Никто не услышит

До кольца осталось три остановки. Он отпил из банки, откинулся на спинку, шире раздвигая колени, и, безошибочно считав со слегка дернувшихся губ блондинки напротив легкое презрение, снова глотнул. Что, не нравится?! Вам, дурам, все не нравится!..

Он поморщился, вспомнив сегодняшний вечер. Вот что ей было не так?! Букет из ста орхидей не принес? Не заслужила еще! Две недели переписывался с этой фифой на Мамбе, созвонились, встретились. Как дурак, два часа топтал с ней дорожки в каком-то парке, пригласил на второе свидание в ресторан и что?! Сидела надутая, слова цедила сквозь накаченные губы и попросила не провожать.

У этой, около дверей, такие же накаченные. И бровки домиком, ишь, покачивается в такт рывкам автобуса на шпильках…

Он, конечно, поплелся провожать – она же это не всерьез? Он рассчитывал на кофе в этот вечер, уже скоро месяц как не пил – не с кем. А она вызвала такси и дверь перед ним захлопнула, стерва грудастая!

Он сделал большой глоток, запрокинув голову. А у этой грудки ничего, есть за что подержаться, глубокий и широкий ворот джемпера удачно так съехал с плеча. Золотой трилистник на цепочке раз за разом шлепается прямо в ложбинку. Ну что кривишься? Да, банка уже третья, надо же скрасить пустой – из-за той стервы!.. – вечерок. С этой бы вечерок прошел весело: обтянутая светлыми узкими джинсами попка тоже хороша, аж ладонь приподнимается пришлепнуть. И не только ладонь…

Повернулась, кажется, выходить собралась. Приятное такое место: остановка на шоссе, парк до железной дороги, и за линией гаражей вдоль неё квартал новостроек-человейников. Он часто бывал здесь в детстве: отец держал в одном из этих гаражей машину. Вот бы посмотреть, как она топает по раскисшей после весь день лившего дождя обочине на своих шпильках! И чего так вырядилась – мужиков соблазнять? Кофе такая все равно не нальет…, а если попросить?.. Хорошо попросить, убедительно. Доходчиво.

Автобус затормозил. С минуту он колебался – стоит ли?.. Если здесь выйдет кто-нибудь ещё, его могут запомнить. Но время катит к полуночи, салон почти пустой. Автобус остановился. Он обвел салон быстрым взглядом, и, смяв пустую банку, поднялся на ноги: она вышла одна.

Автобус мигнул поворотником и, вальяжно качнувшись, отъехал от остановки. Настороженно покосившись, она быстро и решительно зацокала шпильками по асфальту. Он двинулся за ней, еще неуверенно: по шоссе ездят машины. Если бы она свернула в парк…

Идущая навстречу машина осветила маленькую, хрупкую фигурку, подняв фонтан брызг из лужи. Распущенные по спине волосы девушки на миг окрасились призрачным серебром. Обогнавший их грузовик взревел мотором, обдав обочину грязной волной из колеи. Неожиданно девушка шагнула вправо, попятилась, двинулась налево, пытаясь обойти по проезжей части уже не лужу, а почти пруд на обочине, и, отскочив от нового фейерверка смешавшейся с грязью воды из-под чьих-то колес, свернула на узкую дорожку между деревьями. Все-таки свернула!.. Он многообещающе ухмыльнулся: сама напросилась. Ей понравится.

Она шла торопливо, не оглядываясь, притиснув сумочку к телу локтем, но, видимо, подозревая, что за ней идет кто-то еще: движения стали резкими и какими-то напряженными. Здесь?.. А если кто-нибудь пройдет или с дороги услышат? Лучше бы в гаражах, там полно закоулков и нет охраны. Надо оттеснить или оттащить её к гаражам. Никто не услышит…

Она шла все быстрее, сквозь шелест ветра в листьях и редкий стрекот кузнечиков в траве слышалось участившееся, тяжелое дыхание. Но два её торопливых, неверных шага были короче, чем его один. Он оглянулся, всматриваясь в темноту под кустами в поисках какой-нибудь палки, потом окинул взглядом тонкую фигурку в туманном свете одинокого фонаря и усмехнулся: справится и так. Скорей бы железная дорога!

Поднимаясь на насыпь, она оступилась, соскользнув по склону измазанной лодочкой, и наконец оглянулась. Застыла на секунду, увидев совсем близко мужскую фигуру. Рванулась вперед, спотыкаясь о рельсы и шпалы, преодолев их, побежала, размахивая сумочкой. Он ринулся следом, обогнав её в несколько шагов, и, наступая справа, от протоптанной к новостройкам тропки, протянул руку. Так и есть, метнулась в сторону, к гаражам, а куда еще? Молча метнулась: наверное, от страха пропал голос – хорошо. Никто не услышит.

У второго из гаражей он догнал её, с наслаждением запустив руку в распущенные блондинистые пряди, и толкнул под коленки, запуская вторую руку под ворот джемпера. Прижал к земле, слегка впечатав лбом во влажную траву, рывком перевернул, потянув за волосы, и замер, наконец заглянув в её глаза.

В них не было страха. Не страх, а торжество. Торжество, глумливый смех и… голод. Сильный голод. Пухлые губы раздвинулись в улыбке, обнажившей ряды быстро растущих клыков в сильно вытянувшихся вперед челюстях. Ледяные пальцы сомкнулись на его спине в железной хватке. Что вонзилось между ребрами – когти? Ножи? «Никто не услышит!» – издевательски завертелось в голове.

Но он все-таки закричал.