Никто тебя не спасет

«Уважаемые дамы и господа, оставайтесь на местах… сохраняйте спокойствие… следуйте нашим инструкциям» — голос бортпроводника предательски дрожал.

Кто-то молился, кто-то плакал. Меня трясло. Из-за быстрого снижения уши сдавило до боли так, что хотелось завыть от ужаса. Тяжело сохранять спокойствие, когда за окном иллюминатора сплошной чёрный дым. По салону распространялся едкий запах гари. Самолёт трепетал и стонал, словно предчувствуя свою гибель. И тут взрыв. Дикий грохот. Морозный воздух. И темнота…

Открываю глаза и упираюсь взглядом в деревянный потолок. Не понимаю. Где я? На меня накатывает волна из воспоминаний, пульс срывается с цепи, по венам растекается лавовый жар. Стремительно сажусь и судорожно оглядываюсь. Замечаю капельницу. Чувствую необычную тяжесть в нижней части тела, что не даёт мне свободно двигаться. Откидываю одеяло и вижу гипс на правой ноге от бедра до самых кончиков пальцев…

— Живая, — внезапно раздается слева, у изголовья. Голос низкий, гортанный, похожий на скрип.

Резко обернувшись, натыкаюсь на крупного ворона, сидящего на спинке широкой кровати. Я замираю. Птица моргает:

— Гриша — ворон.

В голове звенит пустота.

— Ты пришла в себя, — ещё один голос.

Я верчусь обратно и застываю с приоткрытым ртом. Меня парализует неземная красота мужчины, приближающегося ко мне. Высокий. Статный. Осанка. Одет просто: в тёмную толстовку и джинсы. Молодое, безупречное лицо, а волосы сплошь седые.

— Как ты себя чувствуешь?

Я сглатываю ком в горле, и усилием воли заставляю себя произнести:

— Я умерла?

Он смеётся. От его мягкого бархатистого смеха моя кожа покрывается мурашками. Его смеху начинает вторить ворон.

— Прости, — торопливо говорит он. — После того, что с тобой случилось, неудивительно так подумать. Гриша, прекращай! — он чуть отвлекается на ворона. — Ты не умерла. Самолёт, он разбился в горах. Ты упала с неба. Повезло вдвойне, учитывая, что я травматолог.

Он наклоняется к кровати и поправляет подушку за моей спиной, предлагая устроиться поудобнее, пока убирает капельницу.

— Меня зовут Лев. А это мой ворон.

Чувствую, как адреналин отступает:

— Я Катя. А что с остальными?

— Насколько я знаю, там работают спасатели.

— Я… действительно выжила? После падения самолёта?

Слова даются трудом. Не верится.

— Это чудо, — улыбается он. — Но такое уже случалось в истории авиации. Есть хочешь?

После его вопроса, понимаю, как сильно голодна. Он словно читает по глазам:

— Очень хорошо. Сейчас принесу.

Вскоре он возвращается с подносом, заставленным тарелками, как будто для праздника воскресения. Настоящий пир для живота. Прежде чем отправить первую ложку в рот, спрашиваю:

— Где я?

Он пододвигает одно из кресел ближе к кровати и садится:

— Это мой дом. Я хотел жить где-нибудь подальше от людей, поэтому построил его высоко в горах. Когда почувствуешь себя лучше, проведу экскурсию. Я уже сделал для тебя костыли, пока ты была без сознания.

Я замираю с ложкой:

— Как долго?

— Три дня.

— Тебе придётся перезимовать у меня. Сейчас нет дорог. Вертолётом сюда тоже не добраться. Но ты не волнуйся, я сообщил по радиосвязи, что нашёл одного из пассажиров. Если ты изложишь мне больше информации о себе, я передам спасателям, чтобы они успокоили родственников.

Я рассказываю ему о себе, о расставании с парнем, о спонтанной покупке билетов в Китай и о многом другом. Испытываю ко Льву странное, почти магическое расположение. Он мне нравится, и у меня нет причин не доверять ему.

После еды на меня накатывает болезненная сонливость.

— Поспи, — заботливо велит он, забирая поднос.

И я засыпаю, под хриплое замечание Гриши: «Живая».

Прошёл почти месяц. Я обжилась и довольно ловко передвигаюсь на костылях. Дом Льва современный, словно с картинки в пинтересте: стеклянные фасады, чёрные металлические рёбра, деревянные стены. На краю скалы. Из гостиной, где окна от пола до потолка, открывается потрясающий вид на горы, вонзающиеся вершинами в небо и лес, укрытый покрывалом снега. Никаких следов цивилизации. Внутри пахнет деревом, кофе и одиночеством, но не пустым, а наполненным.

Раз в неделю Лев уезжает за продуктами, возвращаясь только под вечер. Он хорошо готовит и не разрешает мне, хотя я и изнываю от безделья. Тяжёлый гипс ограничивает мои возможности, и единственное развлечение — это просмотр сериалов. Никогда не пропускаю выпуски новостей, но о крушении самолёта больше не говорят. Сообщили, что самолёт сбили ракетой, чтобы насолить правительству. Я до сих пор с содроганием вспоминаю те минуты перед падением…

— Катя. — На диван возле меня садится ворон, подходит ко мне, поворачивает голову — Катя.

Вороны. Вот что меня удивляет. Их много. Лев как-то их различает, но я нет.

— Катя, — повторяет другой ворон с балки.

Их присутствие меня напрягает. Пугает их разумность, то с какой скоростью они выучили моё имя. Где-то в отдалении слышится гул снегохода. Вокруг меня поднимается гвалт и хохот, похожий на смех Льва.

— Хозяин! А? Хозяин! А?

Решаю встретить Льва. Лучше бы я этого не делала…

Я стою в дверях, ведущих на крытую веранду. Отсюда хорошо просматриваются ворота гаража. Лев выходит, держа в каждой руке по два полных пакета, ставит их на снег. Закрывает ворота… А затем берёт огромный каменный валун около дома и подпирает им ворота.

Меня словно током пронзает. Я резко отскакиваю, едва удерживая равновесие. Тороплюсь на кухню и падаю там на диван. Сердце колотится. Ни один человек не поднимет камень в половину своего роста. Или мне показалось?

— Привет, — мягкий голос Льва. — Ждёшь меня?

— Да.

Все вороны слетаются на кухню. Лев отвлекается, достаёт субпродукты и кормит их. Я смотрю на него и снова чувствую это странное, почти магнетическое притяжение.

Есть ещё кое-что, что мешало мне взглянуть на ситуацию трезво. Сны, что начались вскоре после того, как я пришла в себя. Я и Лев в главных ролях. Во всех возможных позах и сценах. Они наполняли меня томлением, заставляли целыми днями думать только об этом мужчине. Это смущало и волновало одновременно.

То, что со мной произошло не просто везение. По новостям ни разу не говорили, что кто-то выжил. Лев слишком молод, чтобы быть значимым хирургом, отошедшим от дел. Он готовит, но никогда не ест. Почему?

Я умерла. Это чистилище? Оглядываюсь, и всё уже не кажется мне таким прекрасным. Надо проверить. Подтягиваю костыли и ковыляю к столешнице, где стоит подставка с ножами.

У мёртвых ничего не болит.

Вытаскиваю нож и хладнокровно провожу по ладони. Мою руку озаряет боль. Я не произвольно вскрикиваю, роняю нож и хватаюсь за руку. Ко мне подскакивает Лев:

— Что ты делаешь?

— Я случайно.

Глаза щиплет от слёз.

— Дай посмотрю. — Он берёт мою руку. Его пальцы скользят по моей ладони, растирая кровь.

Порез исчез.

— Не делай так больше.

Я смотрю на него, а его глаза обычно синие, как ясное зимнее небо, сейчас затопило блестящее серебро. Я сглатываю, и улыбнувшись, заверяю:

— Не буду.

Лев вытирает следы оставшиеся от моего недавнего пореза. Он что-то говорит, я что-то отвечаю. Он кормит меня, но я совершенно не чувствую вкуса…

— Иди поспи, — говорит он под конец ужина.

Я киваю, а в голове пульсирует лишь один вопрос: кто он?

За окном сгустились сумерки. Лев наверху, пишет диссертацию, как он говорил. Я пробираюсь на кухню. Моя душа трепещет он ужаса. В полумраке света из гостиной разыскиваю в кухонных ящиках молоток для мяса. Зажимая его в руке, возвращаюсь к себе в комнату, сажусь на кровать, откладываю костыли. Удобнее устроив ногу, замахиваюсь и наношу удар. На гипсе появляется тёмная трещина. Стискивая зубы, поднимаю молоток выше. Хруст. Гипс расходится. Я продолжаю сбивать кусок за куском, пока гипс не превращается в обломки, разбросанные по кровати и полу, открывая здоровую ногу. Мышцы слабые, но вполне рабочие. Я могу ходить.

Не понимаю. Ничего не понимаю. И от этого ещё страшнее. Не знаю, кто он, но он не человек. Вороны его глаза. Дом — ловушка.

И тут вспоминаю, что на скале есть радиостанция. Он говорил, что связывался со спасателями. А может, он мне врал? Судорожно ищу одежду, натягиваю, застегиваю, утепляюсь. Единственный способ избежать взгляда воронов — выйти в окно. Получается легко. Меня окутывает морозная свежесть, от которой я уже успела отвыкнуть. Под ногами хрустит снег. Я обхожу дом. На фоне темнеющего неба, виднеется небольшое строение с высокой антенной.

Бегу. Отвыкшая от движения нога чуть прихрамывает, но главное — добраться. И чтобы было не заперто.

Мне кажется, я сойду с ума. Замираю, сделав всего несколько шагов. Внутри не радиостанция. Я не знаю, что это… Будто другая реальность. Огромный зал, уходящий в бесконечность. Совершенно несоизмеримые размеры с тем, что снаружи. Всё вокруг испещрено какими-то странными знаками, источающими голубоватый свет. Похоже на храм… или на лабораторию. Вижу обнажённые тела женщин, словно левитирующие над полом…

Карканье! Вздрагиваю. Вороны проносятся мимо, врываясь внутрь голубоватого полумрака. Я оборачиваюсь. За спиной стоит Лев:

— Не думаю, что ты готова к правде, — говорит он и прикрывает дверь. Она исчезает. Её просто нет!

Я отступаю:

— Кто ты?

Он расправляет плечи, и за его спиной раскрываются крылья, как у ангелов, только чёрные.

— Ты дьявол?

Он улыбается:

— Забавно, что вы так называете единственных, кому до вас было дело. — Он проходит мимо меня. — Мы покинули небеса ради вас, когда узнали, что бог решил оставить вас. Все мои братья пали, остался только я.

Моё сердце пронзает тоскливое чувство жалости. И снова это притяжение. Меня тянет к нему не только телом, но и душой.

— Зачем я тебе?

— Помнишь историю о падших ангелах? Ради чего это было? — Я молчу, а он будто читает мои мысли: — Ты родишь мне детей, новое поколение нефелимов. Другие не выжили. Они умирали вместе с ребёнком в утробе потому, что человеческое тело неспособно выдержать нашей духовной мощи. Но ты выживешь. Я понял, в чём ошибка. Ты полюбишь меня.

Он подходит, ласково гладит мою щёку:

— Ты уже любишь меня, — шепчет он. — А страх пройдёт.

Я с ужасом понимаю, что он прав. Эти проклятые сны и мои романтические мысли о нём сделали своё дело. И где-то на краю сознания, в последнем уголке свободной воли, бьётся отчаянная мысль: «Кто-нибудь, спасите меня!»