Вероятно, оно просто иссохло, но невиданно твёрдая кожа скрыла признаки этого. Долго люди спорили о том, как с ним поступить. Одни предлагали зарыть его в землю с почестями, как храброго и сильного врага, чтобы похоронить вместе с ним все его злодеяния и причинённые страдания. Другие советовали поставить его где-нибудь на видном месте, как напоминание о пережитых бедах и предостережение на грядущие времена. Третьи говорили, что его нужно вернуть туда, откуда оно появилось – на плоскогорье Льен-Го, чтобы таким образом запереть на нём те злые силы, что, возможно, там ещё остались. Было много и других предложений, но, в конце концов, все согласились с одним: чудовище решили предать огню. Этот ритуал включал в себя всё, что содержали все остальные, взятые вместе. И после того, как он был совершён, в каждое селение люди унесли мерку его праха, чтобы бросить его в землю, придав ей, тем самым, его неодолимую жизненную силу, и оградив себя от грядущих напастей. Ибо оно, даже будучи побеждено человеком, так и не было побеждено силами природы. Так, неожиданно, при жизни вселив в сердца людей великий страх и великую ненависть, после гибели это удивительное существо стало одним из символов их народа, прошедшим сквозь бездну Времён.

Значительному смягчению людской ненависти способствовал рассказ Йона о происхождении существа, о том, как и кем оно было обречено на безотчётную жестокость во имя пропитания. И глубокой благодарностью прониклись они к его несчастному погибшему собрату, объявив его священным животным. А над его могилой они воздвигли курган из камней, принесённых из пещеры, в которой он обитал, чтобы его покой отныне согревали два мира: тёплый и ласковый, но чуждый ему, и его родной, хотя и холодный и слепой. Йон же попросил искусного мастера вырезать его изображение на рукояти меча, там, где, словно именно для него, было оставлено пустое место. Затем настала очередь его самого. Со всей страны в Священный город собрались самые уважаемые старейшины, чтобы передать ему безграничную благодарность народа, ликованию которого вот уже целый год не было предела. По настоянию знаменитых мастеров – потомков создателей великих Шедевров они вручили ему меч, прославивший его и прославленный им, принёсший в его руках благодать его народу. Этот меч был объявлен высоким знаком Верховного Военачальника. Йон никак не ожидал этого, так как его намерением было вновь удалиться в мир природы. Однако, всецело преданный своему народу, он, не колеблясь, принял это высокое бремя, поклявшись свято и самозабвенно служить ему, как и все его доблестные предки.

Вместе с ним благодарностей и почестей был удостоен мудрец, подавший Йону ценные советы и направивший его мысли в нужное русло. Благодарный народ был готов осыпать мудрецов несметными богатствами, но они, неожиданно, высказали лишь одно пожелание, да и то, весьма странное. Они попросили разрешения поселиться на плоскогорье Льен-Го… Они сказали, что их жизнь до прихода в земли каинов была неприкаянной и полной невзгод, сверх всякой меры утомив их тела, разум и души. И сейчас их единственной мечтой является уединение в каком-нибудь потаённом уголке, которое принесло бы им желанное умиротворение. Место же, охраняемое от всех столь дурной славой, вполне им подходит и нисколько их не смущает. Они попросили помочь им в восхождении на него, дать им семена растений и вещи, необходимые для самой скудной жизни. И ещё они попросили провожать к нему всех желающих, подобных им и пришедших по их стопам. Как ни удивительным было их желание, оно было со всем радушием исполнено благодарными каинами. Мудрецы, обеспеченные всем необходимым, скрылись за краем зловещего плоскогорья, и с тех пор их никто не видел. Зато довольно часто: по несколько раз в поколение, в землях каинов стали появляться люди самой различной внешности, которые расспрашивали о племени мудрецов-отшельников, прося проводить к месту их обитания. Никому из них не было отказано в такой просьбе, и все они неизменно исчезали за этими непостижимыми скалами, словно уходя в другой мир.

С тех пор народ каинов обрёл желанное спокойствие. Ничто больше так сильно не всколыхивало его жизнь, и она потекла размеренно и обыденно. Менее значительные события, разумеется, происходили постоянно, постепенно меняя жизненные уклады людей и облик страны. Разрастающаяся страна делилась на провинции, города меняли своё местоположение, правители накапливали богатства, соревнуясь друг с другом в степени процветания своих территорий. Всё это способствовало разобщению некогда сплочённого, братского народа, живущего едиными стремлениями. Росло также его отмежевание и отстранение от других, даже соседних общностей людей, чего никогда не было раньше. Пограничные укрепления, воздвигнутые когда-то для защиты от врагов, приобрели совсем другой смысл. Они теперь служили для разграничения пространства, подчёркивая обособленность и независимость живущих за ними. Народ каинов с его укладом, обычаями и традициями медленно, но неуклонно растворялся в поколениях своих потомков, несущих Новое. Жизнь менялась, и даже само слово «каин» постепенно приобрело другой смысл. Оно перестало быть именем людей, а стало означать что-то, стоящее над ними. Оно уже не объединяло их в неразрывную общность, а загоняло в непонятные и непривычные границы, делая жизненное устройство каким-то нелепым, пренебрегая накопленной веками жизненной мудростью. И многое из того, чем жили, гордились и славились каины, было забыто, канув во тьму Времён. Лишь немногие воспоминания, став легендами и сказками, продолжали жить, сами уже не помня, что в них осталось от правды, а что добавилось вымыслом. Они по-прежнему продолжали поражать воображение чужестранцев, разлетаясь затем по свету и рождая удивительные легенды уже о само́й стране.

Вообще-то, название «летопись» не совсем подходило к этому повествованию. Ясно чувствовалось, что оно было далеко не полным. И это, на мой взгляд, было хорошо, ибо полная летопись заняла бы, пожалуй, не сундук, а, трудно даже представить, какое вместилище. Да и на прочтение её понадобилось бы неизвестно сколько времени. Написавшего её интересовали, очевидно, лишь определённые события из истории этого народа и, похоже, написать он хотел именно о них. И, скорее всего, лишь услышав о них, он и обратил внимание на этот народ и его историю. Это становилось понятным сразу, так как часть его истории, не связанная с этими событиями, была описана очень кратко, скупо и небрежно, видимо, лишь для того, чтобы сохранить связь времён и плавность переходов. И, к моей неописуемой радости, получилось так, что меня интересовали именно те же события. И казалось, что это повествование было написано специально для меня. Будто Аллах, решив даровать мне свою милость, сам послал его мне в руки. Да и чем ещё, как не милостью Аллаха, могла быть такая удача: ведь эти письмена пропутешествовали неизмеримые расстояния и просуществовали неисчислимые времена, за которые они могли осесть где угодно, пройти мимо любыми другими путями, и даже быть уничтоженными или потеряться. Но они, после всех своих бесконечных странствий, попали именно ко мне! Вероятность происшедшего была столь ничтожной, что я никак не мог поверить в простую случайность. У меня опять появилось уже знакомое мне чувство, что это был очередной знак Судьбы, продолжавший череду подобных, посланных ранее. Я перебрал их в памяти и ощутил благоговение и вожделение, ибо их цепь походила на лестницу, ведущую вверх. Каждая ступень поднимала меня в моём познании всё выше и уводила дальше, позволяя с этих высот охватывать всё новые, более обширные горизонты моего пути к Желаемому. И я ещё и ещё раз уверялся в том, что этот путь предначертан мне и что он, в конце концов, приведёт меня к чему-то столь невероятному, чего я, даже после всего, уже увиденного, просто не мог вообразить.

Я был бесконечно благодарен братьям за эту бесценную находку. Ведь я теперь во всех подробностях знал о том, о чём лишь обмолвились два величайших мудреца в моей жизни: Почтенный Дервиш и бессмертный жрец Великого Ктулху. Я знал историю народа, имевшего глубокие сношения с теми, кто приходит и уходит, а также – его славных героев Каина и Йона, видевших своими глазами и испытавших на себе великие и ужасные силы Властелинов миров, сошедшиеся и вставшие друг против друга на их земле. Я знал теперь истинные облик и историю легендарного Тифона, знал, кем он был на самом деле и кем, на самом деле, он был порождён. Я знал, что означали изображения на рукояти моего меча: на ней были отмечены наиболее яркие и необычные вехи истории каинов. И, разумеется, меня переполняли восторг и гордость, когда я представлял себе, что за оружие я держу в руках: как произошло и с чем связано его появление на свет, кто был его обладателем, какие великие дела его прославили, и, наконец, каков его возраст! Я получил достаточно точное описание ещё одной расы тех, кто приходит и уходит, повергшее меня в полное изумление и вызвавшее страстное желание увидеть их воочию, хотя даже с его помощью я так и не смог представить их себе в полной мере. Впоследствии неоднократно перечитывая его, я каждый раз представлял их по-другому. Зато теперь я смог лучше представить себе, как могли выглядеть их обоюдно полезные сношения с людьми. Прочитав это повествование, я словно увидел наяву невероятное порождение неведомого мира и его всемогущих обитателей, по имени Йог-Сот-Тот. У меня сразу появилась мысль о его родстве с Хазаат-Тотом, об их общем происхождении и даже о том, что, возможно, это – одно и то же, только разные народы, в силу каких-то причин, называют его по-разному. Возможно, они, почему-то, при его приближении слышат разные сочетания звуков. Когда же я прочитал об описанных здесь жутких превращениях, я понял, что африканский карлик, Призраки и их животные – лишь безобидная игра по сравнению с тем, на что вообще способны эти силы. Я был глубоко поражён яркости описания таинственного плоскогорья Льен-Го, необъяснимо влекущего к себе бессмертных мудрецов. Возможно, они стремились туда в надежде отыскать там какие-то остатки Мудрости, воплощённой в сущности, отобранной Йог-Сот-Тотом у жертв, принесённых Великому Ктулху тёмными воинами. А может быть, такие жертвы приносились там неоднократно, в те времена, когда близлежащие горы и долины ещё не были заселены каинами. Или же просто мудрецы почему-либо находили его удобным для себя, а его ужасная слава могла послужить им защитой от преследований, которым они когда-то подвергались. Я также понял, хотя это и не стало для меня неожиданностью, что Великий Ктулху в своё время имел на Земле большое влияние, если поклонявшиеся ему народы обитали в таких разных, столь отдалённых одна от другой, её частях. Кстати, об этом говорили также свитки, которые дал мне Почтенный Дервиш.

Многие и многие мысли посещали мою голову после прочтения этой бесценной летописи. Я не знал всего, что было известно о тех, кто приходит и уходит Почтенному Дервишу, но, после ознакомления с ней и посещения Вавилона, был уверен, что знаю о Них не намного меньше, а может быть, и вовсе не меньше, чем он. Меня удивляло, пугало и вдохновляло то, что все эти, открывшиеся мне, удивительные тайны, опрокидывающие и ставящие с ног на голову абсолютно всё, не вызвали у меня страха, не помутили моего разума, не лишили меня желания к дальнейшему проникновению в них. Напротив, они разожгли во мне ещё большее стремление продолжать этот путь. После краткого отдыха в покое и довольстве своего дома мне предстояла встреча со славным городом Мемфисом, и на пути в Дамаск я уже предвкушал чудесные открытия, вне всяких сомнений, ожидавшие меня в его подземельях. Уверенность моя была порождена, хотя и весьма скупыми, словами беззаветно отдавшего всего себя своей вере жреца, принявшего, в конце концов, смерть от рук того, кто даровал ему бессмертие. Раньше подобные предвкушения вызывали у меня противоречивые чувства, меня охватывали робость и неуверенность в том, хватит ли у меня сил воспринять их, выдержат ли их мои воля и разум. Теперь же от них не осталось и следа. Я чувствовал себя совершенно уверенно, считая, что я вполне подготовлен к любым, самым невероятным событиям и встречам, даже если какая-то из них станет для меня последней и самой короткой. Я был готов даже к такому исходу, не испытывая никакого страха. Эта готовность совершенно спокойно встретить свой конец взросла и окрепла во мне ещё во времена моих военных походов, когда смерть всё время находилась где-то рядом и в любой момент могла выбрать меня. Сознание этого стало совершенно привычным и теперь сопровождало меня повсюду, не причиняя какого-либо беспокойства. И единственное, чего бы я пожелал, если это вдруг свершится, это – чтобы мой последний миг был озарён хотя бы ещё одним потрясающим разум открытием.