Неправильный рецепт

С рыжего московского неба падали мелкие редкие снежинки, медленно кружились в тишине маленького переулка и падали на лицо Лизы.

Лиза лежала в сугробе и плакала. Сугроб обнимал ее со всех сторон, и Лизе казалось, что она погружается в него все глубже, и скоро ее совсем не станет, только зеленый пуховик будет немного выступать из-под снега, а мягкое снежное нутро сугроба укроет и ее лицо, на котором жгуче замерзают слезы, и руки, и ноги. И не останется ничего от Лизы, даже памяти. Год провернется, пойдет дальше, утром встанет солнце, но Лизы уже не будет.

Глухие стены домов переулка молча нависали над ней, никто не видел Лизу, а люди ходили так далеко, что их совсем не было слышно. Единственный фонарь мигал, и где-то наверху в переплетении проводов гудел ветер.

Лиза была слишком тепло одета, чтобы замерзнуть сразу, но она не заметила, что засыпает, убаюканная тишиной переулка.

Она хотела-то всего лишь передышки: поплакать и пойти дальше, но ее глаза закрылись, мокрые ресницы покрылись льдом, а снежинки перестали таять на щеках.

— У вас все в порядке? — окликнул ее женский голос, и Лиза вздрогнула, просыпаясь.

Глаза не открывались, а руки словно задеревенели, когда она попыталась их поднять.

— Да видишь же, что нет, чего спрашивать. Может, она умерла? — пробурчал мужской.

— Она не умерла, вон пар идет. Девушка, вам плохо?

Лизу вдруг взяли за обе руки и потянули вверх, усадив в сугробе.

— Зачем ты ее дергаешь? — нервно спросил женский голос. — Вдруг у нее спина сломана.

Лиза кое-как стащила задубевшие перчатки и протерла лицо. Тоненький лед на ресницах крошился под пальцами, и когда Лиза смогла наконец открыть глаза, свет тусклого фонаря резанул по ним, словно солнечный. Лиза невольно охнула и заморгала, привыкая к миру заново.

Юноша, который усадил Лизу, пожал плечами. Он был совсем юн, то ли старшеклассник, то ли студент. Молодая женщина, которая была с ним, склонилась над Лизой и осторожно стряхнула с ее лица и капюшона снег.

Они были очень похожи, как близкие родственники. Оба худые, с тонкими острыми чертами лиц, и прямые брови одинаково хмурились, когда они осматривали Лизу в поисках травм.

Лиза попыталась что-нибудь сказать, но горло свело судорогой. Как же глупо валяться зимой в сугробе, подумала она, но ей опять захотелось плакать, когда она вспомнила, что случилось перед этим.

— Вас как зовут? — осторожно спросила ее женщина.

— Л… Лиза.

— Очень приятно. А меня Марфа. А это мой племянник Глеб. Что у вас случилось?

— Может, в травму надо? — влез Глеб. — Или скорую вызвать?

Он поправил на плече сумку с чем-то тяжелым, достал из кармана телефон и поглядел на экран.

Время. Сегодня все смотрят на время, потому что надо все-все успеть до полуночи.

Лиза всхлипнула.

— Не надо, уже не болит. Меня просто толкнули, — объяснила она. — Я упала на скользком месте, а когда попробовала встать, то снова упала. А какая-то тетка стала ругаться, что пьяных много, что совести нет, что… — Лиза снова заревела. — А я не пила-а, ну совсем ничего, и мне так больно было! А все обходили кругом, смеялись и не помогали! А кто-то даже на видео стал снимать…

Тогда Лиза решила скрыться от всех, свернув в ближайший переулок, от обиды и боли, не сообразив, куда идет.

— А нога еще болела, и я снова поскользнулась. Тут было так тихо, я легла на снег и подумала, что полежу, пока… пока не пройдет. Все равно я уже везде опоздала. А потом… не знаю, что случилось. Я почему-то заснула.

Марфа сочувственно вздохнула.

— Вам бы согреться, а то заболеете, — сказала она. — Давайте мы поможем вам встать?

Она протянула левую руку, а Глеб — правую, и они слаженно дернули Лизу на себя, поднимая. Лиза ойкнула, чуть не упав, и уставилась на них снизу вверх. Они оказались очень высокими, и когда Лиза смятенно поблагодарила их, дружелюбно улыбнулись совершенно одинаковым образом.

— Вы, наверное, в магазин шли? — спросила Марфа. — Мы вот тоже забыли кое-что купить.

Лиза ничего не забыла. К сегодняшнему дню она готовилась как следует, составила список того, что купить, и того, что сделать. С утра поставила елку. Достала игрушки (и несколько минут сидела перед ними, потому что переложенные ватой и сияющие золотом и серебром, малиновым и синим игрушки показались тайным сокровищем, как и много-много лет назад, когда она была еще совсем маленькой и в четыре руки с сестрой доставала коробки с игрушками с антресолей, балансируя на табуретке). Лиза сфотографировала их, отослала сестре, запостила в соцсети. Потом повесила на окна светодиодные гирлянды, комнаты пропылесосила и украсила мишурой.

Она была счастлива почти полчаса. Спина болела от тщательной уборки, елка сияла желтым карамельным светом, и он искристо преломлялся в старых стеклянных игрушках, на экране ноутбука бюрократ Огурцов ругался с молодыми работниками Дома культуры. В холодильнике стояли три кастрюли: с традиционными оливье, селедкой под шубой и салатом с крабовыми палочкам. В духовке дорумянивалась курица, обложенная круглыми картофелинами и начиненная яблоками, а в шкафу стоял заранее подготовленный кекс с пряностями и сухофруктами, настоянными на чае.

Все было почти так как нужно, волшебство вот-вот должно было случиться… пока не позвонила сестра.

После звонка Лиза выключила духовку. Немного поплакала. Решила, что она и сама отпразднует Новый год, зря, что ли, готовилась… Для хорошего настроения еще чего-то не хватало, и Лиза вспомнила, что так и не купила бенгальские огни. В списке они были, но Лиза решила, что племянникам в руки давать их опасно, а если не давать, то они устроят скандал, и не купила.

Лизе надо было честно признаться себе, что ей вовсе не бенгальских огней не хватало, но сил на это признание не было даже сейчас, когда она, всхлипывая, рассказывала все это Марфе и Глебу.

Бенгальские огни были проще, безопаснее и ближе.

— Бенгальские огни! — оживился юноша. — Теть Маш, нам тоже нужно.

Марфа поморщилась, явно не разделяя его энтузиазм, но кивнула.

А вообще это все случилось из-за дурацкой открытки, которую запостила знакомая Лизы в соцсетях, недели за две до Нового года. Там была ретро-фотография с комнатой, где стояла небольшая елка, замотанная в серебристый дождик, горел телевизор и был накрыт стол. Вот-вот придут гости, и маленькая девочка прижалась носом к оконному стеклу, где среди морозных узоров темнела небольшая проталина. Там было именно то ощущение чуда, ожидание праздника, которое Лиза испытывала в детстве, когда на Новый год приезжали родственники, кто-то пораньше, кто-то попозже, женщины суетились на кухне, гоняли мужей и детей с поручениями, папа и дядя, ворча, собирали и таскали туда-сюда обеденный стол, старший двоюродный брат помогал Лизе и ее сестре украсить елку, а младший пытался все разобрать, потому что был слишком мелким и надоедливым, потом кто-нибудь ехал за бабушкой, потому что та опять набрала полные сумки пирогов и подарков детям. Все нервничали, переругивались, но не всерьез, больше шутили и смеялись, и было ужасно важно успеть до полуночи, чтобы сесть за стол пораньше, проводить старый год, хором визжать от ненастоящего страха, когда папа хлопал пробкой от шампанского, поздравлять друг друга, обсуждать певиц и певцов, которые выступали на новогоднем концерте, и радоваться сияющей серебряной мишуре, мигающей огоньками елке и завтрашнему утру, когда под елкой появятся сами собой подарки.

И это было то, по чему Лиза вдруг затосковала, хотя после окончания университета давно жила отдельно и была довольна своей самостоятельностью.

— Я думала… я думала, что это как готовка… ну как рецепт — если все сделать, все ингредиенты собрать, то получится нужное! Получится, как раньше, когда все собирались, когда было тепло… и волшебно.

Лиза всхлипнула и обреченно закончила:

— А получилось как обычно. То есть… вообще не получилось. Сестра позвонила и сказала, что у нее младший капризничает весь день, зубы у него там, что ли… или насморк. Мама сказала, что раз Ленка, это моя сестра, ее не подвезет, то она сама не поедет, очень устала. Папа и бабушка… они, ну, умерли давно… А с теткой уже лет пять не общаемся, она на нас обиделась, а… а у меня все остальное было готово. Ну, кроме этих бенгальских огней.

Марфа вздохнула. Ее племянник тоже вздохнул. Они переглянулись. Лиза быстро вытерла глаза и хотела было уже извиниться за свою невероятно глупую и неуместную исповедь — она сама не стала бы слушать незнакомку, которая несет бесконечную чушь про подготовку к новому году и про своих родственников.

— Слушай, — вдруг обрадовавшись чему-то, сказал Глеб, — смотри, сколько времени, а мы ведь можем к бабушке опоздать!

Почему-то эта мысль обрадовала и Марфу.

— Точно, сейчас ей позвоню и скажу, что мы в городе задерживаемся и чтобы нас не ждали.

— Простите, что задержала вас, — виновато вклинилась Лиза. — Я не знала. Простите. А… вашей маме сейчас наверняка грустно и одиноко.

Марфа непонятно улыбнулась и отошла в сторону, доставая телефон из кармана.

— Э, ваще нет, — махнул рукой Глеб, потом выудил из сумки термос и попытался открыть его. — У нее там собирается человек пятнадцать родственников, ей бы с ними справиться. А без нас сразу два места за столом освободится.

Лиза немного ужаснулась количеству родственников.

— Ну… тогда, наверное, она вас ждет, чтобы вы помогли?..

— Мы с ним самые бесполезные в хозяйстве, — объяснила Марфа, возвращаясь к ним. — Мама говорит, что мы годимся только банки с антресолей доставать, потому что никто другой не дотягивается.

— И убирать обратно, — поддакнул Глеб и чертыхнулся, проливая чай мимо крышки термоса. В воздухе поплыл запах пряностей и чего-то терпкого.

— И убирать, — согласилась Марфа. — В общем, Глеб, мама разозлилась, но сразу успокоилась, потому что помощников у нее много без нас, а стульев и правда не хватает. Ждет нас после полуночи. Галя, ну то есть твоя мама, просила передать, чтобы ты вел себя как следует.

— Отлично, — обрадовался Глеб. — А я и так веду себя как следует. Вот, Лиза, возьмите. Только осторожно, горячий.

Лиза взяла и осторожно глотнула, а потом закашлялась. Оказалось, это был вовсе не чай, а глинтвейн, очень пряный, медово-сладкий, с мякотью апельсинов. Тепло разлилось внутри, успокаивая. Лиза испугалась — вдруг это какое-то вещество, специально для глупых девиц, которые берут питье у незнакомцев, но страх утонул в мягком спокойствии.

— Пейте, пейте, — подбодрила Марфа. — И надо уже идти, а то совсем замерзнете. Вам придется немного пройти с нами, потому что вы случайно вышли в изнаночные переулки, а отсюда просто так не выбраться.

— Что? Куда я зашла? — переспросила Лиза.

Она допила глинтвейн и немного размяла плечи, одновременно оглядываясь. Переулок был совсем обычный: узкий, кривой, с высокими сугробами вдоль дорожки, мусорным баком и невысокой оградой палисадника, рядом с которой совсем недавно лежала Лиза. Дома разве что больше не казались высокими, но лампа фонаря светила слабо, так что понять, сколько там этажей было тяжело. На углу дальнего дома виднелся старомодный пластиковый плафон с синими буквами, часть из которых отклеилась: «П…улок Земск…й», но Лиза не смогла вспомнить, где он находится.

Наверное, надо научиться держать себя в руках и не психовать так, что потом не понимаешь, куда ушла, уныло подумала она.

— Ну, переулки такие, которые на карту не попали или старые совсем, — невнятно пояснил Глеб, закручивая крышку термоса.

— Если хотите, — нерешительно сказала Марфа, — то мы вас до дома подвезти можем, мы на машине. И… эээ, постарайтесь не оборачиваться сейчас, просто идите за нами.

Они с Глебом не стали ждать ответа и пошли вперед, к выходу из переулка. Лиза, раздумывая, что ответить на странное предостережение, и неловко поскальзываясь на онемевших ногах, медленно пошла вслед за ними. Она думала о своей глупости, пропавшем вечере и, пытаясь отвлечься, разглядывала стены домов. Снег искрился и похрустывал под ногами, а шум улицы раздавался еле слышно.

Странное название — изнаночные переулки. Это какой-то научный термин для улиц, которых нет на карте?

Научные названия плохо задерживались в памяти Лизы, она была больше по визуалу, чем по словам. Вот если нужно на работе вспомнить, какой макет и где лежит, или дома найти какую-то книгу для мамы, то…

— Послушайте, — негромко позвала Лиза, замерев прямо перед выходом из переулка. — Вы… у вас вот большая семья… может, вы как-то мне сможете помочь — ну, подсказать там или что-то посоветовать, как можно сделать настоящий праздник для всех? Пожалуйста?

Они остановились и повернулись к Лизе. Потом одновременно посмотрели почему-то вниз, на ее ноги, обменялись напряженными взглядами. Лиза тоже посмотрела на свои ноги: ничего особенного, коричневые угги, утоптанный снег под ними, граница плотной тени от дома, за которой начиналась улица… странное только, что в переулке снег кое-где был посыпан рыжим песком, ровно до выхода на улицу, а дальше, на свету плотно лежали черные крупинки реагента. Лиза переступила, сходя с линии между тенью и светом, и поглядела на своих спутников.

Они, наклонившись друг к другу, громко шептались, о чем-то споря.

— Она попросила, стоя на грани!

— Ну не на грани жизни же! Это не наш случай.

— Все равно она стояла на границе, это считается!

— Блин, Глеб, она ведь живая, где бы она ни стояла.

Они вдруг снова посмотрели на нее, как будто засомневавшись в чем-то. Лиза на миг даже занервничала под их изучающими взглядами.

— У нее руки были теплые, и вон изо рта пар идет до сих пор.

— Ну… да. И мед она пила нормально.

— Теть Маш, ну сегодня же день такой особенный, мы не можем проигнорировать просьбу. Формально…

— О боже, ну ты просто насмотрелся всяких фильмов про Новый год. Ладно-ладно. Я согласна. Но с нее мы возьмем плату.

— Хе-хе, теть Маш, я знал, что ты добрая.

— Не подлизывайся.

Они вернулись, подхватили Лизу с двух сторон под локоть и отбуксировали к машине — небольшому старенькому опелю черного цвета. Марфа села за руль, а Глеб устроился сзади, рядом с Лизой.

— Итак, — сказала Марфа, поворачивая ключ зажигания, — сейчас решим, что делать. Боже, наконец тепло, я думала, отморожу себе все по дороге.

Лиза и Глеб согласно закивали.

— Сначала заедем за бенгальскими огнями, — вставил Глеб. — Ей купим — и нам тоже.

— Хорошо, — согласилась Марфа. — Лиза, мы вам поможем, попробуем сделать то, что вы просите. А взамен кое-что возьмем, я потом скажу.

Поглядев на Лизу в зеркало заднего обзора, она спросила:

— А что там у вашей сестры с сыном? Я так поняла, что именно из-за его болезни все сорвалось?

— Да вряд ли, — с досадой и вернувшейся обидой сказала Лиза. — Платон вечно болеет, то у него зубы лезут, то насморк, то еще что-то. Скорее всего, Ленка просто не захотела ко мне ехать, вот и придумала, что он болеет. Как будто насморк может помешать праздновать, да?

Марфа покосилась на нее с некоторым недоумением, помолчала, потом спросила:

— А вы еду приготовили, да?

— Да, — обреченно сказала Лиза. — Сделала морс, купила сок, шампанское… Курицу запекла, кекс заранее сделала, немецкий рождественский. Салаты, ну как полагается, которые всегда делают. Пирожки я, правда, купила, я их не умею делать. И подарки… подарки я тоже купила.

Лиза всхлипнула, снова подумав о том, что все, что она делала, оказалось никому не нужным.

— А сестра где живет?

— В Свиблово. И мама там рядом.

— Тогда делаем так. Заезжаем за бенгальскими огнями, заодно купим термосумки и контейнеры для еды, соберем все ваше угощение и поедем к вашей сестре.

— А давай позвоним Светке? — предложил Глеб. — Она с ребенком может помочь. Как раз недавно говорила, что ее Наталья Петровна по детским болезням гоняет.

Неизвестная Лизе Светка почему-то сразу согласилась ехать на другой конец Москвы, без вопросов сказала, где ее можно подхватить, не спорила и не расспрашивала. Лиза вот никогда бы не поехала неизвестно к кому в такую даль, да еще в новогоднюю ночь, но люди все разные…

Света оказалась миниатюрной блондинкой, очень серьезной, одетой во все черное. Она стояла на обочине, и издалека показалась Лизе старушкой в старомодной шубке и меховой шапке. Но вблизи это впечатление рассеялось: тщательно уложенные кудри, выглядывающие из-под шапки, оказались не седыми, а золотистыми, лицо было свежим, без морщин, с ярким макияжем. Света села на переднее пассажирское сидение, очень вежливо поздоровалась со всеми, мягко сказала Лизе: «Приятно познакомиться» и дальше почти все время молчала. Глеб явно обрадовался Свете, попытался завязать разговор, но Света отвечала коротко.

Лиза подумала о том, что Света не очень довольна тем, что нужно куда-то ехать, вспомнила слова Марфы об оплате и испугалась. А вдруг они все рассчитывают на какую-то приличную сумму? А где она ее сейчас возьмет? Лиза попыталась расспросить Глеба, но он нетерпеливо отмахнулся, мол, никаких денег никому не надо, и продолжил неуклюже флиртовать со Светой.

По дороге Лиза написала Ленке дважды, но сообщения остались непрочитанными: то ли сестра ее вообще игнорировала, то ли и правда у мелкого Тошки было что-то серьезное. Об этом Лизе думать не хотелось. Да и вряд ли в Тошке была причина, Ленка уже обзвонилась бы, чтобы рассказать, что случилось.

* * *

Ленка открыла дверь не сразу, а открыв — застыла, недоуменно переводя взгляд с Лизы на ее спутников.

— Зд… здрасьте, — сказала она. — А вы, простите… Что-то я не пойму. Лиз, я же сказала, Тошенька заболел, мы и дома не празднуем…

— Здравствуйте, — вежливо сказал Глеб. — С наступающим. Мы просто Лизе помогаем доставить продукты. Разрешите нам войти?

— Привет, — сказала Лиза, замечая и круги под глазами сестры, и растрепанные русые волосы, — а я тебе привезла продукты, и вот меня знакомые подвезли… а еще Света, она поможет…

— Что? — совсем потерянно переспросила Ленка.

Света раздвинула всех и подошла к Ленке.

— Здравствуйте, — сухо сказала она. — Ваша сестра сказала, что у вас какие-то жалобы. Меня попросили посмотреть. Покажите вашего мальчика и разрешите войти всем остальным. Мы в любом случае ненадолго.

— Д-да… да-да, конечно, входите. Вы врач, да? Вот тапочки, а тут…

— Не надо, — царственно сказала Светка, извлекла из черного бархатного ридикюля упаковку с бахилами, надела их поверх сапог с каблуками, скинула на руки Ленке шубу из чернобурки и прошла в квартиру, уверенно, будто была здесь не первый раз. По дороге она сняла кожаные перчатки и побрызгала руки антисептиком.

— По коридору направо, — сказала было Ленка, но Света и сама прошла куда нужно. Ленка поспешила следом, рассказывая, что ребенок с утра плачет, трет лицо и нос, как-то странно сипит и чихает.

Лиза, Глеб и Марфа сгрузили пакеты и контейнеры на кухне. Туда же прибежал восьмилетний Силантий, старший Ленкин сын. Очень обрадовался Лизе, потом обрадовался угощению, стал пересказывать то, что мама говорила о болезни младшего, а сам все сканировал взглядом пакеты, пытаясь вычислить подарки.

Лиза, поколебавшись, пошла в детскую, чтобы спросить, как дела, но Света уже выходила ей навстречу, снова прыская антисептиком на руки.

— Все в порядке, — сказала она. — Он себе в нос напихал деталек конструктора, я все вытащила. Травм слизистой нет, через пару часов все забудет. В дыхательные пути ничего не попало.

Следом за ней шла Ленка с полуторагодовалым Тошкой на руках, оба ревели, Ленка от облегчения, Тошка от возмущения.

— А мы педиатра вызывали, — всхлипывая говорила Ленка, — а педиатр торопилась, в нос не смотрела, сказала, что простуда. А вы педиатр, да? Такая молоденькая, а…

— Я не педиатр, — сухо отозвалась Светлана. — Я ведьма. Но я тоже спешу, прошу меня простить. С наступающим вас, будьте осторожнее.

Лиза моргнула, подумав, что ослышалась, но переспросить не успела. Света перевела строгий взгляд на Силантия и еще больше нахмурилась.

— А ты, дружок, следи за своими игрушками и все за собой убирай. Видишь, как это опасно. Понял меня?

Прозвучало это так угрожающе, что Силантий даже вздрогнул и быстро-быстро закивал.

— Подожди, — заторопился Глеб. — Я же еще не угостил тебя.

Он стал суетливо отворачивать крышку своего термоса, а Светлана, смягчившись, спросила:

— А это что, мед длинной ночи?

— Ну-у, — покосившись на Лизу и остальных, протянул Глеб, — Да. Типа.

Света бережно взяла наполненную чашку и вдохнула аромат.

— Благодарю, — очень серьезно сказала она. — Приму это как плату за услугу. А с вас, Лиза, — пирожок. Есть пирожки?

Глеб резко повернулся к Лизе, а та, заразившись его волнением, суетливо кивнула. Ленка, умница, ничего спрашивать не стала, послала своего старшего на кухню.

— Жалко, папка не приедет, — разочарованно сказал Силантий.

Он жевал стащенный пирожок и следил, как собираются гости.

— А у него что? — устало спросила Марфа.

— Он в Подмосковье работал, а там из-за метели дорогу занесло, не могут уехать. Остались там ночевать, — пояснила Лена.

Света вздохнула, сказала в ответ на взгляд Глеба: «Посмотрим». Потом положила круглый печеный пирожок прямо в ридикюль, слегка поклонилась на прощание и ушла.

— Насчет платы, — тихо сказала Марфа на ухо Лизе, и та замерла, бросив быстрый взгляд на сестру.

Ленка спорила с Глебом по поводу опасности бенгальских огней. Глеб утверждал, что Силантий вполне дорос до того, чтобы ему можно было разрешить подержать горящий огонек, Силантий поддакивал, а Ленка возмущалась.

— Вы ведь много сил вложили в этот ваш рождественский кекс, да? — спросила Марфа. — Если можно, вот его мы и заберем.

— Что? — переспросила Лиза.

Облегчение вдруг смешалось с сожалением. Рецепт действительно был сложным, особенно для не очень опытной в выпечке Лизы. Она несколько раз рассказывала о нем сестре и старшему племяннику и очень хотела похвастаться тем, что получилось.

Это должно было стать частью настоящего празднования Нового года.

Под внимательным взглядом Марфы Лиза вспомнила и изнаночный переулок, и мороз, и слипшиеся льдом ресницы. Конечно, Марфа и Глеб очень помогли ей с праздником, но… если бы они вообще не нашли ее, то что бы случилось с Лизой?

— Я сейчас принесу его, только в пакет отдельный переложу, — сказала она. — Ну… надеюсь, вам понравится, я первый раз такое делаю.

Приняв пакет, Марфа, поколебавшись, все так же негромко сказала Лизе:

— Вы в следующий раз… не одна этим всем занимайтесь. Я имею в виду, праздником. Мне кажется, он и станет общим праздником, если в нем будут участвовать все, понимаете?

Лиза пожала плечами. Она была благодарна Марфе за помощь, но морали не просила.

— Ну… может быть, — неловко ответила Лиза. — Спасибо вам за помощь. Надеюсь, у вас сегодня все получится… С наступающим!

— С наступающим, — улыбнулась Марфа и толкнула Глеба в плечо, потому что тот уже соглашался погонять с Силантием машинки на радиоуправлении.

На прощание они угостили всех питьем из термоса, Марфа уверила обеспокоенную Ленку, что там ни капли алкоголя, можно даже самым маленьким.

— Это мед долгой ночи, — объяснила Марфа. — Штука, которую варили на огне, разожженном в самую длинную ночь зимы. Там много всего в составе, каждый приносит для него что-то важное, и это получается очень действ… вкусный напиток. Он согревает замерзших, утешает печальных, дает силы уставшим, ну и всякое такое.

Глеб и Марфа попрощались, и, закрывая за ними дверь, Лиза некоторое время слышала их разговор, пока они спускались по лестнице. Она немного пожалела, что не успела расспросить ни про переулок, ни про их странные слова о гранях и просьбах, но теперь, слушая их совершенно обычную болтовню, думала о том, что от усталости и расстройства все перепутала и навоображала лишнего.

— А давай поедем к Илье? Он приглашал тебя, я слышал. Дава-ай! Раз теперь бабушка нас не ждет, тебе нечем отмазываться. Я потом могу погулять, чтобы вам не мешать.

— Глеб!.. Да он уже, наверное, нашел себе компанию…

— Ниче он не нашел, стопроц тебе говорю. Поехали. У нас теперь есть и угощение, и огни.

Их голоса пропали, и Лиза пошла на кухню помогать сестре. Ленка на самом деле участвовала мало, больше качала на руках уставшего Тошку и указывала, где какая посуда у нее стоит. Силантий сначала с неохотой, потом с удовольствием носился между кухней и большой комнатой, где поставили стол, особенно когда до него дошло, что в процессе можно пробовать все, что он носит.

Потом на такси приехала мама Лены и Лизы, привезла с собой два огромных пирога, завернутых в полотенца. Она ахнула, увидев их стол, забрала младшего внука и заставила все переделать: достать белую хрусткую скатерть бабушки, вымыть старый хрусталь, чтобы уложить салаты и закуски в сияющие гранеными боками блюда. Ленка ворчала, но Лиза не спорила, потому что это все было именно тем, по чему она так тосковала совсем недавно.

— Ты прям волшебница, теть Лиза, — сказал ей Силантий, когда они украшали комнату гирляндами и мишурой, — как Дед Мороз.

— Может, как Снегурочка? — спросила Лиза.

Племянник с сомнением осмотрел ее.

— Нет, как Дед Мороз, — отрезал он. — У Снегурочки подарков нет, и ее саму надо спасать. А ты с подарками, и вообще. Я, правда, больше к тебе в гости хотел, а не дома, но все равно. А ты знаешь, мама с утра заставила нас рано встать, чтобы мы все для похода к тебе приготовили, а потом у Тошки сопли эти, ну то есть конструктор, но мы не знали, что конструктор, а она говорит, посмотрим, если в обед не наладится, будем врача вызывать, а врач такая пришла, даже заходить не стала, с порога посмотрела, лекарства выписала и ушла. А мама все бегала-бегала, а потом говорит, что никуда не едем, а я говорю, почему не едем, мы что, без подарка останемся и без елки, а ты, теть Лиз, ты же кекс специальный делала, я хотел попробовать, а мама давай плакать, а я говорю, чего ты плачешь, а Тошка достал, орет и орет, а бабушка звонит и спрашивает, ну когда поедем, а папа с работы пишет, что только завтра приедет, все занесло и они выехать не могут, а мама на всех разозлилась, а потом вспомнила, что тебя не предупредила, а я говорю…

— Ну все, все, — засмеялась Лиза, — я поняла. Я тоже сначала разозлилась, а потом плакала, потому что очень хотела, чтобы вы в гости приехали. Потом взяла и сама приехала. И все, чем хотела угостить, с собой взяла.

— Ну я и говорю, ты волшебница, — заключил племянник. — Теперь у нас будет настоящий Новый год. Жалко только, что елка совсем маленькая и дурацкая.

Лиза хотела было сказать, что это не она волшебница, а те случайные знакомые, которые ее подвезли, но в этот момент позвонили в дверь, Силантий понесся открывать (вслед ему хором понеслось «Сначала спроси, кто там!» от взрослых, но он все равно открыл не спрашивая и радостно заорал: «Папка! Папка приехал и елку привез! Пап, а почему она в сетке? Пап, с нее иголки сыпятся, она что, бракованная?»)

Они едва-едва успели перед боем курантов проводить Старый год, записать желания и сделать все-все, что обычно делают в последние пять минут тридцать первого декабря.

Возможно, Лиза загадала, чтобы следующие праздники проходили так же. А возможно, пожелала здоровья своим близким. Ну или чтобы кекс оказался вкусным, и Марфа с Глебом не разочаровались. Или что-то иное, но Лиза никому об этом не рассказывала.

***

А «настоящие» волшебники так никуда и не успели: в полночь они еще ехали по Третьему транспортному, слушали новогодний отсчет на радио, поглядывали в окна машины на сияющую Москву, на несколько минут притихшую перед боем курантов (Глеб хотел запалить бенгальские огни прямо в машине, когда куранты пробьют последний раз, но Марфа сказала, что он вместе с огнями будет высажен на ближайшую обочину), а потом лишний час катались под многоцветную канонаду фейерверков по южным окраинам Москвы, потому что навигатор повел их кругами. Глеб предлагал надеть куртки наизнанку, но Марфа слишком вымоталась за день и шутку не оценила.

Наутро их ждала большая головомойка от бабушки и матери, но они об этом еще не знали и были по-своему счастливы. Так, как могут быть счастливы уставшие люди, которые знают, что чудес не существует и как ни старайся, всего не успеешь, а Новый год придет, даже если его никак не встречать.

Хотя… некоторое волшебство в мелочах вроде бенгальских огней все-таки есть — короткий миг трескучих сияющих брызг между тьмой до и тьмой после.