Неоандерталь

Вечерело. Закат рдел сквозь зубья сопок. Сёма густо посыпал горбушку солью. Рдел — что за слово такое? Сёма протянул хлеб и поманил козла:

— Бяша, бяша.

Бродивший вокруг остывшего кострища козёл смотрел непонятно куда своими нелепыми продолговатыми зрачками и мягкими губами втягивал валявшиеся окурки. Заметив Сёму, пряднул ушами и засеменил к угощению. Сёма стал ломать хлеб на кусочки и кормить козла с ладони. У того под мягкими губами оказались довольно крепкие мелкие зубы, под которые не хотелось совать пальцы.

— Кушай. Бяша, бяша, хороший, — Сёма погладил меховую шерстку.

В ответ на прикосновение кожа под ладонью дрогнула мелкими волнами, но сам козёл только всхряпывал и поспешно глотал нежёваный хлеб. Мальчик почесал козла за длинным ухом и захотел погладить по голове, как кошку. Пригладил чубчик на лбу и коснулся рогов. Тут же козел наклонил голову и подался телом вперёд, будто бодая невидимого врага. Ноги напряглись, впивая копыта в дёрн для устойчивости, но лишь на мгновение. Вот уже козел вновь поднял голову и, как ни в чем не бывало, тянулся хваткими губищами за краюхой.

Интересная штука — инстинкт. Словно кто-то, создавая козла, снабдил его защитными механизмами. Кому-то этот козёл со всем его скудным умишкой был настолько нужен, что, зная о бестолковости убогого сознания, снабдил животное сильными рефлексами.

Дядь Петя, подкравшись, внезапно отвесил козлу пинка:

— Опять по капоту скакал, козлиная рожа!

Сёма привскочил от жалости и воскликнул:

— Ну зачем так?

Козёл крутанулся в сторону обидчика и наклонил голову. Глаза его налились кровью, грива на холке вздыбилась и весь он как-то подобрался, напрягшись. Дядь Петя выставил сапог подошвой к рогам, готовый к атаке. Но рефлексы на этот раз уступили сознанию – оценив противника, козел, оскорбительно мекнув через плечо, посеменил прочь.

— Бяша, бяша! — крикнул вслед Сёма.

— Ты вещи собрал? — прищурился на него дядь Петя, по обычаю уперев руки в бока. — Смотри. С козлом останешься.

И двинулся дальше.

Кто-то с козлом, а кто-то козлом, насупился Сёма. Собирать было нечего — только постельное в палатке, а остальное уже лежало в рюкзаке, служившем подушкой. Да умывальные принадлежности. Кстати, надо зубы почистить. Сёма кинул остатки хлеба на чёрную гарь земли возле кострища, где любил пылесосить козлик, и пошёл к умывальнику, прибитому к дереву.

Донёсся восторженный голос дядь Пети:

— О, Карлыч! Что нового в древнем мире?

Сёма увидел приближающегося отца. Тот остановился, оторвавшись от мыслей, вскинул голову, посмотрел на дядь Петю сквозь съехавшие на кончик носа очки и проговорил:

— Загрузились?

— Считай, всё. Так, по мелочёвке осталось: ножи, кастрюли, соль.

— Я завтра с рассвета на раскоп, часов в девять отправишь Семёна ко мне, мы вдвоём перетаскаем, что осталось.

— Будь сделано, Карлыч.

Сёма вытерся и пошёл к палатке, захватив по дороге пакет с продуктами. Задом вперёд нырнул в проём, плюхнулся на парусиновый пол, по очереди сковырнул сапоги с ног, убрал их с прохода немного в сторону и заполз внутрь. Уже смеркалось, он щёлкнул фонарем и подвесил его под кровлей. В желтоватом свете сунул пакет в угол у входа, спрятал умывальные принадлежности, уютно улёгся и стал читать стопку отпечатанных на принтере конспектов.

Отец на коленях вполз в палатку и со звучным выдохом растянулся поверх спальника. Полежав с минуту, повернул голову к сыну и улыбнулся.

— Привет, — сказал отец.

— Ага, — отозвался Сёма, отложил конспекты, быстро заполз в спальник и выключил фонарь.

Отец в темноте вздохнул, нашарил рукой футляр и спрятал в него очки.

— Как день прошёл? — аккуратно спросил сына, укладываясь на ощупь.

— Нормально.

— Что делал?

— Ничего.

— Конспекты читал?

— Да.

— Где остановился?

Сёма вздохнул и с большими паузами выдавил:

— Ну... там... Ели. Своих.

— Каннибализм, — подсказал отец. — Как мы об этом узнали?

— По костям?

— На человеческих останках остались следы человеческих зубов. Ну и ещё… хм… немало признаков. Ну, ладно, самые яркие моменты ты запомнил, это хорошо, а сколько видов хомо сапиенс знаешь?

— Э… два?

— Какие?

— Неандертальцы и…

— И?

— И…

— И мы.

— Угу.

— Кроманьонцы.

Сёма промолчал. Отец протянул руку к его голове, нащупал лоб и взъерошил волосы.

— Ладно, учёный, спать давай.

Отец зашелестел, заворачиваясь в плед. Сёма закрыл глаза.

Неандертальцы безмолвно крались в ночи, приготовив копья к броску, но дядь Петя пинком прогнал козла, и с раздосадованными воплями охотники помчались уже за дядь Петей.

Сёма открыл глаза в пустой палатке, пытаясь понять, что его разбудило. Парусина просвечивалась солнечными лучами насквозь. Снаружи шумел ветер и доносились мужские голоса.

Тут прямо у входа громогласно позвал дядь Петя:

— Сеня, вынеси хлеба Бяшке.

Сёма вздрогнул, улыбнулся, вспомнив, какой смешной у них козлик, и сел копаться в пакете с провизией. Выломав от буханки корку, он сообразил, что сначала надо обуться, расстегнул молнию входа и, скрючившись, подтащил сапоги. Обулся, стараясь не наступать грязными подошвами на ткань порожка, схватил хлеб и, щурясь на свету, поднялся. Дядь Петя стоял в двух шагах, пряча что-то за спиной. Козла вокруг видно не было. Сёма спросонья замер, блуждая взглядом.

— Покорми, Бяшу, — сказал дядь Петя и протянул Сёме козлиную голову.

Он держал её за рог. Всё такие же желтоватые глаза козла выпучились, что обычно глупому выражению морды добавило вид довольно серьёзный и осмысленный. Да только вот поздновато было задумываться над бренностью бытия.

Сёма воскликнул:

— Фу! Дядя Петя, ты дурак?!

И, на ходу стаскивая обувь, бросился обратно в палатку. Дядя Петя кричал вдогонку:

— Сеня! Ну, покорми Бяшу.

Из палатки вылетела корка хлеба и застряла в бурьяне. Отсмеявшись, дядь Петя крикнул:

— Выходи давай, тебя отец ждёт. Я чай заварил, смотри остынет.

Одевшись, Сёма поплёлся к костру. На грубо собранном из попавшихся под руку камней очаге томился кипяток. Умываться Сёма не стал – на одной из ветвей дерева, к стволу которого крепился умывальник, ещё оставались намотаны верёвки. А под ними темнела лужа, впитавшаяся в дёрн.

Сёма подсел к затухающему огню и отхлебнул из кружки. На завтрак были бутерброды в виде кусков шашлыка с намасленным хлебом. Дядя Петя довольно ухмылялся:

— Всегда бы с такого перекуса день начинался, а? Ты ешь-ешь, бараний жир быстро на ветру стынет.

И Сёма ел. Глядя, как дядь Петя берёт куски тёмно-красного сырого мяса из тазика и превращает его в солонину — небрежно удаляет особо крупные кости и, густо пересыпая солью, с силой закатывает в удобные для складирования лоточки. Хоть по виду поджарого козлика и не скажешь, но мясо действительно было жирным – на губах противно остывала сальная плёнка.

— Хороший козёл, — приговаривал дядь Петя довольно. — Вкусный, да?

Сёма хмурился. Дядь Петя изучил его едким прищуром и хохотнул:

— Да не кисни! Он мне, гадёныш, отомстил напоследок. Их валят обычно ударом кувалды вот сюда, по загривку, а у меня здесь кувалды нет, только топор. Я его привязал к дереву и хотел обухом оглушить. Но, видимо неплотно привязал, он головой дёрнул, обух по рогам попал, топор отпружинил и чуть мне в лоб не воткнулся. Как я увернулся, сам не знаю.

— Инстинкт самосохранения, — прошепелявил с бутербродом во рту Сёма.

— Должно быть. О! Красота. Вон, сколько получилось.

Дядь Петя похлопал по пирамидке коробков.

— Козлятина, — сказал Сёма.

— Ага, — откликнулся дядь Петя, кидающий кости в опустевший таз.

— А ты сказал, "баранина".

— А. Ну. Так то одно и то же. Баранина говорить легче, а мясо одинаковое. Смотай остатки, сунь к себе.

Он выпрямился с тазиком в руках и зашагал к ручью. Сёма свернул еду, убрал в пакет и, прихватив чайник, всё же сходил к умывальнику. Ливанул кипятка подогреть воду и отшкрябал сморщившийся кусок мыла.

Сёма надеялся, что отец к его приходу соберёт весь инструмент в кучу, но, пыля сандалями по сбегающей в долину тропинке, отметил, что всё валялось в беспорядке, как раньше. Отец нависал над сбитым из сучьев столиком, разглядывая разлинованный ватман. Перепрыгивая через лабиринт пробных траншей, Сёма зашёл к нему под навес.

— Па, ну, ты даже готовальню не собрал, — возмутился он.

— Да-да, сынок, прости, сейчас идём, — отозвался отец, скользя по ватману пальцем и сверяясь с планшетом.

Сёма вздохнул, подошёл к столу и стал собирать чертёжные принадлежности в пеналы.

— Тебе это не нужно? Па! Собирать этикетки?

— А? Да-да.

Сёма нашёл взглядом связку пустых упаковок и сунул этикетки внутрь. Прикрутил скотчем к ней готовальни и отнёс к началу тропы, куда собирался постепенно перетаскать и весь остальной скарб. Тяжёлых георадара с фототехникой и теодолитом под навесом уже не оказалось, видимо, самое ценное унесли сразу, с облегчением заметил Сёма. Остались только металлоискатели и приборы поменьше: дальномер, компасы, уровни, рулетки. Их он скатал в целлофановый рулон, закрепил и сделал из клейкой ленты удобные ручки.

— Па, тебе репер уже не нужен?

Сёма заглянул под навес.

— Это что-то современное, — пробормотал отец, не отрываясь от записей.

— Пап! Всё сматывать?!

— Гос-пади… — вздрогнул он. — Да, ничего не оставляй. Мы здесь закончили.

Сёма побрёл вдоль раскопа выдёргивать колышки и сматывать разноцветные шнуры в бобины. Затем собрал разбросанные по всем траншеям лопаты, ситца, мастерки и кисточки, оставленные в шурфах шнеки, смятые баклажки из-под воды и прочие следы их пребывания. Отец уже скатал бумаги в тубус, и Сёма помог ему разобрать навес.

— Давай инструмент так смотаем, чтобы друг другу на спины повесить, а эту бандуру вдвоём понесём, — предложил отец.

Сверху донеслась песенка:

— Капитан, капитан, улыбнитесь…

Сёма пригляделся к спускающейся фигуре:

— Дядь Петя.

Отец бросил возиться с узлами и поднялся:

— Приехали? — спросил он дядь Петю.

— Пришли, приплыли, прибыли. Фух, — он запыхался — торопился. — Пришвартовались.

Сёмин папа кивнул:

— Ладно, бери тогда самое тяжёлое — Сёма вон сколько навязал, старался.

— Ну, спасибо. Я к ним со всей, а они.

Дядь Петя закинул металлоискатели на плечи, как коромысло, а руки продел в намотанный петлями скотч.

— Видишь, как удобно, — заметил отец и протянул Сёме тубус: — Смотри, документы не потеряй.

— Ого, документы, — благоговейно округлил глаза дядь Петя. — И чего я разнылся? Моя ноша полегче будет. Ну, её, ответственность эту, да, Карлыч?

— Кто на что учился, — усмехнулся отец и зашагал по склону.

Лагеря уже не было, выпрямлялась трава, примятая палатками, да темнели пятна под деревом и на месте присыпанного землёй пепелища. Они прошагали насквозь, миновали вершину, и тропка повела их к обветшалому, ещё, наверное, досоветскому дощатому причалу. Океан покачивал прижатый к нему рыбацкий сейнер. По скрипучим настилам, порёвывая мотором, рывками карабкалась экспедиционная «нива».

— Хорош, достанем, — постучал по крылу автомобиля один из матросов.

Другой, отвечавший за лебёдку, начал потихоньку опускать стрелу небольшого крана, целясь крюком в середину крыши остановившейся машины. В сантиметрах двадцати от «нивы» кран замер.

Львов заглушил двигатель, выбрался с водительского места, захлопнул дверцу и обежал вокруг, приглядываясь к прогнувшимся под колёсами лагам.

— Давайте поскорей, а, — попросил он матросов. — Доски еле держат.

— Не боись, Лёва, ниже земли не рухнешь! — крикнул дядь Петя.

Они подошли к причалу и сбросили с плеч поклажу. Отец удержал Сёму за руку, чтобы тот не взбежал на ветхую пристань вслед за дядь Петей.

Матросы просунули четыре двухметровых троса крюками в отверстия колёсных дисков, а другие концы повесили на большой крюк лебёдки.

— Вира помалу, — сказал один, и, пока кран неспешно натягивал тросы, между двумя поперечными парами чуть выше машины вставили две стальных перекладины — таким образом тросы даже не коснулись совсем недавно крашенной «нивы».

Дядь Петя спрыгнул с причала в траву и обернулся, любуясь зрелищем взлетающего автомобиля.

— Во дают, — похвалил он.

Лебёдочник умело манипулировал рычагами, перемещая «ниву» словно рыболовную сеть. Машина миновала фальшборты, снизилась и мягко спружинила на амортизаторах, коснувшись палубы. Матросы с Львовым кинулись запрыгивать на кораблик, чтобы отцепить крюки.

— На абордаж берут! — посмеялся дядь Петя.

— Осторожно сымай, не царапай! — увещевал Львов, грызя грязные ногти от тревоги.

Сматывающий тросы лебёдочник ухмыльнулся:

— Мы-то своё дело знаем. Посмотрим, как ты её к палубе крепить будешь.

На сушу ступил пузатый мужчина в берете и приблизился к стоявшим зевакам.

— Капитан, капитан, — тихонько пропел дядь Петя и гаркнул: — Смирно!

— Вольно, — улыбнулся капитан. — Рад приветствовать на «Удачливом».

— Простите за вторжение, — пожал капитану руку Сёмин отец. — Очень благодарны вам.

— Ну, что вы. Для меня — большая честь. Настоящих учёных на моём борту не было… дай Бог памяти… с восемьдесят девятого года.

Сёму эта фраза озадачила.

— А до этого что за ученых вы возили? — вырвалось у него.

Капитан добродушно изучил Сёму взглядом.

— Своих, — сказал он.

— Раньше на тральщиках значилась штатная единица зоолога, — пояснил отец.

— Да, было время, — вздохнул капитан. — Что ж, прошу на борт.

Он помог донести что-то из скарба и показал каюту. Экспедиция как раз заняла целиком четырёхместный кубрик. Пока Львов с дядь Петей возились с закреплением «нивы» на раскачивающемся полу, Сёма с отцом поели в кают-компании и приняли таблетки от морской болезни. Внезапно палуба под ногами завибрировала, и кораблик отчалил от берега.

Сёма не дослушал разговор отца с коком на счёт очерёдности мытья посуды, перемахнул ступеньки и выскочил наружу поглядеть меняющийся пейзаж. Чёрно-серая галька пляжа с зелёно-рыжими пятнами сопок сверху, прыгая на волнах, растворялись в синеватой смеси небес и воды. Но совсем не исчезли — сейнер продвигался вперёд, не теряя побережья из виду.

Сёма отвернулся и оглядел корабль. «Нива» втиснулась почти в единственное свободное пространство палубы — остальное было занято такелажем, сетями, лебёдкой и большущей деревянной лоханью с шевелящимся на дне сегодняшним уловом. Бессловесные пленники, не мигая, таращились на Сёму, били хвостами соседей по чешуе и хватали ртом сухой воздух в предсмертной агонии.

Сёма подошёл к отдыхающему на баке дядь Пете и, оглядевшись, негромко произнёс:

— Вот изверги, мучают бедных рыб, хоть бы воды им плеснули.

Дядь Петя ухмыльнулся:

— Селёдку пожалел? А ты вот это вот не заметил? Знаешь, что такое?

Дядь Петя оттолкнулся от бухты каната, где сидел, и подошёл к устройству на самом носу корабля, на которое указывал. Сёма подошёл тоже, и нахмурился, догадавшись.