Невозмутимый...

О невозмутимости крановщика Миши Павлова ходили легенды.

Будто бы однажды в жаркий день Миша остановил свой автокран в безлюдном месте у канала чтобы искупаться. Ехавший вместе с ним бульдозерист Гена первым бросился в воду, но тут же резко выскочил на берег, повторяя с дрожью: «Змеи! Там змеи!»

И точно – по водной глади скользили две змеи. Миша задумчиво посмотрел на них, аккуратно сложил под кустом свою одежду и со словами: «Места всем хватит!», - спокойно вошел в воду.

В другой раз по недосмотру молодого монтажника с приличной высоты упала увесистая гайка, угодив «по закону пакости» Мише в плечо. Крановщик только крякнул, потом , подняв голову, негромко произнес: «Спасибо, друг, что кувалду не уронил».

Десятки подобных историй о Мише я услышал задолго до знакомства с крановщиком, и когда работа свела нас на одном участке, с повышенным интересом начал присматриваться к этой оригинальной личности.

Внешность Миши как нельзя лучше соответствовала его характеру: внушительная фигура, серые глаза, в которых не отражалась ни малейшего всплеска душевной бури, твердые губы, раздвигающиеся лишь для того, чтобы произнести короткую, похожую на афоризм, фразу. Большой, с горбинкой нос и крутой подбородок дополнял портрет крановщика, убедительно свидетельствуя о том, что этот человек знает себе цену.

Работал он также невозмутимо. Медленно обойдя груз, предназначенный к подъему, Миша замирал, скрестив руки на груди, и долго о чем – то размышлял, не обращая ни малейшего внимания на настойчивые советы монтажников. Наконец, приняв решение, подгонял кран к намеченной точке и показывал толстым, как огурец, пальцем, где именно следует цеплять крюк. Бывало, с ним не соглашались – Миша никогда не спорил. Он попросту терпеливо ждал, когда монтажникам надоест переубеждать его.

Казалось, Мишин характер передался и крану – тот поднимал груз неторопливо, без рывков. И почему-то всегда получалось, что та бригада, в которой работал Миша, успевала за день больше других.

Абсолютно со всеми Миша был на «ты», но никто не упрекнул бы его в недостатке вежливости. Он никогда не ругался, не употреблял «соленых» словечек: редко заговаривал первым, но если его втягивали в беседу, мог поддержать разговор едва ли не на любую тему.

Читал он каждую свободную, читал все от классики до детективов, кроме стихов. Прочитанное оценивал по двухбалльной шкале – «хорошая книга» или «мура».

Запас его душевного равновесия казался неисчерпаемым. Невозможно было представить, чтобы Миша рассвирепел. Но однажды…

… В то лето наша бригада строила высоковольтную линию у побережья Арала. Свой лагерь мы разбили на краю большого рыболовецкого поселка.

В ближайшем от наших от наших вагончиков дворе жил старик, потомок уральских казаков – староверов. Несмотря на возраст, он сохранил стройность и подвижность. Его висячие, все еще черные усы создавали впечатление, что старик постоянно улыбается мудрой, всепонимающей улыбкой, хотя в прищуренных карих глазах угадывалась хитрость. Звали его Никон Аристархович, мы же прозвали его дядя Коля и без долгих вступлений предложили присматривать за нашим скарбом на правах сторожа. Дядя Коля согласился, тут же нацарапал под диктовку заявление и стал полноправным членом нашего маленького коллектива.

В один из первых дней случилось так,что дядя Коля здорово рассерчал на Мишу. Дело было вот в чем. Зашел степенный разговор о мирной жизни, Арале, рыбе. Наш крановщик, вставил всего одну фразу о том, что читал где – то , мол, некоторые ученые предлагают вообще махнуть рукой на Арал: пусть, мол, мелеет и дальше, а когда высохнет совсем – сеять на освободившейся площади хлопок и рис.

Как тут разволновался дядя Коля! В страшном возбуждении он крикнул, что такие ученые хуже шакалов. Говорить так – все равно, что желает смерти родному отцу. Как только язык мог повернуться?! Лучше бы ему отсохнуть! Да!

Миша в своей обычной манере хладнокровно ответил, что лично ничего против Арала не имеет. Пусть плещется. Просто он рассказал то , о чем читал. А лично он – за природу. За то, чтобы ей меньше вредили. А то вот детишки учат сейчас в школе, что нашу страну омывает четырнадцать морей, так что же – учебники переделывать, если одно из морей пересохнет? Должен быть порядок. И с морями, и с учебниками.

Но и после этого исчерпывающегося объяснения дядя Коля несколько дней косо поглядывал на Мишу. Однако продолжалось это недолго. Есть некая закономерность: если два хороших человека начали знакомство с нелепой стычки, то впоследствии оба стремятся загладить неловкость, ищут пути – каждый по – своему – к примирению. Случай с дядей Колей и Мишой лишний раз подтвердил это правило. Постепенно они сдружились и между ним воцарилось трогательное согласие. Миша помогал дяде Коле по хозяйству: то подвезет к его огороду бочку с водой и сам же польет грядки, то подправит покосившиеся жерди, то нарвет в степи травы для козы – единственную живность, которую держал старик.

Дядя Коля платил Мише взаимностью. Когда бригада возвращалась с трассы, первым, кого мы видели, был старик, высматривающий с пригорка Мишин кран. Первая пиала чаю, который заварил по вечерам наш сторож, предназначалось Мише.

… Как – то вечером, едва мы вернулись с работы, дядя Коля поднялся в вагончик. Он долго справлялся о здоровье, делах, затем, прижав руку к сердцу, неожиданно пригласил всех на гуляш, всем своим видом демонстрируя, что об отказе не может быть речи.

Мы наперебой принялись расспрашивать старика, что за событие тому причиной. Но он только улыбнулся в ответ.

В конце концов предложение было принято.

К маленькому низкому домику, где жил дядя Коля, примыкало несколько построек, в одном из которых содержалась лелеемая стариком коза. В единственной комнате домика посредине комнаты стоял стол и вокруг стола с десяток табуреток.

Первым делом, как положено, дядя Коля пустил по кругу пиалы с зеленым чаем. Вскоре появилось и главное угощение – гуляш , салат, лепешки Мы принялись ублажать желудки.

Подняв голову, я внезапно встретился глазами с Мишей. Он сидел напротив, и лампочка, свисавшая с потолка на длинном шнуре хорошо освещала его лицо. Помню, как в первый момент меня поразило напряженное, я бы даже сказал, угрюмое выражение, сквозившее во взгляде крановщик. Тарелка перед ним была пуста, а ведь Миша никогда не жаловался на отсутствие аппетита.

- Миша, почему не кушаешь? – заботливо спросил старик.

- Порядок, отец! – кивнул Миша, наполняя тарелку.

Через два часа мы прощались с гостеприимным хозяином. Старик задержал меня каким – то вопросом. После короткой беседы я вышел и уже на за порогом столкнулся с верхолазом Жакслыком, гибким, как лозинка. По его виду я понял: случилось нечто чрезвычайное…

- Там… Миша повесил Палилова! – тонко вскрикнул Жакслык.

Я бросился через порог.

Но прежде чем продолжить рассказ – несколько слов о Палилове.

Есть удивительный сорт людей, которые вроде бы должны знать, что окружающие терпеть оных двуногих не могут, но ведут себя так, будто они всеобщие любимцы. Они и рот любому заткнут, и последний кусок с общего стола не постесняются положить в тарелку, а когда кругом виноваты, мгновенно найдут сотни причин для оправдания. Леня Палилов был из этого малопочтенного племени.

Вообще-то парень он был видный. Каштановые волосы, вьющиеся крупными кольцами, прямой короткий нос и глубокие глаза навыкате придавали ему сходство с мифологическими героями. Но выгодное впечатление блекло, стоило узнать Леонида получше.

В жизни он свято чтил две заповеди. «Наглость – второе счастье» и « Кто смел – тои съел». Иногда его ловили за руку, но Палилов, вытаращив глаза и развернув плечи, так самозабвенно орал: «Да я же пошутил!!!» - что пострадавший волей – неволей отпускал его с миром, дабы не прослыть человеком, лишенным чувства юмора.

Кроме того, Палилов был патологически одержим страстью пакостить по мелочам.

Удивительно ли, что от него старались избавиться при первой возможности? Поэтому Палилов кочевал из бригады в бригаду. Товарищей у него не было – только собутыльники.

… Я пробежал через двор.

Палилов висел на старом тутовнике, что рос у самой калитки. Был он, конечно же, живехонек, а висел на толстом суку на вороте собственной куртки. Та, застегнутая на все пуговицы, врезалась ему под мышками в тело. Палилов барахтался и ругался – все, чем можно заниматься в подобном положении.

Общими усилиями мы сняли его с необычной вешалки. А потом мне рассказали, что произошло.

… Выйдя от старика, монтажники неторопливо двинулись к вагончикам. Несмотря на поздний час, спать никто не помышлял. Всем было весело.

- Миша, спасибо твоему деду! – крикнул кто – то, будто именно крановщик устроил сегодняшнее угощение.

- Спасибо, Миша! – раздались и другие голоса. Послышались смешки, кто – то шутлив поклонился.

- Нашли, кого благодарить! – ухмыльнулся Палилов. – Лучше мне спасибо скажите. Если бы я не намекнул старому, что долг платежом красен, дождались бы вы гуляш, как же!

- Значит, это ты? – как бы утверждаясь в своих догадках, спокойно спросил Миша.

- Я! – хвастливо воскликнул Палилов. Он никогда не боялся слава ловкача и пройдохи. – Сторожом его оформили? Огород ему поливаем? Воду возим? Траву для козлины рвем? Вот я и намекнул. От твоего имени. Ничего, не обеднеет старик. У них здесь у каждого по мешку денег.

Излишне говорить, что сам Палилов ради старого казака палец о палец не ударил.

- Выходит, ты – от моего имени? – по – прежнему спокойно переспросил Миша, но почему – то благодушное настроение у всех как рукой сняло.

- Да я же пошутил! – взвизгнул Палилов, по – гусиному вытягиваю шею. – Ей – богу, пошутил! Откуда я знал, что он шуток не понимает?!

- Ну, да, - сказал Миша. – Ты ведь у нас шутник. Но дай – ка и мне пошутить! – Тут он легонько подхватил Палилова двумя руками и повесил воротом на сук, на который мы обычно вешали сетку с провиантом, чтобы ее обдувало ветерком.

Затем Миша повернулся и непривычно быстро зашагал прочь, так резко толкнул калитку, что та жалобно скрипнула , едва не рассыпавшись на доски. Его крупная фигура совершенно растворилась в темноте, откуда через несколько секунд донесся громкий звук, похожий на выстрел, заставивший монтажников вздрогнуть. Тут же послышалось урчание мотора, автокран тронулся с места. Все поняли, что за «выстрел» прозвучал – это Миша с силой захлопнул дверцу крана. Снятый с дерева Палилов взывал то к одному, молил другого, демонстрируя разорванный ворот куртки, но, не встретил поддержки, а напротив – чуя растущую неприязнь, счел за благо уйти в тень.

Тем временем из дома вышел ничего не заметивший дядя Коля. Он проводил нас до вагончика, не переставая улыбаться, поискал глазами Мишу, но расспрашивать не стал, решив, видимо, что тот отправился на боковую.

Мы оказались в достаточно пикантном положении: не объяснять же старику, что Палилов действовал по собственной инициативе.

Тревожило исчезновение Миши. Когда невозмутимого человека выводят из себя, его дальнейшееповедение непредсказуемо. Что же будет? Я терялся в догадках?

Миновала полночь, когда за окном метнулся свет фар. Вплотную к вагончику подъехал кран.

В кубрик вошел Мишу. У меня несколько отлегло от сердца, когда я увидел его спокойное лицо. В правой руке. он держал конец натянутой веревки. Обведя взглядом бригаду, он дернул за веревку и посторонился. Мы увидели… козу.

- Ну, вот … - удовлетворенно вымолвил Миша.

- Что это?

- Коза, не видите?

- Но зачем?

Миша вздохнул:

- Деду нужно отдать. Его – то козу мы только что с вами, извините, сожрали. Мешок денег… Нашел миллионера! – Он посмотрел на меня. – Ты ,мастер, вот что…Передай завтра деду эту тварь божью и как – нибудь поаккуратнее втолкуй, что это, мол, премия за охрану вагончиков. Будто так и положено. Но старик обидится… Уж я - то его знаю.

- Но где ты ее взял?

- Все законно, - успокоил Миша, - Подкатил к одному местному мужику. Ничего, столковались...

Несколько месяцев спустя мы с Мишей ехали с рыбалки – оба были заядлыми рыболовами. Миша уверенно вел мотоцикл по узкой грунтовой дороге. Уже показались вдали зеркала озер, в зарослях камыша сновал ветерок.

Мне отчего – то вспомнился тот случай на Арале.

- Интересно, как там дядя Коля поживает?

- Дед – то? Ничего, живет, - отозвался Миша. – И коза живет. Козлята уже у нее… - Он добавил что – то еще, но ветер отнес слова в сторону.

И в этот момент впереди неожиданно вынырнули «Жигули», перекрыв дорогу. Потерянная секунда решила дело. Тормозить было поздно. Миша резко свернул в лево, где тянулся крутой откос. Мы кубарем полетели вниз. Когда, оглушенный падением, я пришел в себя, «Жигулей» и след простыл.

- Кости целы? – прихрамывая, подошел ко мне Миша.

- Вроде бы…

О поднял перевернутый мотоцикл, осмотрел его и с неподражаемой улыбкой сказал:

- Порядок! Главное – червей не рассыпали.