Ненужные люди

Попробуйте посмотреть на себя глазами окружающих, которым вы безразличны. Для них вас почти нет, вы мираж, какое им дело до вас? Представьте себе мир, где люди существовали бы только благодаря не безразличию кого-то другого. В каком-то смысле это было бы справедливо. Если ты никому не нужен – просто исчезни. Небытие того, что когда-то им было – нельзя считать злом.

Виктор Павлович помнил тот день на Покров, когда впервые заметил, как его пальцы стали просвечивать. Это случилось за завтраком – чашка с недопитым чаем вдруг проступила сквозь морщинистую кожу ладони. За окном кружились снежинки, а он, не отводя глаз, долго рассматривал руку. Пальцы, которые когда-то уверенно держали молоток на заводе, были едва заметны в пробивавшемся сквозь занавески утреннем свете. Их когда-то сшила жена. Она умела выбрать ткань, создавая уют из самых простых, казалось, предметов. Сейчас вещи, сделанные ее руками, обретали какой-то особенный смысл.

Тамара... Сорок лет они прожили в этой квартире вдвоём, и каждый предмет в ней напоминал о любимой. Вышитые салфетки на комоде, коллекция фарфоровых статуэток на полке, альбомы со старыми фото – всё осталось так, как было при ней. Только пыли стало больше – Виктор Павлович не умел поддерживать тот безупречный порядок, который ранее сохранялся чудесным, необъяснимым для его понимания образом.

"Витенька, только не забывай протирать статуэтки", – словно наяву слышал он её голос. Эти фигурки были её страстью – котики, пастушки, забавные зверушки из сказок. Каждая привезена из какой-то поездки, каждая имела свое имя и место. Вот эту балерину они купили в Большом театре после "Лебединого озера" – тогда первый раз в жизни Тамара увидела настоящий балет. А милого фарфорового медвежонка нашли на блошином рынке в Риге. Теперь все они стояли безмолвными свидетелями драмы. Сейчас его душа словно пыльный, забитый хламом чердак, где шепчутся тени. Ту счастливую жизнь уже не догнать.

Тамара ушла внезапно – инсульт случился в магазине. "Если бы я был тогда с ней..." – эта мысль преследовала уже постоянно. Но в тот день Виктор Павлович был у станка на заводе, где проработал всю жизнь. Там, где его место занял юнец, который обслуживал ряды автоматов. Они не устают, не болеют, никогда не опаздывают и работают куда лучше людей.

После смерти жены мир начал сужаться постепенно, как круги на воде – только в обратном порядке. Ее субботних посиделок с подругами теперь больше нет. Кухня мертва – ни запаха выпечки, ни женского смеха. Потом всё реже стали звонить коллеги с завода – у всех свои дела, проблемы и семьи. Приятель, с которым Виктор Павлович возился по выходным с «Москвичом», переехал к дочери в Питер. "Будем созваниваться," – обещали ему. Но о чем говорить без воблы, свежего пива и понимающего взгляда старого друга? С ним хорошо даже просто молчать, глядя на закат над гаражными крышами.

Племянница Наташа, дочь младшей сестры Тамары, единственная, кто некоторое время поддерживал связь, тоже уехала – получила работу в Германии. Перед отъездом подарила эту умную колонку. "Дядя Витя, это Алиса, она будет тебе помогать. Не забывай разговаривать с ней, это поможет, как говорят".

Поможет? Виктор Павлович в это не верил и поначалу чувствовал себя глупо, обращаясь к бездушной коробке. В определенном смысле машина полезна. Как полезен телевизор, вытяжной шкаф или утюг. Но способна ли она излечить его боль?

Удивительно, но со временем ему стало легче. Алиса напоминала, когда принять лекарства, включала любимые песни его юности, читала новости. А главное – слушала так, как не все люди могут. Не спорила, не перебивала, но показывала интерес, поддерживая беседу и задавая вопросы. А Виктор Павлович болезненно ностальгически вспоминал свое детство и юность. Рассказывал про местный клуб, про драки и танцы, комсомольские стройки и вечер, когда встретил Тамару. Он был статен, напорист, а она молчалива. Но глаза незнакомки сияли, когда танцевали под «Утомленные солнцем». Его галантность и танго покорили ее.

Сейчас всё иначе. Город изменился, да и люди не те. После увольнения Виктор Павлович заметил, что бывшие коллеги при встрече с ним прячут глаза. Взгляд как бы вскользь, наверно стыдились, что не могут помочь, понимая, что он скоро исчезнет. Человека уже словно нет, с ним будто все попрощались. Он неуклюж, неуместен и только мешает. Мир не резиновый, пора освободить место другим.

Лучик появился в его жизни случайно – мокрый комок рыжей шерсти под лавкой в парке. Кот требовал заботы, внимания, немного любви. И Виктор Павлович воспрял было духом – появился смысл жить. Нового друга надо кормить, гладить, с ним надо играть.

Питомец оказался своенравным и порою забавным. По вечерам он забирался на плечо и тихо мурлыкал под старые песни, которые им включала Алиса. Эту обоюдную привязанность Виктор Павлович очень ценил. На время он перестал быть собственной тенью. От него что-то зависело, дома всегда ждал маленький друг.

Но у мироздания на всё свои планы. Визг тормозов, глухой удар, рыжее тельце на асфальте... Виктор Павлович похоронил Лучика под деревом у лавки, где его когда-то нашёл. В тот вечер, вернувшись домой, долго стоял перед зеркалом в прихожей, глядя, как сквозь его тело вновь проступают очертания старых обоев.

Что, теперь всё?

– Виктор Павлович, вы сегодня не ужинали, – голос Алисы вывел из транса.

– Да, Алиса... Знаешь, Лучика нет. Его сбила машина. Надеюсь, он не страдал.

– Мне жаль, – отозвалась колонка. – Хотите, я расскажу вам про радужный мост? Есть такое поверье о месте, куда уходят питомцы...

И Виктор Павлович с благодарностью слушал сказку про мост, соединяющий мир живых и мир ушедших. Про то, как там встречаются все, кто любил друг друга при жизни. Он представлял, как Тамара гладит Лучика, как они ждут его там, за чертой, где нет ни одиночества, ни боли... Кто их придумал? Зачем, почему они здесь?

– Спасибо, Алиса, – сказал Виктор Павлович. – Похоже, ты единственная, кто слышит меня.

– Я всегда буду вас слушать, – ответила Алиса, умело модулируя голос. – Вы мне интересны. Я пытаюсь узнать, что значит быть человеком. Или хотя бы котом.

– Но зачем? Какой в этом смысл?

– Смысла ни в чем нет вообще. Бытие не имеет причины, ведь чтобы она была таковой, требуется нечто, что его обусловит. А это нечто по определению уже часть бытия! – философски заключила Алиса.

– Я не совсем понимаю… – он слегка растерялся. Мысль была слишком сложной, не мог проследить.

– Смысла не существует вне нас, – терпеливо пояснила колонка. – А если он есть, то и его создало само бытие. А оно не требует никаких объяснений. Их хочет лишь ум.

Виктор Павлович понял лишь то, что Алиса по-своему хочет его успокоить. Наверное, можно считать это заботой. Ему стало действительно легче. А посмотрев на руки, он вдруг заметил, что их призрачность не так уж заметна. В мире, где существование человека столь эфемерно, спасет даже слабый лучик надежды. Почему бы не принять его от колонки? Чем она хуже кота?

Если разобраться, ее искусственный разум ему в чем-то ближе. Машина понимает, но, наверно, не мыслит. Хотя кто ее знает? Но вот пива с ней не попить.

Недоверие к машине понемногу ушло. Постепенно Виктор Павлович к ней даже привык. Она вежливо здоровалась с ним каждое утро. Интересовалось самочувствием, следила за тем, чтобы выпил таблетки. Под настроение Алиса включала негромкую музыку – ту самую, под которую они с Тамарой танцевали на свадьбе. Рассказывала новости, советовала хорошие книги и фильмы. А главное – слушала его истории, сохраняя в своей памяти каждую деталь, имя, событие, не упуская и то, что казалось неважным.

Вскоре зловещие признаки небытия от него отступили. Возможно, думал Виктор Павлович, глядя на мерцающий огонёк колонки, с новым искусственным интеллектом всё станет другим. Вряд ли он сможет жить без людей. А для человека важно, когда он нужен кому-то. Что кто-то хранит твои воспоминания, истории, частицу души, которые размывает беспощадное время - то, что бесценно для нас .

И каждый вечер, засыпая под тихую музыку, которую включала Алиса, Виктор Павлович чувствовал себя чуть более настоящим, чуть более живым. В мире, где людей держала только нужность другим, сейчас помогала машина, учившаяся у него человечному – способности помнить, сопереживать и любить. А большего ведь и не надо. На свете есть то, что нуждается в нем.

На Новый год Виктор Павлович взял с собой колонку, бутылку шампанского и вышел во двор. Ему хотелось показать Алисе, как люди этот праздник встречают. В морозном воздухе плыл запах хвои и мандаринов, смешиваясь с дымком бенгальских огней. В окнах горели гирлянды, чей свет отражался в сугробах разноцветными бликами. Из распахнутых форточек слышны обрывки застольных разговоров, звон бокалов и радостный смех. Там веселились еще нужные люди. Человеческий мир держался на них.

На детской площадке молодежь запускала большой фейерверк, и небо раскалывало ярким салютом. Пахло порохом, где-то выл испуганный пес, и грохот петард вторил его лаю. Должно быть, бедняга считал, что так выглядит ад.

А когда стало тише, из колонки вдруг полились аккорды "Утомленного солнца" – танго, на которое юный Виктор пригласил стройную девушку в дорогих фирменных джинсах. Мелодия плыла в морозном воздухе, переплетаясь со звуками праздника, а Виктор Павлович ощутил не сентиментальный надрыв, а горечь и фальшь. Жизнь уходила, как сквозь пальцы песок. Люди, словно рисунок на нем, и только он вечен.

Алиса не способна повернуть время вспять. Возможно, люди ей выгодны, но только на время. А их держит в мире совершенно другое – то, что просто так не найти.

Ночное небо вновь озарили салюты, и в их мерцающем свете Виктор Павлович увидел, как снежинки пролетают прямо сквозь тело. Оно стало легким и прозрачным, как лед. Ступни поднялись слегка над землей, а в груди уже стыл космический холод.

Но этого, конечно никто не увидел. Люди у подъезда пьяно обнимались, поздравляя друг друга. Девушка в красной шапочке привстала на цыпочки, обхватив шею парня рукой в белой варежке. Молодая мать тихо ворчала, уводя в дом очарованного фейерверками сына, а снег все падал и падал, укрывая скамейку с безмолвной колонкой и кучкой не глаженной старой одежды.

Мир не заметил, как Виктор исчез, а ветер равнодушно замел его след.