Ненадолго

Чёрная "Волга" рвала мотор по заросшей дороге, раскачиваясь по ухабам, как корабль в море, пока сухая трава гулко билась о её днище. Внутри что-то каталось по салону и жалобно трещало, когда машина подпрыгивала на кочках. Руль поворачивался только со скрипом; казалось, где-то отвалится задний бампер. Ни дороги, ни асфальта, ни знака. Ничего не вело к высохшей заброшке в этой черте города.

Машина остановилась в десятке метров от перекошенного сетчатого забора, больше похожего на декорацию, чем на ограду. Лишь сейчас, сгоряча хлопнув дверью и распугав птиц, Сергей задумался: не ходит ли здесь полиция? Платить штрафы просто нечем, все деньги ушли на покупку оборудования с рук старика на блошином рынке. Ремень от сумки впивался в плечо под мёртвым весом камеры. Сергей, начинающий диггер и блогер, нагрузил себя как рабочего осла, но всё ради тех десяти секунд лайков в интернете, которые на несколько часов заглушали в нём вой пустоты. Но что точно он решил не брать для эстетичности, так это куртку. Ледяной ветер залезал под серую кофту, швыряя в лицо горьковатую пыль умершего лета. По спине пробежали колкие мурашки, и мысль о куртке вернулась: возможно, она не будет лишней хотя бы до дверей. Он полез в машину за курткой, а после поправил фонарь на голове, и луч света разогнал точку предзакатной тьмы, выхватывая из полумрака зияющую пасть калитки.

— Вроде всё, — пробормотал Сергей, хлопнув по карманам брюк для самоуспокоения.

Здание из красного кирпича доживало свой век молча и гордо. Его крыша обвалилась, как проломленный череп, обнажая ржавые рёбра каркаса. Профнастил истерично хлопал под порывы ветра, пока неестественно густая темнота смотрела сквозь разбитые стёкла окон. Оно пустует, но не скучает. Вверх по чернеющим от грязи стенам ползла наскальная живопись местных вандалов: тусклые граффити, кривые надписи и непристойные рисунки.

Сергей встряхнул плечами, якобы разогреваясь, а на деле пытаясь стряхнуть с себя липкое чувство, знакомое с детства. Чувство мальчишки-заучки, которого не берут в команду и который теперь пытается доказать, что с ним может быть интересно. Он шёл к входу, и в голове, как в плохом монтаже, мелькали кадры будущего видео: восторженные комментарии, лайки, признание. Но за этим сразу же, как похмелье, накатывало осознание, что всё это ненадолго и скоро придётся по-новой искать место, снимать и ждать. Снова в погоне за цифровыми поглаживаниями, потому что настоящего человеческого тепла он боится сильнее, чем этой зияющей впереди темноты. Деревянные двери заброшки гостеприимно распахнуты не то ветром, не то прошлыми посетителями. Воздух внутри пах не просто сыростью, а затхлостью влажной листвы, гниющим деревом и чем-то ещё. Чем-то едким и сладковатым, что он тщетно пытался списать на возбуждённое воображение.

Фонарь мигал при любой тряске, будто прячась от невидимых врагов. Сергей дрожал от промозглых сквозняков, незаметно скачущих из окна в окно, задевая собой мелкие осколки стекла. Солнце почти скрылось, тьма здания вытекала на улицу вниз по стенам. Где-то глухо выли бродячие собаки и проносились последние крики ворон, уносящихся куда-то вдаль. Слишком шумно для мёртвого. Тусклый фонарь осветил пятачок пыльных стен, по которым, вслед за светом, прыгали все те же болонььи теги, рисунки пенисов и небольшие символы деревьев. И всё же это замечательное чувство, что сюда кто-то приходил и так же уходил. Но целью было показать не разрисованные обветшалые стены, а найти и обыскать подвал.

Ни одна из дверей не была закрыта, вся душа здания нараспашку, скрыт лишь подвал, которого по ощущениям не существовало вовсе. Но Сергей настойчиво крутил мысль, что в каждой производственной постройке есть подвал. На бетонном полу десятки окурков, белеющих на свету, мелкая пыль осколков и щепки, что скрежещут под тонкой подошвой. В конце одного из расписанных коридоров скрипнула дверь. Сергей вздрогнул, метнул луч света на неё и покрылся холодным потом. А за ней комната с шкафом. Огромный одинокий гигант из тёмного дерева, продавивший под собой пол.

Сергей проверил, пишет ли камера, и подошёл к шкафу вплотную. Абсолютно плоский, советский, покрытый пузырящимся лаком и треснувшей побелкой со стен. Такая мебель стояла в каждой второй квартире в детстве. Неуклюжий, но неистребимый артефакт, который наверняка переживёт всех. Внутри было пусто, а ножки шкафа утопали в щебне из досок пола. И тут его осенило. Это была не часть пола. Это была дверь в подвал, на которую будто наступили со всей силы несколько сотен килограмм советской нормы. Как так вышло, он не представлял, но теперь точно знал, что шкаф нужно сдвинуть. Задача казалась несложной.

Он положил ладони на боковые стенки. Лак был холодным и шершавым, как кожа рептилии. Сергей упёрся ногой в стену, собрался и рванул с места. Мускулы на руках и спине налились свинцом, лицо тут же покраснело от натуги. Раз-два! Шкаф не дрогнул. Не сдвинулся ни на миллиметр. Словно он был не собран из ДСП, а отлит из цельного куска свинца. Он отошёл, переводя дух, с недоумением глядя на эту дубовую мебель. Не может быть. Он снова ухватился, впился пальцами в выщербленные края, упираясь всей массой тела. В висках застучало. Сдвинул? Нет, показалось.

С третьей попытки, сдавшись, Сергей попытался просто наклонить шкаф на себя. Просто свалить эту пустую рухлядь. Напрягаясь до хруста в суставах, срывая кожу с ладоней, он заставил его оторваться от пола. И тут его обуял странный, леденящий ужас. Шкаф был не просто тяжёлым. Он был неестественно, неправдоподобно громоздким. Пустотелый советский гарнитур весил, как будто был набит железом. Каждая мышца Сергея кричала от непосильного напряжения, когда он, поборов эту чудовищную тяжесть, повалил гиганта. В ушах встал звон от пролившегося в тишину грохота.

И вроде бы всё, но, помимо этого, пришлось ломать дверь всем тем брошенным мусором, что был найден, потому что просто так ничего не открывается. В этом мертвеце вообще просто так ничего не получить, за всё нужно бороться, хотя терять ему нечего.

Густая тьма неохотно рассеивалась под слабым фонариком. Ступенек почти не было видно. Здесь Сергей решил записать приветствие на фоне подвальной черноты. На одном из дублей внутри здания что-то с грохотом обвалилось. Он дёрнулся и крепко прижал к груди нагретый корпус камеры, словно пытаясь успокоить и её, и себя. Это стало некоторым намёком, что пора спускаться и как можно скорее заканчивать. Сделав неглубокий вдох, в котором густо замешались запахи пыли и подпольной вони, он ступил на первую бетонную ступеньку.

— Сниму видео. Оно залетит, и наконец куплю фонарь... — тихо успокаивал себя Сергей. Даже думать не хотелось, что столько потраченных сил и денег не окупятся этой заброшкой. Картинка на камере получалась смазанной не столько из-за темноты, сколько из-за дрожащих от холода и страха рук. Хотя, вроде бы, чего бояться? Только если бомжей и наркоманов, но вряд ли они объявились бы за закрытой дверью. Значит, мышей, хотя их можно просто запинать.

Лицом он ловил паутину, повисшую соплями на низком потолке узкого коридора. По ощущениям, тот тянулся неприлично долго. Вдруг, как ледяной водой на голову, вспомнились все им просмотренные хорроры с похожим сюжетом. И побрал бы черт всех, кто строил это место и выдумывал страшилки, но теперь ему казалось, что сзади кто-то смотрит, и, резко обернувшись, чтобы взять оппонента врасплох, Сергей застыл. Там никого не было. Теперь всё не так. Сверху будто кто-то ходит, а внизу кто-то шкрябает когтями.

Внизу не было ничего, кроме старых тумб. Подсвечивая, Сергей натянул воротник рубашки на нос, чувствуя, как в слизистую впивается едкая вонь. Может, тут отходы хранили или кошка нашла кончину? Тогда скорее целое кладбище. Бетонные стены выкрашены в блевотно-зелёный, вдоль них стояли советские квадратные тумбы. За каждым поворотом были огороженные тонкими стенками и железными сетками закутки, которые он снимал. Камера с трудом записывала его несвязное бормотание. Хруст. Нога внезапно провалилась в пол с громким треском, обломки которого впились в бедро. По полу эхом прошёлся по коридору, он хватался руками за ближайшие доски. Нога не находила опоры. Под весом второй ноги, на которую возложил много надежд, чтобы выбраться, Сергей полностью провалился под пол подвала. Что-то болезненно-остро впилось в руку, а деревяшка прошлась по лицу, оставляя жгучую ссадину. Фонарь погас, камера куда-то выпала.

Под телом что-то хрустнуло, не как сухая ветка, а с противным, влажным звуком, а в нос ударил тяжелый смрад, от которого свело скулы и перехватило дыхание. Это был не просто запах, это топкая субстанция, заменяющая собой тьму и вытесняющая кислород. Рвотный спазм скрутил Сергея. Он рывком оттолкнулся, пытаясь встать, но ладонь провалилась во что-то мягкое и податливое, полностью обтянув ладонь. Рот наполнился кислотной слюной, и одним резким движением он выблевал содержимое желудка. Нос сжигала не то вонь, не кислота рвоты. И фонарь загорелся.