Несчастный случай

– Блин, как же Антоху жалко! Такой молодой, жить бы и жить!

Трое мужчин курили недалеко от похоронного бюро, в одном из залов которого сегодня проходило прощание с их коллегой. С их бывшим коллегой.

Говоривший выбросил в урну окурок и тут же прикурил новую сигарету. Ему ответил второй, который не курил, а стоял просто за компанию, чтобы в эту печальную минуту не оставаться одному:

– Саш, не то слово – жалко. И обидно еще. Ведь такой мужик был, и такой профессионал! И надо же было уроду-шефу так с ним поступить. А теперь Антон в могиле, а Вячеслав Иванович – и на коне, и вроде как не при делах. Ведь формально-то он не виноват ни в чем.

В беседу вступил третий:

– Ты так говоришь, словно кто-то разбираться будет. Ведь вердикт однозначный – несчастный случай. А то, что к этому несчастному случаю привело, к делу, как говорится, не пришьешь.

И добавил, тяжело вздохнув:

– Да и дела-то никакого нет… Несчастный случай…

Троица, зябко поеживаясь, вошла в бюро и тронулась к залу прощаний номер пять. Туда шли и другие люди – знакомые и незнакомые. Церемония должна была начаться через пять минут. А народ всё шел: Антон был человеком компанейским, у него друзей и знакомых – десятки. И родственников много. Поэтому неудивительно, что немаленький зал с трудом вместил всех, кто пришел в последний раз увидеть друга, коллегу, приятеля, брата, племянника.

Стоящий на постаменте гроб открытый гроб, в котором Антон – как живой. Даже улыбка прячется в уголках губ. Его же большой портрет в изножье гроба – вот там он как раз живой и улыбается. Убитые горем жена, отец и мама. Маленького сынишку на похороны не взяли. И… Вячеслав Иванович, чтоб ему пусто было! Хватило ж совести прийти! Впрочем, вокруг директора – словно зона отчуждения. Каждый человек в зале знал подробности произошедшего. И никто не хотел стоять рядом с тем, кто формально был, конечно, не виноват. Ни в чем не виноват. А у иных и было желание приблизиться, чтобы, так сказать, физически «поблагодарить» за невиновность, но не хотелось превращать траурную церемонию в пошлый фарс с дракой.

Прощание началось. Люди по очереди говорили добрые и теплые слова, подходили к гробу и занимали свое место в зале. А трое, до этого курившие на улице, во всех подробностях вспоминали произошедшее. Антона вызвал к себе шеф. Ничто не предвещало плохого. Но через полчаса коллега вернулся в кабинет вообще не похожим на себя. И каким-то чужим голосом сказал:

– Мужики, меня уволили.

«Мужики» растерянно застыли. Антон был ведущим инженером, главой проектной группы, которая вела несколько сложнейших объектов. Как так? Все отмерли, бросились с вопросами. Антон криво улыбнулся:

– Шеф решил кого-то на мое место поставить. Дружбана своего или родственника, я не понял. Сидел там тоже в кабинете, ему дела велено передать. Собрали кучу, блин, «компромата». Тут опоздал, тут в неположенном месте курил, тут на объекте был, а за инструктаж по технике безопасности не расписался и каску не надел. В общем, вагон нарушений. Каждое – ерундовина, а в целом – повод уволить. По статье.

Коллеги переглянулись. Дичь какая-то. У всех у них можно было такие «нарушения» найти. И что? Увольнять всех? А Антон закончил:

– Короче, шеф предложил или по статье, или по собственному. Сказал, что буду барахтаться и сопротивляться – «пришьет» что-то посерьезнее. Я подписал по собственному. Но он плохо меня знает…

Антон резко встал, стал запихивать в сумку ноутбук, какие-то бумаги, ручки. Товарищи что-то наперебой говорили, останавливали, кому-то начинали звонить. В итоге Антон рванул к выходу, а они все чуть задержались. И, вывалившись из дверей проектного института, застыли.

Зима. Днем было тепло, снег подтаял. А к вечеру превратился в лёд, который дворник просто не успел ни сбить, ни посыпать реагентом. Антон спешил и рвался куда-то. И поскользнулся. И упал – плашмя, на спину, с высоты своего немалого роста, приложившись головой о бордюр. Мгновенная смерть. Перелом черепа.

Вячеслав Иванович, узнал о случившемся одним из первых. И сбежал – тут же уехал с работы и не появлялся там, сказавшись больным. А на похороны, смотри-ка, явился всё-таки. Не побоялся. Хотя, не исключено, что его за дверью охранники какие-нибудь поджидают. Или понадеялся, что на таком мероприятии люди будут приличия соблюдать, а не кулаками махать. Но стоит, глазки опустил и стоит со скорбным лицом.

Поток прощающихся иссяк. Церемония близилась к завершению. И вдруг Вячеслав Иванович шагнул вперед со словами: «Позвольте мне». Вдова и мать Антона разрыдались, у отца и многих других мужчин сжались кулаки и желваки на щеках заиграли. Но все соблюдали приличия – ради Антона. Ради момента. И бывший начальник, подойдя к гробу бывшего подчиненного, начал было прочувствованную речь из разряда: «Знаете, каким он парнем был…». Но его слова внезапно прервали.

По залу словно прокатился поток холодного воздуха. И прямо под ноги перепуганному Вячеславу Ивановичу свалился портрет Антона. Причем, свалился, словно летел с огромной высоты, а не с низкого постамента: рама развалилась на куски, а осколки стекла разлетелись во все стороны. Один осколок впился директору в щеку. Весь зал изумленно ахнул, Вячеслав Иванович взвизгнул, а кто-то громко и строго сказал: «Не простил».

– Ну, за Антоху. Не чокаясь. Пусть ему там будет хорошо.

Трое коллег собрались в годовщину смерти четвертого. Все они за это время разошлись по разным конторам – специалисты отличные, их с радостью взяли. Работать под началом Вячеслава Ивановича никто не хотел. Тот чуть ли не месяц лечил царапину на щеке, полученную на похоронах Антона – щеку раздуло, как при флюсе. Уборщица тетя Валя злобно шипела вслед: «Бог шельму-то пометил». Но вылечился. И, как ни в чем не бывало, директорствовал. И родственника своего на место Антона привел-таки. Правда, напрасно привел. Тот явно не тянул.

Обсудили свои дела, личные и профессиональные. Вспомнили загадочное происшествие на похоронах – никто из них в мистику не верил, но все правдоподобные версии провалились, разумного объяснения «холодному дыханию» в зале и падению портрета найти не удалось. Да еще такому «масштабному» падению. Сошлись бы на случайности, если бы не одно «но». Так и не удалось выяснить, кто в тот момент сказал: «Не простил». Все помнили слова, но все были уверены, что это сказали где-то в другом конце зала. Никто не видел говорившего, и никто не признался, что это сказал именно он. Этот момент даже на случайность не спишешь, другого порядка явление. А какого? Коллективная галлюцинация?..

Бутылка опустела. Друзья расплатились и вышли из ресторана. Двое закурили, третий, как обычно, стоял рядом за компанию. Потом глянул на часы и вдруг засуетился:

– Мужики, простите, забыл, встреча ж у меня. Побежал.

Торопливо пожал протянутые руки и быстро двинулся в сторону метро. Оставшиеся курильщики, собравшиеся тоже расходиться, вдруг услышали:

– Прощайте, мужики.

Они одновременно посмотрели в спину уходящему, а уходящий обернулся к ним. Никто из них этого не говорил. И не было на заснеженной вечерней улице никого, кроме них. Трое переглянулись. И разошлись – каждый в свою жизнь. Их не за что было прощать – с ними просто попрощались.