Незаконченный ритуал

В шестидесяти километрах от МКАД.

Время было без четверти три ночи. Старенькая «Нива» не подвела. Спидометр показывал 135 км/ч.

Я мчался по Ярославке в сторону области. В салоне негромко играло радио. Боковое стекло было опущено наполовину. Ветер бил мне в лицо. В целом я уже держал ситуацию под контролем...

Сделав музыку тише, я свернул с шоссе на неосвещённую дорогу, которую, судя по дырам на асфальте, не ремонтировали никогда. Пришлось перейти на «первую».

Снизив скорость, я осматривался по сторонам — и будто очутился в прошлом.

Справа и слева росли высокие тополя. Эта дорога была похожа на разбитую снарядами аллею в городе Грозном времён Первой чеченской компании. Не хватало ещё огненного зарева где-то за деревьями и давящего страха, заставляющего быть внимательным к мелочам.

В тучах сверкнула молния. Я вжал голову в плечи и посмотрел на небо. Сначала бьёт молния, потом гремит гром, а затем обязательно ливанёт... Но в эту ночь дождя я боялся меньше всего на свете.

Дорога была в жутком состоянии. Однажды пришлось остановиться.

Я включил фонарик, вышел из машины и осмотрел асфальт, измеряя препятствие... Потом не удержался и всё-таки открыл багажник, чтобы убедиться, что «она» никуда не сбежала, что лежит ведьма в золотом покрывале и больше не угрожает мне.

Ещё минут десять объезжал дорожные ямы. Затем дорога улучшилась.

Я проехал километра три и наконец увидел конечную точку своего путешествия, пионерлагерь «Звёздочка Подмосковья», вернее, всё, что от него осталось.

Выключил фары и габариты. К озеру, возле которого когда-то построен лагерь, решил близко не подъезжать. Остановил машину в кустах у бывшей столовой, в ста пятидесяти метрах от берега.

Я помнил эти места хорошо. Хотя с тех пор утекло море времени. Бывал здесь в десять и тринадцать лет и часто вспоминал пионерское детство. Разбитая часть стены высотой по плечо напоминала школьные годы. Глядя на развалины, я чувствовал вкус сладкого компота, который очень любил, когда был маленький.

Годы не пощадили лагерь и поиздевались над озером. Оно обмелело и уменьшилось, наверное, раза в два. Но всё-таки размеры его ещё были довольно внушительны.

Пару лет назад я прочитал в интернете, что каким-то волшебным образом, а скорее незаконным способом, этот водоём выкупили местные бандиты и стали делать здесь бизнес. Первым делом раздолбали бывшие пионерские бараки, потом поставили на берегу беседки с мангалами, вбили в песок сваи, сколотили на железной конструкции деревянный пирс, да ещё и домик на воде собрали, где проживал сторож — он же креативный менеджер, он же собиратель мусора, шашлычник и рыбинспектор в одном лице.

С утра пораньше к озеру подъезжали рыбаки и любители гульнуть на природе. Добычи в воде на всех не хватало. Зато расценки на улов были приличные. И чтобы не разочаровывать гостей, два раза в неделю большая машина выпускала из цистерны сотни живых рыб, которые почему-то не желали здесь плодиться. Однако в лесном озере водились необычно упитанные раки, с такими большими-большими клешнями, будто это и не раки, а омары из жарких стран.

Только я вышел из машины, как пошёл дождь. Надев чёрный берет, я вытащил из багажника свёрток с мёртвой ведьмой и, взвалив его на спину, поволок к озеру. Мне казалось, что весь этот мертвецкий скарб сейчас предательски развяжется и ведьма вывалится наружу, словно змейка из яйца, чтобы переродиться.

— Чёртова стерва! Вот меня угораздило... — ворчал я, сбросив свёрток на землю. — Лесов у нас мало, что ли? Приспичило привезти её в этот проклятый лагерь!

Я затянул узел потуже, затем встряхнул ношу и вспомнил о морском кортике, которым пробил ведьме грудь. Достать бы его... Но очень не хотелось развязывать узел. Морду её видеть противно. Выброшу свёрток в озеро, и чёрт с ним с этим кортиком!

Снова закинув за спину труп, я пошёл мимо высоких сосен. Под ногами что-то хрустело и гадко хлюпало.

В темноте на глади озера увидел домик сторожа.

Свет в сторожке не горел, рыбачков на берегу тоже нет. Любители свежей рыбы приезжают на рассвете на выходных и к вечеру всегда разъезжаются. Сегодняшний понедельник у них не в части. Возможно, и у сторожа выходной. Значит, есть время незаметно добраться до нужного места, но силы мои небезграничны. Стреляло в почках. Немного кружилась голова. Мне бы сейчас выспаться...

Я шёл и постоянно спотыкался. А свёрток словно прилип к спине.

— Вцепилась в меня, будто обещал жениться, — сказал я, обходя лесом бывший пляж.

По бетонным плитам я быстро пересёк ещё довольно крепкую плотину. Внизу негромко сливалась вода из озера, убегая тихим ручьём куда-то в лес. Осталось добраться до мостика, если тот ещё сохранился. Под мостиком глубоко. Там я и собирался затопить скарб с трупом.

Я остановился у мостика. В целом он сохранился, только выглядел непрезентабельно.

Хотелось присесть и перекурить. Но не время ещё отдыхать.

Я посмотрел на луну, которая выглянула из-за туч, и почему-то представил мертвецкое лицо ведьмы с синими кольцами вокруг глаз.

— Не переживай, красавица, — хмыкнул я, — тебя на дне быстро отмоют. И станешь ты рыбкою золотой. Кто вытащит тебя, тому ты исполнишь три желания. Может, и повезёт кому-то.

Дождь почему-то закончился. Тучи стремительно уносились прочь. Начинался рассвет.

Но луна ещё освещала берег и комаров, которые так и лезли в лицо, выбирая место для посадки.

***

Двадцать восемь часов назад. Поздний вечер.

На клеёнчатой скатерти я разложил десять стопочек по пять лотерейных билетов. Чтобы создать интригующую обстановку, плотно зашторил окна и включил настольную лампу.

Сегодняшний утренний эфир розыгрыша лотереи я пропустил. Потому что работал. Пришлось проверять билеты после трудового дня.

Вернулся домой в десять вечера, принял душ, накидал в желудок пельменей и присел за стол.

Включив телефон, я изучал результаты розыгрыша.

Проверил билеты быстро. И в общей сложности выиграл двадцать семь тысяч рублей — это минус затраты. Неплохо, но и нежирно.

Откинувшись на спинку стула, выключил телефон, закинул руки за голову.

Настроение у меня было... В общем, нормальное такое настроение.

Немного чесалась спина. Это всё от царапин, оставленных одной тощей негритянкой.

Я покачивался на стуле, который ворчливо скрипел, оттого что был уже стар и визглив, как бабка, у которой его купил. Вся мебель, которая есть в моей квартире, была не новая и пожухлая, потому что с историей.

Я считаю себя коллекционером или, скорее, ценителем видавших виды вещиц. В разболтавшихся креплениях, трещинах, ржавчине и протёртых покрытиях я представляю прежних владельцев, рисуя их всегда румяными, пухлыми, с дырявыми бубликами в руках. Скрипучий стул куплен у старухи во Владимирской области. Хотел у неё выторговать ещё и сундук: с виду совсем рухлядь, а как откроешь — зачитаешься... Вся внутренняя площадь крышки и короба была обклеена вырезками ещё дореволюционных газет. Я хотел щёлкнуть на телефон обрывки статей о провинциальной жизни, но старуха прям завелась. Или, говорит, покупай, или шуруй отсюда... И нечего своим телефоном мне тут светить!

Сундук так и остался в деревенском доме. Не сошлись в цене. Бабка просила аж триста евро. Ушлая попалась старуха.

Зато повезло с её соседкой через дорогу. У тётки лет шестидесяти всего за тысячу рублей я приобрёл самовар, которому больше двух веков. И сразу забыл о сундуке, тем более что тот был огромен и места занимал нерачительно много; влез бы он в «Ниву» или нет — тоже неизвестно. «Ничего… обойдусь стулом и самоваром», — подумал я тогда.

Сам я живу в двушке, в подмосковном посёлке рядом с Ивантеевкой. Дом у меня старый, но ничего — что имеет, то и ценим.

Работаю я охранником в Москве, шуточно называя себя охотником за приведениями.

Много мест сменил. Где только не работал. Сторожил склады, стоял неулыбчивым столбом в торговых центрах и охранял солидный банк. Но банк неожиданно обанкротился, и пришлось вернуться к прежним товарищам в мытищинский мебельный цех и открывать газелистам ворота.

Платили мне только чтоб ноги не протянуть. Но удача, которая выбирает особенных людей, жила со мной в обнимку всегда. Любила меня Фортуна. И если бы у меня было триста евро и я купил тот самый сундук, то точно продал его вдвое дороже, а то и втрое.

Неделю назад я купил на «Авито» двухстворчатый шкаф из дуба, а перед покупкой продал вишнёвый сервант без одной дверцы. Короче, я ещё тот бизнесмен. Можно было б и работу бросить при таких-то талантах, но я не люблю перемен и боюсь, что удача отвернётся от меня, если буду круто менять свои привычки.

Ещё я играл в покер на интернет-площадках. Играл нечасто и по-гусарски лихо. Упрямо «кричал» ва-банк. Бывало, с одной «десяткой» срывал барыш. Жутко везло.

Семьи у меня нет. Хотя мне пятьдесят один год — и давно не мальчик. Нет жены, нет детей, есть только страсть к барахлу, играм и к проституткам. Люблю я это дело. Трижды в месяц хожу в специальные квартиры. Пользуюсь всегда разными дамами.

Были у меня встречи с малороссийскими девами, белорусскими, молдавскими, даже азиаточек и негритяночек покупал. Одна из них и расцарапала спину. Вообще, проститутки меня хвалили и восхищались на всех языках моих напором, размерами и мощью. Я довольно крепкий парень. Рост метр девяносто, худощав, жилист, плечи хоть пиджаки рекламируй — со спины точно модель из Милана.

***

Вчера проснулся рано. Быстро позавтракал, потом сел в «Ниву» и через час уже стоял на посту.

Последний год я работал в торговом центре в Медведково. Меня всё устраивало.

День подходил к концу. Последний рабочий час я стоял при входе.

Люди проходили мимо и будто не замечали меня. Но вдруг ко мне приблизилась невысокая, худенькая блондинка лет тридцати пяти. Явно деревенская. На её плечах синий платок. Юбка у неё разноцветная, широкая, и белая блузка с ромашками. Читалась в женщине непорочность и неопытность; лицом она была чиста и красива, словно на рисунках с крышки сундука.

Я отвёл её в сторонку, чтобы расслышать просьбу.

— Чем-то могу вам помочь? — спросил я.

— Меня зовут Агафья Симонова. Я из Калужской области.

— Вы ищете какой-то особенный магазин? — зачем-то поинтересовался я.

— Нет, я православная скиталица, — уверяла меня Агафья. — Путешествую по святым местам... Возможно, вы подскажите, как доехать до лавры? А ещё я хочу в Коломну попасть и Дмитров…

Она была складная и пахла сладкими булками. Хотелось прикоснуться к ней, потрогать румяное лицо, проверить — вдруг её испекли на Пасху, а она ожила подобно колобку.

— Первый раз в Москве? — спросил я, уже зная ответ.

Мне казалось, что все русские люди хотя бы раз в жизни бывали в столице. Не могли не бывать. Мимо Ивантеевки проехать могли, мимо Москвы не проскочишь, она засосёт.

— Что вы… Как в первый... — тихо ответила Агафья. — Была уже. Заблудилась только... И подругу Иринку потеряла. Народа ведь много, а все спешат…

«Странно. Заблудиться можно в метро или в лесу, когда бесы водят», — подумал я и спросил:

— Вы очень устали?

— Сил нет, как умаялась, — опустила руки Агафья.

Голос у неё был тихий, движения плавные, словно в танце «Берёзка».

Я задумался лишь на секунду, чтобы пригласить её.

— У нас есть домик у служебного шлагбаума… У нас, у охранников, — уточнил я. — Там нежарко и электрический чайник есть... и сахар рафинад. Я провожу вас, а вы меня там полчаса подождёте. Потом мы всё решим. Хорошо?

— Телефон мой разрядился, — улыбнулась Агафья. — Есть розетка в вашем домике?

— Найдём, — ответил я улыбкой.

***

В домике постоянно никто не дежурит, но ключ от двери был у каждого охранника. В комнатке поместился только узенький стол, пара табуреток и полки, где хранилась аптечка, чайник, заварка и сладости. Внутри было всегда прохладно, зимой просто холодно.

Смена заканчивалась, торговый центр закрывался. Я спешил к новой знакомой.

Открыв дверь, увидел за столом Агафью, напротив сидела подруга, которая хоть и потерялась, но с помощью заряженного телефона быстро нашлась. Подругу звали Иринка. На ней длинная юбка небесного цвета и белая кофточка. Она была младше Агафьи лет на десять. Симпатичная.

Иринка и Агафья пили чай, слушая моего напарника Евгения, которого на работе все называли Жак. Жак был парнем мощным, похожим на медведя.

Я совсем не знал Агафью, но уже злился на неё и на Жака, потому что тот ни одной юбки не пропустит, хотя всего год назад женился, а недавно у него родился сын.

— Мы здесь чай пьём и знакомимся, — сообщил мне Жак. — Спор у нас. Я разъясняю простые истины, а наши девушки ни в какую не соглашаются.

Я тоже налил себе чаю и уточнил:

— О чём, собственно, спор?

— Я говорю, что народ измельчал. Люди стали глупые, слабые, — рассказывал Жак.

— Думаете, люди раньше были другие? — не соглашалась с охранником Иринка. — Ведь дураков во все времена хватает… И сейчас, и вчера, и сто лет назад.

— Дураки — это отдельный разговор. Их на Руси что воробьёв в кустах, — умничал Жак.

Девчонка ему понравилась. Она была светлая, курносая, губки алые. Если бы у Жака не было жены, он обязательно охмурил её.

— Вот вам пример. Работал в моей смене парень. Крепкий такой, с виду неглупый, а всё же духа в нём нет...

— Иди сдавай смену, философ! — остановил я рассказ.

Мой напарник знал, что я воевал в Чечне, что были у меня ранения; видел он в раздевалке мои шрамы, потому уважал и почти не спорил.

— Действительно, мне пора, — оттолкнувшись могучей шеей от стены, сказал Жак. — Сделаю обход и домой к жене. Бог даст, ещё свидимся.

Он вышел из домика охраны.

— Строго вы с ним, — пожала плечами Агафья. — Хороший ведь парень. Он сильный, красивый... Только опыта у него мало.

— У красивого — жена и дети. Нечего языком трепать попусту. Лучше давайте решать, куда вам податься на ночь глядя, — предложил я.

Женщины опустили глазки. Уже вечерело. Искать гостиницу в большом городе весьма проблематично — да и затратно.

— Ладно... помогу вам, девчонки, — пожалел я их. — У меня машина. Отвезу вас к себе. Ехать недолго. Там поужинаем и заночуем. Комнат у меня две, всем места хватит.

Женщины переглянулись и сразу согласились.

***

В 20:30 выехали из торгового центра. По дороге завернули в «Пятёрочку». Женщин я оставил в машине, сам отправился за покупками.

Набрал целую корзину еды и напитков. Алкоголь не покупал. Если что, у меня в заначке всегда есть несколько бутылок. Имелось и шампанское, и коньячок, и водочка.

К дому подъехали около десяти. Моя пошарканная трёхэтажка с облупленной штукатуркой немного смутила женщин.

— Вы не сердитесь на меня, — разгребая завалы в коридоре, извинялся я. — Живу один. А когда мужик одинок, то и убираться не хочется.

— Ничего-ничего, — успокаивала меня Агафья. — Мужчина — он охотник, ему покой и удача нужна.

Я собрал одежду с пола, сгрёб со стола посуду. Квартира была не убрана, но всё же уютна. Старые вещи придавали колорита. Некоторая мебель имела приличную стоимость. Немного подрихтовать, подкрасить, поморить, полачить — и получатся ценные экспонаты.

— Вот так и живу... Вы телевизор включайте, а я что-нибудь приготовлю, — предложил я.

— Да что вы, Мирон! Мы с вами! Неудобно получается, — суетилась Агафья; Иринка тоже рвалась на кухню.

Они быстро перемыли всю посуду и стали готовить ужин.

— Наверное, я здесь лишний, — сказал я и отправился в комнату.

Я включил телевизор. Со спортивного канала, где шёл футбол, переключил на музыкальный, который никогда не смотрел. От музыки вечер сразу наполнился вдохновением. Никогда в квартире не было так суетно, никогда не пахло вкусной едой. Женщины хлопотали на кухне, будто мы дружная семья.

Неожиданно зашла Иринка и боязливо шепнула:

— Хороший вы человек, Мирон. Только прошу… Остерегайтесь Агафью. Зря вы нас впустили...

Говорила она тихо. Сказала и сразу ушла.

Я только успел почувствовать её дыхание. И если бы не странные слова, то можно подумать, что Иринка заигрывает со мной. А почему бы ей не заигрывать? Я нормальный мужик, при деньгах, и квартира какая-никакая, но своя.

«Так я нормальный мужик или нет?» — весело подумал я и посмотрел на фотографию в рамке, висящую на стене. Я стоял с автоматом «Калашникова» в парадной форме после присяги. Рядом мой друг, который погиб в Грозном.

Когда накрыли стол и расселись, на улице уже стемнело. Я налил женщинам шампанское, сам пил коньяк. Ужин был вкусный и волнительный. Хорошо иметь в доме женщину, особенно сразу двух: всегда накормят и кровать расстелят.

Я работал челюстью, размышляя, кто, где и с кем ляжет спать. Женщины казались скромными, хотя согласились ехать к незнакомому мужику. А вдруг я окажусь психом или того хуже, маньяком? Но дамы с виду приличные. Но, как известно, в тихом омуте… Ещё Иринка чудит…

— Хочу выпить за вас, Мирон! — торжественно начала тост Агафья. — За ваше гостеприимство, за отзывчивое мужское сердце. Вы милосердный и добрый человек. Вы очень выручили нас, Мирон. Спасибо!

Не прошло и часа, как я почти выпил бутылку коньяка. Здорово захмелев, много болтал, что-то рассказывал о работе, хвастался о нескончаемом везении... О боевом опыте умолчал. Женщины кивали, смеялись. «Хороши девицы. Сладенькие, но хитрят», — заключил я, и как-то сама собой на столе материализовалась вторая бутылка коньяка и поллитровка водки.

Я налегал на «беленькую». Дамы не отставали. Особенно Агафья. На первый взгляд она казалась недотрогой, а на деле елозила у меня на коленях. Любая моя шутка заходила на ура. Девчонки хохотали, Агафья обнимала меня и целовала щёки.

Иринка часто выходила курить на кухню, хотя я не запрещал дымить в комнате и сам не вынимал изо рта сигарету. Как только сигарета тухла, тут же зажигал следующую.

Горьким пьяницей я себя не считал, потому что выпивал крайне редко. Не было хорошей компании, настроения и весомого повода. А вот ещё десять лет назад употреблял алкоголь, словно дышал. Когда ещё была жива мама, то она вызывала мне на дом доктора. И не раз... Иначе из запоя выйти не мог. Голова трещала, сердце щемило, а как темнело, чудились мне призраки. Виделись непонятные твари — то маленькие уродцы, то огромные тени... И даже с деревьями разговаривал. Бывало, напьюсь, открою окно, смотрю на тополь во дворе и беседую с ним.

Тополь был разговорчив, мудр и назойлив. Он давал советы, упрекал, наставлял, иногда призывал. Вот и сегодня, когда я остался в комнате один, меня снова посетило больное видение.

К окну не подходил, я так и сидел за столом. А дубовый шкаф вдруг ожил; он ведь тоже из настоящего дерева, со своим прошлым. Наверное, шкаф помнил свои корни, и будто душа в нём ещё сохранилась. Дверцы стали руками, ножки — коротенькими ногами, петли — глазами, а над глазами выросли тонкие веточки с мелкими дубовыми листочками, словно брови.

Я закрыл лицо ладонями и подумал, что опять двадцать пять.

— Что же ты, Мирон, свою жизнь губишь? — поучал меня шкаф; он разводил деревянные руки-дверцы в стороны, косился петлями в коридор. — Зачем ты притащил в дом этих женщин? Одно горе от них. Одумайся, братец! Выгони их на хер из дома!

Да уж... Со шкафами я ещё никогда не разговаривал.

Я налил рюмку, выпил её залпом.

— Отстань от меня, нечистая! — ответил я шкафу. — И женщин моих не трогай! Они люди верующие, а ты рухлядь копеечная! Завтра же вынесу тебя на помойку и сожгу.

Но шкаф не отставал. Говорил строго, протяжно, будто сказочный великан.

— Дурак ты, Мирон! Ничего ты не замечаешь. Они — ведьмы! На них даже креста нет, какие ещё верующие? Голову тебе заморочили... И не оттого ли ты меня слышишь, что пьёшь яд, который тебе подливают? Остановись, Мирон... и гони их, пока совсем худо не стало!

Я подпёр кулаком подбородок и посмотрел в коридор. А там...

Иринка зависла над полом совсем без одежды и абсолютно голая. Я пригляделся — на ней действительно нет креста. На шее висела цепочка, на цепочке колючий знак, размером с пятирублёвую монету. Он был как живой. Это был усатый рак в кольце, шевелящий клешнями. Рак скрёб Иринку между грудей, пытаясь то ли вырваться из кольца, то ли цапнуть её за кожу.

— Ну вот... А я предупреждал… — ворчливо сказал дубовый шкаф и, скрывая свою личину, его петли снова стали петлями, дверцы — дверцами, а брови осыпались, но на прощанье он всё же предупредил: — Если хочешь жить, то скорее поменяй местами стаканы, пока вторая ведьма не вернулась!

В этой квартире я встречал существ куда страшнее, чем болтливый шкаф, потому разглядывал девицу, начиная сомневаться в её реальности.

Иринка распустила волосы и стала ещё красивее. Её тело было точёное, а глаза сверкали зелёными изумрудами, как у кошки. Она приземлилась и стояла на цыпочках — элегантно держала зажжённую сигарету, а тонкий дым издавал сладкий запах, немного приторный, будто горели восточные благовония.

— Поменяй местами стаканы, Мирон. Спаси свою душу, — подмигнула мне Иринка. Она вытянула руку и начертила дымом стрелочку, которая тут же улетела к стаканам и там развеялась.

Ну что... Стаканы я поменял... На мой взгляд, в том и другом был обычный апельсиновый сок из пакета.

Затем в комнату зашла Агафья. На ней всё та же юбка и блузка с ромашками. Она снова присела на мои колени, крепко обняла и запустила коготки в стриженые волосы на затылке.

— Выпей, Мирон, сок, — прошептала она. — Пей за удачу. Удача требует внимания. Пей, Мирон, и люби меня до последнего вздоха...

Агафья спрыгнула с колен, подняла стакан, предназначенный для меня. А я нехотя потянулся за вторым стаканом.

— Если вместе, то только до дна, — сказал я и подумал: «Чего мне их бояться? Чего нервничать? Голую бабу я закрою в ванной, а Агафью запросто свяжу».

Я пил медленно. Агафья тоже делала маленькие глотки. Мы пили в согласии, словно играли в «русскую рулетку». Один патрон на двоих, кто живучей, тот и встретит рассвет.

Она поставила стакан на стол, облизнула губы. Смотрела на меня внимательно, будто ждала, что сейчас я захриплю, схвачусь за сердце.

Я потянулся к пачке с сигаретами, а Агафья задрожала вместе со стулом.

Ножки стула выбивали чечётку, пока ведьма не завалилась назад и с грохотом не рухнула на пол. Она закатила глаза, судорожно дёргаясь в конвульсиях... Но вдруг всё закончилось: ведьма выдохнула и затихла.

Лицо её стало быстро меняться. Под глазами появились синие кольца, щёки впали, вывалился вперёд нос, став жёлтым и длинным, а кончик его потемнел, напоминая гнилой банан. Смерть состарила Агафью, превращая не просто в старуху, а в какое-то странное существо, с чёрными ногтями и высохшей кожей.

С трупами я и раньше имел дело. Однажды с товарищем укладывал на броню БМП пятнадцать мёртвых моджахедов, тела которых пролежали на жаре целую неделю. Запах стоял рвотный; у троих бойцов не было лица, у большинства недоставало конечностей. Двое напоминали камуфляжный мешок с набитой требухой, а не человеческие тела. И ни тогда, ни сейчас я не боялся мертвецов, только брезговал.

— Повезло тебе, Мирон, — опустив руку с дымящейся сигаретой мне на плечо, сказала Иришка. — Твоя удача всегда в помощь. Но это ещё не конец истории. Хочешь узнать, что будет дальше?

Чтобы будет дальше? А сейчас я покажу тебе, что будет дальше!

Я чуть толкнул Иринку в грудь, и девица упала спиной на диван... Но сигарету из рук не выронила.

Затянувшись, она выпустила тонкую струйку дыма, поманив меня пальчиком. Иринка продолжала играть... Зря она там со мной...

Я склонился над телом Агафьи. Проверил пульс.

— Тебя не смущает, что твоя подруга мертва? — спросил я.

— Она мне не подруга, — продолжала курить Иринка. — Мирон, у тебя есть клинок?

Странная ночь. Я здорово захмелел. Всё косился на шкаф, ожидая подсказки.

— Тебе нужен клинок, Мирон. А затем необходимо воткнуть его в сердце, чтобы завершить ритуал... Ты солдат. У тебя должно быть оружие. Найди клинок и убей ведьму!

Вместо шкафа мне советовала голая девица, которая умела парить над полом.

— У меня есть кое-что, — сказал я и быстро притащил из второй комнаты картонную коробку.

Сначала из коробки я достал деревянную шкатулку, в которой, лёжа на боку, маршировали оловянные матросики, затем большой свёрток с новогодней гирляндой, игрушками и чёрную барсетку, как напоминание о лихих 90-х. На самом дне я нашёл то, что искал — кортик в деревянном чехле.

— Вот мой кинжал! — показал я оружие Иринке, вытащив кортик из чехла.

Иринка встала, затушила сигарету, осторожно прикоснулась пальцем к кончику кортика, оставив на лезвии капельку крови.

— А он острый, — улыбнулась она. — Подходит…

Она присела к трупу ведьмы, разорвала на груди блузку и стала выбирать место для удара.

Честно говоря, я сам заигрался. Толком не понимал, что происходит. И потому спросил, поскольку начал трезветь:

— А вы кто такие?

Иринка встала на ноги, приблизилась. Положила тоненькие руки мне на плечи.

— Мы ведьмы. Но я не хотела тебя убивать. И теперь пытаюсь всё исправить... Лучше помоги мне.

— Да как это можно исправить? — сокрушался я. — В моей квартире лежит какая-то баба, которая сама себя отравила! И ты говоришь, что хочешь всё исправить?

Иринка пожала плечами и снова присела к трупу. Я присел рядом.

— А зачем вам посещать храмы, если вы ведьмы? — резонно спросил я.

— Ну как зачем. Это место силы, Мирон, — ответила Иринка. — Намоленные залы и скопление верующих — прекрасное место для магических ритуалов. Все колдуны и ведьмы посещают храмы, чтобы использовать людей, порой убивая их после ритуала.

— Какие ещё ведьмы? Да вы обычные дешёвые клофелинщицы! — не верил я, хотя пару минут назад видел, как Иринка летала.

— Зачем ты упрямишься, Мирон? — пожала плечами Иринка. — Ты ведь сам встречаешься с духами. Я видела твоего друга...

— Какого ещё друга?

— Ну того, который советовал поменять стаканы. Он всегда рядом с тобой… Впрочем, не он один…

А я совсем растерялся.

— И кто же он, этот друг? — уточнил я.

— Ну кто-кто? Да вон тот, с фотографии! — указала пальцем Иринка на снимок на стене. — Его зовут Стас Гусев, 1974 года рождения. Волосы русые, рост 178 см, размер ступни 42-й. Помнишь его?

Я посмотрел на фотографию в рамке.

— Как это? Выходит, что Стас сейчас рядом?

— Ну конечно, рядом! Он всегда рядом! — рассмеялась Иринка, а затем стала серьёзной и сказала: — Я нашла верное местечко. Бей ладонью по ручке кортика и не теряй драгоценное время!

Офигеть можно! Стас всегда рядом...

Я послушно размахнулся и резким ударом вонзил кортик по самую рукоять!

Туловище Агафьи не вздрогнуло, не выгнулось, не захрипело, оно вообще не подавало признаков жизни. Кровь из раны не текла, только проявилось маленькое багровое пятнышко вокруг лезвия.

— Теперь её нужно похоронить, но только особенным способом, — предупредила меня Иринка и снова прикурила сигарету.

Она так и ходила голая, совсем не стесняясь. Но сейчас я не видел в ней прежней красоты. Грудь её обвисла, кожа на бёдрах покрылась апельсиновой коркой, ниже колен часто росли тёмные волосы.

— Вспомни какое-нибудь озеро. Отвези туда труп и утопи, пока не рассвело... Давай шевелись, Мирон, а то она очнётся и тогда... Тогда нам обоим достанется!

Ладно. Окей... Я поверил и расстелил на полу покрывало, прошитое золотыми нитями. Потом переложил на покрывало тело и, взяв за четыре конца, соорудил громоздкий свёрток.

Клинок из груди не вынимал. Так велела Иринка.

— А хочешь, Мирон, я избавлю тебя от греховной тяги? — хитро прищурилась Иринка. — Если хочешь забыть дорогу в публичный дом, то возьми меня прямо сейчас.

Я посмотрел на ведьму... и еле сдержался, чтобы не сплюнуть.

— Лучше уж я по старинке, с негритянками и другими, — отказался я.

— Ну как знаешь, Мирончик, — пожала плечами Иринка и добавила: — Мог бы и воспользоваться, пока я здесь. А то, когда вернёшься, меня уже в квартире не будет.

"Да и хрен с тобой", — подумал я и взвалил скарб на спину.

***

Я стоял у мостка. Меня торопил рассвет.

Небольшой деревянный пирс уходил в озеро метра на три. Внизу была тёмная вода и глубина метров пять. Раньше было глубже. Раньше всё было лучше, больше, веселее и глубже.

Ещё пацанятами мы соревновались, кто достанет ил вперемешку с травой с самого дна. У меня получалось всегда. Другим везло меньше... Внизу под водой били холодные ключи. Некоторые струи выталкивали наверх, иные уносили к центру озера. Все пацаны боялись холодного течения. Я ничего не боялся.

Свёрток пришлось развязать и бросить внутрь покрывала несколько тяжёлых камней.

На мертвецкое лицо я не смотрел. Неприятно...

— Ну что... прощай, Агафья, — сказал я и скинул с мостка мертвецкий свёрток.

Пошли пузыри, вода забурлила. Ведьма в покрывале шла на дно. И на душе стало легко. Алкоголь почти улетучился, и воздух вокруг казался прозрачным; возможно, оттого что светало.

Я направился к машине. Шёл и не верил, что со мной произошло этой ночью. Брёл среди сосен, вспоминая, куда дел ключи зажигания. «Хорошо, если в «Ниве» оставил, — размышлял я. — Не хватает ещё потерять их. Но ничего… разобью стекло, заведу как-нибудь».

Вдруг в глубине леса, где-то у разрушенных стен бывшей столовой, я заметил свет фар.

Я прятаться не стал. Шёл себе спокойно. Чего мне бояться?

Прямо на меня выехали две немецкие тачки. «Ёлы-палы, да это бандиты-хозяева пожаловали», — быстро сообразил я.

Непонятно, что они здесь делают в такую рань. Наверное, бухнуть захотелось. Или тоже скарб с трупом привезли.

Я шёл прямо в надежде, что машины проедут мимо. Но они не проехали.

Вышли пятеро. Всем пацанам к пятидесяти и за пятьдесят. Все крепкие, пьяные, бодрые.

— Эй, Вазген Иваныч! А ну стоять! — крикнул один из них.

— Куда рулишь, родной? Давай, тормози! — басил второй.

Все пацаны были в джинсах, в дорогих кроссовках и майках с надписями известных брендов. Типа модные.

Они меня окружили, как стая хищников.

Я подумал, что надо бы притопить, но какой из меня спринтер? В последний раз ускорялся во время учебной тревоги в торговом центре. Удалось рвануть только до дверей к служебному выходу. Спускаясь вниз по лестнице, чуть не сдох. Не хватало воздуха, болела спина, сводило икры. Я давно уже не спортсмен, а израненный ветеран.

— Ты чего здесь забыл, дурик? — спросил третий бандит с яркой надписью на груди GUCCI.

Оправдываться перед ними — значит поставить себя ниже. «Нельзя скулить, нельзя быть слабым, — говорил я себе. — Не ссы, боец, порвёмся!»

— Чудесная ночка, парни, — сказал я. — И озеро ещё ничего! Я бывал здесь ребёнком... Вот проезжал мимо, дай, думаю, посмотрю, как оно стало...

Вёл я себя спокойно, вроде уверенно. При мне нет ни сетей, ни удочек. Рыбой от меня не пахнет. Я просто гуляю! Что, мне погулять нельзя?

— «Нива» в кустах твоя? — спросил бандит с надписью на майке Richmond.

— Моя «Нива». А что не так? — улыбнулся я.

— А почему ближе не подъехал? Зачем в кустах тачку спрятал?

— Я же говорю… хорошая ночь, гуляю, — не моргнув, ответил я. — Ладно, парни, пора мне. Разрешите пройду.

Тот, что стоял сзади, наверное, самый молодой из всех, ударил меня ногой точно в позвоночник.

— Устал, ты собака? — выкрикнул он, видя, как я сначала опустился на колени, а затем ударился лицом о землю.

— Пирогов… ну ты, бля, садюга! — заржал один из бандитов. — Каратист ты недоделанный!

Пацаны все рассмеялись. А я лежал не в силах пошевелить и пальцем.

Кто-то присел, перевернул меня на спину и разорвал на груди футболку.

— Гля, пацаны, у него шрамы. На животе зырь какой рубец! Пирогов, ты в натуре мастер. Это же настоящий мент! Отвечаю, братва, у него группа крови на сиске, а на плече «Грозный-96» набито. Он без базара мусор… Какой-нибудь омоновец на пенсии.

— А он что, реально сдох? — спросил тот, который ударил меня ногой.

— Пирогов, а тебе не похуй? Или ты его пожалел? — сплюнул человек в GUCCI. — Всё, хорош базарить, парни. Тащим загондошенного к воде. Пирогов! Эмиль! Берите его и к ракам!

Они несли меня по плотине, точно к мостку; знали, где глубина приличная. А раки? Ну а что раки… они ведь падальщики. Через неделю от тела одни кости останутся. В ил на полметра провалятся косточки, и не найти человека. Нет тела — нет дела. Теперь понятно, почему в озере раки такие жирные.

Сквозь щёлочки глаз я встречал рассвет. Видел небо, далёкую луну и своих похоронщиков. «Быстро всё поменялось, — мелькнула забавная мысль. — То я кого-то топлю, то меня... Вот было здорово, если бы Иришка вернулась. Пролетела бы на метле над бандитами, приземлилась у мостка голая и спасла меня».

Я не мог шевелиться. Сказалась старая травма.

После ранения долго лечился. Потом восстанавливался больше года. И всё, слава богу, но спина иногда давала о себе знать. Получив удар ногой, случилось самое гадкое: тело моё потеряло контроль, но я всё чувствовал. Ощущал цепкость рук, вцепившихся в меня, видел, куда несут, понимал зачем.

Двое парней несли тело, трое сопровождали. Остановились у мостка. Подтащили меня на самый край деревянного настила, который нависал над водой на целый метр.

— Загрузи его, Пирогов. Ты убил, тебе и загружать, — командовал бандит в GUCCI; он явно был старшим.

— В смысле загрузить? — не понял Пирогов.

— Мозги прочисти! Ты ему в трусы камней напихай, чтобы не всплыл! А то всех наших клиентов перепугает.

Парни рассмеялись. Пирогов ухмыльнулся.

Он сделал только шаг, как мостик заскрипел, накренился и пошёл вниз.

Дряхлая конструкция из прогнивших брёвен не выдержала общего веса и сломалась. Эмиль и Пирогов успели отбежать на берег, а моё тело скатилось в озеро.

— Кирдык. Титаник пошёл на дно. Мы все умрём! — завопил Пирогов, намочив свои кроссовки.

— Да и чёрт с ним! — сказал старший. — Выловим его днём, если всплывёт. А «Ниву» к Карену поставим. Пусть армяне разбирают до винтика.

***

Я задержал дыхание и погружался.

Вода была чистая.

Я видел золотое покрывало на самом дне. По свёртку уже ползали громадные раки, чуя наживу.

«Плыву к тебе, ведьма. Иду к тебе, Агафья. Радуйся!» — подумал я.

Но вдруг почувствовал холодное течение. Подводный ключ ударил в живот. И тело перестало тонуть, а затем стало подниматься. «Моя удача! — обрадовался я. — Моя Фортуна всегда со мной!»

Меня перевернуло несколько раз. То я всплывал боком, то спиной. Воздух заканчивался. И это не тренировка в ванной, когда видно секундную стрелку и в любой момент можно вынырнуть.

Когда всплывал, ударился лбом о деревянный мостик. Потом вынырнул нос из воды.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как дружеский ключ бьёт мне в спину. Напор был ледяной. Подводный ключ словно делал массаж... Сначала я шевельнул рукой. Потом подключились ноги. И тело моё ожило.

Я прятался под мостком, наблюдая за пятью бандитами.

Пацаны подогнали машины ближе к воде. По всей видимости, сторожа сегодня не было.

Двери машин были открыты. Слышна громкая музыка.

GUCCI разводил огонь, другие возились с бутылками, закуской, готовясь отпраздновать подмосковное утро.

«Ну, суки, пиздец вам!» — подумал я и нырнул на дно.

Я быстро раскидал раков, развязал узел и выдернул из груди ведьмы кортик.

Выбравшись на берег, рванул в кусты, подбираясь к бандитам ближе.

— Сейчас покажу вам пылающий Гудермес!

Я слился с природой, вспомнил боевое прошлое. Каждая сосна за меня, вся «зелёнка» теперь на моей стороне. А кортик выкован вовсе не для Агафьи, он для моих врагов — сразу для пятерых!

Первым я хотел замочить Пирогова, ударившего меня в спину. И он сам пришёл навстречу. Стоял у кустов, ковыряясь в ширинке.

Я бесшумно двинул к нему.

— Да и хуй с ним... — бормотал Пирогов, видимо, переживая мою смерть. — Одним ментом больше, одним меньше…

Он расстегнул штаны, приготовившись облегчиться, но тут появился я и вонзил кинжал точно ему в сердце, словно это место пометила ведьма Иринка.

Пирогов обмяк, продолжая стоять на ногах, а я обнял его тело и по-медвежьи поволок в лес.

— Я котик! Я солёный морской котик, у меня есть острый кортик! — повторял я, как заклинание. — Перебью вас, пидарасов, и кожу с мёртвых сдеру!

Действовал я стремительно и безжалостно. Убивал одного за другим.

Парня в Richmond зарезал вторым, когда тот ковырялся в багажнике.

Я убил его одним выпадом. Тело толкнул в багажник и тут же напал со спины на GUCCI, перерезав тому горло и зашипев на чеченский манер: «У-у, шайтан...»

Двое парней ржали в домике сторожа. Эти двое держались вместе. Справится одному с крепкой парочкой, даже имея боевой опыт и смертельный клинок, невероятно сложно. Тогда я запрыгнул в немецкую машину.

Точно у рукоятки переключения скоростей нашёл пистолет «ТТ». Проверил патроны, а затем вышел на последнюю охоту.

Зайдя в домик сторожа, сначала убил одного, затем убил второго.

Все трупы собрал вместе и рассадил по машинам. Немного намаялся с Пироговым, вытаскивая того из леса.

Потом я увидел бутылку для розжига костра и всё вылил на колёса. Последние капли прыснул под капоты, чтобы сделать настоящий пионерский костёр; мы же, сука, всё-таки в пионерском лагере! О таком костре мечтали все советские дети, а уж захватить в плен парочку немецких машин и спалить их к ебене фене, так это просто праздник честного пионера!

***

Я вернулся в свою квартиру. Стол был убран, посуда чиста, диван заправлен, пол помыт; Иринки дома не было.

Отсыпался я весь день до вечера и всю ночь.

Снился мне Стас Гусев. Всё такой же весёлый и беззаботный... Стас чудачил, смеялся, иногда становился серьёзным и поучительно тряс пальцем.

Потом приснилась мама. Она почему-то ворчала... но всё же гордилась сыном.

Днём следующего дня, как и планировал, я отправился в специальную квартиру интимных свиданий. Меня встретила «мамочка», к которой никто не обращался по имени, и все посетители называли её Слава, потому что один из клиентов ещё в 90-х наколол на девичьем плече два слова «Слава шалаве».

Я уединился в комнате с юной китаянкой, которая была маленькая, словно кукла. Она ни черта не говорила по-русски, но меня это совсем не интересовало. Главное, чтобы она умела имитировать удовольствие.

Но, как бы я ни старался, ничего не получилось. С открытыми или закрытыми глазами я представлял Иринку. Китаянка без имени постоянно превращалась в молодую ведьму, и ничего я с этим поделать не мог. Иринка манила тонким пальчиком, когда стояла на коленях, а когда работала на спине, лукаво шептала: «Возьми меня, Мирончик… ну возьми же, Мирон…»

В четверг я отправился на работу.

Теперь мне всюду мерещилась мёртвая Агафья. Я смотрел на манекены и видел её. Мимо проходили женщины, а в каждой третьей я замечал нечто общее с ведьмой. Я знал, что все женщины — ведьмы, но это было выше моих сил.

Тогда я понял, что мне нужно вернуться на озеро.

Смена наконец-то закончилась. Я сидел в машине.

Открыв бардачок, достал клинок, которым расправился с целой бригадой бандитов. Поиграв им в руке, я всё-таки решил завершить незаконченный ритуал.

***

В этот раз я подъехал прямо к воде.

Уже стемнело. Сгоревшие немецкие авто ещё днём вывез с берега специальный транспорт. На месте гигантского погребального костра зияла только выжженная земля.

Я остановил свою «Ниву» точно, где горели «немцы». Не смог удержаться.

Потом ослепил «дальним светом» домик сторожа. Не знаю зачем это сделал... Неожиданно из сторожки вышел человек в костюме. Мужчина поднял руки над головой, показав импровизированный крест, означающий — выключи свои фары, болван!

Я стоял возле машины, оставив кортик под сиденьем. Мужчина приближался ко мне.

— Добрый вечер, — поздоровался я. — Мне бы с охраной поговорить. Хочу раков набрать, ну и искупаться... Говорят, вода здесь чистая и раки приличные.

— Рыбалка не по моей части. Я не охранник. Я из Уголовного розыска. Майор Шмаков, — показал удостоверение человек. — Предъявите ваши права, пожалуйста.

На всякий случай я подсветил документ фонариком. Да, всё верно — это Шмаков. Потом я показал свои водительские права.

— А что случилось? — поинтересовался я.

Шмакову было около сорока. Худощавый, глаза быстрые, цепкие. Под пиджаком заметил оружие в кобуре.

— Произошло убийство, — ответил майор. — Кто-то расстрелял пятерых человек на берегу, а потом сжёг тела прямо на том месте, где ваша «Нива» стоит.

— Да что вы говорите? — обернулся я.

— Вам что-то известно об этом убийстве? — спросил майор, сделав шаг назад.

— Мне? — удивился я. — Ничего не слышал. И слышать не хочу... Сами понимаете, я воевал. Не хочется, чтобы вернулись те времена.

— На Кавказе воевали? Или там? — щурился майор.

— На Кавказе, — закатив рукав, показал я наколку на плече. — Три ранения, контузия и куча болячек в придачу.

Шмаков, будто потеряв интерес, направился обратно в сторожку и напоследок сказал:

— Хозяева этого озера мертвы. Можете ловить раков хоть всю ночь, хоть весь день. А я, с вашего позволения, ещё поработаю.

— Хорошо, — кивнул я и рассмеялся. — Хорошо в смысле, что всю ночь раков можно ловить.

Майор тоже улыбнулся и крикнул вдогонку:

— Странно, что не сожгли дом с пирсом. Очень странно. Я б обязательно сжёг.

Я сделал вид, что не расслышал. Вернулся в машину и взял кортик.

«Сдался мне этот пирс. Нашёл, бля, пиротехника... И чего ты, майор, рыщешь в темноте? Всё равно ничего не найдёшь», — подумал я.

Я прошёл через плотину к надломленному мостку. Там быстро разделся. Воткнув в край мостка кортик, прыгнул в воду и уже на глубине включил фонарик.

В живот били холодные ключи. Я посветил и увидел кучу огромных раков, облепивших уже объеденное тело. Сомнений нет, что это была Агафья. Ведьма она или клофелинщица — уже не имело никакого значения, но всё-таки я решил вонзить клинок в грудь, чтобы закончить ритуал.

Я вынырнул на поверхность за кортиком и сразу увидел туфли майора Шмакова. Тот вертел в руках клинок и причмокивал, будто смаковал мороженое.

— Мне только что позвонили эксперты, — говорил Шмаков. — Сообщили, что лишь двоих бандитов застрелили из пистолета, а троих братков закололи клинком с длинным лезвием. Эксперт так и сказал: «Будто морским кортиком убили». Представляете, какое совпадение?

Держась за деревянную доску, я изучал сыщика. Резать или душить, или стрелять в полицейского я не стал бы ни при каких обстоятельствах. Но объясниться с майором придётся.

— Вот я и говорю, — посмотрел куда-то в темноту майор. — Тому, кто прикончил этих бандитов, памятник надо ставить... Вот прямо здесь на берегу и поставить, чтобы люди знали своих героев.

Майор присел и передал мне кортик.

Я взял оружие, продолжая бултыхаться в воде. Иногда резко дёргал ногами, опасаясь, что Агафья непременно потянет за ступню.

Майор Шмаков удалялся всё дальше от озера, уже зная, кто расправился с бандитами, а я смотрел ему вслед и думал: «Всё-таки нужно завершить ритуал, чтобы ведьма не всплыла. Хотя какая из неё ведьма — она обычная клофелинщица».