Никаких колец

Саурон очнулся от полубессознательного состояния, и его разум был в смятении. Воспоминания о прошлых эпохах накладывались друг на друга, смешиваясь и образуя натуральные вымышленные события. Не сразу поверженый Темный лорд сообразил, что новые воспоминания принадлежат не ему. Видимо, чтобы сделать жизнь Саурона более сложной, при уничтожении тела, Эру добавил к его фэа частичку души смертного, наполненную странными воспоминаниями. Воспоминаний у этой смертной души было едва ли больше, чем у Саурона, и это создавало полный хаос в его сознании.

Гортаур узнавал своё имя в этих обрывках, но увиденное не совпадало с тем, что происходило в его жизни. Он не знал, сколько времени продолжалось это смешение душ — возможно, день, а может быть, век. Но когда всё закончилось, он был так зол на всё и всех, что если бы не находился в состоянии плотоядной жижи, то уничтожил бы Адара и его прихлебателей голыми руками.

Собственная глупость теперь казалась ему настолько очевидной, что вызывала отвращение. Зачем он распинался перед орками? Он, верный помощник Мелькора, решил, что орки должны выбрать его своим новым господином!? Какое помутнение разума нашло на него, что он опустился на колено перед этим недоэльфом? Для чего? Зачем?

Саурон даже не мог злиться на тупицу Адара. Он бы сам себя убил за такую показную слабость. Самое ужасное, что в этом не было никакого замысла — только глупость и самоуверенная гордыня. Воспоминания смертного не радовали, хотя и приоткрывали безрадостную картину будущего.

Самобичевание не мешало ему поглощать мелкую живность, чтобы восстановить свою массу и попытаться сформировать новое тело. На данном этапе своего существования Саурон считал, что заслужил эту пытку, потому что был слишком глуп. В мире, из которого пришла его смертная часть, у него были почитатели, но они видели в нём умного и хитрого злодея, а не жалкого шута перед орками, каким он сейчас себя ощущал.

«Там в основном это девушки, которые любят непонятых злодеев, которых можно исцелить любовью», — ехидно прокомментировала его смертная часть.

— Скройся! — велел раздражённый майяр. — Не настолько я глуп, чтобы этого не понимать.

И он действительно это осознавал. Чего только стоят фанатские изображения! Если бы ему удалось принять столь прекрасный облик, его задумки были бы гораздо более успешными. Из-за чужих воспоминаний он внезапно понял, что в этой версии Арды восприятие прекрасного несколько отличается от того, что было в мире его смертной души. И то, что он видел в тех воспоминаниях, нравилось ему гораздо больше того, что он помнил сам.

Саурон, насыщаясь мелкой живностью, лениво обдумывал план действий. Воспоминания, которые казались ему горячечным полуночным бредом, теперь обретали смысл. Он действительно был деморализован предательством орков, но сейчас, произнося эти слова про себя, он осознавал, насколько они были беспросветно тупы.

«Может быть, стоит завести адвент-календарь? Съедать в полночь по одной вкусняшке, если за день не совершил ничего глупого», — снова едко предложила его смертная часть.

— Уймись! — фыркнул Саурон. Однако он уловил в этой фразе некий здравый смысл, который, хоть и не был выражен словами, но подразумевался. Не стоило торопиться с реализацией своих планов. Что ему сотня-другая лет? Он подождёт, пока всё успокоится и о нём забудут. И даже Галадриэль, эта бешеная нолдо, либо отправится на запад, либо потеряет свой пыл, не найдя никого, кто был бы похож на него. Создать тело и удалиться подальше от основной части Средиземья — вот его план.

Тёмный майя потратил некоторое время на то, чтобы выбраться из своих собственных замороженных земель. «Какая бесполезная магия! Заморозка без последствий. Даже в центре взрыва все выжили», — ехидно заметил внутренний голос. «Впрочем, в этом мире даже после извержения вулкана прямо в лицо выживают все, кому это нужно».

В такие моменты Саурон хотел, чтобы этот неугомонный голос управлял его телом и сам принимал решения, раз он такой умный. Но в глубине души он понимал, что этот внутренний голос принадлежит ему самому. Даже для него потрясение от слияния душ было слишком велико. Возможно, проще было представить, что часть смертного всё ещё существует. Пусть и в таком слабом виде. В какие-то моменты ему будет полезно услышать критику от своего внутреннего голоса. Это поможет ему не совершить ещё более тупых ошибок, чем те, которые он допустил в известной истории.

Спустя некоторое время бесформенный сгусток тьмы оказался на просёлочной дороге, где на него наехал повозкой незадачливый смертный. Кем он был и куда направлялся, древний бог не мог понять, но это было и не важно. Важно было то, что он вновь обрёл тело.

«Надо было и коня съесть», — посетовал внутренний голос. Саурон с тоской посмотрел вслед удаляющейся пегой лошади и мысленно согласился. Дармовая сила никогда не бывает лишней. Сейчас он всё ещё был слаб. Даже на создание полноценной иллюзии сил не хватало, не говоря уже о более серьёзных вещах. Возможно, изначальный Саурон думал так же. Иначе зачем он присоединился к беженцам?

Усердная память подбросила кусочек воспоминания, где нищий бродяга сначала пытался вернуться к оркам, видимо, чтобы получить ещё звиздюлей и снова быть развоплощенным. Но, поговорив со смертным дедом, передумал.

— Это чудовищно глупо, — пробормотал себе под нос Саурон, удивляясь сколько раз уже он произнес слово глупо. Он уже создал себе вполне пристойное тело для поездки. Крепкий мужчина с приятными нуменорскими чертами лица идеально подходил для дальних путешествий.

Возможно, идея отправиться к нуменорцам не так уж и плоха, подумал он. Правда, ненадолго, учитывая события, происходящие там. Здешний Нуменор затопят и без моего участия, мрачно размышлял мужчина, направляясь в сторону, противоположную от стойбища орков. История, которую смертный считал каноном, нравилась ему несколько больше, хоть и совсем немного. Затопление высокомерного Нуменора безусловно звучало неплохо. Потеря сил оборотня для увеличения магической силы была уже не так хороша. Его сильной стороной всегда был обман, и, не имея возможности самостоятельно создавать интриги, он бы чувствовал себя очень ограниченным.

Поэтому он шагал по раскисшей дороге, любуясь унылыми пейзажами и обдумывая, как пережить все трудности, уготованные ему сценаристами. Ему нравилась идея колец власти, но оригинальная история была гораздо более масштабной и увлекательной, чем то, что имелось у него.

Сломанный сценарным произволом мифрил, который, по какой-то необъяснимой причине, одновременно исцеляет и приносит вред пропитавшись злыми помыслами. Волшебное дерево, к которому, по нелепой прихоти сценаристов, привязаны эльфы. Если дерево погибнет, угаснут и эльфы. «Эльфы могли бы и привить его к яблоне какой, а затем рассадить по всему Средиземью. Так у них была бы целая роща волшебных яблонь», — прозвучал в голове ворчливый внутренний голос. Хотя Саурон и понимал, как всё устроено и почему все происходит именно так, от этого понимания ему не становилось легче. Про мифрил, до появления дополнительной памяти он и не подозревал. Внутренний смертный ситуацию только усугублял. Там, где Саурон видел логичное и разумное решение, смертный видел безыдейность и глупость. От этого древнего бога раздирали противоречия. Он даже не особо заметил, как присоединился к куцему каравану беженцев и убедил одного старика поделиться с ним водой и хлебом, обменяв его на тишком созданную из камушка серебряную монету.

Уже стоя на пристани одного из южных городов, он размышлял, стоит ли ему садиться на корабль торговцев, которые везут в Нуменор шкурки зверей и древесину. Может быть, ну его. Пусть Галина тонет или её съест морской монстр. Главное, чтобы если она выживет, при встрече не назвать Галадриэль, Галиной. Имя, по воспоминаниям смертного, не плохое и просто означает «спокойствие». Но внутренний голос произносил его с такой непередаваемой интонацией, что сразу становилось понятно: он считает эту эльфийку простушкой, как деревенскую девушку, которая выбралась в цивилизацию.

Собственная память подсказывала, что Галадриэль — прекрасная женщина с роскошными золотыми волосами. А вот память смертного говорила, что она скорее напоминает простую сельчанку с неровными зубами, чем могущественную владычицу Лориэна.

Тем временем беженцы, выстраиваясь в неровные ряды, поднимались по сходням на борт небольшого, но вполне пригодного для плавания судна. Среди них были как пожилые люди, так и совсем юные, как бедные, так и те, кто когда-то был зажиточным. Сейчас все они были просто скитальцами, лишившимися дома и связей. Адар со своими орками, если задуматься, сильно испортил репутацию Тёмного лорда, который не смог защитить своих смертных подданных, хотя он о них не вспоминал уже тысячу лет. Но недоорк и сам оказался в беде, просто еще не осознавал этого. Орки не умели и не могли возделывать поля и ухаживать за скотом. Они были хороши только как солдаты — не самые дисциплинированные, но сильные и многочисленные.

Саурон не знал, чем будет питаться эта орда, когда уйдут последние люди. Он предполагал, что они быстро скатятся в каннибализм, особенно когда выбьют всю дичь в этих лесах. А учитывая, что этот глупец Адар замыслил взорвать Ородруин, ситуация станет ещё более плачевной. Саурону даже не придётся ничего делать. Орочий вождь сам всё сделает. Да, солнца, которое обжигает их шкуры, не будет, так как всё скроет дым, но и жрать в мёртвых землях будет нечего.

Может, я тут как злодей и вовсе не нужен? Задумался мужчина. Они наотличненько справляются с делом жидкого обсирания и без меня. Эльфы уже как-то умудрились поругаться с Нуменором и гномами. Гномы чем-то обижены на эльфов, но не признаются в этом. Люди вообще не пойми что творят. Нашли Видящий шар Феанора и дуются друг на друга, за то, что используют эльфийские артефакты. Нет, однозначно, пусть рушат свой мир без меня, а я построю себе башенку в северных землях и начну все заново.