Нет Петрова

Парк был тихим, спящим. Ночь делала свое дело - тишину. Кристина сидела на холодной железной лавочке, обхватив колени руками, и пыталась понять, что она теперь чувствует. Вернее, чего не чувствует. Холод ночного воздуха не щипал кожу. Усталость не тянула веки вниз. Даже привычная, двадцатилетняя тоска куда-то отползла в самый тёмный угол нового, стального сознания, притихшая, но не исчезнувшая. Девушка была полна странной, тихой энергии. Как заряженный аккумулятор. Как натянутая тетива.

Кристина посмотрела на свои руки. В темноте они казались обычными — бледными, с проступающими голубыми прожилками. Но стоило сосредоточиться — и под кожей, в глубине тканей, она ощущала тончайшую вибрацию, едва уловимый гул, готовый перерасти в мощный, всесокрушающий рёв. Она стала Гонщицей. Но что это значило на практике? Есть бензин? Гонять?

Из мрака между деревьями, беззвучно, как тень, вышла Оксана. В свете далёкого фонаря её кожаная куртка отлила тусклым блеском.

— Не спится, новенькая? — голос её был низким, без насмешки, скорее констатирующим факт.

— Нет, — честно ответила Кристина. — Я не уверена, что вообще теперь сплю.

— Со временем научишься. Это просто привычка. Организм, хоть и новый, требует рутины. Я конфеты люблю.

Оксана присела на лавочку рядом, не близко, оставив расстояние. Девушка достала из кармана пачку сигарет, одну закурила, другую протянула Кристине. Та машинально взяла. Затянулась. Дым, странным образом, не вызвал кашля. Он просто заполнил лёгкие, оставив после себя лёгкое, щекочущее ощущение. Ещё один атавизм, от которого можно получать удовольствие. Кристина присмотрелась - не сигареты вовсе. Машинные свечи, только легкие, она таких не знала.

— Есть работа, — сказала Оксана, выпустив струю дыма в ночь. — Срочная. И для тебя — первая. Учебная.

Кристина насторожилась. Не со страхом, а с любопытством. Наконец-то действие.

— Что нужно делать?

— Устранить человека, — Оксана сказала это так же просто, как сказала бы «сходить в магазин».

Внутри Кристины что-то дрогнуло. Старая, человеческая часть её души еле подавила тихий крик. Новая, стальная — лишь оценивающе замерла, анализируя задачу.

— Убить? — уточнила Кристина, и её голос прозвучал удивительно ровно.

— Ликвидировать. Поглотить, — поправила Оксана. Она повернулась, и её серебристые с зеленью глаза в темноте казались абсолютно плоскими. — Я вот не люблю это. Есть людей — грязно. Эмоциональный осадок, лишние связи. Крысы проще. Но иногда приходится. И для тебя это будет хорошим уроком. И… экономией ресурсов.

Она сделала ещё одну затяжку. Зубы девушки крепко держали металл вытянутой свечи.

— Одна человеческая жизнь, поглощённая полностью, питает Гонщицу год, полтора. Без необходимости охотиться на грызунов каждый день. Это эффективно. Когда мы делаем такую работу для Трубы — это считается бонусом. Зарядка на будущее. К тому же ресурсы... Но это я вперед забегаю.

Кристина молча кивнула. Логика была железной. Чудовищной, но железной. Она служила Трубе теперь. А Труба давала приказы.

— Кто он? Или она? Взрослый? Ребенок?

— Соломон Петров. Бизнесмен. Сын депутата Иосифа Петрова. По его вине заживо сгорели десять человек. Гараж, где они работали над его левыми автомобилями, он запер снаружи, решив «проучить» за срыв сроков. Не хотел платить. Думал, подержит, попугает и отпустит. Но внутри что-то замкнуло, бензин вспыхнул… Они даже не успели крикнуть. Все десять. Отец, депутат, сыночка отмазал. Дали условный срок и огромную компенсацию семьям, которую Соломон, естественно, не заплатил, укрыв активы. Следствие закрыто.

Оксана бросила окурок под ноги, раздавила его каблуком, так показалось. На деле туфля всосала металл свечи.

— Таким вот людям закон не писан. Но они забывают, что есть другие законы. Древнее. Когда человек переступает некую черту, совершает акт такой… оголтелой, тупой жестокости, он становится не просто преступником. Он становится слабым местом в ткани. Мишенью. Его смерть — это уже не месть. Это гигиена. И Труба поручает такую гигиену нам. Мы тоже хотит есть.

Кристина слушала, и внутри неё копилось холодное, беззвучное негодование. Десять жизней. Заперты, сгорели. Она знала, что такое смерть. Она знала, что такое быть запертой между мирами. Это была идеальная цель. Монстр.

— Я сделаю это, — сказала Кристина тихо.

Оксана одобрительно кивнула.

— Адрес вот. Охраны у него нет — слишком уверен в папиной крыше. Просто подойди и позвони. Всё остальное… тело само подскажет. Помни о цепи с шипом. Целься в сердце или в основание черепа — быстрее. Меньше шума.

Оксана вручила Кристине скомканный клочок бумаги с адресом в элитном районе и встала.

— Удачи. Вернёшься — найдёшь меня в «Добермане».

Оксана растворилась в ночи, оставив Кристину наедине с адресом и новой, пугающей реальностью.

***

Дом Соломона Петрова оказался не храмом с запечатанными ифритами, а большим, современным коттеджем за высоким забором. Но калитка, как и предсказывала Оксана, была не заперта. Системы безопасности молчали. Самоуверенность, граничащая с безумием. А может просто не реагировали на Гонщицу.

Кристина, в своём единственном ситцевом платьице, почувствовала себя нелепо. Она нажала кнопку звонка. Где-то внутри прозвучали гулкие, радостные гонги. Через минуту за дверью послышались тяжёлые, шлёпающие шаги. Дверь распахнулась.

На пороге стоял толстяк. Не просто полный человек, а грузное, рыхлое создание. Лицо красно-багровое, будто он только что вышел из парной или хорошо выпил. Светлые, редкие, взъерошенные волосы торчали в разные стороны. На нём был мятый шёлковый халат с чудовищным узором, из-под которого виднелись пижамные штаны. Он пах дорогим парфюмом, перебивающим запах пота и алкоголя. Кристина представляла себе Соломона Петрова иначе: тощий, жёсткий делец в дорогом костюме, с холодными глазами. Она готовилась встретить монстра. А встретила крысу, только жирную.

— О! — радостно воскликнул он, и его маленькие, заплывшие глазки блеснули. — Быстро же тебя прислали! Я только час назад заказ оформил! Молодцы!

Он отступил, широко распахнув дверь.

— Заходи, заходи, красотка! Не стесняйся! Только давай побыстрее, а? У меня завтра с утра гольф.

Кристина застыла на пороге. Её мозг, ещё частично человеческий, с трудом обрабатывал происходящее. «Прислали». «Заказ». Этот человек… он принял её за проститутку. Курьера, доставившего «услугу». И это было так мерзко, так пошло, так глупо, что вся её праведная ярость, всё негодование по поводу десяти сгоревших жизней на секунду споткнулись о стену абсурда.

— Соломон Петров? — переспросила она, просто чтобы убедиться.

— Он самый, он самый! — засмеялся толстяк, уже пытаясь взять её за руку и втянуть внутрь. — Хотя можешь называть меня Солли. Все лучшие девчонки так называют. Ну, идём, чего встала? Денег не бойся, заплачу, как договаривались, да ещё и чаевые оставлю, если понравишься!

В этот момент Кристина взглянула ему в лицо. В это красное, самодовольное, потное лицо. И что-то дрогнуло в самой глубине её памяти. Смутный образ. Не Соломон. Кто-то другой. Много лет назад. Тоже с таким же взглядом — наглым, оценивающим, считающим, что весь мир существует для его удовольствия. Кто-то, кто тоже смотрел на неё, юную, глупую Кристину, как на вещь. Обрывок памяти, вспышка, тут же погасшая, оставив после себя лишь горький осадок и усилившееся отвращение. И еще...

Но этого было достаточно. Монстр оказался не величественным и зловещим. Жирная крыса даже не боится. И от этого устранить ее стало… проще. Это казалось не казнью. Просто дератизация как раньше.

Соломон уже тащил её в просторную, безвкусно обставленную гостиную, бормоча что-то о напитках. Кристина позволила ему это. Она выждала момент, когда он повернулся к ней спиной, наливая что-то из хрустальной графина в бокал.

Тело действительно подсказало. Оно действовало почти без её сознательного участия. Всё замедлилось. Девушка почувствовала, как энергия, холодная и острая, концентрируется в её ладони. Лёгкое, почти приятное напряжение. И щупальце выстрелило, натянув цепь.

Не с шипением, как у Оксаны, а с тихим, серебристым звоном, как удар хлыста. Белый, с алыми прожилками стальной конец вошёл в спину Соломона Петрова чуть левее позвоночника, на уровне сердца.

Он издал не крик, а короткий, удивлённый выдох — «Ух!» — и замер. Бокал выпал из его руки, разбился о паркет, разбрызгав дорогой коньяк. Мужик медленно, как огромная кукла, начал разворачиваться, его заплывшие глаза смотрели на Кристину с немым вопросом, обидой и полным непониманием.

А после началось поглощение.

Кристина не была готова к этому. Вот теперь это не было похоже на крысу. Ураган. Поток. Не просто энергия жизни, а целый водопад воспоминаний, эмоций, боли, страха, тупого удовольствия, жадности, чванства. Обрывки детства с властным отцом. Восторг первой взятки. Холодок страха после того пожара. Потом ткпая радость безнаказанности. И сейчас — дикий, животный ужас и недоумение: «Почему я? За что? Я же заплатил!»

Эмоции были омерзительными. Грязно. Она хотела остановиться, вырвать щупальце, но процесс был необратим. Он пожирал её изнутри, эту чужую, отвратительную жизнь, насыщая её стальные клетки чудовищной силой. Тело Соломона Петрова начало терять цвет, ссушаться. Плоть, кости, одежда — всё рассыпалось в сухой, серый пепел, который осел на паркете тонким слоем. Через несколько секунд не осталось ничего. Только пятно разлитого коньяка и осколки хрусталя.

Кристина стояла, дрожа. Щупальце с лёгким щелчком втянулось обратно. Внутри всё горело. Она была переполнена, перенасыщена. Её «бак» был залит под завязку самым грязным, низкосортным, но невероятно мощным топливом. Девушку тошнило. Но не физически — морально. Душевно. Если душа ещё была.

Она вышла из того дома, закрыв за собой дверь. Улица была пуста. Кристина шла, не видя дороги, пока не упёрлась в знакомую тень, прислонившуюся к фонарному столбу.

— Ну? — спросила Оксана.

— Сделано, — хрипло ответила Кристина. Она смотрела прямо перед собой, но видела то красное, обидчивое лицо. — Он… он раскаивался. В последний момент. Я почувствовала ужас. Непонимание.

Оксана рассмеялась. Коротко, цинично.

— Раскаивался? Детка, он принял тебя за шлюху, которую заказал по интернету. Он испугался не расплаты за десять жизней. Он испугался, что его убивает присланная ему девушка для утех. Это не раскаяние. Это недоразумение умирающего эгоиста.

Кристина закрыла глаза. Да. Это было именно так. Весь тот поток осознаний, что хлынул в неё в последний момент, подтверждал это. Он не думал о тех, кого убил. Он думал о себе. О своей нелепой, несправедливой смерти.

— Мне мерзко, — прошептала Кристина.

— Это пройдёт, — сказала Оксана без тени сочувствия. — Первый раз всегда такой. Ты сделала всё правильно. Чисто, быстро, без следов. Соломона Петрова больше нет. Семья, возможно, даже вздохнёт с облегчением. Папочка, может, догадается, но пикнуть не посмеет. И ты теперь заряжена минимум на год. Идём. Это то, что нужно.

Оксана повела Кристину не в парк, а прямиком в «Доберман». Бар был почти пуст в этот предрассветный час. Дядя Жора, не задавая вопросов, поставил перед Кристиной сразу три стопки чистого, пахнущего бензином и чем-то ещё коктейля. Оксана сидела рядом и отпаивала её, как старшая сестра после тяжёлого экзамена.

— Пей. Перебьешь привкус. Говорят, помогает, — сказала она, и в её голосе впервые прозвучало нечто отдалённо похожее на заботу.

Кристина пила. Огненная жидкость обжигала, но не горло, а какую-то внутреннюю, духовную грязь, смывая с неё остатки Соломона Петрова. Но лицо. Это лицо…

— Оксана… Его лицо. Оно мне кого-то напоминало. Из прошлого. Но я не могу вспомнить. Враг? Друг?

— Нервы, — отмахнулась Оксана, закуривая. — Первый блин комом, первая охота — в кошмарах. Забей. Это теперь неважно. Ты сделала дело. Ты — рабочая единица.

Но Кристина не могла «забить». Смутное ощущение было слишком навязчивым. Как будто она устранила не просто чужого, абстрактного злодея, а стёрла какую-то давнюю, личную обиду. Или… или исполнила чей-то давний приговор.

Кристина молчала, допивая третью стопку, когда Оксана неожиданно положила руку ей на запястье.

— Ладно, хватит самокопаний. Ты справилась. А значит, пора познакомиться со старшей.

Кристина подняла глаза.

— Старшей?

— Да. Гонщицей номер один. Той, кто устанавливает правила. Кто нас всех… ну, не создал, но привёл в систему. Её слово — закон. И ей стоит доложить о новом бойце. Особенно таком удачном.

Оксана встала, скинув со стула свою куртку.

— Отдохни пару часов. А на закате будь у старого железнодорожного моста. Вон того, что за рекой. Она там появляется, когда нужно. Не опаздывай.

Кристинга вспомнила, как каталась на товарном поезде... с кем-то... И снова отсутствие воспоминаний.

Оксана ушла, оставив Кристину наедине с пустыми стопками, тяжёлой сытостью в каждой молекуле и странным, не исчезающим чувством, что уничтоженное ею сегодняшнее лицо когда-то уже мелькало в её забытой жизни. Но кем был тот человек? И почему его образ, стёртый смертью, теперь навсегда стал частью её топлива?