Нелюбовь

— Таня, если ты не поторопишься, мы в пробках застрянем, — муж крутится у зеркала и смотрит на себя явно скептическим взглядом.

— Я уже давно готова, Костя. А ты так необычно выглядишь, — подхожу к нему и оглаживаю смокинг под рельефным крепким телом.

— Как дебил? — мрачно спрашивает он, мельком гладя меня по спине. — Смокинги эти, черные галстуки… Почему нельзя нормальные деловые костюмы носить на эти благотворительные вечера?

— Потому что дресс-код Black Tie подразумевает смокинг. Костя, тебе же всего тридцать один год. А ты ворчишь, как старый дед, — с трудом удерживаюсь, чтобы не взъерошить светлые волосы. С тщательной укладкой он выглядит каким-то чужим и слишком идеальным.

— Я себя на сорок чувствую. Или на пятьдесят. Особенно в этом дурацком фраке.

— Смокинге, Костя. Не путай. Ты же Ленский, не позорь фамилию, — улыбаюсь я и помогаю завязать черный галстук. Идеально.

— Из хорошей семьи, но куда мне до князей, — фыркает муж, но я вижу цепкий взгляд зеленых глаз. Сердце начинает биться чуть быстрей.

— Ты лучший, Костя, — глажу его по широкой груди. Все же как смокинги меняют людей. Сразу появляется стать.

— Я знаю, — он слегка улыбается, берет мою руку и целует пальцы. Этот нехитрый жест вызывает легкую дрожь. Мы уже десять лет женаты, а я до сих пор не привыкла к тому, что он целует мне руки.

— Ты такая красивая. Просто королева, — шепчет он и прижимает к себе.

Я вижу себя в зеркале. Да, мы хорошо смотримся вместе. Он в черном смокинге, я — в красном длинном струящимся платье с открытыми руками.

— А Марк уснул, ты смотрел? — думаю, идти ли к младшему или не стоит его тревожить.

— Да, Мария Петровна с ним. Не ходи, а то проснется, заревет, и ты не никуда не поедешь. И никто не увидит, какая у меня красивая жена, — он улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Черт, да мы просто воплощение дурацкой рекламы: молоды, богаты, красивы и многодетны. Так сладко, что тошнит. Так не бывает.

— Кстати, Разумовский вернулся. Слышала? — небрежно бросает муж.

Да, так сладко не бывает… Дима… Три года. Уже три года я старалась не думать о нем. А теперь — вот оно. Сердце падает вниз с оглушительным свистом. Все эти годы спокойствия и стабильности — треснули, словно тонкий лед.

— Ну приехал и приехал… — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Все уже быльем поросло. Будем улыбаться друг другу и делать вид, что мы друг друга рады видеть. Как и последние десять лет.

Костя смотрит на меня, прищурив глаза. Будто сканирует. Не верит.

— Пора ехать, — тяну я, стараясь разорвать зрительный контакт.

Выходим из спальни на широкую лестницу. Всюду следы ремонта. Большой дом — большой ремонт.

Выскакивают дети

— Отдай, отдай! — голос Влада звенит от отчаяния.

— Почему я должен отдавать?! Это мой комикс! А ты его засрешь, — гневно отвечает Виталий. Темные глаза, упрямый подбородок… Как же он похож на Диму.

— Мама! — серые глаза Влада смотрят с такой тоской, что я не выдерживаю.

— Отдай ему комикс, — говорю я, возможно, чуть резче, чем нужно. Нельзя показывать. Нельзя давать им понять.

Старший сын вскидывает голову и смотрит на меня темными глазами. В них читается обида и непонимание. Будто знает, что я чувствую.

— Почему? Почему всё ему?

— Он младше. Вы братья. Нужно учиться делиться, — не могу смотреть в эти темные глаза и отворачиваюсь.

«Он не виноват, Виталий не виноват», — птицей бьется в голове мысль. Но все равно не могу. Не получается любить его так, как Влада.

— Всего на год младше, — сын не сдается.

— Виталий, не испытывай мое терпение, — даже не пытаюсь скрыть раздражение в голосе. Так глупо спорить с десятилетним мальчиком. Но я чувствую себя слабой рядом с ним.

— Спасибо, мамочка! Люблю тебя, — Влад льнет ко мне всем телом. Не могу сдержать умиления и целую детский лоб.

— Мелкий подлиза, — Виталий швыряет комикс в брата и попадает. Тот мгновенно разворачивается и, кажется, сейчас опять начнется драка.

— Так, — наконец-то включается муж. — Пацаны, давайте без махача. Влад, хватит манипулировать матерью. Виталий, не ведись на провокации. И если подеретесь, оба без приставки неделю будете сидеть.

— Вы поздно вернетесь? Можно в приставку поиграть? Мамочка, пожалуйста! — светловолосый Влад обнимает меня и проникновенно смотрит в глаза.

— Хорошо, — не могу ему отказать. Ни в чём. — Только вместе. Вы же братья, вы должны поддерживать друг друга, а не драться.

Виталий фыркает, но молчит.

— Ну, всё, пошли уже, — Костя уже нервно поглядывает на часы. — Мария Петровна за вами присмотрит, слушайтесь её. Отбой в десять. И я серьезно насчет драки. Будут лишние синяки у кого-то — оба получите. Влад, тебе особое указание: не лезь к брату.

Теперь возмущенно, но молча фыркает Влад.

— Пошли, пошли, — Костя обнимает меня и ведет к двери. — А то никогда не уйдем. Мне еще эту речь дурацкую нужно повторить.

Наконец-то мы на заднем сиденье в машине. Водитель мягко трогается и включает кондиционер. Чувствую горячую руку мужа на колене.

— Что ты так Витальку шпуняешь? — говорит, чуть склонив голову. — Даже мне неприятно. Он же не виноват. А Влад из тебя веревки вьет. Думаешь, он не видит?

Резко сбрасываю его руку.

— Думаешь, я плохая мать? — гнев вспыхивает ядовитым огнем. Пусть скажет!

— Ты хорошая мать, но Витальку зря шпуняешь. А Владу зря всё позволяешь. Надеюсь, с Марком придем к золотой середине, — Костя прищуривает зеленые глаза и становится похож на сердитого кота.

— Наверное, я слишком рано стала матерью, — вздыхаю я. — Может с Марком действительно получится наверстать. Но мне действительно тяжело смотреть на Виталия.

— А как ты будешь смотреть на Разумовского? — голос мужа бьет по нервам.

Как я буду смотреть на моего первого мужчину? На мою первую любовь? На отца моего первенца?

Темная комната. Дима, злой и пьяный. Мои крики. Боль. Отчаяние.

И на человека, который меня изнасиловал, когда я решила от него уйти? И на человека, чьих прикосновений я боюсь и жажду до сих пор?

— Так же, как и раньше. Мы же иногда пересекались после того инцидента, — стараюсь выпрямить спину.

Чуть поднять голову. Концентрируюсь на ощущениях в мышцах. Это здорово отвлекает от внезапно накатывающих слез. Я очень боюсь и одновременно очень хочу его увидеть. Эта двойственность сводит с ума. Как смотреть на огонь — знаешь, что обожжешься, но не можешь отвести взгляд. Как будто что-то уловив, Костя обнимает меня, и я расслабляюсь в кольце сильных рук.

— Я всегда буду рядом, Таня, — чувствую поцелуй в висок. — Ты же моя дражайшая супруга и мать моих сыновей.

Не могу сдержать короткий смешок и кладу голову ему на грудь. Как же хорошо. Но я знаю, что это лишь временное облегчение. Встреча с Дмитрием неизбежна.

Мы приехали. С неохотой разрываю теплые объятия мужа. Любезный водитель открывает дверь. Выхожу и холодный воздух бьет по щеке. Конец августа и в воздухе уже отчетливо пахнет сладким пряным тленом и разложением листвы. Обнаженные плечи ёжатся под неласковым ветерком.

— Может тебе пиджак дать? Смокинг этот, — муж обнимает меня за плечи, стараясь укрыть от ветра.

— Не надо, скоро зайдем в помещение. Роскошное место, — я смотрю на старинную усадьбу — место благотворительного вечера.

— Ага, — кивает Костя. — Бывшее родовое гнездо Разумовских. Продал его после смерти бабушки, переехал просто в особняк. Как все нормальные люди.

— Ипотеку-то еще не взял? — не могу сдержать улыбки, но на душе тревожно.

Я не видела его три года. А его рук на себе не чувствовала лет пять. Душу заполняет удушливый стыд.

Почему я не могу отказать?