Япония, начало двухтысячных.
Сидя в синкансэне (скоростном поезде), я понял, почему люди в этой стране так гордятся им. Не было никакой турбулентности, и было так удобно, что можно было спать, и ничто не помешает твоему сну.
Обслуживание тоже было первоклассным, и если не придираться, то никаких недостатков, которые заставили бы пожаловаться или обратить на себя внимание, — словно едешь в дорогом лимузине. Хотя чего это я — такого опыта у меня не было, но это первая ассоциация, которая пришла в голову.
Несмотря на удобство поезда, мне было не по себе. Не из-за цены билета — по правде говоря, он был дорогой — но для моей теперь уже семьи, которая оплатила поездку, это не казалось чем-то неподъёмным.
Глядя в окно, я увидел отражение своего лица и, сколько бы раз ни всматривался, чувствовал себя немного странно: передо мной было другое лицо, не то, к которому я привык за последние двадцать семь лет. Однако я должен был признать, что моё лицо было довольно симпатичным, возможно даже в некотором роде красивым.
Испустив долгий усталый вздох, я опять задумался, почему же именно мне повезло переродиться в японского школьника.
Шишики Зараки.
Непривычное новое имя отозвалось лёгкой фантомной болью в голове. Хоть я и нахожусь в этом мире уже месяц и вроде бы привык, до конца принять свою новую личность так и не смог — прошёл лишь жалкий месяц с тех пор, как я переселился. Шишики до моего «переезда» был японским учеником третьего курса средней школы в Киото.
Воспоминания первого дня пронеслись галопом, рисуя картинки перед глазами. Непривычный вид, непонимание происходящего, странный, но в то же время родной потолок — как будто тебя из тёплой кровати окунули в прорубь посреди замёрзшего озера: сначала не понимаешь, что происходит, а потом... потом хлынули потоки воды, словно цунами в сознание. Дезориентация, воспоминания, наслаивавшиеся друг на друга, момент, когда начинаешь осознавать, что даже дышать нужно. Всё это объединилось в мощный поток головной боли и нехватки воздуха. Никому не пожелаешь такого пробуждения.
Но я всё-таки рад, что хоть и через боль, получил всё сразу — а не лежать как овощ и постепенно впитывать, а потом перерабатывать чужие воспоминания годами. Так, благодаря памяти предыдущего носителя этого бренного тела, я вспомнил японский язык и узнал о семье, учёбе и многом другом.
Однако, хотя при получении чужой памяти не возникало ощущения посторонних мыслей или чужих личностей, каким-то шестым чувством я понимал, что не только сменил тело, но и подсознательно подстроился под него. Всё равно я отличался от оригинала по понятным причинам.
Возможно, это лишняя паранойя, но не хотелось, чтобы кто-то заметил перемены во мне, поэтому я решил сменить старшую школу в Киото на школу в Токио.
«Дрожь, будто стая мурашек пробежалась по телу» — лёгкое стыдливое выражение само появилось, когда я вспомнил прошлое этого парня. Иногда стоит слегка уйти в себя, и флешбэки накатывают сами по себе:
— …Погрузитесь в тёмное пламя!!
— Я — огненный боец!
— Не подходите ко мне, а то сгорите: тёмное адское пламя не щадит никого...
Особенно часто моя рука летела к лицу, когда схожие цитаты или движения, выученные по аниме, делались для девушек, чтобы, цитирую:
«Падшие женщины, вам повезло — вы достойны узреть капельку моего могущества...»
Закрыв лицо рукой, я пытался скрыть румянец: это было так обескураживающе, что хотелось убежать в пустыню и сгореть под палящими лучами солнца, чтобы никто не узнал о тёмном прошлом бывшего владельца тела.
Понимая, что это невозможно, пришлось предпринять хоть какие-то меры — и это послужило одной из весомых причин, почему нужно было уехать из Киото в Токио. К счастью, тётя по матери была учительницей в той старшей школе, куда я переводился, — это позволило подать документы и записаться на вступительный экзамен в последний момент.
Моя пантомима из-за воспоминаний этого оболтуса не осталась незамеченной: мужчина, стоявший рядом, осуждающе покачал головой, бормоча что-то вроде «эхх... молодёжь», отвернулся и уставился в телефон. Женщина, сидевшая рядом, быстро отсела, отводя взгляд и пытаясь что-то рассмотреть за окном проезжающего поезда.
Снова посмотрев на своё отражение, я удивился: почему он был таким симпатичным, но таким чудиком? Ведь даже внешность не спасала его от осуждения окружающих.
Кстати о ней: глаза у него были светло-фиолетовые, и волосы того же цвета. Рост — 178 см, что делало его весьма высоким на фоне остальных японцев; тело довольно худое, что меня немного не устраивало — я чувствовал себя каким-то слабаком.
Однако, несмотря на чудаковатость и незаинтересованность в отношениях, в штанах прятался настоящий гигант по меркам этой страны, и это вызвало облегчение и странную внутреннюю уверенность.
Ведь побыл бы он додиком какое-то время — что? Рано или поздно так называемый «синдром восьмиклассника» прошёл бы, а внешность и размер остались бы, и с девушками проблем не было бы. Но, как говорится: «это я приберегу теперь для себя, муха-ха-ха!» — (злобный закадровый смех).
Стоило слегка прикоснуться к длинным светло-фиолетовым волосам, и в голову лезли странные мысли... Может, прошлый владелец был эдаким бабниковатым парнем?
Крашеные волосы обычных парней не интересуют, но нет — цвет для него был естественным и выглядеть натурально. Хотя в моей прошлой жизни люди с такими волосами не рождались; даже в Азии редко встретишь естественный фиолетовый цвет. У большинства были чёрные волосы, может быть шатены или блондины, но не такой цвет.
Хотя... у мамы этого тела тоже были фиолетовые волосы. Да и вообще, если задуматься, многие люди, которых я видел за последний месяц, тоже имели волосы необычных цветов: зелёные, рыжие, синие и т. п.
Надеюсь, мы все не какой-то эксперимент безумного учёного или поехавшего божества, стоявшего у истоков мира. Было жутко даже думать, что я и окружающие — чей-то эксперимент, или, что ещё хуже, мутанты! (Б-р-р-р.)
Сосредоточившись и отогнав странные мысли, я передёрнул плечами, сделал пару вдохов-выдохов и успокоился. Хотя временами всё-таки мелькали вопросы: есть ли в этой стране кто-то с волосами цвета радуги? И если есть — как это вообще с научной точки зрения объяснить?
Если говорить о попаданцах, то в прошлой жизни я часто читал такие истории, и можно подумать, что мой случай похож на случаи главных героев тех произведений: где он постепенно или сразу становится сильнее, а дальше покоряет мир с помощью убер-магии или таинственной силы. Но, к сожалению, никакого дара свыше, ни волшебной книги, ни чего-либо ещё, что бы облегчило жизнь, у меня не было.
И всё же, не имея никаких очевидных преимуществ, я не думал, что жизнь будет несчастной или горькой. Я был рад получить ещё один шанс, хотя даже не помнил, отчего умер в прошлой жизни, и вообще — умер ли. Воспоминания тех времён — словно потёртая плёнка: что-то разглядеть не получается, но общая картина есть.
Готовка любимой еды, доставлявшей удовольствие, — кажется, я учился или уже работал поваром в каком-то ресторане. Часто пробовал практиковаться на музыкальных инструментах, но из-за «кривых рук» особо ничего путного не получалось — лишь побрякивания на посиделках в дружной компании. Воспоминания о лицах размытые, эмоций они почти не вызывают, лишь ностальгию: мол, раньше было лучше — что-то на краю сознания.
За прошедший месяц я старался найти зацепки о схожести миров, но, помимо названий и форматов медиа, больших различий я не обнаружил: обычная Япония двухтысячных. Различия в фильмах, манге, новеллах, телешоу и знаменитостях всё же заметны.
Возможно, можно было бы заработать, выпуская книги, мангу или запуская телешоу. Но у меня не было профессионального образования и практики в этих сферах — лишь просмотр и интерес.
Да что уж говорить: я даже не был уверен, смогу ли вспомнить все знаменитые произведения, которые смотрел и читал. Часто оставались лишь самые яркие моменты, часть сюжета. Про телесериалы и фильмы — вообще речи не могло быть: я только что окончил среднюю школу, и у меня не было ни YouTube-канала, ни реальных возможностей его создать; интернет в начале двухтысячных ещё был в зачаточном состоянии.
Но расстраиваться не стоило: я всё ещё мог в любой момент устроиться на подработку или во время каникул вернуться в Киото и работать там, где работает мой нынешний отец. Связи у семьи по отцовской линии были, пусть и не высшего уровня, но достаточные — администрация, полиция, силы самообороны, банковский сектор. Можно было устроиться и туда.
Потирая подбородок, я задумался: в некотором смысле меня можно назвать «мажором». Но мне такая жизнь не по душе: работа в госструктурах не прельщала.
Мне дали второй шанс, и хотелось прожить его по-своему, а не идти по стопам родителей. Взяв бутылку зелёного чая, купленную перед посадкой, открыл крышку, сделал глоток и почувствовал горький вкус. Да, это не сон и не рай: в раю всё должно быть сладким.
Поставив бутылку на край скамьи, я решил вздремнуть.
Сон был ярким, насыщенным, хоть и коротким: в конце его настигла тьма неопределённости — волнения и переживания о том, смогу ли я влиться в новый мир, семью, переезд, учёбу...
Так как мало что помнилось из прошлой жизни, я задавался вопросом, сумею ли осилить всё, что на меня свалилось, словно снежный ком.
Через полчаса поезд прибыл на станцию.
Резко проснувшись, я вышел и пробрался через толпу, на автомате отвечая: — Извините, разрешите пройти.
Ещё и этот культ поклонов и вежливости.
Невольно думал, сколько раз мне придётся сказать «извините» или сделать поклон? Но одно радовало: если не зацикливаться, тело всё делает автоматически — годами привыкшее к таким манипуляциям. Судя по памяти предыдущего владельца, он был довольно вежливым парнишкой, и привычки укоренились в теле; пусть он в чём-то был чудиком и нарушал субординацию, делал это только среди своих.
Я чувствовал, что не был по-настоящему японцем, хоть сейчас мог говорить по-японски и жить как японец. Придёт время — и я прекращу эту клоунаду, но пока, как говорится, «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Придёт моё время — и я создам свой уклад, а пока буду соблюдать правила этикета. Хотя привычка склонять голову немного нервировала.
Пройдя через группу людей, я нашёл свободную скамейку и сел, чтобы немного передохнуть. Не был устал, но нужно было набрать свою опекуншу — или хотя бы отправить смс: по договорённости при прибытии на станцию стоило сообщить о себе.
Лёгкая вибрация телефона отвлекла меня: я достал из кармана местную «звонилку-раскладушку». Эх, ностальгия... Хоть в воспоминаниях я чаще пользовался смартфоном, первый мой Sony Ericsson всегда грел душу тёплыми воспоминаниями.
Я полез проверять смс и увидел сообщение от тёти.
Тётя: «Дорога довольно оживлённая. Если ты приехал на станцию, подожди меня у входа».
Я ответил кратко: «Ок».
Положив телефон в карман, я думал о тёте и немного нервничал: я не был до конца уверен, как к ней относиться — память о предыдущем владельце не была полной. Знал лишь, что тётя была младшей сестрой матери; ни лица, ни степени близости я не помнил.
Не хотелось попасть под опеку мачехи, которая будет тебя ненавидеть, но эти фантазии уводили меня в сторону. Решил: пока есть время, стоит заняться подготовкой к экзамену — я купил учебник.
Хотя я мало помнил школьных предметов, я не был дураком и мог быстро понять материю даже без серьёзной подготовки; особенно легко давался английский — по какой-то причине он шёл мне лучше, чем японский.
Единственное, что приходилось зубрить, — это история. В прошлой жизни я мало интересовался историей Японии: Нобунага, самураи и всё такое не волновало меня. Поэтому имена и даты вызывали головную боль, и я продолжил вычитывать имена и даты.
Минут через пятнадцать по «внутренним часам» я услышал окрик, поднял голову и стал разглядывать женщину, которая шла ко мне.