Неотложка

Даже если это чужой участок, а смена почти закончилась, — врачебный долг превыше всего, особенно если речь идёт о жизни ребёнка. Но есть вызовы, на которые лучше не приезжатьСиняя «Лада» впереди вдруг резко сбросила скорость, и Вадим резко крутанул руль, в последнюю секунду избежав столкновения. Вслух он лишь чертыхнулся, но про себя, уже в не первый раз за сегодня, обматерил внезапно заболевшего водителя. А вспоминая, как тот накануне смаковал в курилке предстоящую пьянку с бывшими сослуживцами, Вадим отлично понимал характер его заболевания и от этого злился ещё сильнее. И кто вообще придумал, что врач может управлять автомобилем скорой помощи? Словно ему от своей работы стресса мало.

— Новый вызов, — сообщила ему в затылок Тамара. — В Сергиев Посад придётся скататься.

— Это же не наш участок, — удивился Вадим, — да и смена почти закончилась.

— У них машин не хватает сегодня, а мы близко. Давай быстрее, там ребёнок задыхается.

Такие случаи Вадим особенно не любил. Большинство вызовов происходило из-за чрезмерно тревожных родителей, чьё чадо повело себя «странно» или просто рыдало пару часов фиолетовым плачем. Потом по популярности шли механические травмы, обычно вызванные падением ребёнка. А вот причиной асфиксии могло быть что угодно: от постороннего предмета в горле до ложного крупа. А ведь диагноз надо будет ставить быстро. Если доехать успеют, конечно.

Вбивая адрес в навигатор и в сотый раз кляня себя за то, что перешёл из стационара в скорую, Вадим включил сирену и утопил педаль газа чуть глубже, чем позволяла его зона комфорта. Уже через девять минут, поворачивая к одноэтажному частному дому, он засомневался, что адрес был правильный. Дом выглядел не то чтобы совсем заброшенным, но и на жилой походил как-то слабо. Облупившаяся краска и поросший сорняками двор создавали общее впечатление неухоженности, но главной деталью, превращавшей дом в «заброшку», были плотно закрытые деревянные ставни на окнах, одно из которых было попросту заколочено.

Однако ещё до того, как он заглушил двигатель, дверь дома распахнулась, и на крыльцо буквально выбежала приземистая, плотно сбитая женщина. На вид ей было чуть больше сорока, а треть её простоватого круглого лица покрывало пигментное пятно, начисто лишая хозяйку шанса на хоть какую-то харизматичность.

Все эти детали Вадим отмечал походя, про себя, забирая из машины чемоданчик с реанимационным оборудованием. Внешность женщины его совершенно не интересовала; важно было, в каком психологическом состоянии она сейчас находится. А по косвенным признакам он видел, что мать ребёнка, если это была она, балансирует на грани нервного срыва.

— Слава богу, наконец-то! — надрывные интонации в её высоком голосе ещё сильнее убедили в этом Вадима. — Проходите скорее… Я — Лариса, мать Лёшечки.

Уже отойдя от машины, Вадим вспомнил, что оставил мобильный телефон на зарядке, но решил не возвращаться. Неизвестно, сколько у них было времени, а для срочного звонка, если он вдруг понадобиться, телефон был у Тамары.

Женщина торопливо вбежала на крыльцо. Вадим ожидал, что она посеменит и дальше, прямиком к ребёнку, но Лариса остановилась в прихожей и, пропустив их, заперла входную дверь на ключ. Поступок был неожиданным, но то, что люди порой ведут себя неадекватно в состоянии стресса, для Вадима сюрпризом не стало. Да и привычка — вещь упорная.

Внутри дом выглядел даже хуже, чем снаружи. Выцветшие, местами подранные обои, облупившаяся краска на межкомнатных дверях, подрагивающий свет люминесцентных ламп, которые находились на последнем издыхании. Слушая скрип половиц под ногами, Вадиму хотелось идти медленнее на случай, если одна из них вдруг провалиться под его ботинком.

Проходная комната с ребёнком мало чем отличалась от остального интерьера, но, войдя туда, Вадим немедленно ощутил какой-то внутренний диссонанс. Что-то подобное он испытал совсем недавно, когда оказался на свидании с женщиной, чьё вполне привлекательное лицо имело ярко выраженную асимметрию. Причину своего дискомфорта он осознал довольно быстро: комната была слишком большой для детской — метров двадцать, может, и больше. И в скудно обставленном прабабушкиной мебелью помещении неестественно ярко выделялась новенькая импортная кроватка, смотревшаяся здесь так же уместно, как царский трон на конюшне. Судя по тому, как жила Лариса, подобную покупку она могла себе позволить разве что в кредит или потратив на неё львиную часть сбережений, если они у неё вообще были. Похоже, что ребёнок был у матери главным жизненным приоритетом.

И сейчас этот приоритет лежал в своей кроватке и разглядывал медиков очень живыми, любопытными, пронзительно-голубыми глазами. Он то и дело вертел своей маленькой головой, едва покрытой белыми волосами, переводя взгляд с Вадима на Тамару и обратно, словно интересуясь у непрошенных гостей, что им здесь надо. Никаких признаков асфиксии у ребёнка не наблюдалось.

— Я так понимаю, ложный вызов оформляем?

Голос Тамары прозвучал почти равнодушно, но Вадим отлично знал, что внутри у неё всё кипит от эмоций. Это был уже второй подобный вызов за сегодня.

— Нет… нет, что вы! — Вадим едва не вздрогнул от неожиданности: он совершенно не ожидал услышать голос Ларисы прямо у себя за спиной, да ещё так близко, словно она дышала ему прямо в затылок, хоть и была ниже на голову. — Он правда задыхался! И мне показалось, что у него что-то во рту… посмотрите, пожалуйста.

На лице Тамары читалось отчётливое сомнение, но делать было нечего. Вызов есть вызов, да и уезжать, не осмотрев ребёнка, они не имели права. Мало ли что.

— Достаньте его из кроватки и разденьте до подгузника.

Тамара потянулась в сумку за стетоскопом.

— Так его некуда класть, — виноватым голосом сообщила Лариса. — Вы прямо в кроватке посмотрите.

И тут Вадим осознал ещё одну странную вещь, которая до этого лишь лёгким комариным жужжанием щекотала его подсознание. Места для переодевания, как и любого другого стола, в комнате действительно не было.

— А как вы ему тогда подгузники меняете? — удивилась Тамара. — Не в кроватке же?

Взгляд у Ларисы стал каким-то испуганным, как будто именно про кроватку она и собиралась ответить, и теперь, пойманная с поличным, не знает, что сказать. Но даже если это так и было, среагировала она довольно быстро.

— На полу переодеваю. Хотела комод купить специальный, но на форумах пишут, страшно это, падают с них дети.

Лариса продолжала общаться с Тамарой прямо сквозь затылок Вадим и, подавив раздражение, он сделал пару шагов в сторону. Тамара же явно собиралась ответить Ларисе что-то резкое, когда карапуз вдруг «агукнул» и обворожительно улыбнулся. Слегка оттаяв, Тамара направилась к ребёнку.

Вадим вдруг заметил, что Лариса, стоявшая справа от него, опять исчезла из поля зрения и, покрутив головой, снова обнаружил её позади себя. Уже не скрывая раздражения, он прошёл через всю комнату и встал напротив Ларисы и склонившейся над ребёнком Тамары, недалеко от второй, прикрытой двери.

— Сколько ему? — поинтересовалась она, надевая перчатки.

Лариса опять удивила Вадима. Она снова молчала, судорожно осматриваясь маленькими испуганными глазками, словно и этот вопрос застал её врасплох. Молчание длилось так долго, что Тамара подняла голову и удивлённо посмотрела на Ларису.

— Шесть месяцев, — та ответила торопливо и в то же время неуверенно.

Тамара кивнула и снова склонилась над ребёнком. Она аккуратно взяла его за подбородок пальцами и, заглянув карапузу в рот, нахмурилась.

— У него и правда что-то во рту. Вадим, дай мне, пожалуйста…

Тамара не договорила. Младенец в кроватке вдруг открыл свой рот ещё шире. Настолько широко, что Вадим не поверил в увиденное. Шестимесячный ребёнок, да и любой другой, просто не мог так раздвинуть челюсти — это было анатомически невозможно. И прежде чем Вадим успел моргнуть, из горла ребёнка высунулся толстый розовый стебель, распустившийся на конце огромным пульсирующим плоским цветком, мясные лепестки которого тут же обхватили лицо Тамары.

Женщина отшатнулась, увлекая за собой стебель, а за ним и маленькое лёгкое тело младенца. Вадиму показалось, что сейчас они оба грохнуться на пол, но, едва оторвавшись от матраса, ребёнок широко раскинул свои ручки, словно он, наоборот, падал на спину, и вцепился своими крохотными пальчиками в прутья кроватки. Те затрещали, но сама кровать не сдвинулась с места ни на миллиметр, и только сейчас Вадим заметил, что она намертво прикручена к полу.

Тамара не издавала ни звука. Вадим отчётливо видел, как её горло содрогается в беззвучном крике, но наружу сквозь цветок не вырывалось даже мычания. Вместо этого комнату наполнило протяжное мерзкое хлюпанье. Стебель цветка утончался раза в два, проталкивая что-то в рот малыша, а потом раздувался обратно. Кожа на голове Тамары лопнула и начала разъезжаться, словно с неё снимали скальп. Её полное лицо сдувалось, как воздушный шарик. Вадим с ужасом смотрел, как высыхающая кожа становится похожей на пергамент, плотно натянутый на лицевые кости. Руки женщины повисли безвольными верёвками, и лишь слабо подрагивающие пальцы говорили о том, что Тамара всё ещё была жива. Технически.

Где-то на периферии ломающегося сознания Вадим понимал, что должен сделать что-нибудь, но он не мог сдвинуться с места. И не только из-за страха, хоть тот и выжигал ледяным огнём его нервные волокна. Вадима намертво пригвоздил к полу ступор, вызванный неверием в реальность происходящего. Ему казалось, что всё это — какой-то жуткий и уж слишком реалистичный сон.

Тамара дёрнулась всем телом, и Вадим словно проснулся. На ватных ногах он сделал шаг к Тамаре и тут же опять застыл на месте. Ребёнок чуть скосил глаза и посмотрел на него. Небесно-синий взгляд, который ещё недавно показался ему по-детски любопытным, сейчас приобрёл выражение изучающего. Так неподготовленный турист разглядывает меню экзотической кухни в незнакомой стране. Рубашка Вадима моментально промокла от пота и прилипла к спине. Нервно сглотнув, он сделал ещё один шаг, и тут зашевелилась всё это время неподвижно стоявшая Лариса.

Она держала правую руку за спиной, и Вадим даже понятия не имел, с какого именно момента. Может, просто не придавал этому значения, поскольку поза женщины выглядела так, словно ей защемило поясницу. Но теперь Лариса опустила эту руку, и в ней оказался большой тяжёлый молоток с гвоздодёром. Она смотрела на Вадима пристально и настороженно, но без страха, явно ожидая его следующего шага. И ровно так же на него смотрел младенец, продолжавший, пусть уже и с меньшим энтузиазмом, поглощать плоть его напарницы.

Тело Тамары снова вздрогнуло и обмякло, пальцы неподвижно застыли. Вадим не сомневался, что напарницу уже не спасти. Даже отбей он её каким-то чудом у маленького монстра и женщины с молотком, она наверняка уже мертва. Или скоро умрёт. Может, это и не было очевидно на самом деле, и эту мысль Вадиму внушил инстинкт самосохранения, но на рефлексию времени у него уже не оставалось.

Младенец с матерью находились сейчас между ним и выходом из дома. К тому же, несмотря на почти шоковое состояние, Вадим помнил, как Лариса запирала дверь. Зато межкомнатная дверь позади него, хоть и была плотно прикрыта, не имела даже замочной скважины не было. Развернувшись так быстро, как только мог, он ринулся к двери. Плана у Вадима не было, он просто хотел унести ноги так далеко, как получится. Может, удастся выпрыгнуть в окно или добежать до запасного выхода, если он был.

На ходу, он толкнул хлипкую дверь, и она распахнулась, протестующе скрипнув. Окно в соседней комнате действительно было. Вадим едва различил его в полутьме из-за закрытых ставен снаружи и прибитых к раме досок внутри. Внутренне взвыв, он бросился дальше в темнеющий дверной проём. Ещё пару секунд он мог видеть очертания стен и углов, но очень скоро оказался в кромешной темноте. Вадим пробирался на ощупь, как слепой, вытянув руки и ловя призрачное эхо от каждого своего неуверенного шага. Поначалу он пытался сохранить быстрый темп движения, но пару раз ударившись о стены и едва не сломав пальцы, протянутой в темноту руки, он перешёл на медленный и осторожный шаг.

Шаря ладонью по вытертым обоям, он гадал, что случиться с ним раньше: услышит ли он щелчок выключателя и зажмуриться от внезапно вспыхнувшего света, пропуская удар гвоздодёром в голову, или же наступит в медвежий капкан, заранее приготовленный Ларисой на такой вот случай. Убежать от хозяйки дома такими темпами Вадим уже не надеялся.

Его рука вдруг нащупала дверной косяк и, толкнув незапертую дверь, Вадим проскользнул в очередную тёмную комнату. Он понятия не имел, сколько помещений в доме, но, если их хотя бы несколько, у Ларисы могут уйти минуты на его поиски.

В нос ему ударил резкий запах мочи и чего-то ещё — чего-то сильно знакомого, больничного.

— Просто добей меня, сука.

Ровный и усталый голос, раздавшийся из темноты, полоснул по натянутым нервам так, что Вадим даже не вздрогнул — он подпрыгнул на месте. Замерев, он старался унять дрожь в руках, а когда ему показалось, что он слишком громко дышит, Вадим инстинктивно задержал дыхание. Эффект оказался прямо противоположным: в горле отчаянно запершило и, не сдержавшись, Вадим закашлялся.

— Кто это?

Голос звучал очень молодо и, скорее всего, принадлежал ребёнку. Может быть, подростку. В нём не было страха или любопытства. Возможно, в нём были нотки удивления, но ставить на это Вадим бы не стал: голос был странно равнодушен, неэмоционален, словно его владелец был пьян или находился под седативными препаратами.

А потом раздался странный звонкий стук, как будто кто-то высыпал горсть гаек в металлическое ведро.

— Так и будете в темноте шлындать? Справа от двери — выключатель.

Вадим нашарил выключатель и щёлкнул клавишей.

Нажимая, он специально повернулся боком, чтобы сразу увидеть говорившего и понять, угрожает ли ему опасность, но план провалился. Яркий свет больно ударил по привыкшим к темноте глазам и на бесконечно долгую секунду ослепил его не хуже отступившей темноты. Жмурясь и пытаясь справиться с резью в глазах, Вадим пытался оглядеться.

Небольшое помещение, не больше двенадцати квадратных метров, без окон, с обшитыми пенопластовыми панелями стенами. Причину такой звукоизоляции Вадим понял, когда заметил в углу пустую гитарную стойку. Однако если комната и была когда-то звукостудией, то теперь использовалась совершенно для других целей.

В углу, на старом грязном матрасе, лежал парень и с умеренным интересом разглядывал непрошенного гостя. На вид он и правда был подростком, лет шестнадцати, но утверждать это наверняка Вадим бы не стал. Возраст ребёнка размывался на фоне многочисленных синяков и ссадин на его лице, а также заметного длительного отсутствия гигиены. Серую, не по размеру большую футболку стоило бы бросить в стирку ещё с неделю назад. Шорты, возможно, тоже, но на них было сложно зацепиться взглядом. Отвлекали две неровные культи, бывшими когда-то ногами мальчика. Хотя уровень ампутации выглядел грубо, словно операция проводилась не хирургом, а мясником, перевязка выглядела вполне профессионально и бинты, в отличии от одежды, выглядели свежими. Также свежими выглядели рыжие пятна крови, красноречиво говорившие о том, что ампутация была проведена недавно. А вот о том, что парень находится здесь не по своей воле, не менее красноречиво говорила цепь, опоясывающая его левую кисть и зафиксированная обычный навесным замком, дужка которая была продета между звеньями.

Вадим не увидел мокрых пятен ни на шортах мальчика, ни на матрасе и понял, что запах мочи идёт от рядом стоящего ведра, очевидно служившим подростку туалетом. Вадима затошнило. Не от запаха, не от вида крови, к которому он, как врач, давно привык, а от россыпи догадок, каждая следующая из которых казалась хуже предыдущей.

— Вы кто вообще?

Голос парня прозвучал не то чтобы без интереса, но вяло и заторможено. Вадим сразу понял, что тот находится под какими-то сильными медикаментами. Скорее всего, болеутоляющими с седативным эффектом.

— Я… я врач… скорой помощи. Нас Лариса вызвала… Ребёнок задыхался… Точнее… Не знаю… Тамара… моя коллега… Он съел её… съел…

Вадим вдруг почувствовал, что готов заплакать. А ещё он осознал, как дико и несуразно звучит его речь, и замолчал. Парень и правда смотрел на него с искренним изумлением, но, как оказалось, совершенно по другой причине.

— Лариса скорую вызвала? Всё-таки поехала у неё кукуха окончательно. Но к этому всё и шло. Когда она вчера Алёшеньке пиценосца скормила, я думал, что уже и всё, приехали. Но, видимо, курьеров этих никто не считает. Менты, думаете, скоро приедут?

— Менты? — Вадим всё ещё пытался осознать смысл слов, сказанных подростком.

— Ну вас же быстро хватятся? Если на следующий вызов не ответите, например? И локацию вашу наверняка же диспетчер по GPS трэкает?

На миг Вадиму и правда показалось, что помощь уже на полпути, но потом блеснувший было луч надежды не просто исчез, а превратился в холодный острый жгут, плотно стянувший его внутренности.

— Этот вызов последний. — Вадим даже сам поёжился от неоднозначности собственных слов. — У нас смена закончилась.

— Но вы же должны как-то отчитаться? Машину в гараж поставить?

— Формально, да. Но у нашей машины — это последний рейс... да что ж за..., потом техобслуживание, раньше механиков её пропажу никто не заметит.

— Тогда всё, — вяло констатировал парень и привалился плечом к стене. — До завтра вы тут вряд ли дотяните.

Живость мышления подростка, не вязавшаяся с его полусонным состоянием, а заодно и прагматичный цинизм кольнули Вадима смесью злости и отчаяния.

— Что здесь вообще происходит? — угрюмо поинтересовался он у парня. — Что это за тварь в детской кроватке? Ребёнок Розмари?

— Чей? — опешил подросток. — Ларисин это ребёнок. Ублюдок конченный. Лёшечка.

Имя он произнёс, растягивая гласные и добавляя в голос визгливые интонации, явно передразнивая саму Ларису.

— И сама Лариса — тварь. Даже хуже отпрыска своего. Тот хотя бы просто жрать хочет, а она…

Парень посмотрел на свои культи и неожиданно шумно всхлипнул. Потом с надеждой посмотрел на Вадима.

— А ты борьбой не занимался? Дзюдо там, самбо какое? Может справишься с ней?

— Не занимался, — адреналин понемногу растворялся в крови, и Вадим вдруг почувствовал острую необходимость привалиться спиной к стене, чтобы устоять на ногах. — Что это за ребёнок? Антихрист? Мутант?

— Антихрист — это же вроде сын дьявола? Отца у Алёши никогда и не было, было какое-то стрёмное ЭКО, так что скорее мутант. Да похер, что это такое. Его бы в печь, только вот Лариса… ну да, ты понял уже.

Вадим, который совершенно ничего не понимал, кивнул.

— В каком смысле стрёмное ЭКО?

— Ну, первая попытка у неё оказалась неудачной, а для второй по ОМС надо было очередь отстоять. Денег на платное у этой нищебродки никогда не было, так она нагуглила какую-то частную клинику, которая предлагала сделать все процедуры бесплатно, но взамен надо было всю беременность у них наблюдаться, сидеть на определённой диете и жрать какие-то экспериментальные бады. Для Ларисы это прям топчик был. Мало того, что на халяву, так ещё и кружок для избранных. Ходила вся такая важная из себя, пузом трясла. А потом родилось это.

— Но это же бред, — рассказ подростка напоминал Вадиму передачи с РЕН-ТВ. — Она бы не смогла кормить его людьми полгода, это просто нереально.

— Какие ещё полгода? — подросток посмотрел на Вадима так, словно тот сморозил удивительную глупость. — Три недели этой твари всего. И поначалу он только кровь пил, причём немного, так что Лариса его своей кормила. А вот когда начался прикорм… — подросток замолчал, словно подавившись словами, и опять посмотрел на перевязанные окровавленными бинтами культи. Когда он снова поднял глаза на Вадима, они были влажными и мутными. — Прикорм, сука… Она даже дядю ему скормила, такой клёвый был мужик…

Парень замолчал. Вадим хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но слова в голове превращались в какую-то несуразную кашу и вряд ли смогли бы поддержать подростка. К тому же, даже найди он нужные фразы, вряд бы им удалось прорваться сквозь подкативший к горлу ком. Вадиму было искренне жаль парня, но чем больше он погружался в эту семейную трагедию, тем дальше ему хотелось убраться от всех её участников. Особенно от Ларисы. И от её трёхнедельного чада. Трёхнедельного?

— Ну не может этому ребёнку быть три недели. Ладно ещё вес, но он руками за кроватку схватился, когда… Я фазы роста особо не помню, но вроде тело ещё не осознаётся в этом возрасте. Нет никакой осмысленной координации.

— Вы прикалываетесь? — подросток действительно выглядел удивлённым. — Эта тварь вашу коллегу сожрала, а вы про фазы роста размышляете? Ну-ну.

Вадим не нашёлся, что ответить.

— Но вообще Лариса упомянула как-то, что он слишком быстро растёт, — признался подросток. — Типа уже предметы научился руками хватать и садиться в кроватке. Я хз, насколько это рано.

— А ты… она тебе кто-то? Родственница? — поинтересовался Вадим.

Парень кивнул.

— Тётка двоюродная. Никогда её не любил. Если бы не гитара, ноги бы моей в этом доме… да бл… не появлялся бы я здесь. Но студию снимать дорого было, а она разрешила эту комнату оборудовать. Говорила же мать, в наушниках играй, а я всё за реальным звуком гнался…

Тут подросток внезапно оживился, словно вспомнил что-то.

— Меня, кстати, Коля зовут. А вас как?

— Вадим, — он бросил быстрый взгляд на то, что осталось от ног Николая и всё-таки рискнул спросить: — А Лариса сама… она — медик?

— Фельдшер. Но она на пенсии, по инвалидности. Раньше, кстати, много лет на скорой проработала, всех там знает. Может, поэтому и позвонила вам, был у неё план какой-то. Хотя, я в душе… какой у неё мог быть план? Сначала Лёшу накормить вами, а потом полицейскими?

Вадим не ответил, ему сейчас было не до стройных гипотез. Крохотный ребёнок прямо на его глазах съел Тамару. Парень был прав, любая логическая нить бесследно растворялась в этом безумии.

— Я хоть и рад компании, — внезапно сообщил Николай. — Но вы тут зря со мной трындите. Дом у Ларисы не особо большой, она вас до сих пор не нашла только потому, что вы как-то странно побежали… иначе, не оказались бы тут.

— А некуда было больше бежать, — хмуро пояснил Вадим. — Лариса между мной и выходом стояла, с молотком. Да и дверь входную она всё равно заперла.

— Вот оно что, — подросток скривился, как от зубной боли. — Осторожная стала, падла. Это после курьера… тот хоть и был один, но тоже… умирать не хотел, без посторонней помощи. Странно, что с молотком она. А хотя, чего тут странного? Была бы с арбалетом, вы бы, небось, даже в дом не пошли бы.

— С арбалетом? — Вадиму показалось, что парень пошутил.

— Ну да, моя игрушка, — Николай опять скривился. И с видимой досадой добавил: — Была моя.

— Но ведь это и правда игрушка? Боевой арбалет ведь легально не купишь.

— Вас словно в гугле забанили, — насмешливо отозвал парень. — Я на него усиленную дугу поставил, он теперь почти как боевой. Хотя, — насмешка уступила место грусти, — вам бы и изначальных сорока трёх кг хватило бы. В помещении-то, это ж в упор, считай.

Вадим как-то сразу вспомнил байку о том, что в тесной комнате человек с ножом заведомо сильнее человека с пистолетом, но и сейчас она показалась ему не слишком правдоподобной. Тем более, что ножа у него всё равно не было.

— Может, через окно какое можно выскочить? — с надежной спросил Вадим.

— Они заколочены все. Бесшумно и быстро доски у вас оторвать не получиться, курьер на том и погорел. Единственный плюс, Лариса до последнего будет стараться вас не убить. Ребёночек её мёртвое мясо есть не станет.

А он тогда, получается, живое мясо? Вадим от этой мысли нервно поёжился.

— Через заднюю дверь попробуйте удрать. Она заперта, но хлипкая, и петли давно проржавели. Если выбьете с пары ударов, может, успеете. Но мне кажется, больше шансов Ларису угандошить, чем сбежать.

Вступать в схватку с безумной и довольно крепкой женщиной, вооружённой молотком и арбалетом, у Вадима не было ни малейшего желания, но вслух он этого не сказал.

— А где отсюда задняя дверь? Я в темноте смогу до неё добраться?

— Я бы смог, — пожал плечами Николай. — А вы хз. Дом старый, планировка такая, словно его безумный Шляпник строил, выступов и ниш полно всяких. А включите свет — Лариса вас вычислит, опять же. С другой стороны, недалеко же всё.

Николай поднял цепь по руке, насколько позволяла петля, и принялся растирать затёкшую кисть.

— В общем, из двери вам налево и идите прямо до упора. Как упрётесь в стену, опять налево, и там уже, шагов через десять, коридор направо, прямо до двери. Если мимо коридора промахнётесь — дальше кладовая, тупик.

Вадим колебался, но других вариантов он всё равно не видел. Сидеть здесь и ждать Ларису смысла точно не было.

— Спасибо, — искренне сказал Вадим. — Если выберусь, то по прямой в полицию и расскажу, что ты здесь в заложниках, чтобы поторапливались.

— Угу, — без видимой надежды согласился Николай. — Удачи. Она вам понадобится.

Это, пожалуй, было единственным, в чём Вадим совершенно не сомневался. Он выключил свет, приоткрыл дверь и, инстинктивно задержав дыхание, нырнул в плотную обволакивающую темноту.

Вадим успел сделать лишь пару шагов, прежде чем свет вспыхнул снова. Но уже не в комнате, а в коридоре. Щурясь, он пытался сообразить, куда бежать, но раздавшийся за спиной окрик Ларисы буквально пригвоздил его к полу.

— Только дёрнись без команды — получишь стрелу в спину. Я не шучу, у меня арбалет. Подними руки и пяться, не оборачиваясь.

Вадим не сидел на цепи, как Николай, но ощущал себя настолько же беспомощным. На ватных, подгибающихся ногах, он шёл спиной вперёд, каждую секунду ожидая удара молотком. Едва он прошёл дверь, через которую минуту назад вышел, Лариса приказала ему остановиться.

— Внутрь заходи. Только без глупостей: дверь толкни и больше её не трогай.

Николай встретил их с выражение досады и разочарования, но эмоции были выражены не сильно. Может, из-за лекарств, но скорее он изначально не особо-то верил в успех Вадима.

— Стой, где стоишь, — над его плечом пролетела связка ключей и упала прямо перед подростком. — А ты отстёгивайся, давай. Сама пригляжу за тобой.

Николай посмотрел на Вадима и виновато пожал плечами.

— Извини, чувак. Другое стойло эта крыса не соорудила пока.

— За крысу останешься без ужина. — зло гавкнула Лариса. — Поторапливайся.

Николай неопределённо повёл плечами и, подобрав ключи, сразу и безошибочно нашёл нужный. Замок обиженно лязгнул, и цепь со стуком упала на пол. Николай опять растирал посиневшую кисть, избегая смотреть на Вадима.

— Чё ты расселся? — голос Ларисы звучал нетерпеливо и зло. — Уступи мужчине место.

Николай сполз с матраса, и Вадим послушно занял его место. Теперь он видел Ларису: её изуродованное пятном лицо покраснело, то ли от злости, то ли от возбуждения. Губы были плотно сжаты, а маленькие глазки сверлили Вадима почти что с ненавистью. Лёгкий арбалет она держала правой рукой, положив его корпус на кисть левой, в которой сжимала всё тот же молоток с гвоздодёром.

— Цепь застегни на нём, — Лариса скомандовала коротко, словно выплюнув слова.

— Сама застёгивай, — окрысился вдруг Николай. — Я тебе в вертухаи не нанимался.

Лариса крякнула и выразительно направила на него арбалет. И Вадим не сомневался ни на секунду, что она выстрелит в ребёнка, если сочтёт необходимым.

— Лучше сделай, как она говорит, — торопливо сказал Вадим и сам поразился, насколько обречённо прозвучал его голос.

— Ты дебил? — неожиданно процедил Николай сквозь сжатые зубы. — Ты хоть понимаешь, что замок закроется и ты покойник? Сделал бы хоть что-нибудь, чё ты как баран на Курбан-байраме? Лучше стрелу словить…

— Заткнись, — прошипела Лариса, и, хотя она обращалась не к Вадиму, по его шее побежали холодные мурашки.

Николай послушался. Затравленным взглядом он посмотрел на замок, потом на Вадима, пожал плечами и подполз ближе. Вадим положил руку на матрас, чтобы подростку было удобнее окольцевать его кисть. Мозгом он понимал, что находится в шоковом состоянии. Что его нездоровое желание помочь — это какое-то начало стокгольмского синдрома. Он даже успел подумать, что совершенно неадекватно воспринимает сейчас Ларису. Будь у неё в руках окровавленный топор или вилы, может, он разглядел бы в ней того самого монстра, которым она наверняка и была. Но с арбалетом и молотком она скорее напоминала какую-то неправильную супергероиню извращённых фантазий современного Диснея.

Николай намотал цепь на руку Вадима и заелозил ключом в замочной скважине. Замок почему-то отказывался закрываться, и вместо щелчка слышался лишь металлический скрежет. Пару раз ключ даже выпадал из подрагивающих пальцев подростка на матрас. По лицу Ларисы было видно, что она стремительно теряет терпение и, наконец, женщина сорвалась.

— Да что ты там возишься всё? Письку свою так теребить будешь, а не ключ.

— Ну не закрывается он, — огрызнулся Николай. — Я чё могу сделать?

— То рот у тебя не закрывается, когда нужно, то замок… Ключом, может, ошибся?

— Как бы я ошибся, если я им открывал? С логикой, Лариса, ты никогда не дружила…

— Поговори у меня… — сквозь зубы процедила Лариса и, не сводя глаз с Вадима, подошла ближе. — Да не тем ключом ты вертишь, придурок. Я же…

Договорить она не успела. Николай отпустил конец цепи, и она соскользнула с руки Вадима на матрас. Оказалось, что подросток заранее перехватил цепь левой рукой и теперь, коротко замахнувшись, ударил ею Ларису туда, куда смог дотянуться. Удар пришёлся ей в голую щиколотку. Лариса вскрикнула, опрокидываясь. И почти одновременно с ней взвыл Вадим, его правую ногу пронзила чудовищно-острая боль.

Опустив глаза, он с удивлением увидел торчащую из бедра стрелу. Рядом слышался лязг цепи, звуки ударов, непонятная возня, крики и мат на два голоса. «Надо помочь», — пронеслось в голове у Вадима, и он развернулся к дерущимся лишь для того, чтобы получить молотком в лицо от отмахнувшейся наобум Ларисы.

Удар пришёлся в бровь, к счастью, не гвоздодёром, но Вадиму хватило и этого. В голове вспыхнуло новогодним фейерверком, в глазах моментально потемнело от боли. Он отшатнулся назад и повалился на спину. Взгляд не фокусировался, и размытая комната крутилась вокруг него пьяной каруселью. Внезапно ставшая тяжёлой голова гудела, словно на неё одели звенящий басом колокол. Тошнота подкатывала к горлу и резко усилилась, едва он попытался двинуться с места. Звуки борьбы вдруг стали глухими и далёкими. Из них особенно выделался один — он повторился уже несколько раз и почему-то был важен, но оглушённый и растерянный Вадим не мог осознать почему.

Внезапно гул отступил и звук оформился в надрывный крик Николая.

— Да беги же ты! Беги, дебил!

Бежать? Даже встать казалось Вадиму непосильной задачей. Но, несмотря на тошноту и проблемы со зрением, он понимал: бежать действительно надо. Николая Лариса не убьёт... наверное, раз не убила до сих пор. А вот его наверняка.

Вадим попытался встать и, не подумав, перенёс вес на простреленную ногу. Взвыл от боли и плюхнулся на пол, больно ударившись копчиком. Вторая попытка оказалась более удачной. Встав на левое колено, он оттолкнулся руками от пола и смог подняться на ноги, нелепо взмахивая руками в попытках удержать равновесие.

Он не помнил, как выбрался из комнаты, как и большую часть пути, которую проделал. Взгляд, который и так удавалось сфокусировать только ценой ослепляющей головной боли, был постоянно поддёрнут красноватой плёнкой из-за разбитой кровоточащей брови. Снова держась за стены и снова практически на ощупь, он брёл по коридору, как киношный зомби, покачиваясь, мыча и подволакивая ногу.

Справа показался чернеющий проём, который совершенно не заинтересовал Вадима. Но именно в этот момент его настиг новый приступ головокружения. Свет в глазах померк, его шатнуло в сторону, и, пытаясь сохранить равновесие, Вадим опять наступил на травмированную ногу. Сгустившийся было сумрак вспыхнул радужными всполохами боли, нога Вадима конвульсивно дёрнулась, и он практически прыгнул в открытую настежь дверь.

Спрятавшаяся в густой непроглядной темноте лестница с ликующим скрипом приняла его провалившуюся на ступеньку стопу, а потом и всё его тело, кубарем покатившееся вниз. Вадим рефлекторно поднял руки, защищая голову, и едва не сломал себе кисть на финальном ударе об пол. Что-то хрустнуло, и руку пронзила боль, которую он почти не почувствовал на фоне остро пульсирующей боли в ноге.

Со стоном он перевернулся на спину, думая о том, что надо как можно скорее выбираться из этой ловушки и подниматься обратно наверх, но, оценив крутизну лестницы и расстояние до светлеющего дверного проёма, отказался от этой идеи. Ему и так с трудом верилось, что он до сих пор находится в сознании, а верхняя ступенька казалась чем-то вроде вершины Эвереста, на которую Вадим не полез бы и в лучшие времена. Оставалось надеяться, что Лариса не сунется сразу в подвал. А с другой стороны, сразу или нет, что поменяется? Сил уже не осталось не только на драку, но и на бегство. Вадим почувствовал, как апатия растекается клейкой смолой по телу, запуская в его мозг свои чёрные тонкие щупальца.

Впрочем, липкие прикосновения этой каракатицы обречённости сразу исчезли, едва он услышал шаги в коридоре. Видимо, он переоценил свою готовность сдаться, тем более прямо сейчас. Стараясь не стонать в голос, Вадим отполз в темноту, куда-то за лестницу, молясь про себя только об одном — чтобы Лариса прошла мимо. Но она не прошла.

Раздался щелчок, и луч фонаря, проскользив по лестнице, затанцевал на бетонной с облупившейся штукатуркой стене. Он всё ещё надеялся, что Лариса не спустится вниз, не станет проверять. Ну какой нормальный человек будет прятаться в подвале, откуда совершенно…

— Ты там живой, болезный?

Вадима передёрнуло от визгливого женского голоса. Он не ответил.

— Я знаю, что ты там. Кровь на лестнице. А дальше по коридору её нет. Если выйдешь сам, ещё будет шанс договориться.

Голос Ларисы звучал как-то неуверенно, словно она сама не слишком верила в такую возможность. И в неё совершенно точно не верил Вадим. Он дополз до стены и теперь судорожно пытался подняться на ноги, опираясь на стену. Поначалу он всё ждал, что его ослепит верхним светом, как тогда в коридоре, но потом осознал, что, если бы этот свет вообще был, Ларисе бы изначально не понадобился фонарь.

Она неуверенно топталась где-то над ним и явно не спешила спускаться в тёмный подвал, но Вадим понимал, что это временно. Она, в отличие от него, у себя дома и деваться ей некуда. Если не пойдёт вниз, найдёт другой способ выкурить его отсюда. Ему нужно было хоть что-то похожее на оружие. Может даже где-то под ногами и валялся обломок кирпича или кусок ржавой арматуры, вот только в темноте эту чёрную кошку не найти, даже если она тут есть. Может, он и успеет что-то разглядеть в свете фонаря, когда Лариса начнёт спускаться, но подобрать уже точно нет.

Был ещё один вариант, самый очевидный, вот только думать о нём Вадиму было больно. Больно физически. Максимально осторожно, он начал ощупывать подушечками пальцев оперение арбалетного болта. Пластик. И хотя надеяться на натуральные перья было бы просто глупо, Вадима всё равно накрыло волной досады и разочарования. Но оставался ещё один шанс. Стрела могла оказаться достаточно дорогой, чтобы оперенье было съёмным, но и не премиум-класса, без хитрого замка или крепления на болтах.

Вадиму пришлось отнять руку от стены и привалиться к ней плечом, стискивая зубы, чтобы не закричать. Левой рукой он держал древко болта, а правой последовательно дёргал за перья, пытаясь вытащить их из воображаемых пазов. Несмотря на все усилия не качать стрелу, древко то и дело дёргалось. Не сильно, но этого вполне хватало, чтобы ногу пронзала очередная вспышка боли. Вадим тянул перо назад и верх, вверх и назад, без всякого эффекта. Он уже почти отчаялся, когда случайно толкнул пластиковый треугольник к наконечнику болта и тот неожиданно заскользил. Даже небольшого усилия хватило, чтобы вытащить перо и бросить его под ноги. Следом полетели остальные три.

Вадим, вдохновившийся было минутным успехом, снова застыл в нерешительности. Одно дело, вытащить перья из болта и совсем другое древко из ноги. Как врач, он отлично понимал, что впереди его ожидает не только лишь боль, но и проблемы с кровотечением. Дрожащими пальцами, Вадим начал расстёгивать рубашку. Проклиная бессчётное количество пуговиц и свои неуверенные движения, он напряжённо прислушивался, но сверху не доносилось ни звука. Уйти Лариса не могла, он бы наверняка это услышал, а значит она также как и он выжидала, предлагая загнанной в угол мышке сделать ход первой.

Кое-как стащив с себя рубашку, Вадим смотал её подобно верёвке и, задержав дыхание, с силой завязал вокруг ноги чуть выше торчащего из неё болта. Потом он вяло держался за древко, всё ещё не решаясь вытащить карбоновую трубку из своего тела, когда сверху раздалось еле слышное бормотание Ларисы.

— Сдох он там что ли?

А затем её нога тяжело опустилась на верхнюю ступеньку.

Ни деревяшки ни тем более резиновой капы у Вадима не было, так что он прикусил собственную руку, чтобы не закричать. Слёзы навернулись на глаза, а превратившаяся было в тупую и пульсирующую, боль в долю секунды разгорелась с новой силой. Ступени натужно скрипели под медленной поступью Ларисы и с каждым таким скрипом Вадим тянул сильнее и сильнее, забывая про боль, на фоне бурлящего в крови адреналина.

Когда болт наконец-то выскочил из его ноги, это было настолько неожиданно, что Вадим едва не уронил его на пол. Свет от фонаря прыгал по лестнице и облизывал стены, пытаясь нащупать недальновидного беглеца, но был пока бессилен разглядеть его под лестницей. Видимо об этом подумала и Лариса, которая внезапно остановилась на полпути. Вадим видел её уродливые приземистые лодыжки у себя над головой и, хотя позиция для удара была максимально неудобной, другой возможности у него могло уже и не быть.

Вадим вскинул руку, целясь в ахиллесово сухожилие, но так и не понял попал он или нет. Однако он точно попал в ногу Ларисы и этого оказалось достаточно. Женщина пронзительно взвизгнула и повалилась на лестницу. В отличие от Вадима, она не скатилась кубарем, а просто упала, сильно ударившись лицом о ступеньку и медленно съехала вниз. Когда Вадим обогнул лестницу и добрался до неё, Лариса уже пыталась подняться. Не думая, он вскинул раненую ногу, о чём моментально пожалел ещё до удара. В его глазах заплясали чёрные кляксы, а когда подошва ботинка достигла цели, он сам не упал лишь потому, что успел схватиться слабеющими руками за перила.

Но и Ларисе пришлось несладко. Удар пришёлся ей прямо в скулу и отбросил на стену, сползая по которой она оставила красный след, щедро покрывавший потрескавшуюся штукатурку. Держась за перила, Вадим перегнулся через них и подобрал валявшийся на ступенях арбалет. Болт вывалился и, возможно, был где-то неподалёку, но искать его не было необходимости, из держателя торчали ещё четыре. Зарядив оружие, Вадим направил его на Ларису.

Из её разбитого носа тонкой алой струйкой стекала кровь, но женщина была в сознании и с ненавистью буравила его своими маленькими чёрными глазками. Однако, чем дольше она смотрела на Вадима, тем заметнее ненависть в её глазах разбавлялась страхом. Плечи женщины опустились, лицо осунулось. Мышцы, ещё минуту назад плотные, готовые к драке, растеклись под кожей, теряя рельеф.

— Пожалуйста…

Истерично-молящие нотки в её голосе были настолько неожиданными, что Вадим немного попятился.

— Пожалуйста, вы должны понять. Он же просто ребёнок, он хочет кушать. А когда он хочет кушать, он кричит… Если бы вы только слышали, как он кричит! Я не могла это слышать, просто не могла, понимаете? Я же мать!

Слёзы неожиданно хлынули из глаз Ларисы и ручьями побежали по лицу. Вадим обескураженно стоял в паре метров от неё, совершенно не понимая, что ему делать. И напрочь позабыв, что он собирался делать до того, как начал схватку.

— Он кричал и кричал… Он же ребёнок, понимаете? Дайте хотя бы кусочек!

Вадиму показалось, что он ослышался. По крайней мере, он очень хотел в это поверить. Слёзы всё ещё бежали по щекам Ларисы, но глаза её возбуждённо блестели какой-то внутренней правотой и… надеждой.

— Всего один кусочек! Вам совершенно не будет больно. Я сама фельдшер, профессионал. У меня есть обезболивающие, инструменты…

Опустившаяся было рука с арбалетом сама собой поднималась, возвращая оружие в прежнюю позицию. Вадим уже не чувствовал страха, ненависти, почти не чувствовал боли. Все эти чувства вытеснила полыхавшая в нём ярость, до чернеющей пустоты выжигавшая внутренности.

Вадим не целился, он просто направил арбалет в сторону Ларисы и не задумываясь нажал на спуск. С глухим стуком, стрела вдруг исчезла из канвы и появилась в глазнице женщины. Он даже не сразу понял, что болт прошёл насквозь и выбил из затылка кусок черепной коробки. Оставшийся глаз Ларисы удивлённо посмотрел на Вадима, и не издав ни единого звука, женщина повалилась лицом на пол.

А следом за ней на пол опустился обессиленный Вадим. Он аккуратно положил арбалет рядом с собой и устало привалился к лестнице. Импровизированный жгут на его ноге сполз и пропитался кровью. Вадим посмотрел на ногу с безразличием, но всё же заставил себя перетянуть окровавленную рубашку по новой.

Он понимал, что надо выбираться отсюда, иначе он попросту истечёт кровью, но последние силы ушли на схватку с Ларисой. Вадиму до сих пор не верилось, что он с ней справился, пусть и благодаря удаче. Ему пришла в голову мысль, обыскать тело женщины на случай, если она носила с собой мобильник, и он даже уже упёрся рукой в пол, чтобы подняться, когда услышал крик.

Как врач скорой помощи, он уже давно привык к детскому плачу и слышал его во всех возможных вариациях. Он научился различать плач, вызванный болью, усталостью, голодом, истерикой, страхом или любой комбинацией из этих вариантов. Но он ещё ни разу не слышал это.

Несмотря на высокие интонации, крик не был детским, но и взрослый так закричать никогда бы не смог. Пронзительный и тонкий, переходящий в ультразвук, он проникал сквозь плоть Вадима, глубоко ввинчивался в его кости и заставлял вибрировать костный мозг. Вадим плотно закрыл ладонями уши, но это не помогло, словно крик уже пробрался внутрь и теперь бежал по венам и артериям, в поисках слабого места, где он мог бы разорвать сосуды в матриксные ошмётки.

Когда Вадиму показалось, что он уже не может терпеть, крик оборвался.

Он всё ещё звучал в его голове, но уже не пытался порвать барабанные перепонки Вадима. Тот вслушивался в эту звенящую тишину и одновременно пытался ухватить какую-то мысль, ещё недавно досаждавшую ему жужжащей надоедливой мухой, но полностью растворившейся в этом жутком крике. Может даже не мысль, а воспоминание, но почему-то именно сейчас это казалось важным. Может быть что-то, что прозвучало в разговоре с Николаем?

И тут Вадим вспомнил. Это не было частью их диалога, но, когда он сам упомянул детские фазы роста, то сразу вспомнил болтовню с коллегой, который относительно недавно стал отцом. Тот жаловался ему, что шестимесячный сын научился хватать предметы, чем доставлял ему массу неудобств.

«Сейчас ждём с женой, когда он сидеть научится. А потом он поползёт и нам конец» — с горечью сообщил коллега.

В почти кладбищенской тишине старого дома Вадим отчётливо услышал глухой удар. Словно, кто-то находившийся не слишком далеко бросил на дощатый пол мешок с картошкой. Где-то с минуту Вадим слышал лишь учащённый стук собственного сердца, а потом крик раздался снова. Но уже ближе.

Гораздо ближе.