Несказанные чувства

Солнце медленно тонуло за горизонтом, окрашивая небо в невероятные оттенки розового, оранжевого и лилового. Я стояла на вершине холма, тяжело дыша после пробежки, и не могла отвести взгляд от этой завораживающей картины. Каштановые волосы, выбившиеся из хвоста, липли к разгоряченному лицу. Нежно-розовый спортивный костюм, еще влажный от пота, совсем не скрывал усталость, скопившуюся в мышцах.

Я чувствовала, как ветер ласкает кожу. В такие моменты мир вокруг замирал, и оставалась только я, тишина и красота природы. Это были мои минуты покоя, которые оберегали меня от семейных проблем.

Именно в этот момент, когда я почти растворилась в окружающей гармонии, зазвонил телефон. Настойчивая трель нарушила идиллию, вырывая меня из состояния умиротворения. Я нахмурилась, не желая отвечать, но звонок продолжался. Достав телефон из кармана, я увидела на экране: «Мама». Вздохнув, я приняла вызов.

– Дашуль, родная, ну где же ты?

Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза. Только бы не сорваться. – Мамуль, прошло всего полчаса. Мне нужно немного побыть одной. – Всего полчаса? Мне показалось, вечность… Прости, что не даю тебе побыть одной… Что так переживаю. – Мам… – Слова застряли в горле. – У меня ведь никого, кроме тебя, не осталось… Вот и дергаю тебя… Прости, доча…

В трубке повисла тишина, нарушаемая лишь тихими, сдавленными всхлипами. Опять начинается.

– Мамуличка, пожалуйста, не плачь. Я скоро буду дома… Честно.

В ответ – лишь короткие гудки. Мама снова убивается из-за развода с папой. С тех пор наши отношения стали невыносимо тесными. Иногда мне кажется, что я должна быть ей и дочерью, и мужем, которого у нее больше нет.

Иногда мне кажется, что мама нарочно меня доводит. Развод – это, конечно, ужасно, но теперь она видит во мне желетку, в которую можно бесконечно плакать. Чуть что – слезы, разговоры о том, что я её единственный близкий человек. Я её жалею, правда, но больше всего меня просто бесит! Когда она вот так цепляется, когда пытается контролировать каждый мой шаг. Бег – это глоток свободы, редкая возможность вырваться из-под удушающей опеки матери. Мой способ хоть на час в день побыть просто собой, без этой бесконечной жалости к маме и чувства вины перед ней.

Не торопясь, я возвращалась домой. В голове роились мысли о будущем, о поступлении, чтобы хоть как-то отвлечься от раздражения, которое неизбежно вызывала мама. Учеба начнется только через два месяца, а я так и не определилась, куда поступать. Выбор в нашем захолустном городке невелик – всего один техникум с весьма ограниченным набором специальностей.

А тут еще и день рождения на носу – 27 июня мне исполнится 16. И, конечно же, мама снова будет плакать, вспоминая, как мы отмечали мои дни рождения раньше, когда отец был с нами.

Может быть, стоит этот год поработать, накопить денег и уехать учиться в другой город? Начать новую жизнь, где нет места маминым слезам и моей раздраженности.

Как же я ненавижу этот развод!

Войдя в наш дом, я сразу услышала тихую музыку из гостиной. Мама снова пыталась обрести душевное равновесие. В комнате витал нежный аромат цветов, на старом деревянном столе слегка дымились ароматические палочки, а вокруг плясали огоньки разноцветных свечей в милых подсвечниках. На диване, укрытом цветастым пледом, который помню с самого детства, сидела мама. У её ног, словно ненужный мусор, валялись свадебные фотографии. Кажется, одну она даже пыталась поджечь, но передумала.

Мама смотрела на мерцающие огоньки свечей заплаканными глазами. Не хотелось прерывать эту странную идиллию, и я уже собиралась тихонько улизнуть в свою комнату на втором этаже, но, увы, она меня заметила.

– Доченька, ты вернулась! – Мама попыталась улыбнуться.

Я выдавила в ответ нервную улыбку. Ну вот, начинается…

Когда-то она была совершенно другой...

Ее лицо, обычно такое приветливое и живое, сейчас казалось осунувшимся и бледным. Карие глаза, всегда излучавшие тепло и понимание, сейчас были полны какой-то вселенской печали. Длинные каштановые волосы, которые она так тщательно укладывала, сейчас были растрепаны и небрежно собраны в пучок на затылке. В ее мягком взгляде, несмотря на попытку улыбнуться, читалось столько боли и отчаяния, что у меня сжалось сердце. Печаль состарила её лицо и предала несчастный вид.

– Как дела, мам? – спросила я, стараясь говорить как можно более непринужденно.

– Твой отец собрался жениться, – слова мамы прозвучали как похоронный звон по нашей прошлой жизни. Я почему-то не ожидала, что он так быстро поставит крест на нашей семье и найдёт себе замену… Она достала из кармана своего поношенного халата белый конверт, словно подбрасывая гранату в и без того напряженную атмосферу. Я взяла его, чувствуя, как немеют пальцы, и начала медленно осматривать, украдкой наблюдая за маминой реакцией. Она, казалось, снова погрузилась в транс, уставившись на пляшущие огоньки свечей. На улице сгущались сумерки, окутывая комнату полумраком. Перевернув конверт, я заметила вычурную золотую надпись: «Приглашение на свадьбу».

– Твой отец тебя приглашает к нему на свадьбу, – мамин голос прозвучал холодно и отстраненно. Она намеренно выделила «Твой отец», словно подчеркивая, что он больше не «наш». Сердце бешено заколотилось, предчувствуя недоброе. С дрожащими руками я вскрыла конверт. Внутри лежала фотография:

отец стоял, обнимая очень молодую девушку, лет на двадцать моложе его. Он сам будто помолодел: стильная черная борода, модная прическа, элегантный черный костюм и начищенные до блеска туфли – все кричало о переменах. Даже голубые глаза казались ярче. Рядом с ним лучезарно улыбалась девушка в нежном коротком облегающем платье, подчеркивающем ее фигуру и стройные ноги в изящных туфлях на высоком каблуке. Миниатюрная, с рыжими волнистыми волосами и хитрым, игривым взглядом зеленых глаз, она выглядела как трофей.

"Дашуль, ну если ты хочешь иди…" – Мама произнесла это с таким надрывом, будто я собиралась предать ее, а не навестить отца. От этой раздутой драмы меня затошнило. – Он, конечно, тебе отец… всё-таки, – она выделила это слово с особой горечью, – а эта его… рыжая вертихвостка вполне может стать тебе мачехой. Или, боже упаси, мамой. Молодая, «современная», красивая (если, конечно, на фотошоп не смотреть) и, самое главное, «интересная»! – В голосе сквозило презрение. – Она, конечно не будет вечно лить слезы тебе в жилетку и жаловаться на свою несчастную жизнь… – Тут она слабо усмехнулась, и на заплаканном лице появилась кривая, какая-то жалкая улыбка. – Зато вы будете с ней как подружки! Обсуждать лак для ногтей и сплетничать о мальчиках!

Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Сейчас она опять начнет плакать, и мне придется ее успокаивать. Сдержав вздох, я положила фотографию обратно в конверт и, с показным равнодушием, словно это был пустой фантик, выкинула его в мусорное ведро.

– Мам, мой отец – Козёл, – резко бросила я, упирая руки в бока. – Это единственное, с чем я могу его поздравить. – Но звонить ему я точно не буду. И ты не жди. – Я попыталась выдавить из себя что-то похожее на улыбку, наблюдая за ее реакцией. Мне было одновременно противно и жалко ее.

На ее лице промелькнуло что-то похожее на удовлетворение, словно я избавила ее от какой-то тяжести. Она слегка улыбнулась, и тень вечной грусти немного отступила от ее глаз. Мягко, с привычной печалью, она прошептала: – Спасибо, Дашуля, за поддержку… Что бы я без тебя делала? – И меня словно отпустило. Сняла с себя часть вины.

Пойдем пить чай, – предложила она. Я послушно поплелась за ней на кухню. Лишь бы не спугнуть это редкое мгновение спокойствия. Лишь бы не услышать снова ее всхлипывания. Лишь бы она снова не начала говорить, что я – единственное, что у нее есть.