Неувядающие и забытые

Старый дворец назывался Гранатовым Домом, потому что его просторный вестибюль украшала статуя Сол-Птицы, на перьях которой переливались багрянцем сотни крошечных гранатов. Мифическая птица веками томилась в пыли и тенях посреди фонтана из серого мрамора, а теперь ни её, ни фонтана не стало.

Принц Седрик Амонс с нескрываемым разочарованием разглядывал новый символ старого дворца. То, что должно им стать. Посреди вестибюля, на том самом месте, где ещё недавно красовалась Сол-Птица, нагромоздили несуразную статую морского змея. Седрик придирчиво изучал работу мастеров, вглядывался в неровности чешуек, в пузырьки на поверхности камня и небрежные сколы. Он мрачно уставился на безжизненные каменные глазища змея – это ли Священный Локар, владыка мировых вод? То были глаза мёртвой рыбы, не Древнего.

– В каком-то смысле… впечатляюще, – наконец выдавил из себя Седрик, оперевшись на светлую балюстраду. Отсюда, с широкой лестницы, виден был почти весь вестибюль и парадный вход, охраняемый стражей. Каменная фигура змея тянулась к сводчатой крыше с окном-куполом, и если раньше свет через него лился на раскинутые крылья Сол-Птицы, заставляя их пылать, то теперь он разбивался о голову змея, а от неё по вестибюлю и лестнице расползались кривые тени.

– Знала ведь, что спрашивать тебя смысла не имеет, – уголок губ его сестры дёрнулся от негодования. Процессом от начала до конца руководила она, принцесса Лилия Амонс, с молчаливого согласия их замученного болезнью отца.

Старый король, как помнил Седрик, Гранатовый Дом не любил. Будь он ещё при памяти, то дворец стоял бы в пыли и саже до самой его смерти, а там, может, и ещё несколько веков.

– В самых смелых мечтах боюсь вообразить, что стало с люстрами в великом бальном зале, – Седрик в который раз стряхнул невидимые пылинки со своего чёрного рукава, затем по новой стал отстукивать кончиками пальцев ритм детской песенки-считалочки. – С другой стороны реновацию и реставрацию многие путают, и ничего постыдного в том нет.

– Жестокие слова, – Лилия кинула на него ледяной взгляд, Седрик ясно это ощущал, но его собственные глаза неотрывно следили за шагами стража внизу. Раз-два-три-четыре. Воздух вокруг него сгустился, потяжелел от холодной сырости непрогретых как следует стен и громкого шлейфа духов сестры. – И столь незаслуженные. Так это сложно – по достоинству оценить благое дело своей родной сестры?

– Ваше Высочество, вы потрудились на славу. Разве могу я отрицать? – губы Седрика сложились в притворную улыбку, когда он осмелился ответить на её взгляд. Он уже вообразил стены бального зала, исписанные свежими фресками с избитыми сюжетами про Священного Змея Локара, пошлые картины придворных художников на стенах, заменившие бесценные полотна... Как бы сильно его ни злил подход сестры, он не желал заводить разговор дальше этой почти беззлобной послеполуденной перепалки.

Потому что утренняя уже была, и вечерняя тоже, и ещё свежими оставались в голове Седрика воспоминания о летящем в его лицо бокале белого вина за ужином.

– Слава кронпринцессе, слава Касфириону! – с гротескным благоговением Седрик, как полагалось, коснулся своей левой ключицы правой рукой, поджав мизинец и безымянный палец.

– Шут, – Лилия пренебрежительно поморщилась и, нарочито медленно отвернувшись от брата, направилась к выходу на большой балкон под шорох множества слоёв собственной юбки.

Какое счастье, что в этот раз разговор ей быстро наскучил!

Седрик уже вдоволь насмотрелся на каменное безобразие в вестибюле, взглянуть на которое уговаривала сестра, но не Лилия, а маленькая леди Н, и более его ничто не удерживало здесь. Он намеревался спуститься и обойти дворец по кругу, – кольцевое строение здания это позволяло – а затем посетить упомянутый им раннее великий бальный зал. Неуёмная злоба подталкивала Седрика как следует запечатлеть в памяти все издевательства, которые Лилия провернула над первоначальным видом Гранатового Дома, чтобы позднее у него были причины пререкаться с ней за ужином. Да, за вредный характер в семье его и недолюбливали. Но разве не эти же люди взращивали в нём придирчивость и педантичность с малых лет, не они ли прививали ему тонкий вкус и нетерпимость ко всякому уродству? Те самые качества, за которые обещали юного Седрика любить и ценить, превратили его в нежеланного гостя всех семейных собраний, королевских советов и даже завтраков, обедов и ужинов.

Всё же Гранатовый Дом поистине мистическое место. Седрик так настойчиво жаловался на его трансформацию, потому что с детства был очарован слухами и легендами, парящими вокруг его истории. А история места – его величайшая ценность. История Гранатового Дома отражалась в его росписи, витражных окнах, в мозаичных картинах, громоздких мраморных колоннах и в гранатах на теле Сол-Птицы. Избавишься лишь от части этого наследия, и что останется? Разве будет это тот же дворец, пусть и стены, и фундамент у него всё те же?

Седрик с теплотой в груди вспоминал, как нянечка – она ныне уже вознеслась к Древним – перед сном рассказывала ему легенду о Гранатовом Доме. Скрипучий, убаюкивающий голос уносил его мысли туда, где заканчивается славный город Лискар и начинается Совиный лес, где стоит белый замок с алым сердцем, и что сердце то хранит в себе гневливое пламя злой чародейки.

«…и она решилась уничтожить замок, призвала пламя столь могущественное, и то поглотило его целиком. Горел белый замок часами, пламя взревело, взвилось над ним, заслонив небо и солнце, но как бы ни была велика злоба в душе чародейки, её не хватило, чтобы белый замок уничтожить…»

Мальчишкой Седрик грезил о белом замке, но показывать настоящий полуразрушенный дворец юному принцу никто не хотел. Ни воспитатели, ни придворные кучера, ни тем более другие слуги, которым было позволено отлучаться в город, не соглашались отвести его туда. Тогда Седрик сбежал однажды, и то напоминало погружение в сказку – восточная часть дворца на самом деле однажды горела, так что маленького Седрика, пробравшегося сквозь высокие заросли былого сада, встретили грязь и пепел, и под завывания ветра он бродил по комнатам, преданным огню и немилосердному времени. Он навсегда запомнил Гранатовый Дом таким: мрачным, полным тоски и увядшей красоты. Стража в итоге отыскала Седрика как раз, когда он сидел на бортике того самого фонтана и любовался статуей – ни в одной книжке, что он читал до того момента, о таком дивном существе, как Сол-Птица, не говорилось ни слова!

И хоть теперь Седрик рад был увидеть, что его сказочный дворец оживает, тот факт, что сестра перевернула здесь всё с ног на голову, злил до ужаса. Особенно если припомнить, как он безуспешно вымаливал у королевы разрешение заняться восстановлением дворца самому. Да он даже был согласен на совместную работу с Лилией, но так или иначе, к Гранатовому Дому его не подпустили. По какой-то неизвестной Седрику причине Лилии было важно единолично вложиться в это дело. Со временем он стал подозревать, что, наверное, просто его сестра, будучи вредной девчонкой в юности, росла наравне со своей тягой к пакостям, и несчастный дворец – её оружие, направленное на него лично. Будто он мог что-то сделать в ответ!

Бесцельно бродя вдоль кольцевого коридора Седрик представил, что он становится новой злой чародейкой Гранатового Дома и уничтожает всё это змеиное безобразие. Он воображал, как пламя срывалось бы с его рук и проклятья слетали бы одно за другим с языка, особенно отчётливо представлял слёзы сестры – о, она от досады упала бы на колени перед полыхающим дворцом и слышала бы, как горят и распадаются на части эти её дешёвые поделки, которыми она заменила бесценное убранство. И огонь уничтожил бы Седрика тоже, как злую чародейку из сказки, и он был счастлив, как и она когда-то, остаться мстительным духом, охраняющим чёрные от сажи стены.

Не такая уж страшная судьба, размышлял Седрик легкомысленно. Лучше быть пленником в клетке, что мила сердцу, чем в той, что ему ненавистна.

Но это всё лишь грёзы, слишком далёкие и невозможные даже для призывателя, даже для принца призывателей, чью фамилию тысячи подданных шепчут в молитвах последнему из Древних. Пламя Седрику не подвластно, ведь он не более, чем сын своего отца, призывателя воды.

Пройдясь ещё немного вдоль коридора, Седрик задумался, куда же Лилия всё-таки переместила статую Сол-Птицы? Если она не продала её, то у него оставался шанс хотя бы забрать статую себе. Не даром он на родительские деньги выкупил старый особняк у южной границы Касфириона. Если десять лет назад там было неспокойно из-за войны, то ныне всё стихло, и Седрик даже мог бы там жить. Если бы не обязанности принца, о которых мать частенько напоминала, он бы уже давно так и делал. Столица всё равно ему не нравилась. А Сол-Птица хорошо бы смотрелась в его особняке, пусть и не так величественно, как в стенах Гранатового Дома.

Все двери, что встречались на пути, были закрыты. Седрик уже из любопытства дёргал за все ручки к ряду, ни одна не поддалась. Похоже, для посетителей дворца сегодня открыт только великий бальный зал, и тот – на втором этаже. Красота бесспорно, только вот скука смертная! Людям бы увидеть библиотеку старого дворца, ту, что расположена в аккурат под бальным залом. Вот, где таилось великолепие. Седрик отчётливо помнил величественную фреску, украшавшую стену у главного входа. На ней двенадцать Древних изображались в первозданном виде, и Священный Змей Локар был лишь одним из них, могучим стражем морских глубин. Каково жилось людям в эпоху богов? А призывателям? Седрик мог вообразить жизнь в мире исполинских зверей и чудовищ, но вот чего он вообразить не мог, так это как один призыватель сумел истребить почти их всех? Неужели все они на деле были так слабы в те тёмные времена?

Подобные тайны его завораживали. Стены Грантового Дома помнили времена, когда земля дрожала под ногами Древних, и там, где они жили, земля рождала монстров – так гласили легенды, и о том же стыдливо шептала история, скрывая в тени бездействие королей. Седрик любовно касался белокаменных стен, представляя, будто дворец передаёт ему свою память. «Злая чародейка», призывательница пламени, что вызвала тот ужасающей силы пожар, вполне могла существовать в то же время, когда убийца богов лил кровь священных зверей.

Спустя около часа бесцельного брожения по одному и тому же коридору, Седрик, наконец, услышал доносящиеся из вестибюля голоса прибывающих гостей. Стражников видимо поприбавилось, он встретил нескольких на обратном пути, там, где ранее никого не было. Торжественному балу предшествует торжественное открытие фестиваля Священного Змея, на котором кронпринцесса Лилия Амонс должна произнести приветственную речь. И пусть Седрик не желал видеть уродливую фигуру змея ещё раз, выбора у него не было – судьба мстительного духа, блуждающего в коридорах Гранатового Дома, представлялась интересной, пока коридоров для блуждания было больше одного.

– Что это ты тут делаешь? – вслух воскликнул Седрик, заметив змейку, почти слившуюся с мраморными плитами пола. Она ползла прямо к его правой ноге, и будь он чуть менее образован, тотчас же отпрыгнул от неё в ужасе.

Но Седрик узнал её – маленькая медянка, совсем безобидная и не такая уж большая, чтобы всерьёз напугать своим видом. Не ядовитое создание и едва ли нападёт на кого-то сильно крупнее ящерицы. Как только она сюда попала?

Это было великое счастье, в любом случае. Любой поданный Касфириона знает, что встретить на своём пути змею, это благословение. Не со всякими, конечно, стоило пересекаться вблизи, но ведь достаточно и просто завидеть издалека.

Хоть что-то хорошее в этот день приключилось с Седриком. Он аккуратно поднял змейку, позволив ей обвить его запястье.

– Ваше Высочество! – обрадованно воскликнул отдалённо знакомый голос. Кто-то достаточно наглый – потому что в обществе не принято окликать принца правящей династии! – у двери в вестибюль его заметил.

Делиться благословением не хотелось. Вдруг в голову закралась дикая теория: что, если сестра специально запустила подобных безобидных змей во дворец ради торжества? И теперь едва ли не каждый будет находить здесь змей и считать, как и он, что это светлый знак. О, Древние, она на это способна!

Не откликаясь на зов, Седрик потянул ближайшую оконную ручку, и та с коротким скрипом приоткрылась. За окном виднелся ухоженный цветущий сад, что окружал весь дворец и простирался почти до самого леса – в том была прелесть расположения Гранатового Дома. Короли прошлого ценили связь с природой и предками, а им, Амонсам, по мнению Седрика, того не доставало.

Прикосновение чешуи приятно холодило кожу, но Седрик торопливо высунулся из окна и опустил змею на выложенную из крупных плоских камней дорожку. Вспотевшими вдруг руками он торопливо закрыл окно и обернулся, чтобы встретиться взглядом с подошедшим к нему румяным юношей, лордом Фаниром Игнирисом. Тот – наследник богатого южного графства, талантливый учёный, хоть и Вторую Академию обошёл стороной и от чести стать королевским алхимиком скромно отказался. Седрик не находил это удивительным, ведь куда более почётно окончить Первую Академию, «колыбель воинов». Седрик и сам там отучился пару лет назад, как и другие наследники знатных домов. Впрочем, с лордом Фаниром он был знаком не очень близко, потому что тот, как он помнил, часто был в разъездах. Но Седрик хорошо знал его сестру, леди тяжелейшего характера. Иногда ему казалось, что та за что-то ненавидит его, но поднимать этот вопрос на встречах с молодым лордом никогда бы не стал. Да и с трудом нашёлся бы кто-то по-настоящему равнодушный к Седрику – принца при дворе либо недолюбливали за язвительность и дотошность, либо не знали достаточно хорошо, чтобы делать первое.

Они с виконтом перебросились вежливыми приветствиями, затем тот поделился своими недавними достижениями. Лорд Фанир, оказалось, недавно вернулся из деловой поездки в столицу Аскерии, изучал местную фауну, но привёз в сувенирах какие-то невероятно важные механические фигурки – а дальше Седрик слушать начал вполуха. В вестибюле затихли голоса гостей и зазвучал звонкий высокий голос его сестры. Неужели он умудрился упустить начало? Неиронично прелестно!

Они с Фаниром поторопились войти. Люди расступались перед ними, узнавая Его Высочество Принца Амонса, и Седрик привычно ощутил на плечах вес своего титула. Иногда он был почти незаметен, но чаще всего гильотиной нависал над его шеей. В обществе Седрик всегда знал, что равных ему нет, что к его словам прислушиваются, чтобы обратить их шёпотом сплетен, что за его взглядами следят, и куда бы он ни шёл, его жесты, осанка и даже сама походка всегда под оценкой зорких глаз. Он не его сестра-кронпринцесса, чья судьба – стать королевой Касфириона, и даже если то значило, что за ней следило больше глаз и ушей, и вес того внимания не сравним с тем, что тащил на себе Седрик, ему всё равно время от времени собственная судьба казалась более тяжёлой. Лилия однажды станет правительницей, и никто не посмеет перечить ей, а ему уготована жизнь вечного принца, вечного стремления к недостижимому идеалу, который хочет видеть в принце народ. А никаким, совсем никаким идеалом Седрик Амонс не был и уже не станет.

Они вместе с лордом Фаниром остановились недалеко от подножия статуи, коим служил массивный светлый камень. При взгляде на него сила в теле Седрика откликнулась, и впервые за день он восхитился тем, что сделала его сестра. Пусть сама фигура змея и дешёвка, но стоит статуя на внушительных размеров куске сакрина. То был даже не камень – что-то среднее между камнем и металлом, особая материя, которую могут создавать лишь призыватели пыли. Из сакрина создавались клинки призывателей и вместилища для печатей. Ни один другой материал не мог так хорошо проводить силу стихий и хранить её в себе. У Седрика, как полагается, тоже имелся меч из сакрина. Хоть на вид он хрупок, точно обсидиан, но в бою такой клинок невозможно ни затупить, ни сломать.

– Интересное решение, – наклонившись к Седрику, прошептал лорд Фанир. Принц бросил на него удивлённый взгляд. Он тоже ощутил, что рядом сакрин? Такое было под силу немногим призывателям, но Седрик мог похвастаться своей особенной чувствительностью к силе. В кругу других призывателей он ощущал в воздухе её скопление, как и сейчас. Сила стихий, невидимая, но плотная, гудела в напряжении, Седрик слышал её нетерпеливый звон, пробивающийся между слов в речи сестры.

– Сакрин? Да, безусловно, – рассеянно кивнул Седрик, поднимая голову к лестничной балюстраде, за которой стояла Лилия, возвышаясь над гостями дворца. Лорд Фанир, однако, недоумённо потупил взгляд от его слов.

И всё же странно. Седрику ни с того ни с сего сделалось совершенно не по себе, лицо и шею обдало жаром. Он задумался, а так ли хороша в сущности идея с сакриновым постаментом? Лилия даже здесь умудрилась ему насолить, теперь проклятый камень воздействует на него неведомым образом! Он рефлекторно прижал пальцы к виску, подозрительно покосившись на постамент. Сакрин выглядел нормально, уж точно не похоже на наполненные стихийной силой мечи, не пылал, не искрился и не светился, словом, никак его вид не выдавал, что с этим камнем проводились хоть какие-то ритуалы призывателей. Да и где это видано, использовать постамент статуи посреди дворца как оружие? И зачем?

Невероятные ответы посетили голову Седрика, но он от них отмахнулся. Даже если… Нет. У Лилии Амонс прескверный характер и чувство прекрасного, но подозревать её в каких-то низменных затеях? Древние, если бы кто-то узнал, о чём сейчас подумал Седрик в адрес наследной принцессы, в чём на мгновение захотел обвинить её, то сам он тотчас же оказался бы в тюремной камере. В той, в которую дверь открывается даже для принцев и из которой выходят только к палачу.

– Прошу прощения? – вновь шепнул лорд Фанир. – Я про глаза у змея. Они светятся, как удалось этого добиться? Неужели граф Гебо способен на такое? Или это призыватели огня? Никак не могу разглядеть, кто там на лестнице с Её Высочеством…

Нахмурившись, Седрик в неверии задрал голову вверх, уставившись на каменные глаза статуи. Пустые «рыбьи» глаза теперь и правда горели, будто камень раскалился изнутри. Седрик мгновенно перевёл взгляд на лестницу, выцепляя фигуру сестры в бирюзовом платье. Лилия зачитывала заученные наизусть слова своей речи, сжимая длинными пальцами тонкую ножку бокала. Мысли пёстрым калейдоскопом завертелись в голове Седрика.

Может, это не Лилию нужно было подозревать? Может, опасность развернулась за её спиной, и никто не заметил?

Седрик развернулся, намереваясь подозвать стражников. Несколько из них, он знал, стояли у парадного входа дворца с обеих сторон, с внешней и с внутренней. Ещё несколько должны были рассредоточиться вдоль стен, и отдельная группа из трёх стражников должна была свободно перемещаться по вестибюлю. Уже не слушая неловкое бормотание лорда Фанира, Седрик решительно сдвинулся с места к мелькнувшей в толпе фуражке одного из стражников.

– Мой принц, куда же вы? – ладонь виконта ухватилась за предплечье Седрика. Не в первый раз его выводил из себя свободной нрав южной аристократии – никто не имеет права хватать принца за руку. Седрик дёрнулся, вырываясь. Ближайшая стайка дворян заострила взгляды, точно хищные птицы над полем.

Принц Седрик снова учиняет скандал? Какой позор для короны, позор для семьи…

– Объяснять нет времени, прошу меня простить, – нервно бросил он, едва сдерживаясь, чтобы не рявкнуть.

Что-то внутри него, за грудиной, в самой душе, вопило, что здесь и сейчас происходит нечто страшное и непоправимое. Воздух дрожал от напряжения, которое никто, кроме Седрика, не чувствовал, в его ушах стоял омерзительный писк, и, если бы не колотящееся отбойным молотком сердце, он, может, и вовсе не удержался бы на ногах.

Тревога клокотала в груди в унисон звенящему натяжению стихийной силы вокруг него, а Седрик не мог сложить происходящее воедино. Что-то не так, это он точно знал, но смысл ускользал от него, растворялся на кончиках пальцев, подобно дыму. Лилия не могла не видеть раскалённых глаз статуи, и раз она не сделала до сих пор ничего, значит, так и должно быть. Ведь так?

Нет, он что-то упускал!

Стоило Седрику сделать два шага с места, как громоподобный грохот и треск раздались высоко над головой. Вестибюль одномоментно взвизгнул десятками голосов, нить гнетущего напряжения, наконец, лопнула и за ней вслед взметнулся зловещий густой хаос. Что-то взорвалось у самого потолка – на головы гостям дворца обрушился дождь из битого стекла и каменной крошки, несколько крупных осколков светлого камня рухнули на пол, поднимая облака пыли. Седрик укрыл голову руками. Ноги вдруг стали практически ватными, он опустился на колено, повинуясь накатившей слабости, пока испуганная толпа ураганом металась вокруг него. Сверху продолжало что-то сыпаться. У Седрика из лёгких разом вышибло весь воздух, когда ему на спину приземлилась деревяшка – кусок оконной рамы. Шатко опираясь на колено, он осмелился на пару мгновений задрать голову вверх, выискивая глазами лестницу и место, где стояла Лилия. Сестры не было.

Казалось, грудь Седрика сдавили тисками, и всё вокруг стало до тошноты не правдоподобным. Ему иногда снились такие кошмары: злые и тревожные, вязкие и липкие, словно дёготь. В них легко осознать себя, но стоит это сделать, и ты застрял, ты не можешь заставить себя проснуться. А Седрик хотел проснуться прямо сейчас, жаждал этого так отчаянно, как падающий с обрыва жаждет ухватиться за его край, за ветку, за камушек. Ему казалось, будто всё не по-настоящему, будто он ещё может открыть глаза в своей кровати. Седрик бессильно зажмурился, прикрывая руками голову. Мысленно он кричал себе: «Беги! Ты умрёшь! Беги!», но его глупое тело отказывалось двигаться, словно одним мигом одеревенело целиком. Из суматошного гомона до него глухо донеслось собственное имя. Кто-то звал принца Седрика, кто-то к нему спешил.

Неизвестная сила влетела в него со спины, повалив на пол. Совсем рядом сверху рухнул очередной крупный кусок камня. Удар лицом о холодный пыльный мрамор на минуту привёл Седрика в чувства, он распахнул глаза, уставившись на место, где несколько мгновений назад беспомощно сидел, неспособный пошевелиться. Оттуда на него смотрел глаз змея Локара, почерневший и потрескавшийся. Неожиданно простое откровение возникло в мыслях Седрика – это голова статуи взорвалась, от неё летят обломки.

Кто-то уже пострадал под градом из камня, дерева и стекла. Возможно, Лилия тоже.

– Ваше Высочество, простите! – раздался над ним голос, и его за плечо развернула властная, но маленькая рука. Уж точно слишком маленькая, чтобы принадлежать стражнику. – Вы живы? Вы целы?

Седрик увидел девушку в пурпурном платье, что возвышалась над ним, словно сказочный рыцарь. На фоне мерцающей люстры её волосы, торчащие из взлохмаченной причёски, напоминали всполохи огня. Большие глаза торопливо исследовали его лицо, грудь тяжело и часто вздымалась. Дрогнувшей рукой девушка стёрла что-то с его пылающего от удара лица. На перчатке, уже безнадёжно испорченной, кровь и пыль смешались в грязное бардовое месиво.

– Поднимайтесь, бежим! – скомандовала леди, и Седрик повиновался, оставив позади этикет и позабыв свою фамилию.

Он напряг тело, силясь встать самому, но стоило приподняться, как его отвлекло движение сбоку. У подножия статуи мелькнула фигура в тёмном балахоне и с размаху вдарила рукой по сакрину. К камню, словно приклеенная, в месте удара пристала коробочка размером с кулак, не больше. Механизм внутри с громким щелчком запустился, внутренности задымились, и Седрика снова настигло уже знакомое чувство нарастающего напряжения в воздухе.

Девушка, что спасла его минутой раннее, подскочила и, выражаясь вслух так, как сам Седрик позволял себе лишь наедине с собой, пурпурным вихрем метнулась вслед за фигурой. Рывком она попыталась оттолкнуть Седрика в сторону, но вопреки всему он устоял, вперив взгляд в постамент, точно зачарованный. Внезапно к нему пришло запоздалое осознание, что он остался в центре вестибюля как будто бы один – люди разбежались, как перепуганные мыши, а стражники наверняка сосредоточились на Лилии. Никто больше ему не поможет.

Седрик дёрнулся, силясь встать, хотя бы отползти, что угодно, лишь бы не оставаться лицом к лицу с сакрином, в котором сила гудит, точно гнездо разъярённых шершней. Он завозился, судорожно отползая на коленях. Времени и сил подняться уже не было. Он махнул рукой неловко и беспомощно, призывая воду, но мимолётный влажный всплеск в воздухе не мог стать его щитом. Сила вскипела внутри камня, Седрик это чувствовал. Может, эта сила была заложена в подножие статуи заранее, а артефакт лишь пробудил её. Но то было уже не важно.

Меч из сакрина, конечно, почти невозможно сломать, потому что на нём высечены укрепляющие печати и потому что перед тем, как стать телом меча, сакрин сменяет нескольких мастеров обработки. Оформленный, но не обработанный кусок сакрина посреди вестибюля – другое дело. Он взорвался.

Седрик не мог знать, но его глаза в одно мгновение уловили сразу несколько пламенных всполохов. Первый – кольца огня у центральной двери вестибюля, что вела в опоясывающий коридор. Его спасительница устремилась за преступником. И второй – пламя, что вырвалось из подножия статуи змея Локара, когда сакрин, что сдерживал его, разлетелся на части.

Осколки постамента разлетелись во все стороны, горячие и смертоносные. От хвоста змея с треском откололся камень высотой с рослого мужчину и грузно рухнул на лестницу, раздробив скрытые под изумрудным ковром пороги. Небольшой раскалённый кусок сакрина пушечным ядром влетел в грудь Седрика, и тот упал навзничь, ударяясь головой о мрамор.

Королевская кровь пролилась в старом дворце снова.