Немигающий объектив

Год 2049. США

Этан Мюррей провалился в потрёпанное кресло, и пыль встревоженной тучей вспорхнула в луче заходящего солнца. Он только что вернулся с прослушивания на роль «испуганного прохожего номер 2», и вкус неудачи был у него во рту, как будто он лизнул батарейку — горький и металлический. Его агент, Сэм, человек, от которого всегда пахло дешёвым пивом и отчаянием, бодро бубнил в трубку: «Парень, у тебя есть потенциал, я чувствую! Просто нужно, черт побери, правильное амплуа!»

«Амплуа для роли “парня с подносом”», — мрачно подумал Этан и отшвырнул телефон в сторону.

Именно тогда пришло письмо. В его забитом спамом ящике оно светилось неестественно белым, как надгробие при лунном свете. Логотип «Olympus Entertainment». Он уже было потянулся удалить его, но взгляд зацепился за строчку в теме, «Приглашение к участию в кинопроекте по мотивам романа Стивена Кинга».

Сердце Этана ёкнуло. Он открыл письмо.

«Уважаемый мистер Мюррей,

Наше внимание привлекла ваша уникальная энергетика. Мы приступаем к экранизации культового романа “Долгая прогулка” и ищем не актёров, а участников. Это не игра. Это опыт. Мы создаём не просто фильм, а окно в реальность, где каждая эмоция, каждая капля пота и усталости будет подлинной. Мы не можем раскрыть всех деталей — это разрушит магию кино. Но уверяем вас, это перевернёт ваше представление об искусстве. Если вы готовы к вызову, мы ждём вас...»

Этан перечитал письмо трижды. Звучало безумно. Заманчиво-безумно. «Не актёров, а участников». «Окно в реальность». Имя Кинга гипнотизировало. Это был не просто шанс. Это был билет из мира ролей прохожего или трупа в мир легенд.

**"*"

Офис «Olympus» оказался стерильным бетонным кубом на отшибе, куда, казалось, даже свет солнца боялся заглядывать. Внутри пахло стерильностью и деньгами. Менеджер, мужчина с лицом человека, который давно перестал различать людей в лицо и видит только строки в контрактах, молча протянул Этану пачку бумаг.

— Подпишите здесь, здесь и здесь. Стандартный договор о неразглашении и участии, — его голос был ровным, как стерильный пол.

Этан пробежался глазами по тексту. Много юридических заклинаний: «...соглашается на физические и психологические нагрузки, сопоставимые с реальными событиями...», «...студия вправе использовать любые методы для достижения аутентичности...», «...отказ от продолжения участия влечёт колоссальные финансовые санкции...».

— Что это за методы? Что за нагрузки? — спросил Этан, и его голос прозвучал слабо и неуверенно в этой гробовой тишине.

Менеджер впервые посмотрел на него. Его глаза были пусты.

—Всё ради правды, мистер Мюррей. Вы же хотите, чтобы ваш герой был настоящим? Или вас пугает вызов?

—Нет! Нет, конечно нет, — поспешно сказал Этан и, ткнув ручкой в бумагу, поставил свою подпись — крошечную, робкую закорючку на фоне громады юридического текста.

****

Чёрный фургон без окон привёз их в пустыню Невады. Внутри, кроме Этана, было ещё человек десять. Марк, долговязый парень с улыбкой до ушей, который всё шутил. Дерек, угрюмый и молчаливый, смотрел в стену, словно видел сквозь неё что-то неприятное. Сара, девушка с умными, испытывающими глазами, которая, казалось, всё запоминала и анализировала.

— Что думаешь? — тихо спросила она Этана, когда фургон остановился.

—Не знаю. Если между нами, то большинство, невзрачные типажи. Что их в кино потянуло?

— Я не про это. Ты слышал что то про эту студию?

— Больше похоже на военную базу, — ответил он осматриваясь.

****

Комплекс «Olympus» был окружён высоким забором с колючей проволокой, но внутри напоминал гигантскую киностудию, смешанную с психушкой. В центре ангара стоял низкорослый , полноватый мужчина лет пятидесяти. Он был одет в идеально сидящий чёрный костюм, а седые волосы торчали во все стороны с театральным небрежением. Он улыбался, и его улыбка была одновременно тёплой и лукавой.

— Добро пожаловать, мои юные звёзды! — его голос гремел под сводами, заставляя вздрагивать. — Я — Маэстро. И мы с вами совершим революцию. Все вы ранее читали сценарии. Играли чувства. Здесь всё будет иначе. Здесь вы не будете играть. Вы будете жить. Вы будете идти. По-настоящему идти. Уставать по-настоящему. Бороться по-настоящему.

— А сюжет? Роли? — робко спросила какая-то девушка.

Маэстро повернулся к ней, и его глаза загорелись.

—Сюжет? Сюжет напишет жизнь! Роли? Вы играете сами себя. Кто дойдёт до конца — тот и получит главную роль и всемирную славу! Мы не знаем, кто станет героем. И в этом гениальность этого новаторского подхода! Мы снимаем не обычное кино. Мы снимаем жизнь, подаренную нам искусством! Мы будем снимать как вы идёте. Идёте по настоящему! Без перерывов на обед и сон! Мы хотим добиться абсолютной реальности! Если кто-то боится бросить вызов то... Мы не держим.

—Я читал книгу . Там нужно не только идти . Те, кто... выбывает? Как вы будете снимать эти сцены?— спросил Этан.

Маэстро посмотрел на него,и его взгляд стал тягучим, как смола.

—Выбывает? Дорогой мальчик мой, в реальной жизни никто не «выбывает». Люди устают, сходят с дистанции, их подбирает служба заботы где им будет оказана медицинская помощь. Да, это испытание для вас. Но я хочу абсолютное погружение, понимаете. Снять такое реалистичное кино какого никто до нас не снимал. Живое, настоящее.

Сцены с выбывшими мы потом доснимем отдельно. Мне важна ваша искренняя, сырая, ничем не приукрашенная прогулка. Вся её грязь и вся её слава. Мы ознакомились с вашими физическими данными до того как пригласить вас. Поверьте, если бы вы узнали какую прорву народа мы отсеяли вы были бы крайне удивлены. Каждый из вас обошёл десятки тысяч кандидатов.

*****

На следующее утро их вывели на длинную ленту асфальта, уходящую в пустыню. Вокруг суетились операторы с камерами на плечах, словно стайка воробьев. Маэстро ходил между ними, сияя.

— Помните! Шаг вперёд — это шаг к бессмертию! Шаг к искусству, которое не лжёт! Вы войдёте в историю кинематографа! Мотор! Камера!

И они ни пошли. Сначала было легко, почти весело. Солнце припекало, но энтузиазм гнал их вперёд. Камеры жужжали, как расстроенные насекомые. Но через несколько часов ноги стали тяжёлыми, как из чугуна. Спина ныла.

— Держите темп! — крикнул актёр играющий офицера с хлыстом в руке, и в его голосе не было ни капли актёрства. Словно он и вправду военный.

Этан переглянулся с Сарой. В её глазах читалась та же тревога, что и у него. Это было как-то слишком... по-настоящему. А если....

Этан потряс головой. Да нет, чушь полная. Им нужны настоящие эмоции идущих, вот и всё. Перед лицом завис дрон направив камеру прямо в лицо Этана. Тот раздражённо махнул рукой словно отгоняя назойливую муху.

****

В середине дня, разогретый асфальт плавился под ногами. Воздух дрожал от жары. Участники шли, уже не разговаривая, экономя силы. Их лица были мокрыми масками из пота и пыли.

Внезапно раздался хлопок. Негромкий, сухой, как щелчок бича. Все обернулись. Один из парней, которого звали Лиззи, отстал на несколько шагов. Он стоял, смотря на свою грудь с глупым, непонимающим выражением лица. На его серой футболке расползалось маленькое алое пятнышко.

— Это пиротехника? — прошептал Марк, и его голос дрогнул. — Говорили же что эти сцены будут снимать отдельно. Что происходит?

Лиззи качнулся. Пятно на его футболке стало размером с яблоко, тёмное и мокрое. Он сделал шаг, потом другой, и из его рта хлынула алая пена, окрашивая пыльный асфальт. Он рухнул лицом вниз, и его тело дёрнулось один раз, прежде чем затихнуть навсегда.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая только навязчивым жужжанием камер, которые теперь сходились на теле, делая крупный план. Оператор снимал с холодным, профессиональным интересом.

Кто-то закричал. Кто-то упал на колени.

Из динамиков раздался спокойный, бархатный голос Маэстро.

—Вот она... Правда. Неприукрашенная. Величественная в своём ужасе. Искусство требует жертв, мои дорогие. Великое искусство — великих жертв. Ваши роли превзойдут всё что было ранее сыграно в театре и кино. Такого ещё никто и никогда не снимал. Вы даёте миру настоящее зрелище какое давали в былые времена гладиаторы в Колизее. Больше никакой фальши и лицидейсства, только чистое исскуство, правдивое и искреннее в вашем исполнении. Никакого грима и фальшивого кривляния на камеру. Только чистые эмоции идущие от самого сердца. Император Нерон сжёг Рим, чтобы воспеть его гибель. Это была его жертва исскуству. Мы же просто даём самой жизни снять своё, настоящее кино! Идите и не останавайтесь. Иначе ваш фильм закончится.

— Он... он мёртв? — выдавил из себя Этан, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Вы его убили!

— Убил? — Сидящий на заднем сидении едущего рядом джипа офицер сплюнул на асфальт . —Какие же вы тупые.Нет, дружок! Его убила глупость! В реальной жизни на такой прогулке люди умирали бы! От истощения, от сердца... или от пули, если это соревнование на выживание! Маэстро же просто снимает самый правдивый фильм! Всю правду! Вы сами подписались на это! Вы хотели настоящей кинославы ? Вот она! Ни один обладатель Оскара в истории не сыграл свою роль настолько блестяще как это сделаете вы.

Он повернулся к камере.

—Вы видите? Никакого грима! Никакой визуализации! Настоящая кровь, настоящий ужас! Это же гениально! Маэстро гений. Это новая эра индустрии развлечений.

Этан оглянулся и посмотрел на кровь, медленно ползущую по асфальту, его мир рушился. Он только теперь понял, осознал. Они были не актёрами. Они были скотом на убое. А их смерть — главным шоу.

****

Началась паника. Парень по имени Том рванулся к воротам с воплем «Я ухожу! Я не соглашался на такое!»

Грянул второй выстрел.Пуля ударила ему в спину, вырвав клочья плоти и ткани. Он упал, захлёбываясь собственным криком и кровавыми пузырями, и через мгновение замолк навсегда.

Громкоговоритель снова ожил.

—Внимание, участники. Правила просты. Вы идёте. Минимальная скорость — четыре мили в час. Замедление — предупреждение. Три предупреждения — дисквалификация. Окончательная. Всё как в книге великого писателя.

—Дисквалификация... это значит...? — рыдая, спросила девушка.

—Это значит, что твои страдания закончатся— безжалостно проскрипел Дерек.

Они снова зашагали. Теперь это был не путь к славе. Это был мёртвый марш. Каждый шаг давался с трудом. Камеры сновали вокруг, как назойливые мухи, снимая их страх, их слёзы, их растущее безумие. Они снимали настоящие эмоции.

Сара шла рядом с Этаном, её пальцы впились ему в локоть.

—Он сумасшедший, — шептала она. — Он сравнивает себя с Нероном. Он верит, что творит великое искусство, сжигая нас заживо.

— Нас купили, — хрипло сказал Этан. — Мы подписали наш смертный приговор. Кто из нас изучил контракт досконально? Уверен, никто. Конечно, роль по культовому роману, легендарного писателя. —он окинул взглядом товарищей по несчастью —. Все мы думали что это шанс на стремительный старт в мир большого кино . В мир богатства и славы. Все мы попросту стадо баранов которых гонят на убой.

****

Один за другим участники падали. Некоторые — от пуль. Некоторые — от изнеможения. После третьего предупреждения раздавался тот самый сухой щелчок, и тело очередного «актёра» грузно оседало на землю. Пули не щадили никого. Они разрывали плоть, дробили кости, вышибали наружу клочья лёгких и кишок, пачкавая асфальт бурыми и алыми лужами. Воздух густо пропитался запахом крови, пороха и человеческих испражнений.

Маэстро едущий в своем кабриолете комментировал всё это в громкоговоритель, как истинный режиссёр.

—Великолепно! Обратите внимание на контраст алой крови и серого асфальта! Какая операторская работа! Это будет шедевр!

*****

К третьему дню их осталось всего несколько человек. Этан, Сара, Дерек и истекающий кровью Марк. Они стали похожи на призраков — заросших, грязных, с пустыми глазами.

Марк споткнулся и упал. Он не мог больше встать.

—Предупреждение первое, — безжалостно прозвучал из динамика голос менеджера.

—Встань, Марк! — закричала Сара, пытаясь поднять его.

—Предупреждение второе.

—Оставьте меня... — простонал Марк.

Они пытались его поднять.

—Предупреждение третье. Дисквалификация.

Солдат приставил ствол винтовки ко лбу парня.

Выстрел. Пуля ударила Марку в голову. Его череп раскололся, как спелый арбуз, забрызгав Сару и Этана тёплым мозгом и осколками кости. Сара закричала — долго, пронзительно, безумно.

В эту ночь, прижимаясь друг к другу для тепла, они говорили шёпотом.

—Он снимает всё, — сказала Сара, её глаза горели лихорадочным блеском. — Каждый наш шаг, каждую смерть. Единственное, что у нас есть — это его шоу. Мы должны его испортить.

—Как? — прошептал Этан.

—Мы атакуем его. Прямо в камеру. Покажем зрителям, что мы не животные. Мы сломаем его прекрасный спектакль.

Дерек, молчавший всё время, кивнул.

—Я готов. Лучше умереть, кусая ему глотку, чем сдохнуть как барану на дороге.

****

Утром, когда Маэстро в своём белом костюме, уже похожий на жреца какого-то кровавого культа, свежий , выспавшийся,выехал к ним навстречу для очередного вдохновенного монолога, они атаковали.

Дерек с рёвом бросился на ближайшего охранника, выхватывая у него автомат. Сара подняла с земли окровавленный камень и запустила им в лицо другого . Этан рванулся к Маэстро. Он схватил маэстро за шиворот выволакивая его из машины.

Начался хаос. Грянули выстрелы. Дерек, прошитый очередью, упал, стреляя до последнего вздоха. Сара кричала что-то, пока очередь не срезала ей пол черепа напрочь.

Этан добрался до Маэстро и повалил его на землю. Он вцепился пальцами в его холёную шею. Дроны жужжали вокруг них, снимая крупным планом его искажённое яростью лицо и перекошенное экстазом лицо режиссёра.

— Зачем? — хрипел Этан, сжимая пальцы. — Зачем всё это?

—Иск... искусство... — булькал Маэстро, и в его глазах горел восторг сумасшедшего. — Они... они это видят... Это... лучший... финал... Убей меня... Стань легендой...

Этан сжал пальцы сильнее, Маэстро захрипел. Он видел на экране ближайшего дрона свои глаза — дикие, безумные. И бегущую строку зрительских комментариев на маленьком мониторе, «Давай, парень! Дожать его!», «вагон Оскаров ему!», «Вот это поворот!», « Я на него ставил! Я богат! »

В этот момент грянул выстрел. Охранник стрелял на поражение. Пуля прожгла бок Этана, вырвав кусок плоти. Агония была огненной, невыносимой. Он рухнул на окровавленный асфальт, рядом с телом Сары.

Маэстро, откашлявшись, поднялся. Его костюм был в грязи и крови. Он выпрямился, поправил галстук и подошёл к умирающему Этану. Камеры приблизились, чтобы поймать каждый последний вздох.

Маэстро наклонился к его уху, и его шёпот был сладок, как яд.

—Не печалься, мальчик мой. Ты стал частью Вечности. Ты умер за искусство. И ты, победитель .Разве это не прекрасно? Я поставлю статуэтку Оскара на твоей могиле. Ты настоящая звезда.

Он выпрямился, вскинул руки к небу, к своим камерам, к миллионам зрителей, жадно внимавших этой бойне. Его лицо сияло торжеством безумного пророка.

— КАМЕРА! СНЯТО! — прокричал он, и его голос прорвал тишину пустыни. — ВЕЛИЧАЙШИЙ ФИНАЛ В ИСТОРИИ КИНО! ВЫ ВСЕ СТАЛИ СВИДЕТЕЛЯМИ ГЕНИАЛЬНОСТИ!

Этан, истекая кровью, видел, как немигающие объективы камер смотрят на него. Последнее, что он ощутил — не боль, а страшное, всепоглощающее одиночество. Он был не человеком. Он был картинкой. Контентом. И он проиграл.

Мир начал тускнеть погружаясь в липкую, мёртвую темноту.

А камеры продолжали снимать.

****

2050 год. Лос-Анджелес. Отель “Эмпайр”.

Залы отеля были украшены чёрными занавесями с золотой вышивкой — символом нового кинематографического ордена, учреждённого после успеха проекта “Долгая прогулка”. В воздухе витал запах дорогого виски, сигар и тонкой парфюмерии, последней отголоском вечеринки, устроенной в честь премьеры фильма, который потряс мир.

Маэстро сидел в кожаном кресле у панорамного окна, глядя на ночной город. Его белый костюм был безупречен, а на лацкане пиджака красовалась золотая булавка в форме кинокамеры с каплей крови. На столе перед ним лежал свежий номер журнала “Новый мир” с заголовком, “НОВАЯ ЭРА КИНО, ИСКУССТВО, КОТОРОЕ УБИВАЕТ”.

Дверь открылась, и в комнату вошёл сенатор Ричард Вэнс — человек, от которого зависело, останется ли Маэстро на свободе или отправится в тюрьму за убийства. Его лицо, обычно безупречно выбритое, сегодня выдавало усталость.

— Вы превзошли сами себя, — сказал Вэнс, наливая себе виски. — Но, черт возьми, вы переступили черту. Даже для нашего, циничного мира.

Маэстро улыбнулся, не отрывая взгляда от огней города.

— Черта — это иллюзия, сенатор. Её постоянно сдвигают. Вчера это было невозможно. Сегодня — революция. Завтра — классика. Окно Овертона.

— Вы убили двадцать три человека. В прямом эфире. — Вэнс сделал глоток. — И теперь весь мир обсуждает не жертвы, а ваш гениальный финал.

— Потому что мир устал от фальши, — Маэстро наконец повернулся к нему. — Люди хотят правды. Даже если она болит. Даже если она убивает. Вы сами сказали мне три года назад: “Нам нужно что-то, что отвлечёт народ от экономического кризиса, от войн, от голода. Дайте им хлеба и зрелищ, только чтобы зрелища были такими, какие они ещё не видели. Такими которые прилепят их к экранам мониторов. Я дал.”

Вэнс помолчал.

— Я не думал, что вы пойдёте так далеко.

— А я думал, — Маэстро поднял бокал. — Вы дали мне карт-бланш. Ваши законы о “творческой свободе”, о “неприкосновенности художественного процесса” — они были написаны не для поэтов, сенатор. Они были написаны для таких, как я.

— Мы не могли предвидеть, что вы начнёте убивать людей.

— Да перестаньте, всё вы предвидели, — Маэстро усмехнулся. — Вы просто надеялись, что я ограничусь какими нибудь экстремальными гонками или боями без правил, или ещё каким нибудь экстримом, где конечно может быть летальный исход который привлечёт зрителей. Может быть, а может и , не быть. Но искусство требует жертв. Требует смертей, не по воле случая а наверняка.А общество хочет ярких зрелищ. Вы получили и то, и другое. Рейтинги зашкаливают. Акции “Olympus Entertainment” выросли на триста процентов. И теперь каждый политик, каждый олигарх хочет повторить успех. Вы уже получили предложения от пяти студий, верно?

Вэнс не ответил. Он знал, что Маэстро прав.

— Вы создали прецедент, — сказал сенатор наконец. — Теперь каждый психопат с камерой будет оправдывать убийства “искусством”.

— Нет, — Маэстро покачал головой. — Только те, у кого есть деньги и связи. Как у меня. Как у вас. На этот прибыльный бизнес будет жёсткая монополия. И это нужно довести до общества сразу. Пресекать и наказывать жесточайшим образом любое поползновение на нашу территорию.

Он встал и подошёл к окну.

— Вы знаете, что самое смешное? Я ведь , по сути не виноват. Виноваты они. — Он махнул рукой в сторону города. — Миллионы людей, которые смотрели, аплодировали,болели за любимчиков,делали ставки, требовали продолжения. Они хотят ещё. Они хотят крови. И мы им её дадим. Материала в стране предостаточно.

Вэнс вздохнул.

— Что вы хотите?

— Иммунитет, — сказал Маэстро. — И финансирование на следующий проект. На этот раз — экранизация культового в прошлом фильма“Пила ”. С настоящими головоломками.

Сенатор закрыл глаза.

— Вы монстр.

— Нет, — Маэстро улыбнулся. — Я художник. А монстры — это те, кто платит за билеты.

Он протянул руку. Вэнс колебался, но наконец пожал её.

— Сделка заключена, — сказал Маэстро. — Искусство побеждает.

****

Через неделю после этой встречи Конгресс США принял закон “О творческой неприкосновенности”, легализовавший “экстремальные художественные проекты” при условии добровольного участия и подписания участниками согласия на “физические и психологические риски”.

Первый канал показал интервью с родителями погибших участников “Долгой прогулки”. Они плакали, но в конце каждого интервью родственники внезапно получили весьма внушительные гонорары за "роли" сыгранные их детьми. Каждый ролик завершался показом логотипа “Olympus Entertainment” и призывом.

"Следите за новыми проектами Маэстро. Скоро в эфире."

Мир изменился.

Искусство победило.

PS.

( Просьба не бить меня ногами за то что посмел покусится на творчество великого и ужасного мэтра Стивена Кинга. Но после просмотра фильма мне лично чего-то не хватило. ) :)